Сергей Анчуткин
Мне тогда всего шесть было… Шесть чего? Да не помню уже… Может, месяцев, может, ватт… А может – шесть способов удавиться шлангом от газовой плиты. Но это не важно. А что важно? Да ничего, по большому счету. Важность – вообще сильно переоцененное явление. Так, все, не перебивайте.
А дело в том, что я стоял на темной от ночных фонарей улице совсем-совсем один. И решительно не знал, что предпринять. Идти на работу было уже поздно, плакать и звать маму – вроде бы рано. Слава Богу, на меня свалился незнакомец. Наверное хотел выброситься из окна. Или полетать. Но как на зло – погода не летная, а под балконом стою я…
— Вы не подскажите, сколько будет дважды два четыре?
У него были подозрительно красивые усы. И еще с первого взгляда было совершенно понятно, что внутри — галка. Со второго уже не так совершенно, но все же. Именно поэтому я ответил со всем возможным дружелюбием:
— Идите к черту! Понаехали тут…
Идти было некуда. Поэтому я пошел назад. С точки зрения философов эволюционистов – чистейшей воды деградация. С моей точки зрения – подворотня.
-Максимка! Иди домой! Поздно уже!
Вокруг все еще никого не было.
— Простите, но я Артем. Кажется. К тому же у меня дома всего полпятого.
-Да?.. А…Ты что, хочешь пропустить мультики? А я вот и тортик шоколадный приготовила, любимый твой!
Черт, логично. Придется зайти.
Подъезд оказался обычным, измалеванным любовью и изгаженным жизнелюбием. Впрочем, по-настоящему правдивые вещи всегда пишут в лифтах. А это была пятиэтажка. Чего можно ожидать при таком-то начале?
-Здравствуйте. Я ненадолго.
— Нет, вы посмотрите как замазался весь! Вот ты у меня свинка, Ма…А…Котик! Быстро иди в ванну. А я пока пирожки доделаю.
Она смотрела на меня с такой любовью, что от боли захотелось выть. А пришлось идти за полотенцем.
Было едва заметно, что когда-то в ней жила стая сорок. Но сейчас уже ничего. Сейчас успокоилась.
— С чем будешь – с картошкой, или с нежностью?
— С самообманом есть?
— …Ты вырос так. Совсем как папа. Правда, ему в твоем возрасте было на пару лет больше…
Мою шпильку она пропустила мимо ушей. Хорошо хоть куда-то пропустила – в ее-то тридцать с хвостиком в сотню месяцев.
Попробовал первый попавшийся пирожок. С горохом. Нда.
Комната с мультиками была похожа на западню. Наверное, из-за ковров на странах. В западне сидел парень, отозвавшийся на имя Максим. Ещё двух Максимов я нашёл в ванной, и целую кучу — на антресолях. Как там меня звали? Не помню…
— любишь трансформеров?
-люблю. Но не трансформеров, а грог.
-Знаешь в чем там секрет?
-В том, чтобы не разбавляют ром чаем?
— В том, что они никогда не побеждают до конца. Это модель вечности…
У этого внутри когда-то был воробей. Мне кажется, самые лучшие люди — это те, в которых живут воробьи или зяблики. Те, в которых вороны — тоже ничего, хоть и зануды. А вот люди с гусями в голове меня откровенно бесят.
Но больше всего мне не нравятся люди, внутри которых пустая клетка.
Только что я нашёл под умывальником на кухне кучку птичьих трупиков. Видимо, пора смываться. Но в туалет заходить было страшно. Зато на балконе вроде бы как раз свободно...
Под окном стоял человек, прячась под фонарями от света. Я подмигнул ему.
Ну что, полетаем?
