Новые дальнобойщики

Москва, Урал, Сибирь и другие независимые государства глазами дальнобойщиков нового типа

Для рядового водителя на трассе фура — она и есть фура: что там в ней и кто там в ней — вопросы из разряда «почему деревья качаются». А между тем в кабинах большегрузных машин сегодня происходят весьма любопытные для социолога вещи. Во время кризиса профессия дальнобойщика претерпела серьезный апгрейд: в нее устремились тысячи бывших бизнесменов, офисных работников, врачей, учителей и даже милиционеров, неся с собой новые порядки, традиции, менталитет. Лицо дальнобойщика стало заметно умнее, а взгляд на окружающий мир — намного глубже. Корреспондент «РР» проехал пол-России, пересаживаясь из фуры в фуру, чтобы понять этих людей и страну, по которой они ездят.

Буквы + 14 фот Владимир Антипин



Чикагский профсоюз

— Здорово, дружище! Это Руслан из сопровождения. Какие у тебя там проблемы? Черная «тойота» пасет? Не заметил, сколько там их внутри? Нет? Ладно, сейчас подъеду.

Бывший именитый боксер Руслан Омаров в челябинском клубе дальнобойщиков «Братишка» числится скромным экспедитором. Его работа — сопровождение грузовых автомобилей по Челябинску, единственному городу в стране, в который дальнобойщики без охраны стараются не заезжать.

— У нас в городе есть и серьезные организованные «бригады», но грабят в основном мелкие группы негодяев. Могут встретить водителя и на въезде, и на выезде, и даже прямо в центре, — Руслан уверенно ведет по челябинским улицам видавшую виды «девятку», полученную давным-давно в качестве приза за очередную победу на ринге. — Сейчас посмотрим, что там за тонированная «тойота» объявилась.

Но повстречаться с живыми автограбителями на этот раз не удается — завидев машину Руслана, водитель иномарки резко дает по газам и исчезает в лабиринтах гаражей, чуть не раздавив мирно шагающих вдоль дороги расконвоированных зэков: дальнобойщик Дмитрий Наговицын из Удмуртии, которому потребовались услуги сопровождения, разгружался рядом с одной из зон, их в черте города несколько.

— Полтора часа меня пасли, — объясняет он. — Мне сейчас до выезда из города спокойно добраться бы. Дальше уж я сам.

— Работаю я «на барина». За рулем три года. Дома мать с отцом и братья с сестрами — четыре штуки. Всех надо кормить, — рассказывает мне Дмитрий, пока Руслан едет впереди, показывая клиенту дорогу. — Хотя родители деньги, которые я им даю, пропивают. Сам я не пью. Вообще. Мороженое больше люблю. Могу ящик съесть.



«Барином» или «папиком» наемные дальнобойщики называют владельца автотранспортной фирмы. Тех, кто ездит на собственных фурах, считают счастливчиками: мечта каждого дальнобойщика — рано или поздно стать как максимум «барином» или как минимум хозяином хотя бы одной машины.

— Летом было хорошо, — продолжает Дмитрий. — Сено к вам в Россию возили. Там же все сгорело, скот кормить нечем. Что-то более или менее уродилось только у нас. Неплохие деньги подняли тогда.

«К вам в Россию» — это не оговорка. Для людей «за большим рулем», которые на дороге проводят большую часть жизни, страна уже давно поделена на отдельные государства: Москву, национальные республики, Севера, Дальний Восток… Поначалу это ощущение полураспада несколько коробит, но это постепенно проходит: слишком много встречаешь доказательств того, что дальнобойщики правы.

Услуги клуба «Братишка» по сопровождению стоят 399 рублей. Это самая низкая цена в городе. На выезде Руслан протягивает Дмитрию визитку и специальную клубную наклейку, гласящую, что ее обладатель находится под защитой. Местные бандиты делают примерно то же самое, только их услуги обходятся в несколько раз дороже и вместо наклейки — простой листок бумаги с непонятными каракулями. Причем никаких гарантий обладатель «малявы» не получает, так как на территории «работает» огромное количество не связанных друг с другом «бригад». Это особенность Челябинска. Здесь нет единоначалия ни в официальных структурах власти, ни тем более в криминальных.

— Я без оружия езжу. У клуба уже сильная репутация, и с нами предпочитают не связываться. — Мы беседуем с Русланом в одном из придорожных кафе на трассе Москва — Челябинск. Рядом с заведением огромный плакат с надписью «Вооруженное сопровождение по городу». — График у нас ненормированный, заявка может поступить в любое время. Хотя постоянные члены клуба стараются предупреждать о своем появлении заранее. Все. Заканчиваем с кофе. Пора ехать. Надо клиента с Татарии проводить до места разгрузки.



Клиент остановился в тридцати километрах от города. Дальше ехать в одиночку не рискнул, предпочел подождать, пока освободится Руслан.

Вечером встречаемся с президентом клуба дальнобойщиков «Братишка» Кириллом Карташковым. Это колоритный рыжий здоровяк в красном спортивном костюме. Ездит президент на тонированном «хаммере» с перевернутыми номерами.

— Это я, — говорит, — на спор номера не переворачиваю. Много народу уже ставки делали, что гаишники заставят номера перевесить. Пока все спорщики проигрывают.

Местные журналисты организацию Карташкова называют «чикагским профсоюзом». Он на сравнение с американскими гангстерами не обижается. «Братишка» — структура действительно серьезная. Только официально ее членами являются 10 300 дальнобойщиков, это почти пятая часть всех водителей грузовиков стране. Филиалы организации действуют в нескольких регионах России и странах СНГ. Есть свои стоянки, кафе, ремонтные мастерские. Ежемесячный взнос каждого дальнобойщика — тысяча рублей. В общем, своеобразная общефедеральная «крыша»: заплатил — и едешь куда хочешь.

Клуб берет на себя еще и функции арбитража: пару раз он объявлял бойкот транспортным фирмам, которые кидали водителей. Явление это распространенное: можно перевезти товар, а денег за это так и не получить. Организации, попавшие под бойкот, понесли серьезные убытки.

— Мы не профсоюз, — объясняет Карташков, глотая очередной пельмень с медвежатиной, их в кафе приготовили специально для него. — Мы не зарабатываем на членских взносах. Если честно, основной наш заработок идет с того, что члены клуба обслуживаются в дружественных нам автосервисах, останавливаются на наших стоянках, едят в наших кафе, ночуют в нужных гостиницах. А чтобы они это делали постоянно, мы должны обеспечивать их безопасность. Если бандиты всех сгонят с трассы, если коммерсанты будут кидать водителей, то кто будет работать на трассе?

— А милиция не может обеспечить безопасность на дорогах?



— Милиция все может при желании. Но есть одна практически нерешаемая проблема. Вот поймали милиционеры очередного грабителя. Чтобы его посадить, нужны заявления от потерпевших. А далеко не каждый дальнобойщик согласится потерять сутки, чтобы оформить все документы. На следственные мероприятия и суды вообще почти никто не приезжает. Ограбили-то его у нас в Челябинске, а сам он живет в Кирове. Ясное дело, никуда он не поедет. Так что нам в борьбе с беспределом на дорогах в каком-то смысле проще, чем правоохранительным органам. У нас меньше формальностей. Давайте я вам лучше легенду про Черного Дальнобойщика расскажу. Однажды на 1666-м километре трассы…



Всемирный заговор

— Часа три до стоянки пилить будем. У меня машина медленная и печальная, для гонок не приспособленная.

Участок трассы до границы между Европой и Азией нам предстоит преодолеть на грузовом автоэвакуаторе на базе автомобиля «Урал». Водитель, молодой улыбчивый парень Артем Пинжаков, родом из пригорода Челябинска. На трассе работает уже несколько лет, устроился сразу после дембеля.

— Грузовики ломаются часто. Бывает по несколько вызовов в день, — рассказывает Артем. — Некоторые — из-за плохого качества дорог. Некоторые — из-за всемирного заговора автопроизводителей.

— Из-за какого заговора?

— Из-за всемирного. В мире грузовые машины производят всего несколько фирм. Если их изначально делать качественно, то они будут практически вечными. А на чем тогда дальше зарабатывать их производителям? Вот поэтому запчасти к грузовикам и служат ровно столько, сколько написано в гарантийном талоне, и ни секунды больше. Вы никогда не задумывались, почему, например, американские автомобили 50-х годов выпуска стоят дороже, чем новые модели?

— Сейчас вот задумался.

— Потому что они ездят до сих пор без капитального ремонта. Тогда делали машины так, как надо. Потом производители задумались: зачем делать качественно и зарабатывать меньше, если можно делать чуть похуже и зарабатывать значительно больше на обслуживании? Иногда доходит до смешного. Например, раньше втулка в определенной модели грузовика была с резьбой слева направо. Теперь ее стали делать с резьбой справа налево, а старую разновидность просто сняли с производства. То есть на подержанный грузовик ты эту запчасть уже не поставишь. Иди и покупай новую модель — и грузовика, и втулки. Звериный оскал капитализма, одним словом.



До места добираемся через два с половиной часа. Сломанный грузовик стоит как раз под стелой, обозначающей границу континентов. Эвакуация шведского тягача отечественным «Уралом» выглядит символично: русский тянет шведа из Европы в азиатчину. На самом деле, где точно находится эта граница, не может сказать никто. В каждом из уральских регионов есть как минимум по два таких места. Большинство дальнобойщиков уверены, что Европа начинается в Татарии и заканчивается на выезде из нее. По крайней мере именно там, по мнению водителей, лучшие дороги в России.

На стоянке всего одна фура. Однако водителю с нами не по пути. Улыбчивый тюменец уточняет, сколько нас и куда именно мы направляемся. Затем дает объявление по рации:

— Тут на Европе-Азии двое журналистов. Им в сторону Москвы. Есть кто на американце рядом?

Грузовики американского производства считаются самыми вместительными, и два лишних туловища для такой машины — сущий пустяк. В европейских же грузовиках обычно всего одно место для пассажира. Через 15 минут у стелы останавливается внушительная махина. За рулем Михаил Комусов из Омска. Едет до Казани, соглашается подбросить до небольшого уральского городка Сим.

— Я пятнадцать лет в дороге. Всю страну объехал вдоль и поперек. Вообще считаю, что дороги — это кровеносная система страны. А дальнобойщики — это эритроциты, которые кровь по венам гоняют.

Философ за рулем грузовика нас уже не удивляет. Среди водителей много людей, образному мышлению которых позавидует выпускник Гарварда. Постоянное перемещение в пространстве очень стимулирует мозговую деятельность.

— Если вы — эритроциты, то тромбы тогда кто?

— Тромбы — это те, кто нам мешает. Вот, например, скоро подъедем к пункту весового контроля. Мне там тромбы весь мозг выгрызут и не отпустят, пока я им 500 рублей не дам.



Пункты весового контроля сегодня главный кошмар дальнобойщиков. Даже страшнее гаишников. Миновать такой пункт без взятки практически нереально. Большинство машин идет в рейс с серьезным перегрузом, а это нарушение закона. Так что тромбоцитов тоже понять можно: или плати, или не нарушай.

— А как тут не нарушать? Все фирмы грузят, грубо говоря, вместо килограмма полтора. Никуда от этого не денешься. Если ты на перегруз не согласен, всегда найдется тот, кто согласится. А ты без денег останешься, — объясняет Михаил. — Так что можно останавливать и штрафовать любого. Хорошо, что я сейчас пустой иду: сейчас как раз знаменитый 1666-й километр проезжать будем.

В окне замечаю две лежащие на обочине перевернутые фуры и начинаю верить в легенду о Черном Дальнобойщике. Согласно шоферскому поверью, когда-то где-то здесь из-за несчастной любви (несчастная любовь — традиционный мотив всех легенд о Черном Дембеле, Черном Прапоре и даже о Черном Дворнике) погиб водитель фуры. С тех пор нет его черной душе покоя, и призрак несущегося навстречу грузовика часто пугает проезжающих по этому участку трассы дальнобойщиков. Они пытаются уйти от столкновения и слетают на обочину. В общем, подходящий сюжет для кино в жанре народного хоррора. Пользуйтесь.

Блогер за рулем

На ночевку останавливаемся в небольшой гостинице рядом с городом Сим на границе Челябинской области и Башкирии. Проблем с ночлегом у дальнобойщиков нет. В большинстве случаев они предпочитают спать прямо в машинах на специальных стоянках. Но иногда останавливаются в придорожных мотелях, благо дорожная инфраструктура на самых популярных направлениях сегодня мало отличается от европейской. Если, конечно, не принимать во внимание качество дорожного полотна. Хотя и им сегодня усиленно занимаются, это видно даже тому, кто не страдает чрезмерным социальным оптимизмом.

Во всех без исключения регионах, через которые нам удалось проехать, сейчас идут масштабные ремонтные работы. Люди в оранжевых жилетах круглосуточно кладут асфальт, расширяют дороги и реконструируют мосты. Несмотря на то что на улице минусовая температура.

— Да, это нарушение ГОСТа, — объясняет один из бригадиров. — Но мы тут не при делах. Нам деньги на работу только неделю назад из бюджета пришли. А все лето шли конкурсы на проведение ремонта. Сейчас главное — успеть весь объем сделать, качество никого не интересует. Весной, конечно, здесь опять колея будет, придется переделывать. Но все вопросы не к нам, а к тем, кто с финансированием тянет до последнего.

В кафе при гостинице полный аншлаг и торжествующий интернационал: за одним столом сидят водители из России, Украины, Прибалтики и Казахстана. Отдельно разместились лишь два дальнобойщика, которым не повезло родиться в столице нашей Родины. Москвичей на трассе не любят больше, чем цыган на вокзале. Московские номера — это проклятие. Каждый гаишник считает своим долгом такую фуру оштрафовать, причем даже не корысти ради, а исключительно для морального удовлетворения. Причина банальна. «Пусть делятся, а то все деньги с регионов забрали и жируют там в своей Москве», — сформулировал мнение своего профессионального цеха один из дэпээсников, зашедших в кафе перекусить.

— Вот объясни мне, зачем вам в прошлом году понадобился снег из Сибири? — излагает дальнобойщикам-москалям очередную претензию пожилой водитель из Новокузнецка. — Вам деньги девать некуда? Я лично три ходки из Шерегеша (поселок на юге Кемеровской области. — «РР») сделал.

Спрашиваю:

— Насчет снега — это такая шутка?

— Какая к херам собачьим шутка?!!! Серьезно, снег в Москву возил. У них там какие-то соревнования по лыжам были, а снега не было. Вот и гнали его за четыре тысячи километров из Сибири. Меня в Нижнем Новгороде гаишник на посту остановил, спрашивает: «Чего везешь?» Я ему: «Снег». Он: «Ты издеваешься? Сейчас за свои шутки без штанов останешься». Потребовал реф (рефрижератор. — «РР») открыть. Минут пять смотрел. Потом выдохнул: «Ох… ли они там совсем», — и отпустил меня.

Собравшиеся за столом дружно ржут. Напряжение вокруг москвичей снято. Их даже приглашают присоединиться и угощают пивом.

С приступами москвофобии мы сталкиваемся на протяжении всей поездки. Под конец даже начнет казаться, что ненависть к москалям — это единственное, что объединяет всех жителей страны. В остальном каждый сам за себя. На трассе это сразу бросается в глаза. От советского коллективизма, взаимовыручки и так далее практически не осталось следа, а от национального единства — и подавно. Челябинск, Башкирия, Чувашия, Нижний Новгород — это фактически как Техас, Канзас и Калифорния в Америке: страна вроде одна, но у каждого штата свои законы. Даже форма гаишников в разных регионах пусть не кардинально, но все-таки отличается.

— О! Где-то рядом ГАИ или камера стоит. Скорее всего, камера, про машинку бы парни предупредили по рации.

Писк издает специальный прибор. Он есть практически в каждом грузовике. Улавливает сигналы от милицейских радаров и видеокамер и метров за семьсот предупреждает об этом владельца.

Технический прогресс сегодня значительно усложнил жизнь участников проверок на дорогах: все машины оборудованы подобной техникой, которой на трассе торгуют сотни предприимчивых граждан. Зато жизнь дальнобойщиков с тех пор, как у них появилась своя волна, заметно преобразилась: в эфире они травят анекдоты, рассказывают байки, делятся сексуальным опытом, просвещают друг друга на любую тему. В этом коммуникативном пространстве уже есть свои узнаваемые личности, которых слушают с особым интересом.

В сущности, это такая дорожная блогосфера, только блоги здесь ведут в режиме аудио. И, как у любых блогеров, у дальнобойщиков в последнее время очень выросло гражданское самосознание. О появлении инспектора ГИБДД они заранее предупреждают друг друга стандартной фразой: «На таком-то километре работает машинка». Так что неожиданное появление на дороге «продавца полосатой палочки» практически исключено. Гаишникам сейчас не позавидуешь: МВД за последние годы ликвидировало большинство стационарных постов ДПС на федеральных трассах: генералы решили, что инспектор должен ездить по дороге и следить за безопасностью, а не сидеть в помещении и брать взятки с проезжающих. Кстати, это сработало: как бы ни матерились на милиционеров водители, правила они теперь нарушают гораздо реже. Ведь гаишники, раньше кучковавшиеся в одном месте, сейчас равномерно распределены по всей трассе.

— Все, Россия кончилась, — говорит Сергей. — Сейчас Башкирия, потом Татария.

— А они разве не Россия?

— Ну, это смотря как поглядеть. Вроде да, а вроде и нет. Живут они тут по своим понятиям, да и дороги у них лучше, чем в Москве. Татарские гаишники, кстати, самые жесткие. Хрен откупишься и договоришься. Даже московского генерала на три буквы могут послать. У них тут свои генералы имеются. А вот в Питере гаишники вежливые. Даже сдачу со взятки дают. Культурная столица, интеллигентные люди.

На башкирском посту машину останавливает местный инспектор, хотя мы вроде ничего не нарушали, но видит нашего фотографа и мгновенно отпускает украинцев. Спустя пять минут по рации говорят:

— Гаишник только что в эфире своим передал, что с хохлами журналисты едут. Вас теперь не тормознут. Повезло вам, хлопцы.

До самых Набережных Челнов грузовики с украинскими номерами действительно больше никто не останавливает. На прощанье Сергей Репях даже шутит:

— Вам, парни, можно свою контору по сопровождению дальнобойщиков открывать.

И со свойственным украинцам практицизмом предлагает:

— Может, с нами до границы доедете?

Половой допрос

— Есть такая пословица: мент гаишнику не кент. Так что мне удостоверение ветерана МВД на трассе не помогает, — бывший сотрудник управления по борьбе с организованной преступностью небольшого уральского городка Анатолий по кличке Бешеный, пять лет назад сменивший профессию опера на работу дальнобойщика, объясняет свои сегодняшние отношения с людьми в форме. С ним нам предстоит преодолеть остаток пути до Москвы. — Сейчас еду в Питер. Повезу оттуда бананы в Красноярск. А до этого был в Новосибирске. Отвез туда 25 тонн туалетной бумаги. На колбасную фабрику. Не знаю, то ли у них у всех там понос, то ли сосиски из нее делают, — смеется бывший рубоповец.

Основную часть продуктов и товаров повседневного спроса по стране развозят именно дальнобойщики: железная дорога специализируется на вывозе из страны всяких полезных ископаемых вроде угля, руды, редкоземельных металлов. Так что сравнение дорожно-транспортной системы с кровеносной действительно точное. Не будет эритроцитов-дальнобойщиков — не будет бананов в Красноярске, мяса в Кургане, туалетной бумаги в Новосибирске и даже снега в Москве.

— Вы отклонились от маршрута, — металлическим женским голосом сообщает навигатор, установленный в грузовике Анатолия.

— Аленка опять с ума сошла — я навигатор Аленкой называю. Когда скучно становится, пытаюсь с ней разговаривать. Кстати, у одного моего знакомого навигатор орет голосом Жириновского. Там аж подпрыгиваешь, когда он кричит: «Через пятьсот метров круговое движение!!! Не забудь свернуть налево!!!»

— А из органов вы почему ушли?

— Так расформировали наше управление. Мы ж официально организованную преступность победили. Вот и не нужны стали. Хотя до сих пор бандиты по трассам бегают. Поэтому я с собой пистолет в рейс беру.

— И применять приходилось?

— А как же. Обычно по ногам стреляю. Этого достаточно.



Фильм «Дальнобойщики» давно и безнадежно устарел. Транспортные фирмы сошли с ума на почве экономии, и по двое в рейс уже давно никто не ходит — почти все ездят в одиночку, без напарников. Так дешевле, хотя, конечно, опаснее, а главное — скучнее. При этом расценки на оплату труда водителей не повышались с докризисных времен. Так что, получается, дорога, которая еще три-четыре года назад кормила двух человек, теперь с трудом может прокормить одного.

Неожиданно по рации веселый мужской голос говорит:

— Парни, что-то скучно на трассе. Давайте хоть чувашский язык учить. Все равно по Чувашии едем. Вывески читать будем.



— Ну, давай чувашский учить, хоть веселее будет. Как переводится Айбечи? Я это слово на указателе прочитал.

— Айбечи никак не переводится, — на полтона ниже отвечает голос с чувашским акцентом. — Айбечи — это деревня, там у моего друга любовница живет.

Большую часть пути Анатолий едет молча. Объясняет, что отвык от людей.

— Я отдыхаю пять-шесть дней в месяц. Все остальное время в пути. Абсолютно один. Хотя трасса никогда не бывает пустой. Это такое место, где ты вроде постоянно среди людей и постоянно один. Состояние публичного одиночества. Всем на тебя положить. Тут цель одна: заработать денег, довезти их до дома и остаться в живых. Нет уже давно никакого дорожного братства и взаимопомощи. Так же как и в самой стране, у нас каждый сам за себя.

Новое мышление на дороге объясняется сменой личного состава, которое произошло в последние годы. На трассе появилось новое поколение дальнобойщиков. Еще недавно эти люди были милиционерами, нефтяниками, учителями, строителями. Род занятий они сменили, чтобы элементарно прокормить свои семьи. Поэтому личный интерес для них всегда выше какой-то непонятной корпоративной солидарности. На трассе сегодня действительно каждый сам за себя. Это касается и людей, и территорий. Их объединяет только сама дорога. Пока она еще общая.



Последние признаки дорожного братства дольше всего сохранялись в среде дальнобойщиков с Северного Кавказа. На трассе их называют арбузниками — возят они в основном фрукты и овощи. Но пару лет назад арбузники стали пересаживаться с отечественных КамАЗов на американские и европейские грузовики и тоже поехали по стране в одиночку. И даже их братство рассыпалось в считанные месяцы. Сегодня они уже не бегут друг к другу обниматься на стоянках: «Салам!» — «Салам!» — и мимо. Деньги победили корпоративную кавказскую солидарность. Ибо нельзя жить в государстве и быть независимым от его социальной биохимии, от его неписаных законов.

Хотя тот же самый Бешеный Анатолий на прощанье говорит:

— Нет у нас в стране никаких законов. Есть только понятия. У нас оно одно: не останавливаться, несмотря ни на что.



Источник: