311
0,1
2016-09-20
Слова-паразиты великих писателей
У каждого писателя или поэта есть свои излюбленные слова, кочующие из одного произведения в другое. Чем глубже вы погружаетесь в тексты автора, тем вероятнее новая строчка может показаться вам уже однажды прочитанной. Вы можете обнаружить, что словарь автора вмещает множество хороших знакомых, но совсем немного настоящих друзей.
Иногда я спрашиваю себя, как бы мы воспринимали автора, если бы остались один на один с сухим перечнем его любимых слов? Например, можем ли мы говорить о существенной творческой и эмоциональной конфронтации поэта-романтика Уильяма Вордсворта и лорда Байрона, если у первого слово «спокойствие» и его производные встречаются больше пятидесяти раз, а у второго — около десятка? Разве это не демонстрирует различие между началом созерцательным и деятельным?
Не прочитав ни одной строчки Джона Милтона, мы могли бы многое сказать о его характере, учитывая что слово «закон» встречается в его стихотворениях не менее 50 раз. Также на определенные выводы нас мог бы натолкнуть тот факт, что употребление слова «ад» идет вровень с «любовью».
Джон Апдайк чаще всего использовал слова «искрометный» и «полумесяц», Джон Чивер — «неоценимый», Герберт Уэлс — «тотчас», сатирик Уильям Мейкпис Теккерей — «бесхитростный». Подобные любимчики — интересный пазл для критика: почему именно они поселились в авторской мастерской?
Слово «непроницаемый», кажется, было полноправным компаньоном Джозефа Конрада — в «Сердце тьмы» нам приходится сталкиваться с непроницаемыми джунглями, непроницаемым лесом, непроницаемым пейзажем, непроницаемой ночью и дважды — с непроницаемой темнотой. Общее впечатление закрепляет непроницаемость произведений «Отверженный остров», «Лорд Джим», «Негр с “Нарцисса», «Ностромо” и (с особенной частотой) «Секретный агент». Оно составляет базовый творческий и эмоциональный импульс Конрада: прорываться туда, куда для него нет входа. Это слово провоцирует, подначивает его. Листва джунглей, руины древнего города, напряжение невысказанной страсти — все на его литературном пути оказывалось непроницаемым.
Апдайк напротив как-то заметил, что его тексты были приукрашены «блеском», а объекты то и дело становились «искрометными». Для его прозы это то же самое, что и галстук-бабочка или бутоньерка в мужском костюме. Наверняка, Конрад был бы шокирован от того, как часто использовал пресловутое «непроницаемый». Но для него это была скорее любимая концепция — «недоступный» и «непостижимый» и «нерастворимый» также попадаются с завидной регулярностью.опубликовано
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание — мы вместе изменяем мир! ©
Источник: theoryandpractice.ru
Иногда я спрашиваю себя, как бы мы воспринимали автора, если бы остались один на один с сухим перечнем его любимых слов? Например, можем ли мы говорить о существенной творческой и эмоциональной конфронтации поэта-романтика Уильяма Вордсворта и лорда Байрона, если у первого слово «спокойствие» и его производные встречаются больше пятидесяти раз, а у второго — около десятка? Разве это не демонстрирует различие между началом созерцательным и деятельным?
Не прочитав ни одной строчки Джона Милтона, мы могли бы многое сказать о его характере, учитывая что слово «закон» встречается в его стихотворениях не менее 50 раз. Также на определенные выводы нас мог бы натолкнуть тот факт, что употребление слова «ад» идет вровень с «любовью».
Джон Апдайк чаще всего использовал слова «искрометный» и «полумесяц», Джон Чивер — «неоценимый», Герберт Уэлс — «тотчас», сатирик Уильям Мейкпис Теккерей — «бесхитростный». Подобные любимчики — интересный пазл для критика: почему именно они поселились в авторской мастерской?
Слово «непроницаемый», кажется, было полноправным компаньоном Джозефа Конрада — в «Сердце тьмы» нам приходится сталкиваться с непроницаемыми джунглями, непроницаемым лесом, непроницаемым пейзажем, непроницаемой ночью и дважды — с непроницаемой темнотой. Общее впечатление закрепляет непроницаемость произведений «Отверженный остров», «Лорд Джим», «Негр с “Нарцисса», «Ностромо” и (с особенной частотой) «Секретный агент». Оно составляет базовый творческий и эмоциональный импульс Конрада: прорываться туда, куда для него нет входа. Это слово провоцирует, подначивает его. Листва джунглей, руины древнего города, напряжение невысказанной страсти — все на его литературном пути оказывалось непроницаемым.
Апдайк напротив как-то заметил, что его тексты были приукрашены «блеском», а объекты то и дело становились «искрометными». Для его прозы это то же самое, что и галстук-бабочка или бутоньерка в мужском костюме. Наверняка, Конрад был бы шокирован от того, как часто использовал пресловутое «непроницаемый». Но для него это была скорее любимая концепция — «недоступный» и «непостижимый» и «нерастворимый» также попадаются с завидной регулярностью.опубликовано
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание — мы вместе изменяем мир! ©
Источник: theoryandpractice.ru
