6938
2,2
2015-12-22
Алексей Курилко: «Мне больно вспоминать многие вещи, но я не жалею»
Анатолий Голубовский
Алексей Курилко — писатель, актер, режиссер, лауреат… не, перечислять все долго и не это самое важное. Ибо бывает, что от человека только былые регалии и остаются. А с Лешей было очень интересно, живо и нелинейно. Сначала я хотел выстроить текст более «правильно», но потом понял, что это будет «не то»...
-Леша, в 90-е годы могло ведь повернуться совсем по-другому?
-Бьешь по самому больному? Да, могло. Поэтому и пытаюсь как-то оправдать то свое существование на этой грешной Земле. Потому, что многих моих знакомых, друзей, одноклассников уже нет, а я почему-то жив-здоров и даже в меру упитан. Мне кажется, Господь, может, для того меня и оставил, чтобы я как-то рассказал о том времени, да и не только о нем… Или еще для чего. Видимо, у него на меня какие-то планы… У Космоса, если не у Бога. Что-нибудь там есть, наверное
-Какой момент оказался переломным?
-По большому счету, я ведь с детства читал и писал, другое дело, что когда был с пацанами…
-Переформулирую. Тот образ жизни, который складывался, затягивает. Я в курсе
-Приходилось мимикрировать под окружающую среду. Понятно, что с пацанами о Бодлере не говорил. Но, скажу тебе, в тех кругах я встречался с представителями, которые читали поболее, чем люди с двумя высшими образованиями. Понятно, в тех местах заняться особо нечем, и те, кто хотели, читали, развивались, некоторые знают по несколько языков… Философию любят, изучают психологию. Ну, это вообще по роду деятельности крайне необходимо. Так что они люди неглупые
-Да о глупости речь не идет. Вопрос в применении своих навыков и способностей
-Наверное, да… А что касается переломного момента — то это 99-й, но я об этом 300 раз рассказывал, Неелов об этом даже лучше поведает, потому что он своими глазами это видел. Пришел я, со мной два лба, сказали: «Короче, бери его, он реально, блин, артист». Николаич такой, немного на стреме — чё за типки пришли, но так, для виду:
-Хорошо-хорошо, пусть пройдет экзамен…
-Да какой экзамен, он красавэла, реально отжигает, как начнет чёто там парить, все валяемся
-Хорошо, пусть придет на экзамен
Я все это время сидел и молчал, понимая, что пацаны ведут диалог совершенно не том уровне, что обо мне уже сложилось совершенно нелестное мнение, но, тем не менее, пришел на экзамен, сдал блестяще первый, затем, так же — второй… Сейчас есть несколько версий — у Глушко, Волошенюка, Неелова, что именно он был единственным «за», а остальные — «да нахер нам этот бандит, он учиться не будет, оно ему даром не надо и т. д»
-Какая из твоих субличностей, ипостасей, наиболее тебе близка — актер, писатель, режиссер? Или они равнозначны?
-Однозначно, писатель. Он помогает, он благороднее, чем актер. Вообще-то мои субличности — актер, писатель, радиоведущий и просто человек — ленивый Курилко, который ничем не хочет заниматься — воюют между собой. Но ленивого Курилко затолкали в угол. Так вот, писатель помогает актеру — он ему придумывает тексты, часто актер пользуется уже написанным. А вот актер писателю совершенно не помогает. Всякий раз, когда нужно рассказать что-то о моей повести в издательстве, которое со мной совершенно не знакомо, «включить» обаятельного харизматичного человека, подать, насколько это бесподобное произведение — актер куда-то уходит, а писатель сидит, мекает, что «ну, это о жизни.., ну, почитайте». Как-то так происходит. Так что я себя позиционирую как писателя
-Ты мог бы значительно рациональнее монетизировать свои таланты и наклонности, но выбрал несколько другой путь. Писательский труд в наших палестинах сейчас не самый оплачиваемый. У Жванецкого есть «писАть, как и пИсать, нужно тогда, когда уже невозможно терпеть». Твой зов — из этой категории?
-Боюсь, что да. Даже не знаю, с чем сравнить… давай попробуем с игроманией. Я уже просто не могу без этого. Не могу не писать, мне становится реально плохо. Причем, я порой даже не знаю, что это будет. Пишу лежа, точнее, полулежа, как Пушкин, своего кабинета до сих пор нет. И вот беру ручку, блокнот, все по старинке, я не печатаю, и могу часа четыре крутить ручку, не написав ни одной фразы. Моя девушка смотрит и часика через три- три с половиной задает вопрос:
-Что ты делаешь
-Работаю
-Мммм. Мне бы такую работу.
Слава Богу, она все понимает, но случаются и такие моменты. А бывает — полилось — и просто не успеваю за рукой. Купил диктофон, но оказалось — не мой метод писания…
-Не работает?
-Не-не-не-не. Потому что, когда говоришь — много слов-паразитов, бывает, повторяешься…
-Ты упомянул, что можешь три-четыре часа лежать без слова и строчки. А потом может политься. Как считаешь, то что льется в это время — это авторство Леши Курилко или вопрос очень спорный?
-Ааа. Понимаю. Даже поддерживаю некую теорию, что какие-то каналы открываются и ты в этот момент что-то выдаешь. Но мне не очень нравится посыл «это не я, это через меня Бог или кто-то там еще». С одной стороны, слишком громко, а с другой — да не хочу я делиться! Это я!!! Сидел, четыре часа рожал и придумывал каждую фразу. Я не то, чтобы собственник, но… жаден, чтобы делиться авторством))) «Спасибо, конечно, что вы мне астрал приоткрыли», — говорю небу, но достучался-то я. Подключался, энергию тратил… это труд… жаль, не взял блокнот, ты бы посмотрел, как это происходит. Пишется текст — черновой вариант, с помарками и кучей «на всякий случай». Потом он переписывается в «бельевой». Затем он переписывается в тетрадь с золотыми страницами, после этого отдается на печать моей девушке, она набирает, я правлю и снова отдаю ей. И только потом, как самогон тройной перегонки с дополнительной фильтрацией, он попадает к читателю. А еще у меня есть блокнот с записками и фразами и, как только он заканчивается — покупаю новый. Переписываю в него из старого. По прошествии времени многие фразы перестают нравиться. Но некоторые кочуют из блокнота в блокнот 15 лет. Я их нигде не применил, не использовал, но они мне по-прежнему близки, такая, знаешь, поверка временем. А некоторые, которые сначала казались гениальными, через год воспринимались пустыми, тривиальными и «вообще, как я мог такое написать».
-Как происходит взаимодействие субличностей в сочетании с ленью истинного Леши Курилко?
-Я задавал себе этот вопрос и знаю, что на самом деле работа мозга съедает калорий столько же, а то и больше, в сравнении с трудом физическим. Ну, казалось бы, что ты делал? Сидел — писал. Часик. Но бывают моменты, когда после этого ощущение, будто три вагона разгрузил. А к вопросу о лени, так во всем остальном Леша пальцем не шевельнет. Будет тридцать часов впихиваться в новую туфлю, но ложечку не возьмет. У меня такооое презрение к физическому труду… причем это не придуманное, все-таки с шестнадцати лет работал. Сначала на Первой Обувной фабрике — напротив Киево-Печерской Лавры. Тогда нельзя было использовать труд несовершеннолетних полный рабочий день, вроде бы четыре часа было можно, но никто всерьез это не проверял. Впахивал я полный день, а вот зарплату получал студенческую. Сначала трудился комплектовщиком обуви третьего разряда — раскидывал кирзовые сапоги по размерам и полноте. Первый месяц уставал так, что приходил, падал на кровать и засыпал, не поужинав и не раздевшись. Просыпался, кое-как принимал душ, ехал полусонный на работу, там же обедал. Но постепенно привык — мы ко всему привыкаем, и через два месяца уже не уставал, через три — мог спокойно выйти на час — покурить с мужиками, пройтись, а потом за двадцать минут спокойно рассортировать то, что за это время приплыло с конвейера. И опять в курилку. Еще через месяц договорились с напарником (а нас там должно было работать двое), что будем работать по полдня. Потом — через день, чуть позже — через неделю. Естественно, прикрывали другу друга, никто ничего не знал. Но, как только перестал уставать, потерял интерес.
-А в начале он был? Тебе было реально интересно?
-Да. Было упрямство: я смогу, я не сдамся. И только в этом находил спортивный интерес. Потому что деньги, которые там получал, я мог заработать за двадцать минут. В другой, правда, жизни. Люди из той жизни сейчас иногда узнают при встрече. Лет пять назад один такой спрашивает на улице: «что ты, где ты», а я, пряча глаза, отвечаю, что, так, мол, работаю в одном театре. Потому что для них — это не работа. Актеров, певцов, музыкантов они называют «официанты для души»
-Специфическая психология. Торговец — барыга, официанты — халдеи, актеры — официанты для души
-Да. Есть некоторые, которые смотрят телевизор, и цедят через губу: «Эээ, чем только люди не занимаются, лишь бы не работать». Пахарь. Герой труда… Да, так вот отвечаю «в одном театре», а он глаза округлил: «Реально?? Ты — клоун?». Я объясняю, что, нет, все очень серьезно, это театр, а где-то в глубине души мысль: «а ведь все-таки, да».
-Интересная подмена понятий. Любопытно, когда и откуда это пришло: если ты не пашешь в буквальном смысле слова — то вроде как и не работаешь...
-Папа Лерчука — одного из моих соведущих как-то сказал: «Сашко, ти ж не пашеш. Пашеш — це коли щось робиш своїми руками». А болтать языком в эфире — это не работа.
-Ты испытываешь презрение к физическому труду
-К тупому, который не приносит никакой пользы — да.
-Так может, это не презрение, а понимание, что ты вложишь в процесс всего себя, а отдача будет если не нулевая, то очень низкая?
-Конечно. Например, когда пришел в студию и достаточно быстро вышел в первые ряды, вокруг заговорили о звездной болезни. Это было 15 лет назад. Почему? Потому, что я стулья не таскал, когда их после занятий надо было расставлять по местам. Все думали, это потому, что я зазвездился. Нет. Просто считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Понимаю, что эту позицию сложно принять. Но для меня физический труд — это, к примеру, приехать в деревню и нарубить дров. Потому, что это в новинку и в кайф. Неважно, для кого, пусть даже никто плодами этого труда не воспользуется. Это такой вот спорт, на 15-20 минут. Но когда понимаю, что данную работу может сделать любой человек, то почему я должен тратить свое время и силы?
Конечно, у рабочего люда может возникнуть ощущение, что он пашет, делает что-то полезное и материальное, те же стулья, на которых мы сейчас сидим, а я его, видите ли, презираю? Да не его я презираю. Если эта работа приносит людям что-то полезное — пожалуйста. Но я этого делать не умею. Поэтому, давайте буду заниматься тем, чем умею. «В Большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо – и никаких разрух»
-Ну, вообще-то, самый тяжелый труд — интеллектуальный. И проще всего попрекать в нежелании «трудиться» человека, когда самому извилины напрягать влом. Если у ж на то пошло: я могу, скажем выкопать яму или те же дрова нарубить. А ты — сядь, напиши
-Да. Но это не все понимают, в том-то и дело. Причем, я же не корчу из себя потомственного аристократа. Я работал. На обувной, потом грузчиком три месяца. Я знаю, что такое физический труд и знаю, что он мне неинтересен. Точнее, до тех пор, пока устаю физически.
Как только нет спортивного интереса, нечего преодолевать, нет препятствий — все.
-Комментарии со стороны — это одно. А по внутренним ощущениям бывало такое, чтобы ты зазвездился?
-Никогда. Многие знакомые, которые будут это читать, не согласятся со мной. Но я всегда был таким. В детском садике, в школе. И приемлю к себе только такое отношение. Я либо перестраиваю коллектив под себя, либо коллектив меня теряет. В детстве — я же был прикольным, мог интересно пересказать фильм или книгу, даже классическую. Пацаны потом пробуют читать, а там не так все интересно, оказывается. Но если вдруг случалась ситуация: «О, Леха пришел! Расскажи че-нибудь смешное», то отвечал: «Я тебе чё, клоун? Может, еще спеть?» Я никому ничего не обязан. Сейчас, бывает просят сфотографироваться или книгу подписать, и я понимаю, что зачем-то моя рожа нужна, в чем вопрос — времени отнимает немного, пожалуйста. Но когда начинается «ну, улыбнись» или «обними меня», то извините, я что обязан? Ладно, улыбнусь, а ты присядь в позу лебедя. Начинаются конфликты, а я не люблю конфликтовать, сбивать пелену. Люди ведь думают «артист, писатель, небожитель». Да такой же человек и меня кое-что иногда обижает.
-Ты веришь в предначертанность?
-Я фаталист до мозга костей. Как Лермонотов. Только он себя чуть ли не настроил, что мол, умрет молодым. У меня, кстати, та же фигня была, думал, от силы 35 Боженька мне отмерил. Боялся цифры 37, и когда исполнилось, облегченно перевел дыхание: «слава Богу, до 42-х время есть». Пока три года впереди)) Мне кажется, что все давно известно. Более того, я верю во всю эту муть про параллельные миры, верю, что есть мир, в котором Курилко добился большего из того, о чем мечтал. Самое главное для человека, здесь я с Оскаром Уайльдом согласен на все 100% — это самореализация. Человек пришел в этот мир — и должен выразить себя по полной программе, чтобы поделиться своим опытом, может быть, предыдущих жизней, оставить царапину на коре жизни, как говорил Сергей Донатович — и уйти. По большому счету, мы ведь строим огромный муравейник. И для чего-то и кому-то это нужно, видишь, сколько уже построили? Может, когда-то уже был такой и кто-то на него наступил, может сейчас он поменьше… Есть, правда, муравьи-паразиты, есть личинки, матки мужского пола, которые считают, что все делается только для них, но это отдельный разговор…
Я вообще верю во все потустороннее, при этом не могу сказать, что верю в Бога. Не хожу в церковь, мне не нужно…
-То есть, веришь, но не религиозен
-Да, мне не нужно ни носить крестик, ни читать «Отче наш», все в душе. Даже взять Библию — я могу ее почитать, с уважением отношусь, но понимаю, что все это писали люди, было какое-то редактирование, цензура. Историю пишут победители, в данный момент — это христиане, и они пишут то, что удобно им. Тем более, мы знаем, что религия работает в паре с государством и будет проповедовать то, что ему в данный момент нужно. Плодитесь и размножайтесь? — Конечно. Кесарь от Бога и так далее…
К примеру, я не считаю самоубийство грехом. Не знаю, возможно, это так. Но заявлять «это грех» — с какой радости? — «А в Библии сказано». Ну и что? Кто знает, мы не ведаем всех законов и не в силах постичь всего, и это хорошо. Вот если б мы знали точно… однако пока — нет, и без контроля скатываемся в свое животное — метить территорию, побольше самок и дальше по списку. И все же, если приподняться над этим и осознать, насколько все суетно и мимолетно, что не для этого ты живешь…
-А может, мы вообще пошли не по тому пути, машинная цивилизация и все, что из этого проистекает?
-Да это вообще такая тема, к которой сейчас только подхожу и понимаю, что в свое время была допущена ошибка. Конечно, могу подходить к этому с юмором, но в процессе написания подключается актер импровизации. А хороший актер-импровизатор включает в себя и актера, и драматурга, и режиссера. Так вот, беда моя в том, что, когда пишу, часто задумываюсь о том, как будет себя чувствовать мой читатель. Не затянул ли я с очень умным периодом? Не пора ли, поступать, как Дисней — он во время просмотра садился в зале с секундомером, и если в течении двух минут не раздавался смех, то вырезал этот кусок из своей сказки. Потому что считал, что каждые две минуты должен звучать смех. Потом можно снова уйти в серьезное. Это уважение к зрителям, читателям. Или не играть дольше двух часов — тоже уважение, потому что чисто физически человек устает воспринимать информацию. Все это надо учитывать. С другой стороны, у меня постоянно выплескивается злость, особенно это касается публицистики. Напишу, а мне потом: «Леша, ну 22 страницы эссе — это очень много». Такого рода вещи пишутся на 10, ну 15 тысяч знаков. А у меня — 60. То есть, три-пять страниц человек осилит. А 22, видите ли, нет. А я говорю: «Пусть попашет». И далее диалог с редактором:
-У тебя же самое интересное в конце
-А пусть пойдет со мной весь путь, чё я ему должен на блюдечке выжимку подавать? Пусть попашет, сконцентрируется. Да, есть места нудные, есть, где нужно остановиться и подумать. Дойдет до двадцать второй страницы трое из сотни начавших читать — так мне они дороже всех не дочитавших.
-Это практически отсылка к недавней переписке в фб с Валерием Хаитом...
-Ты знаешь, мы с Валерием Исааковичем регулярно изумляем друг друга тем, что излагаем независимо и параллельно те месседжи, которые пытаемся донести до своих читателей и знакомых. «Алексей, я буквально то же самое...», «Валерий Исаакович, и я о том же...». У нас такое единение душ и мыслей, что просто поражаюсь. Видимо, из-за общности идеалов — Бенедикт Сарнов, Станислав Рассадин, если касаться литературоведов. Из писателей — Пушкин, Довлатов. Вообще, я с подозрением отношусь к человеку, заявляющему, что его любимый писатель — Довлатов. Начинаю подумывать, что у него не очень высокий интеллект. Объясню. Дело в том, что Довлатова любят многие. Но очень немногие понимают, насколько он поэт, насколько знает литературу, насколько образован и начитан. Довлатов ведь тоже все подает в легкой форме, а ты знаешь, что читается легко — не так уж легко пишется. Чем проще — тем сложнее. Есенин только последние пару лет стал писать стихи, которые многие осуждают, потому что они простые. Эти критики заявляют, что Есенин свой дар пропил. Тот же Дмитрий Быков считает, что это полная деградация. Я лично заявляю, что последний период Есенина — гениальный, не побоюсь этого слова. Да, там простые слова, да в «Письме женщине» он ничего нового не сказал: «вы помните, вы все, конечно, помните...» Простые слова о простых вещах. Без всяких этих «голова моя, как керосиновая лампа...» Но ведь это то, к чему призывал Пушкин и к чему пришел сам, когда перестал использовать лобызания, персы, ланиты. Хотя и говорил, что Державин, сходя в могилу, благословил и лиру оставил, но! Александр Сергеевич-то поднял лиру, однако перенастроил все струны и начал играть — говорить и писать — доступным, нормальным, человеческим языком. И, хотя многие писатели говорят, что, мол, все мы вышли из «Шинели» Гоголя — нет и нет. Мы вышли из мундира Белкина.
Тем более, русский язык впитал в себя очень много, а как литературный язык имел течения — французское, английское, тяжелое немецкое. Так вот, продолжительное время мы повторяли немцев, только на свой манер. Потом пошел английский. И только затем, уже где-то после Мопассана, пришло время французского — стали писать легко и певуче. Короткие понятные фразы, и в тоже время неожиданные повороты сюжета. Это Бабель, Катаев, Ильф и Петров…
-Зощенко...
-И он. Правда, у Зощенко еще была сверхзадача — опуститься. Ведь нужно уметь тонко держаться золотой середины — учитывать предпочтения читателя, но, в то же время не опускаться до его уровня. Опустился — все. Понятно, что большинству нужны шутки ниже пояса, они работали и всегда будут работать.
Так вот, Довлатов иногда перегибал… О, вернулись к тому, с чего стартовали))) Многие люди, которые заявляют, что любят Довлатова, считают так, потому, что это ржачный писатель, он прикольный, легко читается. Но не обращают внимания на построения фразы. Не замечают ритма. Довлатов ведь устраивал себе дополнительные препятствия, к примеру, не повторять в предложении слова, начинающиеся на одну букву. Потому, что прозаик Довлатов вышел из поэта. Вообще, я считаю, и как-нибудь напишу труд на эту тему: хорошие писатели получаются из плохих поэтов. Возможно, хорошему поэту будет сложно написать прозу, хотя, скорее всего, он ее напишет блестяще, например, Пастернак, Маяковский, Лермонтов… Но неудачливые поэты — они ведь помнят все законы поэзии, понимают, что фраза должна быть музыкальной, должен быть ритм — так вот, Довлатов все это понимал. И некоторые вещи, возможно, не контролировал. Если читать, взяв определенный ритм — это белый стих, реально. Просто рифмы нет…
-Не обращал внимания...
-Я клянусь. Перечитай, обязательно. Его сейчас изучает единственный человек — академик Сухих, сам же и комментирует, так вот, он первый это заметил… «Встал, чашка кофе. «Голуаз»… да, потом в какой-то момент вроде ритм сбивается, затем вновь возвращается и идет ритмическая поза. Почему он это сделал? Вот Быков… Хотя, нет, лучше Быкова не трогать…
-Не любишь?
-Понимаешь, он образованный, умный, харизматичный, талантливый паразит. В этом-то и ужас. Если бы такое говорил дурак, я бы не обратил внимания. А когда говорит человек образованный, и говорит хорошо — заслушаться можно — и говорит это молодежи, а он популярен и молодежь к нему прислушивается, ему верят, что Булгаков писал роман для Сталина… А ведь Быков ко всему заслуженный педагог России… я понимаю, что ему нужно пиариться, но нельзя же так. Я быстро понял его секрет: он берет тему, переворачивает ее и подает. Конечно, это всех ошарашивает, а умный человек может доказать все. Поэтому Быков — коварный враг и с ним нужно бороться, ведь даже я заслушиваюсь
-То есть, ты считаешь его конъюнктурным провокатором: поймал тренд и выдавливает из него по максимуму?
-Я не хочу обижать человека, не зная его лично. Может, он другой. Может, мне все это кажется. Но такое ощущение, что все, что он делает, осуществляется для привлечения внимания. Все хвалят Путина? А я замучу «Гражданина Поэта», причем идея-то изначально не его, но это неважно. Сейчас там для Ефремова Орлуша пишет, проект продолжается, просто меняет названия. Так вот, талантливые ведь у него пародии. Стихи прекрасные, он лирик сильнейший, замечательный лектор, великолепный педагог. Я уверен, что на уроках у него тишина, причем не потому, что его боятся, а реально интересно слушать.
-У него, помнится, даже этакая стебная проза есть, совместно с Чертановым написанная
-О Ленине?
-Да
-Кстати, беллетристика — его самая слабая сторона. К сожалению. Может быть, он поэтому всем остальным и занимается, чтобы привлечь к своим книгам внимание, хотя, вряд ли. Поэт он действительно хороший. Правда, поэзия сейчас нужна очень ограниченному контингенту, даже проза сейчас в кризисной ситуации. Да вообще, книги, как таковые.
-Литература в целом
-Да. Литература, как таковая, и я сейчас не только о бумажных книгах веду речь. Мне говорят: «перестали покупать книги, но читают с электронных носителей». Но что читают? Ленту новостей…
-Осмелюсь сказать, что до того, как пришел в Квадрат, был примерно того же мнения. Но вот прихожу и вижу — масса молодых ребят и девчонок читают, и читают много, гораздо больше меня, причем это соотношение не в силу моей сверхзанятости, а в силу их живого интереса. Может, сейчас — время расслоения по фракциям? Легкие — вверх, тяжелые — понятно куда
-Может, и это имеет место, а плюс еще изменившаяся подача информации. Зачем книгу читать, если можно послушать? Зачем слушать, если можно посмотреть?
-Тоненький момент. Аудиокнига, как не крути — дикторская подача, и что в ней останется от изначальной атмосферы — неведомо
-А кино — так вообще. Если кто-то посмотрит английскую версию, то будет уверен, что Толстой написал просто историю любви. Класический треугольник Каренин-Вронский-Каренина. Есть, правда, линия Левина, но она слабо простроена. А роман-то тем и силен, что в нем параллельно рассказывается три истории, более того, они пересекаются, влияют друг на друга. И, самое, главное, задействовано три пласта: духовный, физический и…
У меня ужасная манера — я пишу, как говорю, когда одна мысль ведет к другой, та — к третьей, но на бумаге это можно как-то, вернувшись назад, отследить. И это вроде бы как поток сознания, но центральная ось при этом сохраняется. И я вернусь в конце к тому, с чего начал и отвечу на вопросы. Иногда кажется, что уж слишком ухожу в сторону, и, если убрать солидный кусок, то ничего не потеряется. Но без этого читатель не пройдет тот путь, который прошел я
-В импровизации нужно рассказывать истории, причем излагать их нелинейно — так интереснее
-И это, конечно, тоже, но на сцене я все упрощаю, даже собственные монологи. Моя «Криминальная классика» написана более литературно, чем то, как я ее делаю со сцены… Кстати, Есенин перед смертью сказал: «Я только сейчас понял, что писать просто — труднее всего». Может, поэтому мы с Хаитом и нашли общий язык. Когда он вошел в круг писателей и поэтов, а у них есть свои мафии, свои круги: круг «Невы», условно говоря, не примет в свою тусовку человека из «Дружбы народов», — так вот Хаит сказал примерно: «Раз они создают свою мафию, мы создадим свою. Потому, что противно. Ни слова в простоте, все вычурно, все наворочено...»
У меня был период, когда выступал одновременно с КВН-щиками и в театре. В театре: какие мы все сложные, с каким трудом нам дается роль! Как глубоко мы проникаем в образ… А ведь все это переносится в реальность, въедается — у всех моих знакомых хороших актеров охренеть какая сложная жизнь. А в Камеди клаб — все легкие, стебутся над теми же проблемами. Нет, они тоже их решают, но по-другому, не усложняя, это просто манера жить. Смеются над своими пороками, недостатками…
Знаешь, у нас не интервью, а беседа получается, в эссе все бы так и оставил, это же классно наблюдать, каким образом я пришел к данной мысли, по какому лабиринту блуждал. Я иронично называю свои эссе «исследования» или «расследования». Даже строю их так, как будто я — частный детектив и хочу разобраться в том или ином вопросе. Это же самое интересное.
Мы изначально знаем, кто убийца. Но нам интересно, как детектив Коломбо к этому придет.
Меня пригласили работать в газету «Сегодня», я вел «литературные беседы» на радио и сначала шел традиционным путем, а потом начал нарушать, выходить за флажки. А как иначе — по-другому ничего нового не создашь… Ох, сейчас уйдем…
-Не-не, давай, это тоже интересно. Зачем ты туда пришел. Не как, а зачем?
-На утреннем «Шоу в большом городе» я не то, чтобы себя оглупляю, но кошу под дурачка — такой себе неглубокий ловелас, которого, кроме телки, интересуют только бабки
-Ну, так на то и утро
-Ага. Но до примитива: «Доброе утррро!!» — звонким и задорным комсомольским голоском, радуясь непонятно чему, когда половина слушателей злится в пробках — я не опускаюсь. Часто выходил в эфир в плохом настроении, не скрывая его. Если в эфире тупили, я так и говорил: «Ну чё так тупить?» — и в таком духе.
Один человек с радио, послушав это, сказал: «Если бы в советское время вы провели 15 минут так, как ведете 3 часа, вас бы сослали на 101-й километр от любой радиостанции и внесли во все черные списки». Я проглатываю буквы, «экаю», чихаю, употребляю сленговые слова, могу рассказать, как все обстоит на самом деле. Чтобы кто-то на «Мелодии» сказал нечто изобличающее о нашей светлой действительности? Да человека сразу наклонят по полной. А как мы с Лерчуком на «Европе» хулиганили… Ну, как хулиганили. Например, по-честному, правильно, назвали фамилию китайского спортсмена, которого на других радиостанциях озвучивали то Ляо Хай, то Ляо Хой. Но самом-то деле он был Ляо Х*й. О чем мы и сообщили, обыграв этот момент — я был в образе дяди Гриши. Вызвал нас директор и вставил по полной, заключив свой спич гениальной фразой: «Мне пох*й, что он Х*й!!! Слово х*й в эфире произносить нех*й». А ведь фамилия-то хорошая и в Китае распространенная, она еще как-то с деньгами связана.
Да, я многое нарушаю, но вернул и классические вещи, те, которые слушал в детстве. «Радиотеатр», «У микрофона автор» — это получилось возродить. Жаль, что «Ностальжи» станция маленькая, да и не очень популярная, это не имело резонанса. Но я это сделал. Может, кто-нибудь подхватит. А я буду продолжать, мне нравится это делать. Сейчас аудиокниги так создают — разыгрывают в ролях. Печорина читает Хабенский, Максим Максимыча — какой-нибудь Пореченков, не к утру будь упомянут. Там своя режиссура, надо так сыграть голосом, чтобы ты это увидел.
А потом начал вести литбеседы. Это когда целый час говорю о том, что никого не интересует. Человека парят вопросы карьеры, а мы ему тут рассказываем о Пастернаке, об истории создания «Доктора Живаго». Оно ему надо? А я, не считаясь с этим, целый час гружу его подобными проблемами…
-А мы с тобой неплохо так сидим)
-Были бы стандартные вопросы — мы бы закончили очень быстро
-Мне неинтересно об этом спрашивать
-А мне — отвечать. Я уже так устал от этого однообразия, ты дал простор, ну а Курилко только пусти))
-Леш, мне интересно спрашивать людей о том, о чем их не спрашивают другие. Иногда читаешь интервью и думаешь: «Ну, зачееем! Зачем об этом? Человека уже плющит от этого, в сотый раз заданного вопроса, ну что он тебе на него ответит?»
-Нет, он, конечно, ответит, как человек вежливый и воспитанный. Но если у журналиста из десяти заданных вопросов восемь те же, на которые я недавно отвечал, мне все становится ясно. Если бы я готовился к интервью, скажем, с Розенбаумом, то уж постарался бы выяснить, что у него спрашивали, и о его питбуле, о многом другом, не для того, чтобы оригинальничать. А просто нельзя по-другому. Кстати, многие думают, что Розенбаум просто пытался копировать Высоцкого. И, может на подсознательном уровне это присутствует — не в манере письма или исполнения, но в чем, наверное, Дмитрий Быков прав, есть из века в век некие повторы, они были и, наверное будут — передача эстафетных палочек. То есть, у человека определенного уровня осознания и профессии появляется как бы продолжатель, который может даже спорить с предыдущим, может опровергать и даже унизить. Кант — Шопенгауэр — Ницше. Ницше, обожавший Шопенгауэра, затем всю жизнь его опускал. А заодно и Канта. Потому что надо превзойти учителей, восстать против отца — по Ницше. Сын должен убить в себе отца либо превзойти его. Два пути… Боже, куда нас несет…
-Все норм)
-Ты ведь знаешь, что мы либо повторяем ошибки родителей, либо все делаем наперекор. Или становишься точной копией отца, или полной его противоположностью.
-Не просто знаю, а со слезами и соплями выгребал, чтобы не повторить
-Понимаю тебя, я тоже. Так вот, о передаче эстафетной палочки. Умирает Пушкин — и появляется Лермонтов. Казалось бы, совсем другой, их невозможно сравнивать — легкость Пушкина и тяжеловесность Лермонтова — это я сейчас о поэзии, не о прозе. Тяжеловесные сложносочиненные строки, да еще изрядно пессимистичные, фаталистически мрачные. Он явно тяготел ко тьме. Противодействие. Потому, что любил Пушкина. «Нет, я не Байрон, я другой» — на самом деле ведь «нет, я не Пушкин». Байрона-nj больше копировал Пушкин, а Лермонтов, приняв эстафету от Пушкина, очень боялся сравнений.
Так и Розенбаум. Иногда, желая польстить, ему говорят что-то вроде «вы наш второй Высоцкий», а он не хочет быть вторым Высоцким, он хочет быть первым и единственным Розенбаумом. Хотя Семеныча любит и уважает — он рос на Beatles и Высоцком.
-Ну, человеку с амбициями, сравнения — может быть — льстят в начале карьеры, а потом — увольте
-Конечно. Но на подсознательном уровне — возьми его стихи и пьесы — он часто повторяет темы. Понятно, что по-своему. У Высоцкого главный посыл: есть препятствие, мы его преодолеем, даже ценой собственной жизни. У него все песни — меня жмут, а я уйду. Это главный месседж его жизни, он хотел свободы. У Розенбаума другая установка. Такой пример. У Высоцкого есть песня о покинутом корабле. У Розенбаума схожая тема. Но у первого — все покинули и не вернулись, а у второго корабль догоняет свою эскадру. Отражение жизненных коллизий. У Семеныча «вы же мои друзья, почему вы меня бросили?». Дружба для Высоцкого была очень важна. Розенбаум же — одиночка, при том, что у него масса друзей. Владимир Семенович думал, что у него много друзей и постоянно нарывался на предательства — один предал, второй, третий… В последний год его жизни с ним театре здоровались через одного. Была на Таганке традиция — каждый год снимали фильм о своих актерах. Идет показ, на экране Смехов, все приветствуют аплодисментами, «а, Веня!!!», появляется Золотухин — аналогично. Высоцкий — гробовое молчание. А сколько раз протыкали колеса его машины, причем свои же, машина ведь стояла на территории театра. Конечно, все это его дико расстраивало, он всю жизнь искал себе настоящего друга. Сначала Золотухина вписал, но что-то не заладилось, потом еще… Единственная песня, не со своим текстом — Песня акына на слова Вознесенского, это ведь не случайно:
Ни славы и ни коровы,
Ни шаткой короны земной —
Пошли мне, Господь, второго —
Чтоб вытянул петь со мной!
Прошу не любви ворованной,
Не славы, что на денёк —
Пошли мне, Господь, второго,
Чтоб не был так одинок.
Чтоб кто-нибудь меня понял,
Не часто, ну хоть разок.
Из раненных губ моих поднял
Царапнутый пулей рожок.
И пусть мой напарник певчий
Забыв, что мы сила вдвоём,
Меня, побледнев от соперничества,
Прирежет за общим столом.
Прости ему.
Пусть до гроба
Одиночеством окружён.
Пошли ему, Бог, второго —
Такого, как я и он.
Ему не хватало дружбы, это был крайне одинокий человек, который ожидал, что его поддержат и прикроют. С единственным, кто действительно долгое время был рядом — Всеволодом Абдуловым — возникали постоянные конфликты, когда Высоцкий употреблял наркотики. Абдулов этого не принимал. А ведь друг — это тот, кто даже в такой ситуации, если ты сам выбрал и это твоя воля, поддержит тебя. Не заставит унижаться…
Вернемся к вопросу, кем я себя позиционирую. Учитывая мои актерские, радийные и писательские заслуги, пригласили меня работать в газету «Сегодня». Может, она не самая популярная, но каких-нибудь пятьсот тысяч подписчиков у нее есть. Плюс кто-то покупает. А это значит, что есть маленькая трибуна, посредством которой можно кое-что сказать. Что-то важное. Взяли литературные беседы, да немного, каких-то семь тысяч знаков, не особо разгонишься. Но я попытаюсь, никого не напрягая, донести до людей важные, с моей точки зрения, вещи. И буду продолжать делать это на радио. С утреннего эфира, правда, ушел — слишком занят, но есть такая «Субботняя курилка»
-У тебя удобная для обыгрыша фамилия
-В этом смысле — да. И я думаю, это не случайно, ведь здесь не только эпиграмма Пушкина, в которой уже использовалась народная пословица «жив, жив курилка». Владимир Даль пишет, что корни — в игре в лучинку, которую передавали по кругу, приговаривая те самые слова. У кого погаснет — тот проиграл. Когда говорят «жив, курилка» — то это либо о человеке, который должен был сдохнуть неведомо когда, но почему-то остался жив, либо о давно не напоминавшем о себе. Так что фамилия — не случайная, и по жизни у меня все как-то идет согласно ей. Не Царский какой-нибудь или там Победитель, а Курилко, ну и замечательно. А еще, курилка — место, где курят и разговаривают. Обмениваются информацией, за жизнь говорят
-Чего сам себе сейчас пожелал бы?
-Только здоровья. Вроде банально, но я понимаю, что мне не хватит ни времени, ни здоровья, а еще смелости сделать все, что хочу. Все время нужно идти против традиций, против большинства. Часто хочу донести важную, но непопулярную мысль, сложную, ненужную для многих людей. Преодолеваю серьезные внутренние барьеры. Уже не говорю про социальные предпочтения данного общества. У Булгакова в дневнике есть «почему я не родился на сто лет раньше или позже?» Китайское проклятье «Чтоб ты жил в эпоху перемен». С другой стороны, у японцев это доброе пожелание, в кризисах проявляется самое интересное. Мы попали на три перелома, теряем родных, близких, друзей… Ты ведь знаешь
-Как не знать. 90-е недавно были. И надо было что-то делать. Вроде начал, но не то. И еще раз не то. И пришел к театру и прочему, чем занимаюсь сейчас, только спустя почти двадцать лет. А не побоялся бы тогда...
-Знаешь, мне частенько говорили: «А вот если бы ты тогда не поленился и получил среднее образование, а потом высшее, а потом второе высшее, то тогда бы...» Да ладно! А сколько опыта я бы не приобрел? Плохого, тяжелого, но очень нужного. Спрашивают: «Жалеешь?» Мне больно вспоминать многие вещи, но я не жалею, потому что у каждого писателя должна быть своя война, и он должен через нее пройти. Не через войну — так через голод, нищее детство, через страшные испытания. Потому что человек, у которого все хорошо — ну что он напишет? Рядом с Пушкиным были неплохие поэты, кто их сейчас помнит? А дело в том, что у Александра Сергеевича с детства был комплекс — он ведь был темнокожий. Арапчонок. Не такой, как все. И папа не одобрял занятие литературой, на то время это было недопустимо: зарабатывать деньги собственным трудом — унизить себя. Лучше перезакладывать имение, влезать в долги, но ни в коем случае не признавать, что живешь на каким-либо трудом заработанные деньги. Гончарову Наташу ему не хотели отдавать по двум причинам: первая — что он литератор, вторая — а точно ли там, наверху, к нему хорошо относятся? И ему пришлось принести записку от царя, что тот хорошо относится к Пушкину А.С и к тому, чем он занимается.
Так вот, я долгое время задавался вопросом: «На фига я столько пережил, зачем подорвал здоровье — сломанный нос, реанимация и много чего еще?» А где-то после 2005-го пришла другая тема: «Почему я, человек, который думает и пишет на русском, родился именно в это время и именно в Украине?» Значит, не случайно, так надо. Понятно, пиши я на украинском, мне было бы в триста раз легче. Нет, русскоязычных писателей не прижимают, на этом просто пытаются играть, спекулировать. Но как-то странно, что человек пишет не на государственном языке, проживая в этом государстве. Я ведь люблю Украину, наши ценности, уважаю историю и знаю ее, в отличии от некоторых, которые так любят свою страну, что ни хрена о ней знают. Такие прям патриоты — не отличат Мазепу от Хмельницкого и какая у кого была позиция.
Резюмируем. Я — писатель, но актерство мне необходимо, поскольку имею возможность:
-проверять на людях свои тексты
-пробовать делиться некоторыми мыслями.
Вообще, актерство, Черный Квадрат — это тоже некая трибуна, с которой могу что-то сказать. Многие считают меня комиком, юмористом, но в любом, самом смешном этюде, есть 2-3 минутки очень важной информации. Собственно, ради этих минуток трогательных или умных мыслей играются 20 минут веселухи. Это стоит того. Видимо, сейчас так нужно. Мы живём в такое паскудное время, что писатель, помимо своего мастерства, сочинительства, вынужден ещё и уметь красиво говорить, быть харизматичным, остроумным, улыбчивым, петь, танцевать степ, крутить фуэте, делать пару кульбитов на брусьях, ходить на руках, блядь, и всё это только ради того, чтобы иметь возможность надеяться на то, что его книгу купят и прочтут, дай Бог, и дай Бог, им хватит терпения и ума выудить пару умных и важных мыслей. Короче, классика: О времена! О нравы! Или даже лучше из Пушкина: Ужасный век, жестокие сердца…