Сергей Кузин: «На пути к чему-то новому — не важно, к чему — я всегда делал гораздо больше неправильных вещей, чем правильных»

Анатолий Голубовский

Сергей Кузин. До появления «Камтугезы» с ним и Соней Сотник я не очень-то слушал радиоголоса в принципе. Ну, как не слушал. Музыку — да. И то выборочно.
А в этом случае захотел познакомиться. И поспрашивать.

***
Насколько на вас повлияло то, что вы росли не Союзе, а в Германии?

-Ну, наверное, как-то повлияло. Хотя, когда человек сам о себе рассказывает, о том, что и как на него повлияло, это отдает какой-то шизофренией. Такое проще оценить окружающим. Я вырос такой, какой вырос и никогда не задавался вопросом, что на меня повлияло больше или меньше. Но точно знаю, что если бы рос не в Германии, то вырос бы, в первую очередь, на другой музыке. Так уж получилось, что в семь лет я стал делать первый каталог: взял у мамы большой гроссбух, написал на нем «Рок» и начал вклеивать в него вырезки из журналов, в основном западногерманских. Отец по работе часто ездил за стену в Западный Берлин и привозил оттуда «Bravo» и другие журналы. У нас ловились западные каналы — ORD, CDF, а там была замечательная передача Musikladen, на которой в студии, вживую играли гранды мировой рок-музыки. Перечислять всех и громыхать названиями нет смысла. Я их увидел в 7-8 лет, когда мои сверстники в Союзе не имели, во всяком случае, легальной возможности, это сделать. Слушать — не знаю, но смотреть — точно. И я сошел с ума в 7 лет — пытался переводить названия групп, тексты, меня все это очень интересовало.
И еще очень важный момент — читать я научился гораздо раньше, чем пошел в школу, в пять лет, и когда пришел в первый класс, читать не только умел, но и любил. Первые два или три года это было проблемой — обычно читал по 2-3 книги сразу. У меня их забирали, ночью я накрывался одеялом и читал с фонариком, мама, понятно, ругалась, что порчу зрение. Так вот. В ГДР книги можно было очень легко купить — очевидно, снабжали по спецразнарядкам. В 8 лет я сам купил восьмитомник Конан-Дойля — откладывал деньги с завтраков. До сих пор помню — черно-красные такие обложки. А когда бывал на каникулах у родственников — в Нижнем Новгороде, Москве, видел, что в Союзе с книгами туго.
Наверное, вырос снобом в этом смысле, потому что, когда приезжал в Союз…

-Стоп. В чем проявлялся снобизм?

-Не по отношению к окружающему миру. У меня не было для этого никаких оснований. Просто среда так распорядилась: я видел, что мои сверстники не знают толковых групп, не имеют возможности носить нормальную одежду, даже жвачек у них нет. А для меня это не то, что не было показателем — я вообще не обращал на это внимание… Пожалуй, не снобизм — это я неправильно сформулировал. Но этакое внутреннее чувство превосходства было и впоследствии оно здорово помешало.

-Первый каталог в семь лет. Уже тогда возникла определенность «чем хочу заниматься»?

-Нет. У меня была детская мечта стать великим гитаристом. Отец привез маленький переносной Philips c фронтальной загрузкой аудиокассеты, я на него записывал всякий рокешник, и когда родители уходили, то брал швабру, тырил мамин парик и изображал. Вырос я на глэме, а там много всего яркого, блестящего. Но нельзя сказать, что была прям столбовая дорога — в музыкалку я ходил по классу фоно, гитару отец покупать отказывался. В четвертом классе впервые, наверное, проявил свой, мягко говоря, разносторонний характер и заявил, что не пойду в пятый класс по фоно, если мне не купят гитару. Купили какую-то дешевую железную гитару, и я начал жечь. Было еще двое таких же пятиклассников, песни мы писали сами. Группа называлась «Динамит».

-И как все это трансформировалось в радио?

-Все было по-другому. Радио появилось, когда мне уже было под 30. Нет, я слушал, конечно, радиоголоса — в основном Голос Америки и Радио Люксембург. Где-то в 77-78 году попал на Севу Новгородцева. Он был первым человеком, услышав которого, я подумал, что это может быть профессией. Хотя он был не первым русским голосом RJ, говорящим о хорошем роке, который я услышал. Но первым, которого не просто слушал, а прислушивался. У него было свое мнение, которое не всегда совпадало с моим о тех или иных группах, я с ним спорил, но он, безусловно, является тем радиоголосом, который повлиял на меня в том смысле, что «если у тебя есть мнение, то говори о нем, даже если тебе оппонирует великий гуру»

-Как-то не корреспондируется образ этого пацана с тем, что он потом двинул в военное училище

-Ничего космического. Отец заставил. У меня вообще не было в жизни никаких прозрений в духе «я проснулся и...», «меня озарило»…

-)))Вообще в это не верите?

-Не хочу ничего обобщать, но за свои 52 года я не сталкивался ни с какими волшебными ситуациями, прозрениями, озарениями и прочим. У меня все — через кучу ошибок, через мордой обгазон, через 158 неправильных проб…

-Так у большинства людей ведь так и происходит

-Об этом и говорю — я такой же. А училище — я приехал в Минск, когда заканчивал школу и попал, как принято говорить, в плохую компанию. Гитара, вино, каратэ, драки на дискотеках. К концу школы, а заканчивал я в олимпийском 80-м году, драки и вино стали превалировать

-Исключать из школы не пытались?

-Я стоял на учете в детской комнате милиции, из школы меня выгоняли несколько раз на день, но не смотря на это, ездил в 10-м классе в Москву на олимпиаду по литературе. Так что с лицемерием в нашем учебном заведении был полный порядок: драть — драли, а чтобы не позориться посылали участвовать.
Поступил я на факультатив в БГУ — истфак на английском. А я очень интересовался — во всяком случае, так мне казалось — историей Древнего Мира. Рим, Греция, сравнение богов, легенды, мне казалось, что это круто и складно увязывалось с моими изысканиями рок-н-рольных текстов, было множество разных аллюзий…

-Английский к тому времени уже хорошо знали?

-Нет. На уровне знаний текстов песен. Немецкий — да. Английский — лучше многих окружающих, все-таки много песен слушал, но знанием это назвать было нельзя

-Ну, знание одного иностранного языка облегчает изучение следующих

-В общем, да. Немецкий — базовый, мне в последствии было проще…
Так вот, отец приехал из очередной командировки, посмотрел на мою жизнь, что я уверенно, как тогда писали, качусь по наклонной, что мне все больше нравится рок-н-ролл в той части, которая музыки не касается, и в одно прекрасное утро я был совершенно коррумпированно пострижен налысо, посажен в его черную «Волгу» с антеннами и привезен в лагерь. И поступил в военное училище ПВО

-Отец был авторитарным человеком?

-Я никогда с ним не спорил. Впоследствии, к сожалению, я с ним лет 10 не разговаривал, после того как стал офицером и столкнулся с изнанкой работы замполитов на своей шкуре. Понятно, на своем уровне. Тогда, будучи старшим лейтенантом, вступился за парня, которого несправедливо обвиняли, лишали звания, был дикий конфликт с замполитом, со мной проводили беседы…

-Проработка по партийной линии...

-Я не был коммунистом до 89-го года.

-Как удалось? Практически все выпускники военных училищ автоматом становились коммунистами

-Я и комсомольцем-то стал на первом курсе. Когда встал вопрос о поступлении, выучил историю шести орденов ВЛКСМ, меня оформили задним числом. А иначе бы не приняли в военное училище. А коммунистом стал в 89-м. На тот момент все уже валилось, КПСС была чистой фикцией, но я был единственным не женатым на ракетной точке. Точнее, не жил с женой. Это важный момент. Поскольку отвечать за распределение товаров и продуктов народного потребления, которые поступали в нашу лавку, имел право только член партии и секретарь парторганизации. Банда жен не доверяла никому, поскольку дамы понимали, что за каждым мужем стоит жена, и она обязательно распределит махровое полотенце или банку индийского кофе в свою пользу. Я же виделся в этом смысле девственно чистым. И был воздвигнут на пьедестал. Стал сразу и коммунистом, и секретарем парторганизации, на меня повесили все радости учета и распределения полотенец и прочих благ. Через полгода, будучи пьяным, партбилет я сжег, оставив из него только первую страничку с фото. И тогда же подал рапорт на увольнение. В итоге уволился в 91-м. Капитаном, начальником отделения боевого управления ракетного дивизиона, зам начальника штаба. В том же году развалился Союз

-Самое яркое воспоминание об армии

-Не знаю… Сегодня одно покажется таким, завтра другое. Но я ни о чем не жалею. Она мне много дала. Я еще успел застать армию-армию. Каждые шесть месяцев — полигон в Казахстане, боевая учеба, поездки, боевые дежурства. Из тяжелых воспоминаний — работа в войсковом приемнике. Последние полгода после рапорта я дослуживал в нем начальником. Когда приезжали ребята-призывники из Чечни, Дагестана, случались тяжелые ночи. Не думаю, что буду когда-нибудь об этом рассказывать в подробностях, но было все: ножи, драки и все прочее. То есть, реально тяжело. Гораздо тяжелее, чем не спать, не есть или есть собак в Казахстане, когда нас там забывали на учениях.
Но гораздо больше случилось хорошего. Отличные друзья. И одна очень важная вещь, которой меня на учила армия, правда понял я это со временем: делать то, чего делать не хочу, ненавижу, но надо.
И еще — научился следить за собой. В училище, армии парни быстро вычл*няют, причем в буквальном смысле, нечистоплотных. Такое исправляет не семья, не мама, которая может своему дебилу до пятидесяти лет стирать носки. В армии с этим просто — ты очень быстро становишься объектом дикого количества насмешек, унижений и, в конце концов, травли, если не понимаешь, что рядом находятся твои товарищи.

-А нужно ли делать то, что делать ненавидишь?

-Обязательно. Конечно, человек должен стремиться к тому, чтобы жить той жизнью, которой он хочет жить. Заниматься и наслаждаться тем делом, которое нравится. Но. Это утопия, это Адам Смит, коммуны и, в конечном счете, коммунизм. То есть, чушь. Мое субъективное мнение. Мы живем в тех степенях свободы, которые сами себе устанавливаем, плюс Уголовный Кодекс, Конституция — понятно, от этого тоже никуда не деться. Так вот, даже в любимой работе — а я обожаю радио, не мыслю себя без него и надеюсь, что пока еще актуален в этом деле, как человек — но в том, что связано с ней, есть масса вещей, которые противны любому свободолюбивому и творческому человеку. Рутина, однообразие — это тоже радио.



-Вставать в пять часов...

-Это самое беспроблемное. Попробуйте полгода подряд послушать музыку по восемь часов каждый день. И тогда я поговорю с вами о любви к музыке. У вас ведь бывают дни, когда вы ничего не хотите слушать?

-Конечно)))Во всяком случае — пока)

-А у меня — нет. Но это — на примитивном уровне) В целом я имею в виду — нельзя ломать свой стержень через колено, делая то, чего делать не хочешь. Однако в любом, даже самом вкусном для тебя деле, есть вещи, исполнение которые нельзя перекладывать ни на кого. Точнее, можно схитрить, словчить, но тогда ты перестаешь быть профессионалом. И как только осознаешь это, приходит понимание, что либо ты делаешь все, либо опять будешь не в своей тарелке, не в своей профессии.
Потом, у мужиков есть еще один пункт. Я сейчас не умею гораздо больше, чем умею в своей профессии. И я не стал ведущим сразу. Делал огромное количество вещей — в той же армии служил и наслаждался там какими-то вещами, хотя изначально никакого желания стать офицером-ракетчиком не имел. А потом получил на первой сессии две тройки, и стало мне ну очень х*еново. «Это что ж я, дебил? Не способен?» Как и через много лет, после первой попытки поехать на мотоцикле: «Не смогу никогда». А потом увидел проезжающую мимо деваху и: «Стоп. Она проехала. Телка. А ты тут весь из себя такой, рок-н-ролл, и вдруг — нет?» И так далее. Поэтому я убежден, что парню надо не просто уметь делать то, что не любишь, а любить это делать. Если надо.

-То есть пунктик «я могу еще кое-что и я это докажу»?

-Это не пунктик и не всегда я им пользуюсь. Но если мне хочется, то стараюсь это сделать. Не всегда получается. Могу остановиться. Но никогда не было такого, чтобы я сказал себе: «Все. В этом направлении я достиг какого-то максимума и этого достаточно». Мне всегда чего-то не хватает. С другой стороны «чего-то не хватает» может вполне устраивать. Из-за этого, в частности, не сложилась спортивная карьера. Я долго занимался борьбой, но через 8-9 лет перестал выигрывать городские, республиканские соревнования и у тренера возникли претензии, поскольку у него были на меня определенные виды. Я после проигрышей бывал расстроен минут 30-40, и он как-то сказал, что не быть мне большим спортсменом, потому как нет во мне злости. Я ему: «Николай Палыч, я не парюсь. Наверное, нет внутри меня этой штуки, которая физкультурника делает спортсменом. Но я старался и сделал все, что мог» Когда стало ясно, что это не то, ради чего я живу, а борьба определенно не была таким делом, я бросил. И даже не из-за того, что перестал побеждать, а потому, что обнаружил в себе банальное нежелание читать книги — я до такой степени уставал, что начинал откровенно тупить. Чувствую — не хочу читать, и все. А это всегда было моей фобией. Я до сих пор читаю, как проглот, не воспринимаю никаких электронных книжек, мне надо листать, шуршать, чтобы пахло книгой и так далее. Тогда же вдруг начал чувствовать, что реально деградирую, не в обиду будь сказано профессиональным спортсменам — они, наверное, все через это прошли. Кто-то находит в себе умение сочетать интеллектуальный багаж со спортивным. Я не нашел и сделал выбор в пользу физкультуры — футбол и прочее. И никогда не жалел.
Другое дело, что когда коснулось радио, то поначалу я ох*енел. «Ну да, яне получилось стать великим музыкантом. Не стал великим писателем ( в школе ведь книжки писал про индейцев, у мамы они до сих пор хранятся). Но тут же вообще рай: я люблю музыку, могу о ней говорить и ставить ее в эфир». Я зацепил времена, когда диджей что-то представлял из себя с точки зрения плейлиста. Винил, конечно, не застал, уже были аудиокассеты, с которых мы играли и музыку, и рекламу. Хотя виниловые станции, может есть и до сих пор. Во всяком случае, в 2003 сам побывал на такой в США. Играли, понятно, не танцевальную музыку а олду. Потреково, не миксовали.
Я не очень хорошо понимаю людей, когда они начинают рассказывать о каких-то вехах, когда чего-то там на них повлияло, какая-то книжка… не знаю. У меня этого не было. Все как-то формировалось по закону накопления энергии и перехода количества в качество. И на пути к чему-то новому — не важно, к чему — я всегда делал гораздо больше неправильных вещей, чем правильных. Просто я их делал в таком количестве, что какая-то из попыток оказывалась удачной. Я не умею стрелять в десятку

-А мы никогда не знаем, сколько раз конкретный успешный человек влупился лбом об стену, это за кадром. Общество видит такую себе икону, а метания и поиски, как правило, не особо интересуют...

-Конечно. Люди, добившиеся чего-то трудом своим, знают об этом. А как объяснить, что ты впахиваешь по 14 часов в день, что не спишь ночами и у тебя огромное количество комплексов и мнительность, и что обращаешь внимание на критику. Во-первых, это никому не нужно, а во-вторых, не продуктивно…

-Не знаю)) По поводу комплексов и мнительности — как раз самое интересное. Потому как, если мне говорят: «у меня нет комплексов», я не верю

-Безусловно. У всех они есть. Человек без комплексов — медицински больной человек, без обид. Это диагноз. Как это нет комплексов? Не обижается ни на что? Так это тоже комплекс))

-Есть какой-то комплекс, от которого хотелось бы избавиться? Поскольку есть такие себе милые и родные, а есть, которые конкретно мешают

-Это не комплекс, а свойство характера. Не принимать поспешных решений. С другой стороны, это мой плюс. Я принимаю решения очень быстро. Не всегда правильные. Поэтому — вроде хотелось бы избавиться, но поскольку принимаю быстро, то решаю быстро или не решаю быстро. И таки нахожу правильное. Таким вот сугубо практическим способом пришел ко всему, что есть «мое». Когда при мне говорят о неверных решениях и полученных результатах, то нередко комментирую «ребята, я не просто это знаю. я это попробовал. лично. и там — тупо лажа». Мне ни разу в жизни не удалось реализовать какую-либо схему, учась на чужих ошибках.
В армии, когда часть стояла в пустыне, в ограждении была единственная дырка. И каждому новому призыву я рассказывал, что о ней знают все — караул, комбат, не надо через неё лазить. И все равно недели через две какой-нибудь ушлый солдатик, думая, что он какой-то особенный, лез в эту дыру. И я его понимаю!)) Потому, что сам такой же) И у меня обязательно получится по-другому

-Как происходила интеграция в гражданскую жизнь?

-Херово. Я приехал из параллельно-перпендикулярного мира, в котором выполнялись договоренности, потому что по-другому — никак. И ударился головой в подушку хитросплетений и вариаций общения из «не знаю», «может быть», «как бы», «я не это имел в виду», «вы меня не так поняли». И это очень сильно повлияло на дальнейшее течение жизни. Первое время после увольнения было самым плохим периодом. Я ломался, перестраивался, было все. Помнится, в одном интервью сказал, что за это время попробовал все, кроме гомосексуализма и управления государством. Остальные пороки были протестированы.

-Как относитесь к мысли Жванецкого «роль алкоголя в искусстве сильно недооценена»?

-Я Михал Михалыча почти боготворю, но тут бы поспорил. У меня никогда не получалось ничего хорошего, если был подшофе. Ни на сцене — я пробовал свои силы в театре, ни в целом по жизни, ничего хорошего с ал*оголем связано не было. Не помню ни одного вечера, гулянки, посиделок, где бы он сыграл какую-то позитивную роль. К сожалению, не отношусь к числу умеющих выпивать людей, которые смакуют хорошие вина, коньяки. Я напивался. И оказывался в разнообразных — криминальных и не очень, даже стыдных, ситуациях. И есть то, что я буду в связи с этим нести с собой всю жизнь и вряд ли себе прощу, но, что уж поделать…

-А если не самого себя — легко прощаете?

-Да. И считаю это еще одной своей проблемой. Я жутко вспыхиваю и на этом этапе чувствую себя Везувием, который все вокруг испепелит. Но, к сожалению — или к счастью, горю очень недолго. После этого либо прощаю и — проехали, либо отказываюсь от общения, как произошло в Минске. Когда меня расставали с радиостанцией, люди, которые работали со мной, которых я брал на работу, давали интервью, как «корабль будет плыть дальше» и далее по списку. На тот момент думал, что никогда их не прощу. А через несколько лет они стали приезжать в Киев, потому, что в Белоруссии несколько другая ситуация с медиа, и, пряча глаза, пытаться устраиваться на работу. И я поймал себя на мысли «да че ты, в самом деле. пусть себе копошатся. Земля большая, воздуха хватит всем».
Но дело даже не в них — они не занимают никакого места в моей жизни — ни хорошего, ни плохого. Дай им Бог здоровья

-А когда Соня пропадает в командировке?

-Да ну. Соня — это другое. Шестилетняя часть меня в эфире. Мы знакомы с 98-го года, это была длинная смешная история о том, как мы начали дружить станциями. Нас попросили сделать шоу «Камтугеза», понимая, что мы уже не юноши-девушки. Хотя, с другой стороны — почти двадцатилетний эфирный опыт… Неважно, что на самом деле попросили, просто Сонька — другой человек, совершенно не такой, как я. Наверное, это и позволяет нам так долго и счастливо быть вместе. И, совершенно не кокетничая — считаю ее гораздо более глубокой, умной, образованной и лучшей, чем я. Она иногда вызывает у меня какие-то трепетные чувства. Я не говорю ей об этом. А иногда — говорю. Мы можем поругаться, но в общем и целом — не то, что женщин, а мало вообще таких людей видел в своей жизни, которые могли бы так самозабвенно жить. У нее это получается. Соня — особенная, она не для тиражирования. Очень простая, но не народная.



-Мы в этой жизни ищем «свое» место, «своих» людей. Так вот, не в качестве дежурного реверанса. Когда я в первый раз услыхал вас в эфире, то подумал, что вы нашли друг друга, как тандем, а я нашел «свою» станцию.

-Мы действительно очень этого хотели. Понимаете, больше двадцати лет работаем с разными артистами. С одной стороны микрофона — они, с другой — их почитатели. А мы — те промокашки, через которые проходили все эти чувства. На концертах, в эфире. Разные люди, разное отношение к ним. И мы отлично понимали, что слушатель может додумать характер, поступки, даже иногда личность в целом, которые вообще не свойственны объекту, о котором он думает. Поэтому та успешность «Камтугезы», которая есть у определенной части аудитории — не потому, что мы искрометно юморим и мега эрудированы. Просто мы оба самодостаточные и не боимся ошибаться. И те люди, которые с нами, это понимают. Понимают, что с ними — такие же сапиенсы, как и они сами — не лучше, не хуже, не выше, не ниже. Я абсолютно уверен, что многие слушатели Roks знают о каких-то группах в десятки раз больше, чем я. И любят их больше. Так что это точно не конкурс интеллектов, не чемпионат IQ. Просто те, кто нас слушает, находят какое-то созвучие. Мы мыслим сходными категориями, читали одни и те же книги, поэтому, если и не согласны, то не ментально, а с чем-то отдельным. У нас родственная система ценностей.

-«Звезду» словить доводилось?

-Конечно) Не знаю, как Соня, она вроде совершенно лишена этой проблемы, а я — да, ловил. Полгода проработал в эфире и решил — все. Начали звонить телки, предлагать встречаться…

-Показатель, однако))

-А какой еще-то? Назовите мне другой))) Его нет. Звонят поклонницы — значит все, ты крутой. И какое-то время прожил в совершенно дебильной иллюзии, что я «талантливый», «особенный». Но те же слушатели меня быстренько причесали, через какое-то время дав понять, что есть еще такие резервы… Вынес я из этого эпизода две очень важные вещи: нужно всегда оставаться своим, для кого ты и так свой и не корчить из себя Бог весть что, а с другой стороны — не бояться не нравиться. Я никогда не был народным или псевдонародным, для широких масс — это вообще не мое. И не читаю критику по этому поводу — во-первых, мнительный, переживаю и не люблю этого, а во-вторых, лучшего критика, чем я сам, у меня нет. Может быть, кто-то оправданно считает, что я пошл, туп, громко и не к месту смеюсь и прочее. Согласен — как и любой человек, не всегда удачно смеюсь, мне не всегда приходят в голову удачные шутки, а иногда бывает, что надо было бы сказать, а не промолчать. Или наоборот. Но в общем и целом, думаю, что оставляю после себя ощущение живого человека. Уж точно не говорящего по заданным лекалам. А это и есть то, что остается в сухом остатке. Я точно знаю, что люблю это дело. Люблю людей, которые слушают рок-н-ролл, которые умеют бесноваться, по-хорошему сходить с ума. Точно так же, как не люблю людей скучных и унылых



-Ведение эфира, продюсирование, организация концертов — что из этого перечня нравится делать больше всего?

-Больше всего люблю эфир. Останусь, пока буду нужен. Здесь очень важно поймать момент, поскольку нет более жалкого и ущербного зрелища, чем какой-нибудь молодящийся папик, который пытается быть модным и держать волну, когда все уже ускакало вперед. Сейчас на российском телевидении процветает подобное — зачем-то держат лица позапрошлого века. Понимаю — надо платить пенсию. Но для этого есть канал «Ностальгия». Вот сиди на нем и трынди о 80-х, деревянных игрушках и немытых фруктах. Как сказал Сева Новгородцев: «Раньше был и воздух чище, и щи кислее». Вот туда, в кислую среду, и возвращайтесь. Надеюсь, что смогу поймать ту точку, когда перестану быть адекватным относительно момента.

-По поводу лиц — там, думаю, не столько в возрасте дело...

-Конечно же, я не о лицах с точки зрения фото. Просто прокисшие. Сонные. Фактор возраста не так уж важен, я помню Гурвича в проекте РТР «Старая квартира». Он был толст — далеко за сотку, неопрятен. Говорил, дико картавя, как Ленин. Поначалу было сложно разобрать слова. Но он был настолько умен и талантлив в том, что делал на сцене, что проходило минут пять, и ты уже этого не замечал. А говорящие головы с прекрасными прическами, укладками, прямыми плечами, были на его фоне генетическим мусором. Хотя он был набором всех неправильностей.

-А талант — он все-таки существует? Или просто надо пахать?

-Конечно, существует. Но у меня его нет. И точно знаю, что я — пахарь. Все — через жопу, через 157 раз попробовать.

-Откуда берется такая целеустремленность?

-Да нет ее. Просто хочу это делать. Я даже не могу сформулировать понятие целеустремленности. И ни разу в жизни не было «я сейчас пойду и все равно сделаю». Пойду и буду делать. И все. Преодолений никаких не было. Самое большое преодоление в работе на радио — когда в первый раз зазвенел будильник, и надо в эти три минуты перенестись из одной реальности в другую. Все. Это самая большая проблема, которая у меня существует в отношениях с радиобизнесом. Встать утром на работу. Все остальное меня абсолютно устраивает. А рабочие моменты — какая-нибудь нескладуха у программного отдела с рекламным, все отделы бегают и орут, что они самые главные в этой жизни — все же наносное. Это жизнь, которая есть в любом коллективе — в редакции, издательстве. Потому что самая большая ценность любого хорошего медиабизнеса — это люди, которые в нем работают.
Что такое радио? Вроде какие-то большие деньги, что-то большое, воздушное, а рубильник нам вырубили — и все. Нету нас. Поэтому ценность радиостанции, телеканала — это люди. Как оценить стоимость талантливого ведущего? Сплошная эмпирика, гносеология, софизмы и бла-бла-бла.

-Конкретики нет

-А сформулируйте мне. Вот проведение свадьбы. Один попросит сто долларов, другой — десять тысяч. Почему? А по качану. И весь критерий. Это ж не количество человеко-часов, потраченных на производство шпилек и гаек. Это сила слова и цена слова.

-Кого берется продюсировать Сергей Кузин?

-Брал вот Эрику…

-Почему именно ее?

-Она талантливый человек. Украинка-украинка. С другой стороны — очень по-западному звукоизвлекает. У нее много субтонов, такое мне всегда нравилось, она вся такая — не совковая. Одна из лучших вокалисток в стране. Это не мое мнение — экспертное. Фактурная. Хорошая девка.

-Фактурная — тут вопросов нет. Но исполняет не рок

-Ааа, вот вы о чем. Да я просто люблю хорошую музыку. Хорошую с моей точки зрения. Это совершенно необязательно должна быть рок-музыка. Кайфую от Далиды, Джо Дассена, Челентано. Могу под настроение ехать под Boney M, подпевая Фарреллу. Почему нет? Это те звуки, на которых я вырос. Более того, совершенно не понимаю ребят, которые сознательно лишают себя такого многоцветья. А джаз? Да в поп-музыке множество кайфовых классных вещей. Я для себя рок-н-ролл формулирую не как стиль. Та же Леди Гага выдает настоящий рок-н-ролл. В образе жизни, в эпатаже. Она офи*енная пианистка. Просто нашла себя в таком музыкальном ключе. Та же Бейонсе, которая является апологетом поп-музыки — шикарная вокалистка. С ней работает на сцене куча живых музыкантов, каждый из которых может дать фору многим из рокеров в умении играть на своем музыкальном инструменте. Поэтому суетно и бессмысленно сидеть и рассуждать, что лучше: прог-рок, психоделика либо что еще. Есть музыкальные преступники, я бы сказал, уголовники: Михайлов, Разин с его «Ласковым маем». Тот ужас, который вторгся в нашу действительность, убил живую музыку в Советском Союзе, когда появилась «фанера» и разрешили под нее выступать. Моментально из многочисленных Домов Культуры исчезли живые ансамбли, которые были в них на ставках. А они были тем гумусом, на котором взращивались талантливейшие музыканты, которые всегда были на просторах Союза. И как только все эти «Маи», «Стрелки», «Белки» начали чесать по восемь концертов в день, мы пришли к тому, что не надо производить над собой никаких усилий — даже жевательных — чтобы эту музыку познать. Вал текстов, простых, как мычание, вал пентатоников, горы этого навоза, сформировали на сегодня страшное славянское поп-наследие. Поэтому человек, который хочет выскочить, взорвать подобное — фрик. И у него ничего не продается

-Вероятно, произошло некое расслоение. Можно найти достаточно единомышленников, но кто-то выбирает рок, классику, кто-то — Михайлова. Кто-то книги — кто-то сериалы...

-Знаете, а ведь мы брюзжим сейчас. Потому, что мы выросли в одной среде, в отсутствии этих сериалов, а сериалы есть разные — те же американцы делают шикарные вещи…

-Согласен. Тот же House of Cards...

-Да, да, да, да. И тот же Breaking Bad, и всяко-разное про жизнь. Просто висит над нами этот дамоклов меч в виде косой Вероники Кастро. Элементарно надо признать, что сейчас…

-Время другое...

-Вот. Таблицу умножения знают годам к тринадцати…

-Просто отмерла необходимость...

-Именно. Я не думаю, что современные люди ущербнее нас. Они глубже, умнее…

-Просто другие. Я не имел в виду, что ущербные))

-Ну, да. Ущербные — в нашем понимании: «вот в наше время...»))

-Ага))Причем, как только достиг какой-то возрастной вехи — и поехало))

-Да-да. А я до сих пор не могу понять, на кой мне «Преступление и наказание» давали в 9-м классе. Я его понял лет в 35. Может быть, в 30. Но уж точно не в школе. Помнится сидел и не мог понять: какой-то Раскольников, какая-то бабка… Взять и натянуть на 15-летнего парня мозги спивающегося картежника Федора Михайловича, который должен всем, с его комплексами, болезнями. И это ведро мне на голову…

-И сверху вишенка в виде Настасьи Филипповны...

-Вот. Да. Ее-то за что?)) Поэтому в я не переживаю — все будет хорошо

-Почему, уехав из Белоруссии, вы выбрали Украину?

-У меня было два варианта — Россия или Киев. А я с 85-го по 91-й служил в Херсоне и Одессе. Потом, с конца 90-х, часто ездил тренировать украинских радистов по Internews, проводил занятия по программному продукту радио и прочему. Полюбил Киев. По Internews селили меня во всяких хороших гостиницах — то на Воздвиженке, то на Андреевском, то еще где-то. Мне это все понравилось. Завел друзей. А еще я никогда в России не жил. Более того, когда приезжал на каникулы из Германии, мне все не нравилось, это было дикой проблемой. Не хотелось уезжать из Германии, но как? — у родителей отпуск. А для меня каникулы были проклятием. В Германии столько всего интересного, а тут надо ехать, ходить по родственникам, какие-то пьянки, убогие танцы на танцплощадках. Соответственно осталось — наверное неправильное — но уж вот такое представление о России. И я никогда не хотел жить ни в Москве, ни в Нижнем. Ну, просто не хотел — и все. А Киев из трех славянских столиц, какой бы он грязный и поломатый ни был, все равно самый европейский. И самый добрый. Не смотря на то, что люблю Минск и родиной считаю Беларусь, Киев добрее. Безусловно. И креативнее. В общем, он мне нравится. И когда поступило предложение из Киева, я согласился, не раздумывая, поскольку сам хотел здесь оказаться. Потом при первой же возможности получил ПМЖ и уже лет пять, как гражданин Украины.

-Варианты Канада, Штаты не рассматривались вовсе?

-Почему? Внутренне рассматривались, я вполне космополит, чувствую себя спокойно в любой стране мира, но… очень надеюсь, что окружающий нас маразм все-таки закончится. И я хочу жить в Киеве. Я здесь врос. Хотя, ничего не исключаю — все может быть, ведь уже не раз менял в своей жизни страны и континенты. И Америку тоже очень люблю.

-Всю или местами?

-Понятно, не всю, я везде не был. Но Штаты люблю. Обожаю Нью-Йорк, Сан-Франциско.

-Атмосфера, еще что-то?

-Фиг его знает. Все вместе. Как только вы знаете, за что любите — значит, рассчитали. А это уже прагматизм. Вот когда не понимаешь, и так не должно быть, а есть — то самое оно. Там куча недостатков, много всего неправильного, но все вместе складывается в любовь.

-Понимаю. Почему тебе нравится эта музыка, парфюм, дизайн? Да проще убить, чем объяснить)

-Сто процентов. А к Европе отношение спокойное. Дочка в Лондоне. Безумно красивый город, которому больше двух тысяч лет, одна из колыбелей рок-н-ролла, цитадель всего стильного. Ну, клёво, да. Здорово. Но смотрю, как на чужое. А вот американские просторы — да. С их народом, на нас, кстати, похожим, особенно теми, кто живут в upstate — добырми, простыми, где-то наивными людьми. А может, мне просто везло там на друзей и знакомых.



-Что для вас семья?

-Я очень люблю своих детей. Они у меня все от разных мам — так уж получилось. Счастлив тем, что дети со мной — они любят друг друга, приезжают, общаются. Даша в Лондоне, Женька закончил учебу в Будапеште, сейчас пока в Минске, но будет куда-то уезжать по своим карьерным делам, в Киеве принцесса растет. А семья? В силу своего раздолбайства я как-то серьезно об этом не думал, но наверное, это такой кокон. Вот так, наверное, будет честнее. Я в нем прячусь. Тем более сейчас, после ухода папы, когда мама со мной. У нас там всякие собаки, кошки, рыбки… В этом смысле я вообще не рок-н-рольщик. Секс, драгс, рок-н-ролл — это все было, но закончилось очень давно. Я это настолько хорошо знаю, прошел через такое с моими алкогольными трипами, что когда слышу угрожающие телеги «сейчас как дадим копоти»… Да какой вы там копоти дадите? Все закончится больной головой и пробуждением непонятно где. И это называется круто? Круто — когда ребенок улыбается, у жены глаза горят, когда мама жива, когда собака в нос лижет. У меня много друзей, которые живут по-другому — и на здоровье. Я их тоже люблю. Они просто другие, но тоже клевые, надежные и все такое. На мотоциклах ездим — у всех для этого свои поводы. Для себя тоже придумал какую-то историю. Хотя мне очень нравится компания, в которой я это делаю. Все разные, самодостаточные. Вообще, на моцике не самодостаточному сложно. В общем, семья для меня — точно не какие-то навороты из учебника по русской речи. Вот, рассуждаю, пытаясь сам себе ответить — у меня нет никаких формул по этому случаю) А! И очень хочу домой. Всегда

-Часто приходится «идти на страх»?

-На войне страшно. Когда постреливают в тебя — тоже



-А жизненные ситуации, в которых страшно?

-Ну, я не занимаюсь ничем таким экстремальным. В армии было, когда попали в Баку. Но это все связано с банальным страхом за свою жизнь.

-А вне угрозы для жизни? «Я боюсь что-то делать»?

-Ааа. Это я преодолеваю, такое бывало. Несколько раз прыгал с парашютом — и до сих пор боюсь

-Так это тоже угроза для жизни

-Когда прыгал с этой долбаной тарзанки. Если бы эта телка не стояла сзади, я бы убежал. А так — неудобно. Стою на этой площадке, в голове «как свалить, стыдно же». И прыгнул. Но это — такое, идиотское ребячество. Второй раз прыгать не буду. На фиг нужно

-О мотивации. Или уж как это назвать. Вроде уже столько сделано, но все равно — появляются новые рубрики, новые передачи, новые проекты, где-то, наверняка, это проходит с «мордой об стол»...

-Стопудов. Но — хочется. Вот просто хочется — и все. Захотелось играть музыку — начал играть. Были и вещи, привнесенные не мной. Я всегда хотел, но стеснялся попросится к знакомым ребятам в театр на какую-нибудь роль. Мне это казалось верхом даже не наглости, а идиотизма. Это ж учиться надо, а ничего не умею и так далее. Поэтому, когда сам режиссер предложил мне в лоб — то в «Ужине с придурком» Брошана играл целый год. Играл, наверное, хреново, но я так этого хотел, с таким наслаждением окунулся в это… Аншлаги и нереальный кайф. Вот! По большому счету — я ищу в жизни наслаждение. А онанизм — не преступление, но как-то скучно))

-А чего Сергей Кузин хочет сейчас от жизни больше всего?

-Чтобы подольше прожила мама. Папы уже нет. У нее пока все нормально, никаких проблем, но я так не хочу взрослеть… Ей скоро 80, и я очень надеюсь, что будет и 90, и 100. Вчера вечером пришел около 10 вечера:
Где ты был?
-Мама, мне 52 года!))Где я был?! На работе я был!
-Где. Ты. Был. Я сейчас Алине скажу, что ты поздно пришел
-Мама, Алина еще сама на работе))
И это счастье. Дикое счастье. Нереальное. Чтобы Алина улыбалась. Чтобы Ариша была здорова. А все остальное для меня уже не важно. Я наелся вручениями всяких премий, грамот, прохождением этапов, большими стадионами. Все это здорово и это — моя жизнь. Но, если говорить о желаниях — променял бы все. Еще лет десять назад, может, даже, пять, я бы так не сказал, но на сейчас — это самое главное желание. Чтобы мама была жива.