Два дня в Wieden+Kennedy Amsterdam

Проект Сайт «Два дня в агентстве» возвращается. И возвращается он с уникальным материалом об агентстве Wieden+Kennedy Amsterdam, где провела два ноябрьских дня редактор Сайт Ксения Лукичева.Вы же понимаете, что мы не могли не воспользоваться присутствием «наших людей» в одном из самых крутых агентств мира. Евгений Примаченко, копирайтер екатеринбургского Восхода, около года назад получил предложение присоединиться к команде Wieden+Kennedy и в феврале переехал в Амстердам. И в ноябре, когда Женя уже совсем освоился в одном из крупнейших независимых агентств мира, мы отправились к нему в гости.

Серьезные отличия в организации рабочего процесса «у них» и «у нас» стали очевидны еще за неделю до поездки, когда PR-служба Вайдена прислала мне расписание визита: welcome-тур, интервью, обед и свободное время были обозначены поминутно, а Женя отдельно оговорил, что это не примерное расписание, и нужно действительно ему следовать. Обычно два дня в российских агентствах проходят в духе «ну давай посмотрим, кто у нас сейчас свободен».









В Амстердам я прилетела накануне того дня, когда мне предстояло старательно укладываться в расписание, и сразу же попала на неформальное мероприятие. Коллектив Wieden+Kennedy собрался в одном из многочисленных баров проводить двоих коллег, покидающих агентство. Эдакий адаптационный вечер — вспомнить весь свой скромный английский, познакомиться с людьми, начать понимать, что тут и как.

Дэвид Огилви, как хорошо знают все рекламисты, в своих книгах не раз говорил о том, что клиента нужно любить не декларативно, а искренне, относиться к его продукту ревностно и обязательно являться потребителем. В наших реалиях отчего-то принято считать, что это утопическое, неприменимое к нам правило, а в Вайдене оно впаяно в ДНК сотрудников. Перед тем, как мы с Женей отправились в бар, он рассказал мне, что так нечаянно совпало, что он работает в Вайдене, которое обслуживает Nike со дня основания, а его сосед по дому — в Sid Lee, агентстве, несколько лет назад получившем глобальный контракт Adidas. А затем пристально посмотрел мне на ноги и одобрительно кивнул, увидев огромный свуш на голубых эйр-максах. «Не то, что бы это было критично, но мы любим Nike, ты же понимаешь».

В баре на меня обрушились все акценты в мире и понимание, что такое по-настоящему международное агентство. Из примерно 130 человек, работающих в Вайдене на данный момент, только около двадцати — голландцы, все остальные — экспаты со всего мира. Великобритания, США, Новая Зеландия, Франция, Германия, Италия, Португалия, Румыния, Россия и так далее. Поэтому английский для агентства — это не язык официальной переписки, как в российских сетевых агентствах, а язык, на котором говорят все и всегда. Это же не строительство Вавилонской башни, а серьезный бизнес, все должно быть предельно понятно.

Находиться там в неофициальной обстановке среди тех, кто делает лучшую рекламу в мире, было радостно и волнительно. Примаченко знакомил меня со всеми, до кого мог дотянуться, рассказывая предварительно, кто есть кто, добавляя к имени и должности небольшую историю достижений: крутейшие кампании, международные награды. И все эти суперзвезды мировой рекламы были одинаково приветливы, открыты и рады поговорить и посмеяться на тему «Среди нас журналист, это опасно».

Один из негласных законов Wieden+Kennedy, которому должны неукоснительно следовать все, от управляющего директора до сотрудников welcome-desk, повторяет слова основателя агентства, сказанные им много лет назад девушке на ресепшене: «Относись ко всем одинаково». Так и есть. Что на вечеринке в баре, что во время рабочего дня.









Офис Wieden+Kennedy Amsterdam находится в самом центре города, в старинном доме на канале Herengracht. У высокого крыльца скромная табличка, от присутствия рядом с которой начинает ощутимо екать внутри. Я нажимаю на кнопку звонка и огромная старая деревянная дверь медленно открывается — я в Вайдене. Никакой пропускной системы, никакой предварительной записи — прийти может, кто угодно. Нужно просто сказать, к кому ты пришел, чтобы тебя встретили.















Меня встречает Женя и Андреа, PR-менеджер агентства, которая проводит мне экскурсию по огромному офису. Рабочие пространства, заставленные столами и заваленные книгами, чередуются с зонами… хотела сказать «отдыха», но это не совсем так. Скорей зонами, в которых люди Вайдена думают, обсуждают, решают вопросы. В переговорках нарочито невосстановленные старинные стулья, выкрашенные в черный. Предмет гордости агентства — внушительная библиотека, собранная в так называемой зоне Mad Men, где они постарались воссоздать обстановку 60-х годов. В укромных углах — маленькие «комнаты тишины», где можно поговорить по телефону вдали от шума и лишних слушателей. Многомиллионные глобальные контракты обязывают к сохранению разнообразной информации в тайне. В цокольном этаже кухня, столовая — там же проходят корпоративные мероприятия и тусовки, если не нужно или не хочется идти вовне. Например, накануне моего приезда там праздновали Хэллоуин. Из столовой выход в чертовски уютный внутренний дворик, он же курилка, он же стоянка для велосипедов, он же место летних вечеринок.







Mad Men Area







Белая стена — упущенная возможность







Рабочая обстановка







Meeting Room







Внутренний дворик







Герб Амстердама на Вайден-манер



По всему агентству то тут, то там расставлены, разложены и даже раскиданы награды. «Иконостаса» в Вайдене нет — это очень показательно с точки зрения того, как они относятся к фестивалям и конкурсам. Никакого культа и пиетета, никакой гонки, просто дополнительный приятный бонус к отлично сделанной работе. О наградах, фейках и отношении ко всему этому мы потом говорили с Тьерри и Фостеном, креативными директорами на Heineken, а пока что освободившийся на перекур Женя настоятельно советует мне зайти в туалеты, чтобы оценить самоиронию агентства в отношении наград. Стеклянные шкафы-витрины с полученными статуэтками стоят только в санузлах, а в рабочем пространстве на них натыкаешься внезапно. Например, начинаешь перебирать журналы, сваленные кучей на низком стеллаже первого этажа: Luerzer’s, AdAge, Adweek, о, серебряный каннский лев, еще один выпуск Adweek. В зоне Mad Men четыре «галочки» Евробеста разбавлены ехидным керамическим голубем, а книжки подпирает еще один лев.







И такое в каждом туалете







Львы просто так валяются







Голубь на страже



После экскурсии по агентству пришло время интервью. И с точки зрения понимания того, как работает агентство, чем оно живет, как относится к тому, что делает, это был совершенно незабываемый опыт, которым я надеюсь с вами поделиться. Никакие рассказы журналиста не передадут вам того же, что говорят непосредственные участники процесса создания рекламы, на которую равняются.

Горящие глаза, деликатность, уважение ко всем и вся — к работе, к коллегам, к клиентам, к аудитории. И железобетонное спокойствие. Я спросила у Жени, бывают ли у сотрудников Вайдена взрывы на нервной почве, когда «Аааа! Все уроды, и идет оно все пляшет!». Женя задумался на время и признался, что бывает, но очень редко и только у единиц.



Martin Weigel, head of planningПервая встреча была назначена с Мартином Вейгелем, которого мировое рекламное сообщество чуть ли не в один голос признает одним из лучших стратегов в мире. Его бесконечно уважают и в Wieden+Kennedy, выдыхая «О! Мартин… Он такой мудрый, он такой крутой, тебе так повезло».









— Привет, Мартин.

— Привет, Ксения.

— В российской рекламе пока что есть определенная путаница с пониманием сути стратегии, как это работает и все такое прочее. Расскажи, пожалуйста, о том, как это работает здесь.

— Думаю, что стратегия работает везде одинаково в любой компании, не только в рекламных агентствах: «где мы?», «куда хотим пойти?», «почему мы хотим туда пойти?», «как мы должны к этому прийти?», «насколько это просто?». Эти вопросы — сердце любой стратегии. И в каждом нашем дне есть немножко стратегии, понимаешь, да?

Например, если у тебя большая встреча с клиентом, ты думаешь «Мне нужно выглядеть профессионально и впечатляюще» — это то, где ты хочешь оказаться. А как и почему — это «окей, мне нужно помыть голову, потому что я понимаю, что я большой мальчик, и мне нужно выглядеть немножко более взрослым». Понятно, что это упрощение, но тем не менее: кто из нас не занимается стратегическим планированием? И я думаю, что в рекламе ровно то же самое.

Но я называю себя планнером, а не стратегом.

— А в чем разница?

— Да ни в чем, в общем-то. Просто один чувак 50 лет назад придумал ввести в структуру агентства стратегов и назвал их «планнерами», так что я тоже называю их «планнерами». Для меня это связь с истоками. (смеется)

И возвращаясь к пониманию стратегического планирования. То, что мы делаем, это не просто креатив, а то, что будет работать на рынке. Недостаточно просто иметь воображение и давать ему волю. Что бы мы ни делали, мы заняты одним — мы приносим понимание внешнего мира в креатив. Как люди ходят по магазинам, как покупают, о чем они думают, что ими движет. Понимание потребителей, понимание их отношений с брендами, как люди участвуют в коммуникации, как они пользуются технологиями, и наконец, понимание культуры, в которой появляется реклама.

Мы пытаемся понять мир, в котором работаем, и привносим все это в процесс разработки, понимаем каковы отношения бренда и потребителя на сегодняшний день, какими мы хотим, чтобы они стали в будущем, как далеко нам нужно идти, какие нам нужны будут штуки и ходы, чтобы заинтересовать людей.

И моя работа начинается с того, как работает мир, в котором должна появиться реклама. Это не просто «Хей, это будет хорошо!», планнеры должны начинать с неизвестного (смеется), а затем… применять воображение.

— Получается, что вы должны знать все обо всем?

— Ага. Может быть это звучит очень круто и важно, но работа планнера заключается в том, чтобы принести эти знания в разработку стратегии. Мы не просто исследователи, потому что мы применяем воображение, тогда как исследования — это предоставление объективных данных. Мы что-то вроде коннектора с реальным миром. Так что если нас не будет в агентстве, работа не будет настоящей работой. А если ты знаешь, кто потребитель, что он думает о бренде, почему он его сейчас не покупает; если у тебя есть мысли о том, что люди говорят или делают, это может изменить положение вещей, и у агентства получится успешная работа. Ну что? Прояснилось? (смеется)

— Вполне.

— Это был длинный ответ на короткий вопрос.

— Длинный и крутой. Смотри, некоторые рекламисты утверждают, что маркетинг умер. Ты согласен?

— Мммм… Мало кого я ненавижу больше, чем людей, которые пишут такие некрологи. Это повергает меня в ярость. Потому что люди очень редко говорят это по серьезным причинам. Они говорят, что реклама умерла, маркетинг умер, телевизор умер, все, что угодно, умерло. Как журналисты, которым нужен хороший заголовок, потому что он цепляет взгляд, ну ты понимаешь… Обычно так говорят те, кому нужно паблисити, или те, кому нужно что-то тебе продать. Телевидение умерло, купите вместо этого другое, маркетинг умер, купите… а, дерьмо собачье! Что такое маркетинг? Это изобретение продуктов, которые нужны людям, доступных и интересных продуктов. А такие заявления — это самый простой способ немножко пошуметь. Это как если бы ты стоял на углу на улице и орал. «Даааа, провокационная точка зрения» (изображает интонацию людей, которые это слышат). Это несерьезно, и индустрия редко интересуется этим.

— Сейчас в коммуникациях стало больше эмоций, чем, скажем, 10 лет назад?

— Человечество в принципе движимо эмоциями. Человеческий мозг, поведение, мотивация в основном управляются неосознанными мыслями, интуитивным мышлением. Есть отличная книга Даниеля Канемана «Думать быстро, думать медленно». Канеман получил Нобелевскую премию за работу над пониманием того, как люди принимают решения. И эта книга рассказывает о том, как часто мы думаем, что сделали рациональный выбор, но в действительности он оказывается эмоциональным или неосознанным. Это довольно важно для маркетинга, потому что это вплавлено в нашу ДНК, это вплавлено в человечество — быть эмоциональным. Маркетинг, который относится к нам с тобой как к рациональным людям, заинтересован в рациональных аргументах и не думает о фундаментальной мотивации, он отрицает то, что значит быть человеком, а значит неуспешен. Я думаю, что действительно крутой маркетинг всегда понимал это, иногда неосознанно, иногда осознанно, но всегда испытывал симпатию к тому, что значит быть человеком.

Великие рекламодатели знали, насколько важен эмоциональный компонент. Если посмотреть на рекламу, которая выходила 20, 30, 40 лет назад, видно, что они не понимали, как работает человеческий мозг, но понимали, что аудитория эмоциональна.

Я не знаю, стало ли эмоций больше или меньше, но я точно знаю вот что. На нашем рынке полно плохой рекламы, которая полагает, что люди ждут сообщений, рекламных работ с рациональным посылом, вербальных концепций, помещаемых в мозг, которые они должны через две недели вспомнить в супермаркете. Реклама порой игнорирует то, что значит быть человеком, и это очень настораживает.

Для многих людей это должно быть внове — эмоции в маркетинге — но эмоции это то, что движет человечеством. Это не новый феномен, похоже, что маркетинг просто медленно понимает людей.

— Все люди разные. Как же вы находите в них общее? Во всей целевой группе?

— Хороший вопрос. Знаешь, у каждого участника рынка есть выбор: вы можете искать общие моменты, которые есть в людях, и найти их, или вы можете искать моменты, которые делают людей разными, и тоже найти их.

Отличный пример — Heineken. Если взглянуть на человека, пьющего пиво, скажем… в Лондоне, и на человека, пьющего пиво, скажем, в Ганновере, видно, что это довольно разные люди. Бутылки будут выглядеть по-разному, то, как они пьют, социальная атмосфера, количество выпиваемого.

Разрабатывая кейс Heineken, мы обнаружили множество вещей, которые делают людей разными. Наш клиент хотел единую глобальную кампанию, креативную платформу, которая могла бы работать повсюду. Так что мы искали и различия и то, что объединяет людей в общем. Казалось бы, ты ищещь нечто фундаментальное в человечестве, но человечество — это беспорядок из эмоций, так?

— Вроде того. Ищешь общее ядро.

— Есть кое-что общее везде, во всех культурах. Мы все хотим большего, мы хотим быть лучше нашего соседа. История, культура — все основывается на этом. И если посмотреть «под», как ты сказала, общее ядро, то обнаруживаются черты, которые есть у каждого человека.

И я думаю, что Heineken действительно вырос как бренд после того, как было найдено эта общая фундаментальная штука. Это все очень… просто, это не какие-то там сложные комплексные и высокоинтеллектуальные мысли. Это, как мы говорим, большая простая человеческая правда. Когда человеку едва за двадцать, у него впереди весь этот долгий жизненный путь, но он не хочет выглядеть так, будто не знает, что делает. Он хочет выглядеть как парень, который понимает мир, знает, каким путем по нему идти, уверен в себе, разруливает ситуацию за ситуацией и делает все так, что это выглядит легко и просто. Мы все помним, как хотели быть таким парнем. Парнем, который выглядит привилегированно, парнем, который входит в бар и не должен там платить. И это — правда в любой стране, в любой культуре, это базовая вещь.

— И трудно находить такие… крутые инсайты?

— (задумчиво) Не должно быть трудно, не должно. Потому что когда ты ищешь такие штуки, ты задаешь вопрос: что значит быть человеком? Но найти правильный инсайт для правильного бренда сложно. Даже если ты найдешь эту самую большую человеческую правду, ты все равно всего лишь в начале своей стратегии, потому что надо знать и быть уверенным, что ты собираешься с этим делать. Нельзя просто взять и поставить эту правду в ротацию на телевидении. Нельзя просто появиться с ней перед камерой, не трансформировав ее в нечто захватывающее и интересное.

— То есть стратегия должна чувствовать людей.

— Да, понимание психологии людей — это существенная часть нашей работы. И я должен не только понимать психологию людей, но и знать психиатрию брендов (смеется). Представляешь, заходит такой бренд в кабинет врача: «Я чувствую себя маленьким и неадекватным, я хочу быть большим и сильным» (хохочет). И я должен поставить бренду диагноз лучше, чем это делают потребители. Так что да, мы должны быть чувствительными и осведомленными в том, что мотивирует людей, что движет ими тогда, когда они делают выбор.

— Давай представим человека… ну, пусть это буду я, для простоты. Допустим, я хочу быть хорошим планнером. Что я должна делать, чему должна учиться?

— (задумчиво) С чего ты должна начать?.. Я думаю, что быть гениальным планнером очень трудно. И я думаю, что планнеры обретают ценность только с опытом, они видели больше категорий, работали с разными клиентами, получили определенную базу знаний, много всего. И это действительно сложно — завоевать такую позицию в агентстве на начальном уровне. Я начинал как исследователь, я знал, что мы должны разговаривать с потребителями, забираться к ним в головы и в их поведение, это очень ценный момент для планнера. И если я развиваю эти навыки, я могу идти дальше, потому что у меня есть некие инструменты, которых нет у тебя. Все, что ты можешь сказать на данном этапе, это «У меня есть мнение», а этого недостаточно, потому что у всех есть свое мнение.

Порой лучше набираться опыта где-то в другом месте. Становись ресерчером, пиши в журналы, изучай лидерство, и если ты разовьешь свои навыки, это будет куда более интересным, чем «Я только что закончил университет, у меня нет вообще никакого опыта, нет никаких навыков, но я хочу быть планнером и советовать клиентам, что им делать». Так ведь?

— Разумеется.

— Никто никогда не пойдет ко врачу, у которого нет опыта. Представь себе, что ты летишь на самолете домой, а пилот говорит по громкой связи: «Ребята, это мой первый полет». Стать хорошим планнером трудно, и я думаю, что далеко не все агентства качественно и много инвестируют в получение такого опыта. Люди хотят заниматься стратегическим планированием и спрашивают меня, куда им пойти за знаниями и опытом. Есть хорошие школы, которые дадут тебе базовые основы планирования, вроде Miami Ad School. Люди, работающие в рекламе, тратят там свое время и энергию, чтобы быть твоими учителями, но они не могут тебе помочь до тех пор, пока ты сам этого не захочешь. Как академики со своими книжками — они тоже не могут помочь, пока ты не начнешь стараться.

Планнером начинать трудно. Поэтому лучше подумать о том, какие навыки нужны для этого, а потом получить их где-нибудь в другом месте.

— Крутой ответ, отрезвляющий.

— (смеется) Короткий, но полезный.



Thierry Albert и Faustin Claverie, CDsТьерри Альбер и Фостен Клавери приехали в Weiden+Kennedy из Франции. Они креативные директора на Heineken, одном из ключевых клиентов агентства. Смешливые, вечно перебивающие друг друга, но подхватывающие мысли друг друга и часто говорящие хором. Так что я при расшифровке интервью зачастую даже не разделяла их реплики — все равно они одно целое. С ними мы говорили, конечно, об их клиенте, о фестивальных гонках и об этике рекламиста.









— Вы вдвоем креативные директора на Heineken...

— Мы говорим «Eineken», мы не произносим «Х».

— А мы в России произносим.

— Звучит как-то очень по-испански (смеются)

— Легко работать с таким клиентом?

— Что? Вот так вот сразу о клиенте? Вот блин! (смеются) Извини.

Это огромный аккаунт, а это значит очень много работы, но мы очень увлечены. Как правило, у таких больших клиентов и встречи, и проекты очень долгие. Так что сейчас мы, например, работаем на проекте, который закончим только через два года. В 2014 году. У нас хорошие отношения с ними, и мы собираемся сделать отличную рекламу...

— Они очень амбициозны.

— Они хотят делать крутые штуки.

— Они очень прогрессивны и хотят опробовать некоторые новые идеи в контенте, и это довольно волнующе — работать с ними.

— И они просто хотят быть клевыми. Потому что это пиво. Они просто хотят продавать его клевость, и они действительно одни из лучших в мире (смеются)

— Ты пробовала? Обязательно попробуй.

— Прямо сегодня, обещаю. Везет вам, ребята. В России мы не можем показывать в рекламе пива ни людей, ни животных. Руководство страны думает, что русские пьют слишком много, и считает, что демонстрация людей и животных провоцирует русских пить еще больше.

— А, ну как же! Особенно пьяные собаки провоцируют! (хохочут)

— Интересно ли было бы вам поработать в таких условиях? Прорекламировать пиво без людей?

— А во Франции то же самое.



— Но эти ограничения позволяют тебе быть более креативным, ходить вдоль них, изыскивая возможности. Если у тебя нет никаких границ, и ты можешь работать так, как хочешь, то ты часто не знаешь, что тебе делать. А когда ограничения есть, тебе легче работать, есть от чего оттолкнуться. И иногда это делает тебя более креативным.

— Ага, тебе нужно что-то для старта, и если ты слишком свободен, то работать трудней, чем в случае, когда у тебя есть какие-то правила, которые ты вынужден уважать. Если ты не можешь использовать ни людей, ни собак, то думаешь «давайте используем что-нибудь еще».

— Ты начинаешь думать иначе. Да, это вызов, но это хороший вызов.

—

— Этика? У нас нет этики! (хохочут) Это все вопрос того, насколько ты умерен в том, что ты делаешь.Неважно, куришь ли ты много или совсем чуть-чуть, это действительно плохо для тебя. Но если ты немного выпиваешь, это не всегда плохо. Знаешь, во Франции мы выпиваем за обедом бокал красного вина, и это даже полезно для сердца. Во Франции довольно скромная статистика по сердечным приступам.

— Это вопрос ответственности...

— А когда ты куришь, ты не можешь быть ответственным. Это в любом случае плохо.

— И ты подсаживаешься на сигареты.

— О, я знаю, я курю уже 16 лет.

— Мы никогда не станем делать рекламу для таких вещей.

— Нельзя сравнивать.

— «Должен ли я взять Stella Artois, Budweiser или Heineken?» — в ответе на этот вопрос и заключается наша работа.

(смеются)

— Нынешняя стратегия Heineken, на ваш взгляд, подходит людям во всем мире?

— Да, персонаж кампании — это человек мира. Предполагается, что наша аудитория открыта разумом и любознательна. Правда и веселье — это основная платформа для всех видов коммуникации Heineken.

— Каковы сейчас тренды в рекламном мире? Больше эмоций и развлечения?

— Тренды? Развлечение, особенно в пивном сегменте. Мы видим столько всего каждый день, поэтому брендам нужно быть… как минимум забавными и увлекательными. Все это делают, и это хорошо.

— Но вообще нужно делать больше, чем просто развлекать. В интернете навалом интересных видео, поэтому нужно действительно хорошо поработать, чтобы привлечь внимание людей.

— В российской рекламной индустрии имеет место своего рода гонка за наградами: «Мы хотим призы! Мы хотим побеждать любой ценой!». Каково ваше мнение о фестивалях?

— Это важно. Это место, где мы можем посмотреть на мировой креатив, это замечательно для карьеры, для планов на будущее. Но в первую очередь важно делать свою работу и делать ее хорошо. И если она действительно удалась, то ты получишь свои награды в любом случае. Но ты не должен работать ради наград, не должен за ними гнаться, ты должен делать хорошую рекламу.

Фестивальные награды хороши тем, что тебя становится видно на карте рекламного мира, но по большей части они означают, что ты как следует поработал. Так что если ты начинаешь гоняться за ними, это не очень-то честно.

Это все не всегда имеет значение, потому что члены жюри по большей части очень консервативно и хорошо оценивают то, что они уже видели и знают. И когда твоя работа действительно была на глазах у аудитории, они не могут это не заметить.

При этом ты можешь сделать крутую работу, но не получить наград — опять же, потому что жюри слишком консервативно. И когда ты сидишь в жюри и видишь, как это работает, это порой подавляет. Потому что ты знаешь, сколько ты сделал, как трудно тебе было, и вот этот крутой парень в плохом настроении прокатил твою работу. Такое жюри не волнует индивидуальности, они смотрят на рынок в целом.

— В жюри входят люди со всего мира, и поэтому выигрывают наиболее общие работы, которые всем понятны. Так что это может невероятно сработать в Великобритании, но быть бесполезным в Каннах, потому что никто не понял сути.

— Поэтому нужно быть сообразительным, использовать фестивальные награды для того, для чего они хороши, и не сходить по ним с ума. И уж совершенно определенно не стоит за ними гнаться.

— А вы когда-нибудь делали фейки ради наград?

— Никогда.

— Да ладно?

— (смеется) Когда я был молод, я сделал несколько… не фейков, нет. Это был выпуск какой-то газеты, а я был начинающим рекламистом… Когда вы начинаете, вам нужно заработать имя в индустрии, это порой помогает.

Но потом это нечестный путь. Бессмысленно и бесполезно. Еще и опасно, потому что можно потерять доверие своих клиентов.

— Что вы знаете...

— Ммм, да ничего (хохочут)

— … о российской рекламе? Видели какие-нибудь работы?

— О да, как-то мы поехали в BBDO Moscow, была у нас там работа. В Москве полно возможностей, поскольку это новый рынок, и все хотят работать, но это довольно трудно, потому что приходится делать слишком много, чтобы научить клиентов рекламе, чтобы говорить им: «Ребята, иногда вы должны развлекать людей и быть более открытыми миру». И еще очень много образовательной работы нужно сделать...

— Потому что это новый рынок.

— Я работал как-то на Lipton и помню, что у нас было три разных рынка: США и Европа, затем несколько менее креативный (до сих пор не знаю почему) и более ориентированный на продукт рынок Южной Америки, а третьим, очень важным рынком была Россия. И для России мы делали очень простую, базовую рекламу.

— Вы полагаете, что одна из задач рекламистов — это просветительская работа среди клиентов?

— Конечно, да.

— Почему? Для чего мы должны учить наших клиентов?

— Для того, чтобы делать хорошую, креативную рекламу. Чтобы объяснить им, какие инструменты мы можем использовать. Чтобы доказать, что развлекающая реклама может быть эффективней той, которая не развлекает. Вы должны сесть за стол и пытаться, пытаться, пытаться объяснять им, почему этот ход эффективней другого. Кажется, что это просто...

— Это совсем непростая задача. Наши клиенты такие… серьезные.

— А простых клиентов сейчас вообще не бывает. И да, это образование. Это стоит больших денег и вообще рискованное занятие, но это стоит того.





Eva Rausch, account directorАккаунт-директор Эва Рауш представляет для нас особый интерес: именно она вела контракт с Билайном. Кроме того, было интересно узнать у нее о том, каким должен быть идеальный аккаунт, как говорить клиенту нет, и что делать, если с клиентом нет взаимопонимания.









— Всегда интересно, чем отличается работа в рамках одной и той же профессии в разных агентства. Расскажи, пожалуйста, о том, что делает твою работу особенной здесь?

— У меня не так много опыта работы в других агентствах, чтобы я могла сравнивать, так что говорить об отличиях довольно трудно. Но я могу сказать, что работа здесь — это отличный вызов. Все действительно должны отдаваться работе, чтобы убедиться, что креатив на выходе получается правильный и достигает поставленных нами целей. Везде так, но здесь сосредоточенность на качестве креатива просто невероятная.

И одно из самых больших отличий Вайдена от большинства агентств в том, что здесь креативщики сами презентуют свою работу. Креативщики, а не аккаунты. Из-за этого креативщики очень вовлечены в процесс и связаны с ним еще крепче.

— Есть мнение, что одна из главных обязанностей аккаунта — быть бампером между креативщиками и клиентом. Как с этим обстоит в вашем агентстве?

— Определенно, это часть нашей работы. Кроме того, очень важно убедиться, что любой фидбэк, полученный от клиента, должным образом переведен так, чтобы с ним сработали креативщики. И эта часть нашей работы очень сложна: адаптировать комментарии клиента, убедиться в том, что ожидания клиента поняты и приняты. Не столько в смысле условий нашего соглашения, сколько в смысле помощи, решения определенной проблемы. Несмотря на то, что мы можем прийти к решению, совершенно противоположному тому, какое было у клиента в голове.

— Ты работала с Билайном. Как это было?

— Интересно. Я никогда раньше не работала с российскими клиентами, так что это был отличный опыт. В России совершенно другая культура, это огромная страна — 9 временных зон, и вам приходится иметь дело с чем-то совершенно отличающимся от всего того, с чем работали раньше. Это было сложно, но это было хорошо. Отличный опыт, определенно.

— Российские телекоммуникационные гиганты — это очень трудные клиенты.

— Я могу сказать, что те люди, с которыми работали мы, были очень милыми и понимающими.

— Иногда тебе приходится говорить клиенту «нет». Как это происходит? Предельно дипломатично или прямо?

— Один из моих клиентов как-то сказал, что мне следовало бы сделать дипломатическую карьеру. Я восприняла это как комплимент, но не уверена, что он именно это имел в виду. (смеется) Да, аккаунт должен быть дипломатичным, но это не означает витиеватый отказ, это означает, что вам нужно искать решение вместе с клиентом. Я никогда не скажу «нет», не предложив альтернативного пути. Мы можем говорить «нет» определенным вещам, потому что мы не сможем их воплотить по разным причинам, например, в силу ограничения бюджета, но мы всегда предлагаем что-то другое, мы вместе ищем лучшее решение.

— И компромисс...

— Мне не нравится слово «компромисс». Компромисс для меня — это нечто, что не устраивает полностью ни одну из сторон, а это не наш вариант. Мы действительно пытаемся найти другое решение проблемы, которое поможет, мы пытаемся найти другую дорогу, если одна из них закрыта по каким-то причинам.

— Какие люди становятся лучшими аккаунтами?

— Я думаю, что это человек, который имеет очень четкое понимание того, куда он ведет людей, и понимание цели, которая должна быть достигнута в результате работы команды, потому что в конечном счете все смотрят на аккаунта.

Аккаунт должен отвечать за свои слова. Говорить то, что имеет в виду, и иметь в виду то, что говорит. Нужно иметь определенные принципы, это действительно важно.

Нужно уважать своих коллег. Это важное качество в любой профессии, но в аккаунтской работе особенно… Быть аккаунтом — трудная работа, потому что ты постоянно находишься между всеми, и ты пытаешься балансировать и жонглировать разнообразными вещами.

Ты должен понимать клиента. Действительно понимать, подделать это не получится. Ровно такую же эмпатию ты должен испытывать по отношению к креативщикам и своей группе. К людям, с которыми ты делишь работу.

В общем, аккаунта должно быть невозможно выбить из равновесия, потому что он один из тех, кто ведет команду. Полагаю, что лучшие аккаунты — всегда те, кто твердо стоит на земле.

Этому нигде нельзя научиться — вы или рождены для этого, или нет. Конечно же, есть то, чему в работе аккаунта научиться можно, но как и в любой другой работе вам нужен талант.

А еще нельзя быть человеком-хаосом, потому что моя задача — привнести структурированность во весь процесс. Задача сделать так, чтобы каждый в команде знал и видел, что аккаунт стоит на защите креативной целостности идеи, что он понимает, что это главная цель любого человека в команде.

Вы должны верить в то, что вы делаете — в противном случае вы не сможете сражаться за это.

— А что, если вы не чувствуете эмпатии к клиенту? Что, если вы не верите в эту конкретную идею?

— Такое случается. Не часто, но случается. И когда вы теряете эту эмпатию, когда нет общей почвы под ногами, тогда это начала конца ваших отношений. Конечно, вы не должны соглашаться со всем, что говорит или делает клиент, но что-то вроде общей почвы у вас непременно должно быть. Иначе отношения закончатся, или из проекта не выйдет ничего хорошего, а значит отношения в любом случае нужно заканчивать. Если ничего хорошего не получается — зачем над этим работать?

— Можно ли починить такие отношения?

— Определенно, да. Но до тех пор, пока есть общая почва, в том числе доверие и уважение. Можно сесть и подумать, можно устроить так называемую «помывочную сессию» — открытую дискуссию, иногда это помогает. Но если вы зашли в тупик, и никто не может сделать ни шагу, тогда, вероятно, лучше завершить отношения. Это всегда нелегко, и никем это не будет воспринято просто, но так случается. Агентства теряют клиентов, клиенты больше не хотят работать с этим агентством, и вот такие тупики — одна из главных причин, почему так происходит.

— С какими клиентами тебе интересней всего работать?

— Если у бизнеса есть конкретная проблема — это всегда хороший старт. Проблема, на которой мы действительно можем сконцентрироваться. И всегда очень интересны клиенты с большими амбициями относительно роста своего бренда.

— А если клиент говорит: «Сделайте что-нибудь, я не знаю что»?

— Я думаю, что клиент не потратит свои деньги на «что-нибудь», любая компания выделяет бюджет на достижение определенной цели. Конечно, некоторые моменты, которые определяет клиент, в действительности могут не являться проблемой. В этом случае мы, вероятно, сможем провести исследования и идентифицировать проблему. Например, если нам скажут, что проблема в продажах, а с помощью наших исследований мы выясняем, что они едва занимаются вопросами дистрибуции. И значит здесь нужно совершенно другое решение. И в подавляющем большинстве случаев такие моменты случаются уже в процессе работы, когда мы переводим агентский бриф в креативный.

— Ты хотела бы еще поработать с российскими клиентами?

— Конечно, почему нет? Это привлекательный рынок, довольно честный, разнообразный и очень отличающийся от всего, с чем я работала раньше. И мы отлично поработаем, если у нас будет ясно сформулированная проблема и желание сделать шаг вперед… я говорю сейчас не только о российских клиентах, а обо всех, тут нет разницы. Россия — это быстрорастущий рынок. Жаль, что я видела только Москву и не видела остальную Россию, только с высоты 12 000 футов, когда летела в Азию.

— Москва — это все же не совсем Россия.

— Да, я согласна, но думаю, что те 10-12-13 миллионов людей, живущих в Москве — это большая часть страны. 70% благосостояния сосредоточено в Москве — невероятный дисбаланс, но это делает Москву (даже если это не совсем Россия) важной частью страны, и ее влияние очень велико. К тому же мы не можем заниматься «атаками» на региональные города, мы так никогда не закончим (смеется) — страна слишком большая. Но это очень интересный рынок с особыми требованиями, поэтому почему бы и нет?





Ef Rodriguez, social strategistЭф Родригес представляет совершенно новое направление в деятельности рекламных агентств. К SMM-менеджерам мы все уже более или менее привыкли, хотя они иногда и занимаются очень странными вещами, а вот должность «социальный стратег» — новая не только для нас, но и для всего рекламного мира.









— Ты — социальный стратег, так? Это что-то совсем новое.

— Да, это новая дисциплина, в которой смешалось много разных штук. Странная смесь из стратегии и интереса, как это все работает в социальных сетях. Зародилось лет пять назад и стало тем, на чем сейчас можно сосредоточиться. И это моя работа.

— Расскажи мне, пожалуйста, о том, что ты делаешь? Я честно признаюсь, что с трудом могу представить твою работу, темный лес для меня.

— У меня много креативной работы, и я много думаю о том, что мы с брендом могли бы сделать с трудной позиции социальных сетей, например. Мы хотим предоставлять брендам разумные рекомендации относительно использования социальных медиа. Слишком часто рекламисты выдают отличные идеи, жертвуя функциональностью. А хотелось бы доводить идеи до той точки, где они действительно могли бы работать. И это зависит от опыта и глубины заинтересованности. Звучит проще, чем есть на самом деле, и большая часть моего рабочего времени проходит в раздумьях о брендах, с которыми мы работаем, в связи с тем, что нового происходит в социальных медиа.

Рисков в моей работе очень много, потому что ничего в соцмедиа не остается стабильным на долгое время, все моментально выходит из-под контроля, и в большей степени, чем мы подозреваем. Это немного обескураживает, когда то, во что ты верил на этой неделе, на следующей уже не работает. Или когда внезапно появляются какие-то новые штуки, которыми люди массово начинают пользоваться. И для того, чтобы видеть и понимать все это, ты должен быть максимально осведомленным во всем, что происходит. И, конечно, интересоваться тем, как это можно использовать. Это самая волнующая и самая времязатратная часть того, чем я занимаюсь. Как мы можем использовать эту новую штуку разумно и функционально для достижения наших целей? Имеет ли это вообще какой-либо смысл?

— Практически все бренды уверены, что они должны присутствовать в социальных сетях. Так ли это на самом деле?

— Не думаю. Полагаю, что бренду нужно иметь вескую причину для того, чтобы присутствовать или не присутствовать в социальных сетях, на любой имеющейся платформе. Иногда ответ простой — «нет». Например, Apple не имеет аккаунтов ни на facebook, ни в twitter, они с ними просто не связываются, потому что у них нет такой необходимости. Я согласен, что это совсем уж экстремальный случай, но есть множество брендов, которые не видят необходимости и убедительных причин для того, чтобы инвестировать в социальные сети. А это, безусловно, инвестиции, несмотря на то, что и твиттер, и фейсбук бесплатны. Вы должны тщательно обдумывать каждое слово и каждую картинку, а это — инвестиции.

— Есть ли общая цель брендов в социальных сетях? Чего они ждут там от потребителей?

— Иногда это чистой воды информирование, иногда это попытка стать частью общения, иногда это желание генерировать столько разговоров о бренде, сколько возможно, иногда это служба поддержки или другой сервис для потребителей. Зависит от бренда, но я бы сказал, что общая нить — это чувства.
Многие бренды хотят выйти и продемонстрировать аудитории свою релевантность — «мы врубаемся, может мы и не делаем этого каждый день, может и не занимаемся всеми этими сумасшедшими штуками, но мы понимаем, мы тут, и мы врубаемся». Я думаю, что брендам нужна эта «валюта», чтобы привлечь потребителей, чтобы удовлетворить их. Да, цели могут быть разными, но суть одна — стать более привлекательными в глазах потребителей.

— Не мог бы ты объяснить мне, как люди могут стать социальными стратегами?

— Я думаю, что многое происходит от искренней заинтересованности. Мне, например, 32 года. Я онлайн с пятнадцати лет. Для меня это то, чем я всегда занимался. Так что то, что я могу делать, используя ту страсть, тот интерес, те знания, которые у меня есть, это прекрасно. И я бы хотел начать пользоваться этим настолько много и часто, насколько это возможно. Не в том смысле, чтобы постить тысячу твитов в неделю и поэтому мнить себя экспертом, а в том, чтобы тратить время на понимание механик, лежащих за всем этим. Почему определенные вещи работают лучше, чем другие; чем эта сеть отличается от той; как этот фрагмент контента перемещается отсюда туда.

И я думаю, многие бренды и люди понимают это. А я тот парень, который заботится о тех, кто понимает. Это большая работа, где все меняется каждую неделю.





Evgeny Primachenko, copywriterНу и, конечно, обойтись без разговора с Евгением Примаченко было никак нельзя. Что он делает в Вайдене, насколько счастлив, какие у него трудности, и что он думает по поводу злопыхательных комментаторов на профессиональных сайтах.







Женя и его близнец Биттерболен, традиционная голландская закуска к пиву.



— Как ты себя ощущаешь здесь спустя почти год? Что тебе нравится в Вайдене?

— Wieden+Kennedy, конечно, очень серьезно отличается от моей реальности в России. Мало того, что я работал в другой стране и на другом языке, так еще и в совершенно необычном агентстве в общепринятом понимании. Я даже такие элементарные вещи как timesheets только в Вайдене познал (смеется), понимаешь? Мне нравится, что у меня сейчас совсем другая работа, но я все равно нахожу какие-то параллели с Восходом. И эти параллели дают мне понять, что я здесь неслучайно, что Вайден совершенно четко соответствует моим мировоззрениям в рекламе, моим ощущениям, какой она должна быть.

— Например, какие параллели?

— Ты же знаешь принцип «fail harder»? Это лозунг Wieden+Kennedy. И несмотря на то, что Вайден и Восход — абсолютно разные агентства, у них есть одна общая черта — они never play safe. Понимаешь? Никогда не делай то, что бы и так сделали без тебя другие, попробуй сделать что-то невиданное ранее. Ты можешь ошибиться, но по крайней мере это...

— Научит тебя.

— Да. И это в любом случае лучше, чем штамповать какие-то непонятные вещи, которые делают все подряд.

— А еще?

— Это тоже такое своеобразное братство. Ты же видишь, мы тут все экспаты, соответственно мы и вне работы держимся вместе.

— А есть что-то, что не нравится? Проблемы есть, или ты по уши счастлив?

— Мне кажется, «не нравится» — это неправильное слово. Есть вещи, над которыми мне еще нужно поработать какое-то время. Не все так просто. Но это не глобальные проблемы, это притирка. Я понимаю, как это будет звучать и читаться в России, но я действительно счастлив быть частью Вайдена. Я думаю, что здесь я стал лучше как профессионал, я это чувствую. У меня есть возможность работать с такими людьми. Я каждый день чему-то учусь.

— То есть ты чувствуешь себя на своем месте? Чего ты хочешь дальше от себя?

— Я хочу делать свою работу и стараться делать ее хорошо. Ничего нового, ничего особенного. Это должно быть, как мне кажется, у каждого копирайтера, у каждого рекламщика в голове. Я хочу делать крутые проекты, гордиться своей работой, а в этой команде это возможно и еще как. Так же, как и было в Восходе. Хотя здесь совсем другая шкала, другие масштабы. Например, я сейчас работаю над проектом для 17 стран мира.

— Расскажи, пожалуйста, про адаптацию. Как она проходила? Легко ли было? Мозг не взрывался, от того, что приходится делать свою родную работу на неродном тебе языке?

— Знаешь фильм «Облако Рай»? Хороший фильм, посмотри. Маленький городок в России посередине ничего, где каждый друг друга знает. И в этом городе парню в воскресенье нечем заняться. Он заходит к своему другу и говорит: «Может по пиву?», а жена этого друга возмущается: «Какое нафиг пиво? Завтра же на работу». И этот чувак, главный герой, говорит: «Так я же уезжаю завтра. Во Владивосток, работать на доках» — «О! Так это ж надо проводить». Понятно, что он соврал просто, но весь оставшийся фильм его весь город провожает, и он понимает, что всё, решение принято, и в конце он все-таки уезжает во Владивосток. И я был как этот персонаж, когда решил приехать сюда. Мне предложили работу, я особо не раздумывал, но даже представить себе не мог, что меня тут ждет.

И когда фильм этот заканчивается, у главного героя на лице такое грандиозное выражение ужаса: «Блин, я же действительно туда еду...» Закрывается дверь автобуса, он уезжает, титры. А у меня-то титры не побежали! И я помню, каково мне было здесь поначалу… Команда в Вайдене прекрасная, они помогали, поддерживали, первую неделю дали продышаться и вообще с большой заботой относились. А потом мне надо было расписать ролик. Мне одобрили идею, я сел за лэптоп и впал в оцепенение. В голове стучался вопрос: «Что ты натворил?! Что ты здесь вообще делаешь? Как ты здесь оказался? Почему ты не подумал вот об этом, когда соглашался?»

Да, я говорил по-английски, но это же совсем не то, что быть копирайтером на английском, понимаешь? Меня в пот прям бросило. Пошел, выпил кофе, покурил, собирался с мыслями, а потом писал этот уже придуманный в общем-то сценарий часа четыре, наверное.

А потом с опытом и практикой я этот барьер сломал, и никаких таких страхов больше нет. Даже наоборот.

Я думал, что много лет проработал в Восходе, что я более или менее устоявшийся человек, могу делать определенные вещи, но здесь мне пришлось во многом ломать себя. Очень часто приходилось заниматься такими делами, которыми я обычно не занимался. Вплоть до «напиши лоу копи». Знаешь же, да? На принтах всегда есть «лоу копи» — сертифицирован, лицензия, все дела. Вайден же — агентство перфекционистов, и поэтому даже лоу-копи пишутся нами, а не юристами. Чтобы человеку, если вдруг такое случится, было приятно, потому что написано хорошо. И такие задания у нас у всех тут бывают, это часть нашей работы. Казалось бы мелочи, но ломать себя приходилось, и в принципе я сейчас не боюсь уже ничего. Большое спасибо Амстердаму, Вайдену и всем, с кем я работаю. Меня учили плавать по старинному русскому методу — выкидывают и плыви.

— Ты чувствуешь, что в тебе многое поменялось? Ты говорил, что теперь по-другому относишься к фестивалям, например.

— Я бы не сказал, что я прям по-другому теперь к ним отношусь, я всегда так к ним относился, просто сейчас ситуация в России с фестивалями доходит до таких смехотворных вещей, что об этом надо начинать говорить.

— Начинай.

— Я смотрю со стороны на все, что сейчас происходит в России — очень много хороших работ, правда. Есть много вещей, которые я показываю ребятам в Вайдене, и всем очень нравится. Но вот это все… (мотает головой) Самое худшее в фестивалях — это то, что происходит после фестивалей, истерика эта бестолковая. Отношение к фестивалям должно быть максимально простое, как здесь — если ты сделал хорошую работу, ни один фестиваль не сможет ее обосрать. Но если ты не получил награду, твоя работа не становится от этого хуже. Нет никаких предъяв типа «А чо вы мне ничо не дали?!» Об этом надо забыть просто.

— Ну и соответственно, если ты выиграл на фестивале, твоя работа не становится лучше.

— Точно. Меня знаешь какая вещь пугает? Когда в российское агентство приглашают какого-то там награждаемого копирайтера, арт-директора, и ему прямо ставят задание: Мы хотим в конце года быть в ТОП-5 рейтинга креативности АКАР. Нужно бежать немедленно и не возвращаться в этот офис никогда. Если у человека задача в рекламном агентстве выигрывать фестивали — это плохое рекламное агентство. И эта хрень сейчас, к сожалению, становится популярной.

Мне никогда не было стыдно за мои фестивальные победы и никогда не было стремно за фестивальные пролеты. Никто в жизни не сможет мне доказать, что Беспроигрышный календарь — это плохой календарь, например.

— А как в Вайдене относятся к Ганн Репорту, аналогом которого в России является рейтинг креативности?

— Спокойно. Никто себя не бьет в грудь. Фестивали — это не жизнь и смерть. Вот в чем разница. Я до сих пор считаю, что это круто — участвовать в фестивалях, что это прекрасно, когда ты там побеждаешь. Здорово, что мы там встречаемся, знакомимся с хорошими людьми, заводим полезные контакты. Вахтовики стали возможны только благодаря фестивалям — на одном из них мы познакомились с Виталиком Кокошко. В Киеве. То есть это форум, который прежде всего должен помогать твоему бизнесу.

Я призываю к тому, чтобы перестать относиться к фестивалям истерично. Перестать считать, что мы какие-то ущербные из-за того, что там Канн не выигрываем. Да нормальные мы. Просто мы другие, а Каннами правит англо-саксонский юмор. Есть вещи, которые для меня на порядок круче, чем каннские ролики, но которые никогда там не победят, потому что они очень русские.

— Мегафон из таких?

— Вот, кстати, Мегафон — вообще не русский. Это великолепная работа, но я все равно не думаю, что она в Каннах победит. Ну и что? Хуже она от этого не станет.

— А вообще в целом взгляд на рекламу у тебя не изменился? В сравнении с тем, как ты думал о рекламе, работая в Восходе.

— Нет, не изменился. Здесь, конечно, шкала проектов выше, ответственность больше. И в Восходе я всегда был на спринтерской дистанции, а здесь — постоянный марафон. На самом деле это выматывает, это тяжело — заниматься одним проектом по году, а иногда у нас ребята и по два года один проект делают. Но в этом есть свой кайф, когда ты эту вещь точишь, точишь и точишь.

— Зато потом она практически совершенна, наверное. Я полагаю, многие люди в российской рекламной индустрии ждут какого-нибудь супергромкого суперофигительного проекта от Вайдена, где в кредитсах в качестве копирайтера будет указан Евгений Примаченко.

— Я тоже жду! (смеется)

— А на то, что люди, не зная ситуации, будут говорить «Вот, Примаченко уехал в Европу и сидит там на скамейке запасных как не самый крутой, но на какой-то черт купленный футболист»?

— Я работаю, я постоянно загружен, и я никому не обязан делать каннские ролики. Если у меня будет бриф на большой ролик, я буду по нему работать, но пока у меня работа другой направленности. А Канны и общественное признание не должны быть целью.

— Домой хочешь?

— Иногда. Скучаю по друзьям, по семье. По маме, по брату… племянник вот у меня уже второй день рождения отметил, уже говорит вовсю. Это тоже одна из тех вещей, в которых мне пришлось себя ломать. Я вообще одиночество не очень люблю, а тут приходится. Приезжайте в гости, покажу Амстердам. Сейчас Ксению поведу в Эрмитаж. И вас свожу.







Примаченко и часовая очередь в музей





По этим пяти интервью можно легко сделать выводы о том, насколько разительно отличаются подходы к работе в большинстве российских агентств и в Wieden+Kennedy. И как было бы здорово, если бы наша реклама смогла перенять хотя бы часть отношения к жизни и работе у Вайдена. Собственно это отношение и стало для меня главным открытием, главным отличием их от нас и краеугольным камнем, на котором основывается уровень выпускаемой в свет рекламы.

Еще одним очень важным и поучительным моментом стало то, что у людей Вайдена горят глаза. Им действительно интересна их работа, они уверены, что делают клевое и полезное дело. Даже те, кто работает в рекламе уже много лет. То ли профессиональное выгорание не про них, то ли те, кто выгорают, уходят сразу, не мучая ни себя, ни коллег, ни клиентов. Вечером в пятницу испанец Джорди, один из «кеннедис» (так называется команда из 6 стажеров, которых набирает агентство и в течение полугода учит всему, что знает), спросил меня о планах на выходные и в ответ поделился своими: «А мне придется работать. Но это очень интересный бриф, будет здорово над ним поработать, правда». Такое о многом говорит.

В день моего приезда многие уходили с вечеринки из бара довольно рано. Со словами «Нужно еще поработать». На шестом-седьмом уходящем я не выдержала и спросила: «Ребята, а семьи у вас есть?»

— Our job is our family! — дружно грянули креативщики Wieden+Kennedy Amsterdam. И довольно захохотали. Ну хоть что-то у них так же, как у нас.





Ксения Лукичева
Сайт

via #image5692705