446
0,1
2015-07-04
Про шуры-муры с белым амуром
Теща с тестем у меня живут на юге Казахстана, в Кызыл-Орде. Естественно, бывал с женой у них в гостях. Тогда еще мы были северянами, и приезжали в отпуск обычно на пару месяцев – расслабиться, отогреться, фруктов поесть от пуза, у стариков роскошная дача, на которой разве что только ананасов нет. А еще я открыл там для себя отличную рыбалку. Дачный поселок стоит на старом притоке Сыр-Дарьи – Калган-Дарье, больше похожем на продолговатое подковообразное озеро, с практически незаметным течением, с зарослями камышей, тростника на поверхности и джунглями водорослей в толще зеленоватой воды. Хотя опять же – двух-трехметровую глубину озера толщей назвать будет опрометчиво. И вот в этой самой Калган-Дарье водится несметное количество разнообразной рыбы.
Я, когда раскусил это дело (поскольку вырос на Иртыше и с глубокого детства являюсь страстным рыбаком), стал всячески отлынивать от дачных работ, взамен посулив родичам, что буду поставлять им на стол свежайшую рыбу. На том и порешили. И я стал чуть ли не каждый день с утра пораньше, до наступления жары, уходить на Калган-Дарью, снарядив одну поплавочную удочку на всякую нехищную и пару жерлиц на хищную рыбу.
С наживкой проблем не было: на здешних дачах полив ведется через арычную систему, и вдоль арыков всегда можно накопать сколь хочешь червей. Брал я с собой также тесто, замешанное на яичном белке и ароматизированное несколькими капельками анисового масла. Ловились обычная сорога (на Иртыше фамилие ее – чебак), плотва, подлещик, карась, иногда – мелкий жерех, окушки. Сазан брался редко, тем не менее, за рыбалку двух-трех весом от полкилограмма и более я выворачивал. Брались и покрупнее, но тех я и не видел – срывались и уходили, нередко с крючком вместе, еще там, на глубине.
На жерлицу я думал ловить щук. Удивительно, но ни одной из этих речных разбойниц за три моих поездки в отпуск на Калган-Дарью я так и не выловил – похоже, их здесь и нет. Зато на живца садился змееголов, удивительная рыба, которую мне до этого не приходилось видеть, и я даже не знаю, с чем ее сравнить. Может быть, что-то между угрем и вьюном? Темное веретенообразное тело с мелкой чешуей, очень сильное и гибкое, обрамленное длинным продольным плавником, увенчано небольшой приплюснутой головой с маленькими тусклыми глазками – ну змея змеей. Мясо белое, вкусное, почти без костей. Мне попадались небольшие экземпляры, до килограмма и чуть больше.
Да, ловил еще и сомят, но уже не на живца, а на рыбную нарезку из кусочков сороги. Это я вечерами приезжал на велосипеде к озеру и оставлял на ночь пару-тройку жерлиц с коротенькими удилищами, спрятанными от досужих глаз в камышах. Когда утром приходил сюда на рыбалку, пусть не на всех трех тройниках, но на одном точно, а то и на двух тихо-мирно сидели эти самые змей-башки и пару раз сомята под килограммчик. Так что свое обещание я сдержал, принося с каждой рыбалки килограммов четыре-пять свежей рыбки. Правда, разделывать мне ее приходилось самому – ни жену, ни тещу заставить чистить и потрошить рыбу невозможно было даже под страхом насильственного утопления их в Калган-Дарье во время очередного купания (а купаться мы ходили каждый день). Впрочем, мне это было не в тягость – улов на рыбалке частенько приходилось потрошить и присаливать с целью его сохранения и на Иртыше. Да и интересно было: только я устраивался со своим уловом под раскидистой яблоней, как на запах рыбы сбегались голодные коты с соседних дач, шурша травой и опавшими листьями, выползали из-под кустов смородины прижившиеся на даче парочка забавных ушастых ежей и взволнованно поводили туда-сюда своими чуткими блестящими носиками, вились над головой полосатые осы и тоже норовили урвать свой кусочек рыбной плоти. Все хотели рыбы – а кому не надоест неделями жрать дачный силос?
Но все выловленное мной в Калган- Дарье было мелочью по сравнению с тем, что там еще водилось среди густых, лениво шевелящихся водорослей. Однажды я был ошеломлен внезапно открывшейся передо мной захватывающей картиной. Я сидел на глинистом берегу озера, отмахиваясь от комаров и ожидая поклевки, как вдруг метрах, может быть, в двадцати от меня из глубины медленно всплыли шесть (я пересчитал их по толстым спинам) огромных светлых рыбины, выстроились колесом и стали величаво плавать по кругу. Причем хоровод этот не стоял на месте а, не нарушая своего порядка, медленно отдалялся от меня вдоль озера (Калган-Дарья, как я уже писал выше, продолговатая). Разинув рот, я наблюдал за этим завораживающим зрелищем минут пять. Пару раз ущипнул себя – нет, рыбы не пропали, а также медленно, едва шевеля плавниками, ходили по кругу, как будто совершали какой-то вполне осмысленный ритуал. А вскоре исчезли из поля моего зрения – то ли слились с бликующей на солнце водой, то ли ушли в глубину. Что это было, я так тогда и не понял. Может, я стал свидетелем брачных игр, что было ближе к истине?
Спрашивал об этом тестя, тот не рыбак, сказал лишь, что по описанному мной виду это были белые амуры. А еще Юрий Федорович сказал, что они здесь бывают огромными, в несколько десятков килограммов, и ловят их на сети браконьеры. А чуть поменьше амуров в Калган-Дарье водятся также толстолобики. И тот, и этот виды питаются озерной растительностью и на удочку их поймать практически невозможно.
А я с того дня просто заболел от запавшего мне на душу желания выловить хоть одного такого красавца. И за время отпуска я выворотил из озера не одного крупного сазана, змееголова, даже поймал жереха. А амуры и толстолобики и думать обо мне не хотели и продолжали пастись себе где-то в подводных зарослях.
Однажды после знойного дня, поужинав и посмотрев телевизор, мы уже отходили ко сну в дедовском прохладном железобетонном дачном домике, когда в калитку кто-то настойчиво постучал. Пошел Юрий Федорович – он же хозяин. Включил наружный свет, впустил гостя. Это оказался Борис, живущий от наших стариков через три или четыре дачи.
— Я к тебе, — сказал он. – Юра говорил, что ты амурами интересуешься. Пошли.
— На рыбалку? – заволновался я. – Пошли!
— Нет, я уже поймал. Посмотришь. Может, купишь чего.
Настоящему рыбаку западло покупать рыбу у кого-то. Но тут такое дело – уж больно хотелось подержать в руках, да и отведать потом, эту таинственную для меня рыбу.
И мы черной южной ночью, сквозь неумолчный стрекот и звон сверчков и цикад, отдаленный визгливый лай шакалов потопали к нему.
Несмотря на поздний час, дача Бориса была освещена. Мы вошли к нему в палисад, и под окнами домика, я увидел лежащих на темном мокром куске брезента штук восемь красавцев толстолобиков и белых амуров (их легко отличить – у последних чешуя намного крупнее, и они продолговатей). Каждый был длиной не меньше метра. Да, вот таких я и видел тот раз в таинственном рыбном хороводе на утренней рыбалке. Может, даже кто-то из них и залетел в сети браконьера Бори.
— Ну? – горделиво спросил Боря.
— Беру! – выдохнул я. – Вон того, с краю.
И показал на самого большого. Это был пузатый и, надо полагать, очень жирный, а может, и икряный амур. А у Бори в руках уже сверкнули круглым циферблатом компактные такие весы. Он подцепил амура крючком за нижнюю челюсть, крякнул и приподнял моего красавца, отливающего крупной платиновой чешуей.
— Смотри, сколько там?
— Одиннадцать с половиной! – с душевным трепетом сказал я, поглядев на стрелку весов.
— У тебя будет, во что завернуть?
Уж не помню, сколько тенге потянула моя рыбина, но помню, что в переводе на рубли это показалось мне баснословно дешево. Боря сказал, что за деньгами придет завтра. Он нашел мешок, вот в нем я и притащил амура домой. То есть на дачу. Родичи долго восхищались этим богатырем рода карповых. А потом встал вопрос, что с ним делать именно сейчас. В забитый до отказа холодильник он не влазил. Оставить его так, сунув, например, в воду – он стопроцентно к утру протухнет.
— Спокуха! – сказал я родне. – Я его щас быстренько разделаю, присолю, и в погребе он спокойно пролежит хоть до вечера. Стол мне!
Под навесом, увитым виноградом, мне поставили стол, принесли таз для мяса и ведро для чешуи и потрохов. Потом женщины ушли спать. Мы с тестем втащили скользкого и покорного амура на столешницу, и я в желтом свете висящей под навесом лампочки стал с треском сдирать с его боков уже начавшую присыхать чешую. Она, размером с николаевский серебряный рублевик, со свистом улетала в разные стороны и сбивала наземь порхающих под лампочкой ночных мотыльков и бабочек, прилипала к лысине нагнувшего голову тестя (он держал амура за хвост, чтобы тот не елозил по столу), к бетонным стенам дачного дома, к лобовому стеклу ночующего во дворе дачи тестевского москвича.
На то, чтобы содрать с рыбины чешуйчатую броню, у меня ушло минут двадцать, не меньше. За это время я сам стал похож на амура, так как с головы до ног был покрыт его чешуей.
Отряхнувшись и перекурив, я попросил тестя принести большую чашку для икры (ну, вдруг будет, кто знает, когда у них шуры-муры, у этих амуров) и печени) и, вонзив нож в анальное отверстие, вспарываю амуру его пузатое брюхо. И ошеломленно отскакиваю от стола: рыбье чрево взрывается какой-то буро-зеленой массой, которая выплескивается мне на ноги и зловонной лужей растекается по бетонному покрытию дворика.
-Ё…ь! – ору я вне себя. – Что это за дерьмо?
Эта масса и в самом деле оказалась дерьмом. Рыбьим. Но столько его в одной рыбине я еще ни разу в своей жизни не видел. Чрево амура было до упора забито слопанной им за день (а скорее всего – за неделю) и полупереваренной или уже превратившейся в говно растительной дрянью: всякими водорослями, ряской, тиной.
Когда мы с тестем – ему тоже, кстати, изрядно досталось дерьма, — слегка привели себя в порядок и затем заново взвесили изрядно отощавшего амура, он весил почти наполовину меньше. То есть удельный вес дерьма в нем составил около пяти килограммов! За которое я заплатил полновесной казахской валютой.
Я уже хотел было подбить тестя идти бить морду Борису (один бы не справился – Борис был раза в полтора массивней меня). Но потом остыл и пришел к выводу, что Борис тут ни при чем. Ну, как бы он заставил амура высраться перед тем, как продать его мне? И, во-вторых. продал-то он мне его все же очень дешево – вероятно, как раз со скидкой на это самое рыбное дерьмо.
Рассудив так и успокоившись, я продолжил разделку амура. У него все же достаточно оказалось мяса у головы, на спине и в хвосте (а вот бока представляли собой тонкую кожистую тряпицу). Так что из головы мы сварили на обед замечательную уху, а остатки мяса еще пару дней жарили на ужин. Вот такое у меня было знакомство с чудесной рыбой белым амуром, изловленным браконьером Борисом в старом притоке Сыр-Дарьи – Калган-Дарье.
А вот мне на удочку амур, к сожалению, так ни разу и не попался. Уж я бы с ним поборолся. И заставил сходить по-большому еще в воде или, по крайней мере, на берегу…
© Sibirskie
Амур на этом снимке с сайта «Русская рыбалка» может быть, чуть больше моего. А вот своего снимка у меня нет, так что звиняйте.
Источник: www.yaplakal.com/
Я, когда раскусил это дело (поскольку вырос на Иртыше и с глубокого детства являюсь страстным рыбаком), стал всячески отлынивать от дачных работ, взамен посулив родичам, что буду поставлять им на стол свежайшую рыбу. На том и порешили. И я стал чуть ли не каждый день с утра пораньше, до наступления жары, уходить на Калган-Дарью, снарядив одну поплавочную удочку на всякую нехищную и пару жерлиц на хищную рыбу.
С наживкой проблем не было: на здешних дачах полив ведется через арычную систему, и вдоль арыков всегда можно накопать сколь хочешь червей. Брал я с собой также тесто, замешанное на яичном белке и ароматизированное несколькими капельками анисового масла. Ловились обычная сорога (на Иртыше фамилие ее – чебак), плотва, подлещик, карась, иногда – мелкий жерех, окушки. Сазан брался редко, тем не менее, за рыбалку двух-трех весом от полкилограмма и более я выворачивал. Брались и покрупнее, но тех я и не видел – срывались и уходили, нередко с крючком вместе, еще там, на глубине.
На жерлицу я думал ловить щук. Удивительно, но ни одной из этих речных разбойниц за три моих поездки в отпуск на Калган-Дарью я так и не выловил – похоже, их здесь и нет. Зато на живца садился змееголов, удивительная рыба, которую мне до этого не приходилось видеть, и я даже не знаю, с чем ее сравнить. Может быть, что-то между угрем и вьюном? Темное веретенообразное тело с мелкой чешуей, очень сильное и гибкое, обрамленное длинным продольным плавником, увенчано небольшой приплюснутой головой с маленькими тусклыми глазками – ну змея змеей. Мясо белое, вкусное, почти без костей. Мне попадались небольшие экземпляры, до килограмма и чуть больше.
Да, ловил еще и сомят, но уже не на живца, а на рыбную нарезку из кусочков сороги. Это я вечерами приезжал на велосипеде к озеру и оставлял на ночь пару-тройку жерлиц с коротенькими удилищами, спрятанными от досужих глаз в камышах. Когда утром приходил сюда на рыбалку, пусть не на всех трех тройниках, но на одном точно, а то и на двух тихо-мирно сидели эти самые змей-башки и пару раз сомята под килограммчик. Так что свое обещание я сдержал, принося с каждой рыбалки килограммов четыре-пять свежей рыбки. Правда, разделывать мне ее приходилось самому – ни жену, ни тещу заставить чистить и потрошить рыбу невозможно было даже под страхом насильственного утопления их в Калган-Дарье во время очередного купания (а купаться мы ходили каждый день). Впрочем, мне это было не в тягость – улов на рыбалке частенько приходилось потрошить и присаливать с целью его сохранения и на Иртыше. Да и интересно было: только я устраивался со своим уловом под раскидистой яблоней, как на запах рыбы сбегались голодные коты с соседних дач, шурша травой и опавшими листьями, выползали из-под кустов смородины прижившиеся на даче парочка забавных ушастых ежей и взволнованно поводили туда-сюда своими чуткими блестящими носиками, вились над головой полосатые осы и тоже норовили урвать свой кусочек рыбной плоти. Все хотели рыбы – а кому не надоест неделями жрать дачный силос?
Но все выловленное мной в Калган- Дарье было мелочью по сравнению с тем, что там еще водилось среди густых, лениво шевелящихся водорослей. Однажды я был ошеломлен внезапно открывшейся передо мной захватывающей картиной. Я сидел на глинистом берегу озера, отмахиваясь от комаров и ожидая поклевки, как вдруг метрах, может быть, в двадцати от меня из глубины медленно всплыли шесть (я пересчитал их по толстым спинам) огромных светлых рыбины, выстроились колесом и стали величаво плавать по кругу. Причем хоровод этот не стоял на месте а, не нарушая своего порядка, медленно отдалялся от меня вдоль озера (Калган-Дарья, как я уже писал выше, продолговатая). Разинув рот, я наблюдал за этим завораживающим зрелищем минут пять. Пару раз ущипнул себя – нет, рыбы не пропали, а также медленно, едва шевеля плавниками, ходили по кругу, как будто совершали какой-то вполне осмысленный ритуал. А вскоре исчезли из поля моего зрения – то ли слились с бликующей на солнце водой, то ли ушли в глубину. Что это было, я так тогда и не понял. Может, я стал свидетелем брачных игр, что было ближе к истине?
Спрашивал об этом тестя, тот не рыбак, сказал лишь, что по описанному мной виду это были белые амуры. А еще Юрий Федорович сказал, что они здесь бывают огромными, в несколько десятков килограммов, и ловят их на сети браконьеры. А чуть поменьше амуров в Калган-Дарье водятся также толстолобики. И тот, и этот виды питаются озерной растительностью и на удочку их поймать практически невозможно.
А я с того дня просто заболел от запавшего мне на душу желания выловить хоть одного такого красавца. И за время отпуска я выворотил из озера не одного крупного сазана, змееголова, даже поймал жереха. А амуры и толстолобики и думать обо мне не хотели и продолжали пастись себе где-то в подводных зарослях.
Однажды после знойного дня, поужинав и посмотрев телевизор, мы уже отходили ко сну в дедовском прохладном железобетонном дачном домике, когда в калитку кто-то настойчиво постучал. Пошел Юрий Федорович – он же хозяин. Включил наружный свет, впустил гостя. Это оказался Борис, живущий от наших стариков через три или четыре дачи.
— Я к тебе, — сказал он. – Юра говорил, что ты амурами интересуешься. Пошли.
— На рыбалку? – заволновался я. – Пошли!
— Нет, я уже поймал. Посмотришь. Может, купишь чего.
Настоящему рыбаку западло покупать рыбу у кого-то. Но тут такое дело – уж больно хотелось подержать в руках, да и отведать потом, эту таинственную для меня рыбу.
И мы черной южной ночью, сквозь неумолчный стрекот и звон сверчков и цикад, отдаленный визгливый лай шакалов потопали к нему.
Несмотря на поздний час, дача Бориса была освещена. Мы вошли к нему в палисад, и под окнами домика, я увидел лежащих на темном мокром куске брезента штук восемь красавцев толстолобиков и белых амуров (их легко отличить – у последних чешуя намного крупнее, и они продолговатей). Каждый был длиной не меньше метра. Да, вот таких я и видел тот раз в таинственном рыбном хороводе на утренней рыбалке. Может, даже кто-то из них и залетел в сети браконьера Бори.
— Ну? – горделиво спросил Боря.
— Беру! – выдохнул я. – Вон того, с краю.
И показал на самого большого. Это был пузатый и, надо полагать, очень жирный, а может, и икряный амур. А у Бори в руках уже сверкнули круглым циферблатом компактные такие весы. Он подцепил амура крючком за нижнюю челюсть, крякнул и приподнял моего красавца, отливающего крупной платиновой чешуей.
— Смотри, сколько там?
— Одиннадцать с половиной! – с душевным трепетом сказал я, поглядев на стрелку весов.
— У тебя будет, во что завернуть?
Уж не помню, сколько тенге потянула моя рыбина, но помню, что в переводе на рубли это показалось мне баснословно дешево. Боря сказал, что за деньгами придет завтра. Он нашел мешок, вот в нем я и притащил амура домой. То есть на дачу. Родичи долго восхищались этим богатырем рода карповых. А потом встал вопрос, что с ним делать именно сейчас. В забитый до отказа холодильник он не влазил. Оставить его так, сунув, например, в воду – он стопроцентно к утру протухнет.
— Спокуха! – сказал я родне. – Я его щас быстренько разделаю, присолю, и в погребе он спокойно пролежит хоть до вечера. Стол мне!
Под навесом, увитым виноградом, мне поставили стол, принесли таз для мяса и ведро для чешуи и потрохов. Потом женщины ушли спать. Мы с тестем втащили скользкого и покорного амура на столешницу, и я в желтом свете висящей под навесом лампочки стал с треском сдирать с его боков уже начавшую присыхать чешую. Она, размером с николаевский серебряный рублевик, со свистом улетала в разные стороны и сбивала наземь порхающих под лампочкой ночных мотыльков и бабочек, прилипала к лысине нагнувшего голову тестя (он держал амура за хвост, чтобы тот не елозил по столу), к бетонным стенам дачного дома, к лобовому стеклу ночующего во дворе дачи тестевского москвича.
На то, чтобы содрать с рыбины чешуйчатую броню, у меня ушло минут двадцать, не меньше. За это время я сам стал похож на амура, так как с головы до ног был покрыт его чешуей.
Отряхнувшись и перекурив, я попросил тестя принести большую чашку для икры (ну, вдруг будет, кто знает, когда у них шуры-муры, у этих амуров) и печени) и, вонзив нож в анальное отверстие, вспарываю амуру его пузатое брюхо. И ошеломленно отскакиваю от стола: рыбье чрево взрывается какой-то буро-зеленой массой, которая выплескивается мне на ноги и зловонной лужей растекается по бетонному покрытию дворика.
-Ё…ь! – ору я вне себя. – Что это за дерьмо?
Эта масса и в самом деле оказалась дерьмом. Рыбьим. Но столько его в одной рыбине я еще ни разу в своей жизни не видел. Чрево амура было до упора забито слопанной им за день (а скорее всего – за неделю) и полупереваренной или уже превратившейся в говно растительной дрянью: всякими водорослями, ряской, тиной.
Когда мы с тестем – ему тоже, кстати, изрядно досталось дерьма, — слегка привели себя в порядок и затем заново взвесили изрядно отощавшего амура, он весил почти наполовину меньше. То есть удельный вес дерьма в нем составил около пяти килограммов! За которое я заплатил полновесной казахской валютой.
Я уже хотел было подбить тестя идти бить морду Борису (один бы не справился – Борис был раза в полтора массивней меня). Но потом остыл и пришел к выводу, что Борис тут ни при чем. Ну, как бы он заставил амура высраться перед тем, как продать его мне? И, во-вторых. продал-то он мне его все же очень дешево – вероятно, как раз со скидкой на это самое рыбное дерьмо.
Рассудив так и успокоившись, я продолжил разделку амура. У него все же достаточно оказалось мяса у головы, на спине и в хвосте (а вот бока представляли собой тонкую кожистую тряпицу). Так что из головы мы сварили на обед замечательную уху, а остатки мяса еще пару дней жарили на ужин. Вот такое у меня было знакомство с чудесной рыбой белым амуром, изловленным браконьером Борисом в старом притоке Сыр-Дарьи – Калган-Дарье.
А вот мне на удочку амур, к сожалению, так ни разу и не попался. Уж я бы с ним поборолся. И заставил сходить по-большому еще в воде или, по крайней мере, на берегу…
© Sibirskie
Амур на этом снимке с сайта «Русская рыбалка» может быть, чуть больше моего. А вот своего снимка у меня нет, так что звиняйте.
Источник: www.yaplakal.com/