О чем речь: Стивен Пинкер — о том, почему мы так часто говорим намеками

В начале фильма «Фарго» есть сцена, где похититель везет жертву, привязанную к заднему сиденью машины. К несчастью, его останавливает полиция, потому что у него нет номеров. Полицейский просит показать права, водитель протягивает кошелек с документами и ненавязчиво торчащей 50-долларовой купюрой и говорит: «Наверное, лучше решить этот вопрос на месте». И полицейский, и зрители воспринимают все это как скрытую взятку. Лингвисты называют такую ситуацию косвенным речевым актом. Мы не выдаем все и сразу, а говорим уклончиво и скрываем свои истинные намерения, надеясь, что слушатель сможет понять наше послание. Это называется инсинуация. Мы часто поступаем так бессознательно.

Например, мы говорим: «Будет классно, если ты передашь гуакамоле». В этой вырванной из контекста фразе нет никакого смысла, однако мы без труда опознаем ее как вежливую просьбу.



Или, например, такая фраза: «Мы рассчитываем на то, что вы активно проявите себя в нашей кампании за будущее». Любой, кто когда-либо бывал на благотворительном ужине, прекрасно знаком с подобными эвфемизмами, все они означает одно: «Дайте нам денег».



«Вы не хотели бы подняться ко мне посмотреть мои гравюры?» — намек на секс настолько тривиальный, что в тридцатых годах Джеймс Тербер нарисовал комикс для журнала New Yorker, где ухажер говорит своей даме: «Ты здесь посиди, а я тебе сейчас гравюры принесу».



Вопрос в том, зачем взятки, просьбы, попрошайничество, приставания и угрозы так маскировать, ведь обе стороны прекрасно знают, о чем идет речь на самом деле. Итак, язык должен выполнять две функции:

— Он должен передавать содержание — например, угрозу, просьбу или предложение.

— В то же время он должен устанавливать тип отношений между собеседниками.

Ответ в том, что язык должен использоваться на двух уровнях. Говорящий использует буквальную формулировку, чтобы обозначить наиболее доверительное и близкое отношение к собеседнику. Рассчитывая на то, что слушатель может читать между строк, говорящий озвучивает предложение, которое может быть несовместимо с типом отношений, в которых они состоят. Вежливость — простой пример. Так что же не так с фразой «Будет классно, если ты передашь мне гуакамоле»? Зачем рассуждать о каких-то теоретических условиях за ужином? Слушатель, скорее всего, подумает, что если говорящий не потерял рассудок (стоит передать гуакамоле, как все тут же станет классно), то с помощью этой фразы он передает необходимую информацию. В данном случае этим способом он пытается показать, что в этой просьбе нет намека на доминирование, которое часто сопровождает просьбы — потому что по сути вы приказываете человеку сделать то, что вы хотите.

По словам антрополога Алана Фиска, существует всего три основных типа взаимоотношений в разных культурах мира. Каждый тип предписывает различные способы распределения ресурсов, каждый имеет различные эволюционные основы, каждый больше подходит отдельным людям, но может быть расширен путем переговоров, и именно здесь в игру вступает язык.

Итак, первый тип — это доминирование, здесь работает прием «со мной лучше не связываться», его мы унаследовали от системы иерархий, которые встречаются повсеместно среди приматов. Второй тип, очень отличный от первого, общинный, его основной принцип — «поделимся по-братски», развился он из семейного отбора и мутуализма, следовательно, распространяется по умолчанию на супругов и близких друзей. Наконец, последний тип — взаимовыгодные отношения «ты мне, я тебе», его мы используем в бизнесе для обмена товарами и услугами.

Люди вовсе не наивны, им трудно поверить в то, что взрослую женщину можно одурачить гравюрами. Тем не менее предложить взглянуть на гравюры все-таки удобнее, чем предложить заняться сексом. Так что же тут происходит? Почему даже нелепейший намек произнести куда легче, чем выложить всю правду?

Поведение, являющееся нормой внутри одного типа взаимоотношений, может стать аномалией в другом. Например, на вечеринке вы не задумываясь подойдете к мужу или жене, другу или подруге и угоститесь креветкой с их тарелки, но вы не станете проделывать этого со своим боссом, потому что то, что кажется совершенно нормальным в отношениях общинного типа, совершенно не работает в доминировании. Также покажется грубостью, если в конце званого обеда у друзей вы вытащите из кармана бумажник и предложите заплатить. Хотя такой поступок совершенно уместен в ресторане. Здесь происходит столкновение общинного типа отношений и взаимовыгодного типа, когда вы расплачиваетесь за услуги. Это как раз те ситуации, когда все знают, как положено поступать.

В тех случаях, когда обе стороны не уверены, что они на одной волне, недопонимание может привести к неприятным эмоциям и поставить нас в неловкое положение. Например, служащий на работе может легко попасть впросак, если не знает, как правильно обращаться к руководителю. Может, стоит пригласить его выпить после работы? Эта неуверенность возникает из-за неоднозначности отношений. Не всегда просто определить, регулируются они доминированием или дружбой. Всенародная мудрость гласит, что хорошие друзья не должны заключать никаких деловых сделок, например продавать друг другу машину. Переговоры о цене могут испортить отношения, потому что поведение, уместное во взаимовыгодном типе отношений, может поставить вас в тупик при общинном типе.

Но почему же мы все равно обращаемся к намекам — даже когда всем все ясно? Например, когда слушателю известны намерения говорящего. Люди вовсе не наивны, им трудно поверить в то, что взрослую женщину можно одурачить гравюрами. Тем не менее, предложить взглянуть на гравюры все-таки удобнее, чем предложить заняться сексом. Так что же тут происходит? Почему даже нелепейший намек произнести куда легче, чем выложить всю правду? Давайте вспомним сцену из романтической комедии «Когда Гарри встретил Салли». В начале фильма Гарри напрямую говорит Салли о ее сексуальной привлекательности.

— Ты что, пристаешь ко мне? — говорит она.

— А что я должен сделать? Хорошо, беру свои слова обратно.

— Ты не можешь взять свои слова обратно.

— Почему нет?

— Потому что ты уже это сказал.

— О боже, ну и что нам теперь делать, может, копов вызовем? Я уже это сказал!

Каков психологический статус открытого предложения, которое делает ситуацию намного более неловкой, чем косвенный намек? Мне кажется, ключ к этой проблеме кроется в понятии, которое экономисты и логики называют коллективное знание — они отделяют его от индивидуального знания. Индивидуальное знание — это когда А знает Х и B знает Х. А коллективное знание — это когда А знает Х, B знает X и А знает, что B знает X, а B знает, что А знает Х — и так до бесконечности. И эта разница имеет важные последствия.

Например, почему свобода собраний защищается как фундаментальное право любой демократии? Почему политические революции вершатся, когда толпа собирается на площади, чтобы бросить вызов диктатору? А потому, что, когда люди были дома, все презирали диктатора, но никто не знал, что другие люди знали об этом. Стоит собраться всем в одном месте, где все знают, что все остальные знают, что все терпеть не могут диктатора, так сразу это знание дает им коллективную силу поставить авторитет диктатора под вопрос.

Инсинуация Преднамеренное сообщение отрицательных сведений, подаваемое намеком или тайно.

Эвфемизм Нейтральное по смыслу слово или выражение, используемое для замены других, считающихся неприличными или неуместными.

Эзопов язык Литературный прием — иносказание, намеренно маскирующее мысль или идею автора.

Другой пример — сказка «Новое платье короля», эта история о коллективном знании. Когда маленький мальчик выкрикнул, что король голый, он никому ничего нового не сообщил, даже если они не видели короля, они все равно знали, что он голый. С другой стороны, он поменял их знание, потому что в тот момент все узнали, что остальные люди тоже знают. И вновь это дало им коллективную силу поставить под сомнение важность короля посредством смеха. Мораль в том, что открытое выражение — прекрасный способ создания коллективного знания. Так вот вам гипотеза — даже очень очевидные, но косвенные намеки создают личностное знание, тогда как прямая речь дает коллективное знание, которое может как поддерживать отношения, так и разрушить их.

Так, если бы Гарри сказал: «Не хочешь посмотреть на мои гравюры?», а Салли отказалась бы, то Салли бы знала, что она отклонила непристойное предложение. Но знает ли Салли, что Гарри знает? Она ведь может рассуждать так: «Возможно, Гарри думает, что я наивная и ничего не понимаю». А знает ли Гарри, что Салли знает, что он знает? Вероятно, он думает: «Может, Салли считает меня дураком». Они не разделяют коллективное знание и могут поддерживать видимость дружественных отношений. Но Гарри сказал: «Пойдем займемся сексом». А Салли его отшила. Теперь Гарри знает, что Салли знает, что они не могут поддерживать видимость дружбы. Интуитивно мы всегда боимся, что, однажды выразившись открыто, забрать свои слова обратно мы уже не сможем.

Источник: theoryandpractice.ru