110 лет со дня гибели крейсера "Варяг"

9 февраля 1904 года (27 января по старому стилю) крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» вступили в бой с четырнадцатью японскими кораблями, имевшими подавляющее преимущество в вооружении.





Но стоит внимательно отнестись к реальным событиям, связанным с этой героической историей.

Крейсер нового типа

В конце XIX века военно-морской флот России быстро увеличивался, изменялся количественно и качественно. В строй один за другим вступали новые корабли, отвечающие новым требованиям войны на море. В связи с большой загруженностью отечественных верфей ряд заказов размещался за границей: во Франции строились броненосец «Цесаревич» и крейсер «Баян», в Германии — крейсера «Аскольд», «Новик» и «Богатырь», в Америке — броненосец «Ретвизан» и крейсер «Варяг».
Крейсера типа «Богатырь» представляли собой развитие крейсеров типа «Паллада»: переход от «чистых» разведчиков и «истребителей торговли» к кораблям, способным вести бой в составе эскадры (в том числе и против броненосных кораблей неприятеля).
Эти новые крейсера отличались от своих предшественников высокой скоростью хода и гораздо более мощным артиллерийским вооружением. В качестве главного калибра на них были установлены 152-миллиметровые скорострельные орудия, представлявшие серьёзную угрозу даже для броненосцев. Эффективность этих орудий была доказана в недавней японо-китайской войне и подтвердилась в русско-японской: в боях при Чемульпо и в Жёлтом море русские лёгкие крейсера «Варяг» и «Аскольд» нанесли серьёзные повреждения своим бронированным противникам «Асама» и «Якумо».
«Варяг» был заложен 10 мая 1899 года на верфи завода «Чарльз Уильям Крамп и сыновья» в Филадельфии, спущен на воду 1 ноября 1899 года, в январе 1901 года вошёл в состав русского флота и 3 мая того же года прибыл в Кронштадт. Крейсер предназначался для усиления Тихоокеанской эскадры, и поэтому вскоре отправился на Дальний Восток.
«Варяг» производил впечатление. «Внешне он был похож скорее на океанскую яхту, нежели на боевой крейсер. Явление „Варяга“ Кронштадту было обставлено как эффектное зрелище. Под звуки военного оркестра на Большой рейд вошел изящный крейсер в ослепительно белой парадной окраске. И утреннее солнце отразилось в никелированных стволах орудий главного калибра. 18 мая знакомиться с „Варягом“ прибыл сам Император Николай Второй. Царь был пленен — он даже простил строителю некоторые сборочные недочёты» (Р.Мельников).
«В Копенгагене меня ждал новый крейсер — создание сколь совершенное, столь и трагическое. Редкостная красота сочетается в нем с исключительной выучкой, восторженный экипаж встретил свою государыню по всем правилам этикета, манеры его офицеров были безукоризненны. Он дает удивительное ощущение строгой сдержанной уверенности и силы...» (Императрица Мария Федоровна о «Варяге»).
Но что скрывалось под изящным внешним видом нового корабля? Какие такие «некоторые сборочные недочёты» простил Крампу очарованный российский самодержец? И что значили слова Марии Фёдоровны: «Среди свитских чинов ходят слухи, что американец, строивший это совершенное чудо, обманул русский флот, и будто бы крейсер имеет некий ущерб и практически безнадежен. Не знаю, верно ли говорят, но в этом случае держится он стоически: за трехдневный визит мне не удалось заметить в экипаже никаких признаков привычной при технических неполадках суеты и тревоги»?



Под лакированной обёрткой

Увы, «ходившие среди свитских чинов слухи» было более чем обоснованы — Крамп действительно сдал русскому флоту самый настоящий брак. Новый крейсер считался экспериментальным, техническое задание было сформулировано только в общих чертах, что открывало простор для «рационализаторской мысли». И фирма Чарльза Крампа постаралась, стремясь всячески сэкономить, чтобы получить максимальную финансовую выгоду.
Руль для «Варяга» был изготовлен чуть ли не вдвое меньшего размера, чем у других кораблей такого водоизмещения. Крамп выгадал при этом в затратах на бронзу и прочие дорогостоящие металлы, а вот для крейсера подобная экономия обернулась недостаточной маневренностью.
Желая сэкономить несколько тонн веса за счёт противоосколочной брони, американцы пренебрегли защитой для пушек — на «Варяге» не было не только орудийных башен (как на «Олеге» или на «Богатыре»), но даже щитов (как на «Аскольде»); палубные орудия стояли совершенно открыто. В результате за час боя при Чемульпо «Варяг» потерял от осколков японских снарядов убитыми и ранеными больше ста человек — почти четверть экипажа.
На крейсер при постройке был установлен бракованный радиотелеграф (это выяснили уже в Порт-Артуре), и «Варяг» до начала русско-японской войны так и не смог получить зачёт по радиосвязи.
Но самой большой проблемой оказалась силовая установка. Американцы поставили на крейсер паровые котлы новой и недостаточно испытанной системы Никлосса (они были дешевле) вместо надёжных котлов системы Бельвилля. Поначалу новинка зарекомендовала себя отлично, на испытаниях «Варяг» показал рекордную по тем временам скорость 23,5 узла.
Однако через несколько недель, на переходе через океан, корабельные котлы начали сдавать. К тому же обнаружились серьезные дефекты в машине, некоторые детали которой были сделаны, как выяснилось позднее, из «неудовлетворительного металла». Когда крейсер добрался до России, он был уже близок к «параличу», и все попытки русских инженеров вернуть четырёхтрубному красавцу его первоначальную резвость окончились неудачей.
По прибытии на Дальний Восток обнаружилась полная непригодность крейсера к боевой службе — новому кораблю требовался капитальный ремонт. На ходовых испытаниях постоянно лопались котельные трубки, перегревались подшипники — машинная команда после многочисленных аварий уже боялась подходить к этому «заморскому чуду техники». «Варяг» с большим трудом и риском мог давать на короткое время не более 19 узлов, а рекомендованной скоростью для него теперь стало всего 14 узлов.
Рекламации посыпались, как из рога изобилия.
Мнение вице-адмирала П.П.Тыртова: «Что же это за такие котлы, в которых после года службы надо менять массу трубок и сорок коллекторов?»
Вице-адмирал Скрыдлов, командующий эскадрой: «Стоическое поведение экипажа похвально. Но молодёжи не пришлось бы мобилизовывать все силы для преодоления простой учебной программы, если бы проклятая судьба в лице одного американца не поставила их в такие условия своей некомпетентностью в вопросах инженерного дела».
Вывод порт-артурской комиссии Успенского по результатам испытаний: «Крейсер не сможет выходить на скорость выше 20 узлов без риска получить тяжелые повреждения котлов и машин».
Особое мнение флаг-инженера И.И.Гиппиуса: «Крейсер безнадежен. Выправить то, что с завода выпущено неисправным — задача крайне сложная, если вообще она реальна».
Чарльз Крамп реагировал на претензии своеобразно: «Надо самим лучше следить за их состоянием, а не валить все на завод, отдавший немало сил и средств на создание столь исключительного по своим боевым качествам корабля. Россия из моих рук получила лучшее, чем я располагал, и досадно слышать, что неумелое обращение за год довело шедевр технической мысли до столь плачевной судьбы». При этом обидчивый американец как-то упускал из виду, что на других новых кораблях «русские неумехи» с подобными проблемами не сталкивались, тогда как его «шедевр» требует полной замены энергетической установки.
Годен к нестроевой.

В условиях удаленной от метрополии Порт-артурской базы произвести полную замену котлов на крейсере было невозможно. Командующий тихоокеанской эскадрой вице-адмирал Старк послал в Кронштадт запрос, возможно ли будет вывести «Варяга» из состава боевой эскадры и отправить с сопровождением на Балтику для ремонта. «Штаб ответил Старку, что надо бы, конечно, но пусть крейсер хотя бы один год участвует в полноценной боевой учебе» (капитан I ранга В.Ф.Ставинский.).
И командование флота смирилось с «Варягом» в составе эскадры, уже зная о том, что полноценная служба разведчика крейсеру совершено недоступна. Сначала корабль хотели направить стационером в Иокогаму, но из-за очередной аварии в машине «Варягу» пришлось уступить это место «Аскольду». И в Чемульпо оказался именно «Варяг» только потому, что другого применения дефектному крейсеру попросту не было. А для того, чтобы лишний раз не нагружать больную машину корабля, ему придали в качестве курьера канонерскую лодку «Кореец».
Состояние энергетической установки «Варяга» подтверждается и такими фактами.
Перед началом знаменитого боя английский коммодор Бэйли, знавший о состоянии механической части русского крейсера, предложил ему «интернирование под английскими флагами — как нестроевому, не способному участвовать в боевых действиях» (!).
Японцы, обследовавшие затонувший «Варяг», были крайне удивлены. Инженер Араи доложил адмиралу Уриу, что вся его эскадра «целый час не могла утопить безнадежно неисправный корабль». Уриу не удивился — вероятно, это ему было хорошо известно.
Вердикт японских специалистов был суров: «Врожденный дефект ходовых систем, помноженный на боевые повреждения, оставляет этому русскому слишком мало шансов. Спасательные работы экономически невыгодны, и даже если его тощий корпус выдержит перегрузки при подъемной операции, поставить корабль в строй будет невозможно».
И всё-таки крейсер подняли, затратив на эту операцию миллион йен, — по личному распоряжению микадо. На корме «Варяга» сохранили его имя — в знак уважения к доблести противника. Крейсер долго ремонтировали, но полноценным боевым кораблём он так и не стал — «врождённые дефекты» оказались слишком серьёзными.
Из вышеизложенного следует очевидный вывод — никаких шансов на прорыв у инвалида «Варяга» с его машиной не было. Командир крейсера Руднев знал об этом (потому, кстати, и пошёл в бой вместе с тихоходным «Корейцем», а не в одиночку), однако честь офицера русского флота не позволила ему сдаться или сразу затопить свой корабль без единого выстрела. На что он рассчитывал? На то, что ему удастся нанести врагу хоть какой-то ущерб (один удачный выстрел может отправить на дно даже сильный корабль) или, быть может, на невероятное стечение обстоятельств, которое позволит ему всё-таки совершить невозможное и вырваться из мышеловки.
И только когда Руднев понял, что возможности сопротивления исчерпаны, и что чуда не произошло, он вернулся обратно на рейд Чемульпо, чтобы избежать бессмысленной гибели команды крейсера. Возможности сопротивления действительно были исчерпаны: «Варяг» уже тонул от подводных пробоин (их было, по разным источникам, четыре или пять), так что даже открывать кингстоны не было особой необходимости.
Этот бой был самым настоящим подвигом, и «Варяг» увековечен по заслугам.
С этим ясно, однако остаётся вопрос: как всё-таки удалось Крампу всучить заказчикам недоброкачественный товар? Понятно, что «не обманешь — не продашь!», эта известная русская пословица очень точно отражает основной принцип торговли, но куда же смотрели покупатели? Ищите женщину?

Приёмка крейсера осуществлялась придирчиво. Судостроительному заводу «Крамп» были выданы сотни замечаний. Кроме того, приемной комиссии не раз пришлось пресекать попытки сдатчиков скрыть брак. Однако устранить все замечания было невозможно — время поджимало, а многое (в том числе и проблема с котлами) всплыло гораздо позже.
Главный Морской штаб торопил с приёмкой нового крейсера, и к тому же русское правительство избегало жёстких конфликтов с иностранными судостроительными фирмами, зачастую проявляя непростительную мягкотелость. Вот если бы недостатки были вскрыты раньше, во время постройки корабля…
Наблюдающим за постройкой «Варяга» был капитан 1-го ранга Владимир Иосифович Бэр, ставший первым командиром нового крейсера. Он находился в Филадельфии два года — от закладки «Варяга» до сдачи его флоту.
В.И.Бэр был очень опытным моряком, проплававшим за тридцать лет на двух десятках разных боевых кораблей в должностях от вахтенного начальника до командира. Он владел тремя иностранными языками — английским, французским и немецким, — был слушателем офицерских минных курсов и курса военно-морских наук Николаевской морской академии.
Бэр проявлял граничащую с жестокостью требовательность к подчинённым, не чурался и рукоприкладства по отношению к нижним чинам, однако умел добиваться впечатляющих результатов. Под его командованием крейсер «Варяг» в Порт-Артуре брал призы за меткую стрельбу, а броненосец «Ослябя» стал лучшим кораблём 2-й Тихоокеанской эскадры по артиллерийской подготовке.
И вот этот опытный офицер и ревностный служака проглядел вопиющие недочёты при постройке вверенного ему крейсера. Почему?
Что касается машинно-котельной части, то здесь его можно было ввести в заблуждение — Бэр всё-таки был палубным, строевым и артиллерийским офицером, начинавшим службу ещё на парусных кораблях, а не инженером по паросиловым установкам. Хотя при малейших сомнениях он мог бы запросить мнение авторитетных специалистов — времени для этого было предостаточно. Но уменьшенный руль? Это ведь в пределах его компетенции! Что же касается отсутствия щитов на орудиях, то это бросалось в глаза — в самом прямом смысле слова.
Может быть, Бэру «позолотили ручку», следуя весьма распространённой практике? Но ведь ему самому предстояло командовать крейсером, и самому расхлёбывать все неприятные последствия! И кроме того, в среде плавающих офицеров российского флота бытовали твёрдые представления о чести — в частности, эти офицеры в подавляющем большинстве своём не считали, что всё продаётся и всё покупается.
Что же касается капитана 1-го ранга Бэра, то его преданность принципам офицерской чести подтверждается таким его поступком: перед отправкой эскадры Рожественского на Дальний Восток Владимиру Иосифовичу было предложено остаться в Кронштадте с последующим производством в контр-адмиралы. Бэр отказался и ушёл на борту «Ослябя» к Цусиме.
Несостоятельным выглядит и предположение о том, что его могли отвлечь от дел пиры — Бэр совершенно не пил вина. И всё-таки была у этого доблестного офицера одна слабость.
Владимиру Иосифовичу было уже под пятьдесят, но он оставался холостяком, хотя никогда, по его собственному выражению, «не упускал случая разделить компанию с дамами нашего круга». Никак, наверно, не мог выбрать среди множества женщин единственную жену и на этом успокоиться…
Пылкая любвеобильность Бэра подтверждается прозвищем, данным ему адмиралом Рожественским, — «Похотливая стерва». Причём немаловажен факт, что это прозвище было дано именно Рожественским. «Герой Цусимы» сам очень любил женский пол — во время перехода 2-й эскадры на Дальний Восток «штатную» любовницу адмирала, старшую сестру плавучего госпиталя «Орёл» Сиверс, принимали на флагманском броненосце «Суворов» с большой помпой. Её встречали шампанским, а затем она уединялась с Рожественским в его адмиральской каюте.
Так что прозвище, данное Бэру Рожественским, свидетельствует и о типичной мужской зависти одного донжуана к другому — тем самым Рожественский признавал, что командир «Ослябя» далеко обскакал своего адмирала в этом виде спорта.
Поэтому кажется весьма вероятным, что в «Деле „Варяга“ замешана женщина (или даже не одна). Зная об этой слабости Бэра, ушлые американцы вполне могли подобрать пару-тройку бойких дамочек с тем, чтобы наблюдающий за постройкой крейсера русский офицер поменьше интересовался бы ходом строительных работ и конструктивными особенностями корабля, предпочитая им тщательное изучение других „конструктивных особенностей“, скрытых под блузками и юбками очаровательных американок.
Достоверных сведений об амурных подвигах капитана 1-го ранга Бэра в Филадельфии в 1899-1901 годах нет, однако подобное предположение выглядит достаточно логичным.

Но даже если Владимир Иосифович Бэр и виновен (косвенно) в некачественной постройке „Варяга“, то эту свою вину он с лихвой искупил своей геройской гибелью на броненосце „Ослябя“ в Цусимском бою. Капитан 1-го ранга Бэр остался на мостике своего расстреливаемого корабля, командуя отплывающим от гибнущего броненосца матросам: „Дальше от бортов! Чёрт возьми, вас затянет водоворотом! Дальше отплывайте!“.
Мертвые сраму не имут…

Владимир Контровский.



Источник: www.yaplakal.com/