81
2017-02-19
Бойтесь своих желаний и опасений - они сбываются!
В продолжение:
Так вот, я ОЧЕНЬ не люблю дождь, когда иду с рюкзаком. Ну очень, очень и очень! (И хотя дождевик всегда был наготове, и что бы делала, если бы дождь пошел? Смирялась…) я все же решила воспользоваться Силой Слов и Намерения, вспомнив, что была Шаманом на одной из Мистерий.
Видя тучи, угрожающе клубившиеся и неудержимо наползавшие, садилась, входила в состояние Шамана и начинала заклинать их: «Я люблю вас, тучи, идите дальше, там вам будет хорошо, вы прольетесь дождем, которому будут рады, идите, идите, идите…» Несколько минут… движения руками…. Все так просто? Не знаю, просто ли, но дождя не было. Только ночью, когда не мешал. Я управляла погодой, не придавая этому особого значения, никого не посвящая в свои шаманские тайны. Потом, познакомившись с украинским гидом Максом Охотиным, поняла, что не одна такая. Он тоже регулярно пел «Солнце взойдет!», но в отличие от меня, всем об этом рассказывал. Ни Максу, ни Солнцу это не мешало. Максу – колдовать, а Солнцу выглядывать из-за туч в нужный момент. Вот и я решила рассказать…
Я перестала стараться по поводу погоды, когда восхождение было совсем на носу. Тут у меня проявились двойные стандарты – хорошо, если ясно и безветренно, но тогда не отвертишься – вперед и вверх! А если дождь или пурга – то алиби. Можно никуда не идти, но поставить себе галочку «мы же старались». Но об этом дальше. Не было у меня внутри никакого единодушия. Как будто две души у меня образовались. Одна – за риск, другая – за безопасность. Это больно, когда вместо одной души – две половинки. Что с этим делать, я не знала, и не старалась узнать заранее, решила, то мой Путь – мудрее меня. Куда мне нужно, туда и приду. От чего-то придется отказаться – или от безопасности, или от риска. Обе дороги мне дОроги. Что ж…
Голова на этих высотах не очень располагает к мыслительной активности, в условиях кислородного голодания тело предпочитает тратить энергию на сохранение тепла, движение, смотрение, слух и целесообразное общение – но точно, не на мозговой штурм и на взвешивание всех за и против.
Те же, у кого основная функция жизни, не в переживании самой жизни всем собой, а в анализе её, те кто находятся не в ощущениях тела, дистанцируются от своих эмоций, те кто, преимущественно, находятся в своей голове предпочитая думать о жизни, вспоминать все занимательные ужасы и катастрофы, которые с ними никогда не случались – рискуют здесь как раз обострённо, в кубе, встретится со всеми своими страхами. Эти люди как раз и склонны переживать панические атаки и стрессировать группу, вербуя остальных в свой клуб «жизнь ужасна и трудна»
Россомаха и Красная Шапочка, очень медленно шли, практически всегда в конце группы. Красная Шапочка, терпела, по ней нельзя было сказать, что она хотела здесь оказаться. Каждый раз я смотрела на неё с надеждой увидеть радость, хоть во время передышки или стоянки, но нет – радости не было. Мало того, когда я, периодически бегая в хвост группы, чтоб узнать о её состоянии, удивлялась тому, что на отдыхе она не снимает рюкзак, не снимает лишнюю одежду, необоснованно парится в жарком, отказывается лечь, чтоб восстановиться. Я неизменно обнаруживала, что лямки её рюкзака ослабли, как будто она вообще не в теле и не здесь — рюкзак, с неподогнанными ремнями действительно неудобно висит на плечах! Казалось, что она всем своим видом давала нам знать: «посмотрите как же я терплю и креплюсь…» Я подтягивала ей лямки рюкзака, предлагала орешки, воду и изюм – но она снова, как животное, оказавшееся в неволе, отказывалась улучшить своё «хорошо». Я не разу не торопила её, понимая, что при таком настроении дожимать её негде нельзя, но похоже дальше всё равно будет только хуже. Ведь ко всему внешнему тяжело, которое она никак не хочет облегчить себе в радость, добавится еще и кислородное голодание.
Настроение Россомахи было скорее оптимистически-рабочим. Она шла медленно, но уверено, радуясь, что она идет, любуясь красотами вокруг, которые замечала, только сняв рюкзак. По ней было видно, что хоть ей физически идти легче не становится, зато с набором высоты состояние радости и счастья увеличивается, а это открывает второе и третье дыхание и физические силы неожиданно из ниоткуда прибывают. И так хочется жить и праздновать жизнь, а потом случаются моменты, где становится ясно – «я так могу идти вечно, да в своём темпе, да если меня никто не торопит – потому что я выбираю быть здесь! Я сама выбираю эти горы, и горы теперь выбирают меня!» – это уже трансперсональное переживание цельности всего процесса и своего единства с миром. Вот только ради этого и стоит сюда идти.
Итак, утром мы поднялись, собрались и отправились к Леднику, навьючившись своими рюкзаками – привычной уже тяжестью. Эту ночь я опять не спала. Проводник спустился со своей палаткой, поэтому одно спальное место оказалось в минусе. То есть, мне нужно было притулиться куда-то третьей. Я угнездилась вместе со Сверхновой и Лисичкой, было тесно, и я не могла уснуть, не разрешая себе ворочаться, чтобы не разбудить тех, кто спал рядом. Мне что-то давило и дуло в бок, а потом стало жарко, а потом опять холодно… словом, ночка еще та. Но я уже привыкла. На утренней бодрости это не сказывалось, и слава Богу!
Мы шли по тропе, которую проверили вчера с Лисичкой, поэтому осталось лишнее внимание, и как результат – нашли пириты.Пирит – минерал, очень похожий на золото, по поверьям он умножает все, чего касается, без разбору. Чистота намерений в обращении с пиритом – техника безопасности. Я набрала его в карманы, надеясь, что моя чистота в порядке. Дальнейшие события показали, что – не очень. Пирит умножает и страх и усталость, и болезнь, и что еще там у вас в наличии?
Люди жаждали пути, дорога была ясна, погода благоволила. Мне предстояло идти первой. Одинокий Волк, чувствуя долг перед своей неспешно идущей подругой, вызвался быть замыкающим – группа была собрана и готова.
Я напомнила участникам пути, что завещал нам Отец Детей – на леднике доверяйте лошадям, они знают безопасный путь – маяком вам в пути будет лошадиный навоз. Да ирония символа светоча в пути нас улыбнула, воображение рисовало метафоры жизни в стихах Цветаевой «Когда б вы знали из какого сора растут стихи, не ведая стыда…».
Полезная штука навоз копытных, подумала я, спасибо им. Лошади здесь были подкованы специальными подковами с двумя шипами на каждой. Пересекая ледник, они шли на метеостанцию, навьюченные рюкзаками тех туристов, кто не хотел нести свой груз. Я же, зная что это оправдано только в редких случаях — травм или, наоборот, сверхподготовки альпинистов для скоростного восхождения. Зная истинную цену такой халяве, я предпочитала тренироваться сама и дать возможность окрепнуть участникам. Ведь на последнем отрезке, когда мы пойдем на саму вершину без груза, нам очень понадобятся собранные в таких тренировках силы. На больших высотах, когда мы оставим тяжёлый рюкзак внизу, обретенная в пути сила даст нашим телу и дыханию легкость: это поможет не так сильно ощущать кислородное голодание и взойти на вершину с большим энтузиазмом.
Подойдя к леднику, я остановилась и сняла рюкзак в ожидании остальных и стала высматривать под ногами кристаллы пирита. Здесь много есть этого камня в преддверии льдов, некомпетентные люди легко принимают его за золото. Отсюда у него такая репутация: проверяет чистоту помыслов человека и приносит удачу только чистым людям. Обостряет все пороки и выводит на чистую воду все тайные слабости, вскрывая ложь.
Здесь я ещё раз имела счастье наблюдать сменяющиеся эмоции на лице людей: от мучительной усталости, когда они, глядя себе под ноги, шли до первого нашего привала под ледником, до поднятия головы и разгорающегося на лице восторга в момент снятия рюкзака и распрямления спины.
А вот и ангелы, двое белокурых юношей лет двадцати с кудряшками и в шортах, добавили впечатлений. Они стояли здесь, как мираж, совсем налегке в кроссовках, выше которых голые ноги покрытые светлой мужской шерстью. Юноши всматривались в кромку горизонта возвышающегося ледника, приложив руку козырьком ко лбу и прикидывая, а как без кошек, так лихо перемахнуть через него.
Увидев нас, слегка пьяных от высоты и счастливых, делающих селфи втроём, один из них не подошел даже, нет, он подлетел к нам как быстрая лань и на «щирий англйский мови» предложил сфотографировать нас на фоне ледника, чтоб не мучились девушки, пытаясь своими отёкшими от высоты лицами попасть втроём в кадр мобильного телефона.
Да, если это такая молодёжь сейчас есть, то я за будущее человечества спокойна. Мне как отлегло на сердце, так просто бесхитростно, без страшно струящиеся по горам люди — яко боги. И эти двое, так же легко ускакали вверх, со скоростью журчащего ручья. Уверенные, легкие, бесшумные, непривязанные ни к вещам ни к общению, уместные в моменте и неожиданные в ландшафте, воспринимались здесь скорее как свободные животные, ил бабочки-мотыльки, которые не знают насколько они прекрасны.
Кстати, сумасшедшую бабочку над Ледником я тоже видела. Она явно родится чем-то другим – Высшим в своей будущей жизни… За то, что пошла за грань. Но всему – своя цена: внимательно глядя под ноги, я видела и скелетики птиц, залетевших сюда и погибших. Опасное это путешествие… очередной Знак?
Божьих коровок и пчел иногда можно встретить лежащими на леднике, так что не только безумен человек, стремящийся туда, где люди не живут. Нередко птица насекомое и животное тоже оказывается любопытствует о том — а что там за чертой.
Еще у меня есть такая фишка, которую я никак не регулирую – она просто есть и есть. Я всегда быстро собираюсь, раньше всех. Жду остальных. Особо их не осуждаю за копания – просто жду. В нашем путешествии она сыграла странную штуку. Я ОЧЕНЬ уважала Ледник. Я его боялась. Но почему-то оказалась на его теле раньше других. Я уверенно (!) (сама в шоке!) дёрлась по нему, пока другие еще одевали кошки. Оглянувшись, я поняла, что они все еще у подножья, а я уже на расстоянии 20 метров. Удивилась. Выдохнула. Пошла дальше.
Мы, честно одевшие кошки (шипы на ботинки) продвигались вперед и вверх. По Леднику текли ручьи, и в глубине его тоже клокотала вода. Трещины, если сохранять внимание, не опасны. Они тут мелкие. Только дурак может провалиться, если идти при свете дня и по проторенной дороге.
Мы где-то за пару часов преодолели основное тело Ледника, и приблизились у подъему-осыпи, по которой нам вверх. Метеостанция снизу казалась маленькой гусеничкой, и подниматься к ней нужно было по сыпухе - долго и изнурительно, гуськом друг за другом. Справа и слева трещины стали теперь впечатляюще-огромны. Провалы бело-голубые вниз, страшно глянуть, а про упасть туда даже думать… Несколько сот метров в глубину! И вода низвергается, притянутая земным тяготением, гуркочет, булькает, говорит нездешним языком. Нет, не предупреждает, равнодушно живет своей жизнью. Мы, люди, гости здесь. И должны быть предельно-уважительны и внимательны, тутошняя природа не для нас, она прекрасна в своей непредвзятости.
Для нас поставлены вехи (большие полосатые палки выше человеческого роста), по которым нужно ориентироваться. Идти тяжело, и на окрестные красоты нет особого ресурса и времени смотреть. И вообще то, что на равнине воспринималось бы как диво дивное тут – за положняк. Тяжесть, пот, дыхание, шаг, шаг, шаг….
Метеостанция – это двухэтажное длинное строение на обрыве. За нею – каменистое плато, на котором альпинисты ставят палатки. Дальше вверх – Казбек, он сейчас виден, вздымается равнодушно, ловит облака. Вниз – тоже облака пеленой, за ними утесы, знакомые уже, пройденные. Неимоверно красиво, совсем не по-земному, совсем инопланетный пейзаж. Ни травинки, одни камни, и снежники, которые не тают, наверное, никогда.
От одного из них – ближайшего тянется труба, из нее течет вода, ее пьют. В ней купаются, кто смелый и не боится холода.
Мы поставили палатки и пошли регистрироваться. Тут такое правило – все группы регистрируются на метеостанции. То, что она МЕТЕО – это прошлое. Наверное, еще советское. Теперь тут скорее – спасательный пункт. И пограничный.
Все по очереди стали говорить, что хотят регистрироваться – это было смешно, так как было ясно что в этом нет технической необходимости – перечислить наши фамилии может и кто-то один, просто, уставшие люди хотят в тепло, хотят к людям, которые здесь обитают, посмотреть на них может удастся понять, что помогает им находится здесь и выживать, участники похода хотят вспомнить — а как это, когда твердые стены, вместо шелестящих на ветру тентов палатки!
Я пошла вместе Россомахой, (у нее все анкеты участников), потом туда подтянулись остальные. А там… Сложно описать… обстановка военного блиндажа, или корабельного кубрика. Одни мужчины, настоящие мачо. В комнате, единственной, где есть печка, (это супервалюта в здешних местах), накурено, всюду сушатся вещи, стол завален остатками трапез, кто-то что-то пьет (не только чай, конечно!). И там человек восемь или десять. Но принимают нас благосклонно, предлагают чай (сначала чачу и вино, но мы отказываемся), мед. Настаивают на чаче, но поят чаем.
Я, уставшая, разомлевшая, сбитая с толку, смотрю вокруг. На стенах – портреты Высоцкого и Цоя. Гитара. Как потом выяснилось – Высоцкого. Флаги разных стран, валюта, приклеенная скотчем (украинская тоже есть). Гомон, шум, тепло, тепло, тепло….
Странно даже подумать, но эта обстановка стала для меня родной, привычной и обычной меньше чем через сутки. Да, время тут другое, или у меня оно тут другое? Не важно…
Джонни – главный здесь, наверное офицер (негласный), похожий на матёрого мафиози, — однозначно крёстный отец сих грузинских добрых молодцев. Распорядитель лошадей и вертолетов, которые поднимают сюда грузы и спускают отсюда травмированных. Большой, основательный. Он тоже рассматривался мною как дополнительный шанс подняться на вершину. Джонни говорил, консультируя нас по акклиматизационному маршруту. Я его планировала пройти, добравшись до отметки 4000м — к началу верхнего ледника – завтра, если повезет. «Ради Бога, говорил Джонни, — даже днём не ходите выше на ледник, я устал оттуда трупы вытягивать, вам достаточно будет на первый раз дойти до начала. И будьте осторожны, там после обеда обычно сильный камнепад, не подходите близко к правой отвесной стеночке». Много ценных советов мы от него получили, и цена каждого – могла быть жизнь.
С тех пор, как мы отправили вниз нашего Отца Детей, я активно расспрашивала, всех встречных лидеров групп, да и остальных подвернувшихся под ногу попутчиков, об их возможностях нас «удочерить/усыновить». Расспрашивала сколько человек у них в связке, кто у них главный, а не хотят ли они еще взять нас несколько: 2-3-5чел — вот незадача, пока, не могу внятно сказать, сколько нас готовы идти на самый верх.
Участники нашей экспедиции, были весьма философски настроены: пойти ли вверх, не пойти — здесь им было так ёмко интересно, и так оптимально тяжело и радостно на перевалах, вкусно во время перекусов и обедов, что никто не хотел покидать этот сладкий момент здесь и сейчас, убегать мыслями ближайшее будущее, строить планы формировать ожидания – зачем? Идется, пока идется. В этом группе, в этом здесь и сейчас, большинство участников оказались и так, там где им ни не снилось. Что еще можно загадывать?
За последние пару дней такой моей активности и повышенной общительности, нас уже знала вся гора, и встречая нас на перевалах они, в свою очередь интересовались, как наши дела с проводником.
Здесь, на метеостанции мы вновь рассказали свою историю о заболевшем проводнике, опять спросили о том, как можно устроить восхождение. Так себе, между прочим спросили, что скажут? И пошли жить свою жизнь здесь…
В тот же день, когда все немного отдохнули, мы еще успели подняться на метров 300 вверх – к часовне. Тоже неслабое путешествие – по хребту и по осыпи. Ветер дул холодом, август… что, правда? Совсем ноябрьский ветер, высота, что поделаешь…
Часовня над метеостанцией — сделана из металла, укрепленная тросами, внутри двум людям не разойтись, но видно, что там часто бывают посетители.
А дальше у меня сбились настройки. Я не помню, что было в какой из дней. По моим ощущениям (которым, конечно же, нельзя доверять), мы жили там не меньше недели. А в реале – дня три. Поэтому я буду описывать то, что помню, не особо заботясь о хронологии.
Помню вечер, Россомаха пытается приготовить еду. Ветер дует так, что невозможно находиться на улице (а улица тут везде). Есть не особо хочется, но хочется чаю. Вода не спешит закипать (высота!), рядом с нами тусуется Али (иранец), и пытается на ломаном английском (не знает) беседовать с Россомахой. Она тоже английского не знает, но как-то они выясняют то, что он был учителем, а сейчас выращивает апельсины, и его товарищи чех и еще кто-то уже спустились вниз… Когда вода все-таки закипела и вермишель с трудом сварили, ее как-то никто не захотел есть. Я уже почти засыпала, когда пришли девчонки – Сверхновая и Лисичка тоже спать. Я легла между ними, потому что мой спальник (вернее два – один в другом для теплоты), все же не выдерживал критики холодом. Мы еще долго смелись перед сном, горняшка что ли….?
Да, здесь на высоте 3700 над уровнем моря как раз тот рубеж когда людям становится понятны первые признаки горняшки. Это явление проявляется людей по разному – у кого голова болит, кто отекает, особенно по утру, кому просто не по себе, у кого эйфория и радость необоснованная, а у кого депрессивное настроение. Или и того хуже, если человек здесь вообще случайный и на этих высотах оказался за компанию, то и вовсе, может случится с ним паническая атака.
Эргин, Лисичка и Сверхновая – преимущественно впадали по вечерам в звонкое щебетание с приступами истерического хохота, они на метео-станции спали в одной палатке и устраивали камеди-вумен, так что сильно обращали на себя внимание соседей. От этого к ним прибился на «костерок» грек или иранец и очень хотел дружить. Да, действительно у народа возникает желание прильнуть к позитиву, особенно у мужчин, да, собственно, и здоровые психически женщины тоже предпочитают общаться с легкими уверенными и весёлыми, особенно в преддверии испытаний. Страхов и мыслей об опасности внутри себя и так хватало. Особенно выше ледников, где смерть ощущалась очень рядом.
И я опять не спала, вытянувшись, как солдатик. Было тепло и безопасно между девчонками, хотя снаружи палатки разыгралось Что-то. Сильный ветер — палатка стонала и хлопала, ветер завывал и громыхали камнепады – (далеко от нас, но звуки не для слабонервных), потом начал лупить дождь, потом крупа била косыми струями. Я вспомнила, что я Шаман, но не было никакой возможности махать руками и отгонять дождь. Да он не особенно и мешал, мне было тепло и сухо, и вопросы управления погодой я оставила на завтра. Тут другая проблема – заснуть бы…
Я слышала в своей бессоннице, как Одинокий Волк уговаривал, потом настаивал, потом заставлял Красную Шапочку перейти в комнату на метеостанции. Ей было плохо. Ей было плохо еще вечером, когда я подошла- она жаловалась на сердце. «Ты сердечница? – спросила я, — Нет. Но сейчас плохо».
Тревожная была ночь.
Продолжение следует... опубликовано
Авторы: Наталья Валицкая (курсив), Юлия Головкина (прямой шрифт)
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание- мы вместе изменяем мир! ©
Источник: valitskaya.com/wp/
- Восхождение на Казбек: ЦЕЛЬ и СМЫСЛ. Часть 1
- Восхождение на Казбек: ЦЕЛЬ и СМЫСЛ. Часть 2
- Восхождение на Казбек. НЕПРЕДВИДЕННОЕ. Часть 3
- Восхождение на Казбек. ГОРА ЗОВЕТ. Часть 4
- ЖИЗНЬЮ НУЖНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ! Часть 5
Так вот, я ОЧЕНЬ не люблю дождь, когда иду с рюкзаком. Ну очень, очень и очень! (И хотя дождевик всегда был наготове, и что бы делала, если бы дождь пошел? Смирялась…) я все же решила воспользоваться Силой Слов и Намерения, вспомнив, что была Шаманом на одной из Мистерий.
Видя тучи, угрожающе клубившиеся и неудержимо наползавшие, садилась, входила в состояние Шамана и начинала заклинать их: «Я люблю вас, тучи, идите дальше, там вам будет хорошо, вы прольетесь дождем, которому будут рады, идите, идите, идите…» Несколько минут… движения руками…. Все так просто? Не знаю, просто ли, но дождя не было. Только ночью, когда не мешал. Я управляла погодой, не придавая этому особого значения, никого не посвящая в свои шаманские тайны. Потом, познакомившись с украинским гидом Максом Охотиным, поняла, что не одна такая. Он тоже регулярно пел «Солнце взойдет!», но в отличие от меня, всем об этом рассказывал. Ни Максу, ни Солнцу это не мешало. Максу – колдовать, а Солнцу выглядывать из-за туч в нужный момент. Вот и я решила рассказать…
Я перестала стараться по поводу погоды, когда восхождение было совсем на носу. Тут у меня проявились двойные стандарты – хорошо, если ясно и безветренно, но тогда не отвертишься – вперед и вверх! А если дождь или пурга – то алиби. Можно никуда не идти, но поставить себе галочку «мы же старались». Но об этом дальше. Не было у меня внутри никакого единодушия. Как будто две души у меня образовались. Одна – за риск, другая – за безопасность. Это больно, когда вместо одной души – две половинки. Что с этим делать, я не знала, и не старалась узнать заранее, решила, то мой Путь – мудрее меня. Куда мне нужно, туда и приду. От чего-то придется отказаться – или от безопасности, или от риска. Обе дороги мне дОроги. Что ж…
Голова на этих высотах не очень располагает к мыслительной активности, в условиях кислородного голодания тело предпочитает тратить энергию на сохранение тепла, движение, смотрение, слух и целесообразное общение – но точно, не на мозговой штурм и на взвешивание всех за и против.
Те же, у кого основная функция жизни, не в переживании самой жизни всем собой, а в анализе её, те кто находятся не в ощущениях тела, дистанцируются от своих эмоций, те кто, преимущественно, находятся в своей голове предпочитая думать о жизни, вспоминать все занимательные ужасы и катастрофы, которые с ними никогда не случались – рискуют здесь как раз обострённо, в кубе, встретится со всеми своими страхами. Эти люди как раз и склонны переживать панические атаки и стрессировать группу, вербуя остальных в свой клуб «жизнь ужасна и трудна»
Россомаха и Красная Шапочка, очень медленно шли, практически всегда в конце группы. Красная Шапочка, терпела, по ней нельзя было сказать, что она хотела здесь оказаться. Каждый раз я смотрела на неё с надеждой увидеть радость, хоть во время передышки или стоянки, но нет – радости не было. Мало того, когда я, периодически бегая в хвост группы, чтоб узнать о её состоянии, удивлялась тому, что на отдыхе она не снимает рюкзак, не снимает лишнюю одежду, необоснованно парится в жарком, отказывается лечь, чтоб восстановиться. Я неизменно обнаруживала, что лямки её рюкзака ослабли, как будто она вообще не в теле и не здесь — рюкзак, с неподогнанными ремнями действительно неудобно висит на плечах! Казалось, что она всем своим видом давала нам знать: «посмотрите как же я терплю и креплюсь…» Я подтягивала ей лямки рюкзака, предлагала орешки, воду и изюм – но она снова, как животное, оказавшееся в неволе, отказывалась улучшить своё «хорошо». Я не разу не торопила её, понимая, что при таком настроении дожимать её негде нельзя, но похоже дальше всё равно будет только хуже. Ведь ко всему внешнему тяжело, которое она никак не хочет облегчить себе в радость, добавится еще и кислородное голодание.
Настроение Россомахи было скорее оптимистически-рабочим. Она шла медленно, но уверено, радуясь, что она идет, любуясь красотами вокруг, которые замечала, только сняв рюкзак. По ней было видно, что хоть ей физически идти легче не становится, зато с набором высоты состояние радости и счастья увеличивается, а это открывает второе и третье дыхание и физические силы неожиданно из ниоткуда прибывают. И так хочется жить и праздновать жизнь, а потом случаются моменты, где становится ясно – «я так могу идти вечно, да в своём темпе, да если меня никто не торопит – потому что я выбираю быть здесь! Я сама выбираю эти горы, и горы теперь выбирают меня!» – это уже трансперсональное переживание цельности всего процесса и своего единства с миром. Вот только ради этого и стоит сюда идти.
Итак, утром мы поднялись, собрались и отправились к Леднику, навьючившись своими рюкзаками – привычной уже тяжестью. Эту ночь я опять не спала. Проводник спустился со своей палаткой, поэтому одно спальное место оказалось в минусе. То есть, мне нужно было притулиться куда-то третьей. Я угнездилась вместе со Сверхновой и Лисичкой, было тесно, и я не могла уснуть, не разрешая себе ворочаться, чтобы не разбудить тех, кто спал рядом. Мне что-то давило и дуло в бок, а потом стало жарко, а потом опять холодно… словом, ночка еще та. Но я уже привыкла. На утренней бодрости это не сказывалось, и слава Богу!
Мы шли по тропе, которую проверили вчера с Лисичкой, поэтому осталось лишнее внимание, и как результат – нашли пириты.Пирит – минерал, очень похожий на золото, по поверьям он умножает все, чего касается, без разбору. Чистота намерений в обращении с пиритом – техника безопасности. Я набрала его в карманы, надеясь, что моя чистота в порядке. Дальнейшие события показали, что – не очень. Пирит умножает и страх и усталость, и болезнь, и что еще там у вас в наличии?
Люди жаждали пути, дорога была ясна, погода благоволила. Мне предстояло идти первой. Одинокий Волк, чувствуя долг перед своей неспешно идущей подругой, вызвался быть замыкающим – группа была собрана и готова.
Я напомнила участникам пути, что завещал нам Отец Детей – на леднике доверяйте лошадям, они знают безопасный путь – маяком вам в пути будет лошадиный навоз. Да ирония символа светоча в пути нас улыбнула, воображение рисовало метафоры жизни в стихах Цветаевой «Когда б вы знали из какого сора растут стихи, не ведая стыда…».
Полезная штука навоз копытных, подумала я, спасибо им. Лошади здесь были подкованы специальными подковами с двумя шипами на каждой. Пересекая ледник, они шли на метеостанцию, навьюченные рюкзаками тех туристов, кто не хотел нести свой груз. Я же, зная что это оправдано только в редких случаях — травм или, наоборот, сверхподготовки альпинистов для скоростного восхождения. Зная истинную цену такой халяве, я предпочитала тренироваться сама и дать возможность окрепнуть участникам. Ведь на последнем отрезке, когда мы пойдем на саму вершину без груза, нам очень понадобятся собранные в таких тренировках силы. На больших высотах, когда мы оставим тяжёлый рюкзак внизу, обретенная в пути сила даст нашим телу и дыханию легкость: это поможет не так сильно ощущать кислородное голодание и взойти на вершину с большим энтузиазмом.
Подойдя к леднику, я остановилась и сняла рюкзак в ожидании остальных и стала высматривать под ногами кристаллы пирита. Здесь много есть этого камня в преддверии льдов, некомпетентные люди легко принимают его за золото. Отсюда у него такая репутация: проверяет чистоту помыслов человека и приносит удачу только чистым людям. Обостряет все пороки и выводит на чистую воду все тайные слабости, вскрывая ложь.
Здесь я ещё раз имела счастье наблюдать сменяющиеся эмоции на лице людей: от мучительной усталости, когда они, глядя себе под ноги, шли до первого нашего привала под ледником, до поднятия головы и разгорающегося на лице восторга в момент снятия рюкзака и распрямления спины.
А вот и ангелы, двое белокурых юношей лет двадцати с кудряшками и в шортах, добавили впечатлений. Они стояли здесь, как мираж, совсем налегке в кроссовках, выше которых голые ноги покрытые светлой мужской шерстью. Юноши всматривались в кромку горизонта возвышающегося ледника, приложив руку козырьком ко лбу и прикидывая, а как без кошек, так лихо перемахнуть через него.
Увидев нас, слегка пьяных от высоты и счастливых, делающих селфи втроём, один из них не подошел даже, нет, он подлетел к нам как быстрая лань и на «щирий англйский мови» предложил сфотографировать нас на фоне ледника, чтоб не мучились девушки, пытаясь своими отёкшими от высоты лицами попасть втроём в кадр мобильного телефона.
Да, если это такая молодёжь сейчас есть, то я за будущее человечества спокойна. Мне как отлегло на сердце, так просто бесхитростно, без страшно струящиеся по горам люди — яко боги. И эти двое, так же легко ускакали вверх, со скоростью журчащего ручья. Уверенные, легкие, бесшумные, непривязанные ни к вещам ни к общению, уместные в моменте и неожиданные в ландшафте, воспринимались здесь скорее как свободные животные, ил бабочки-мотыльки, которые не знают насколько они прекрасны.
Кстати, сумасшедшую бабочку над Ледником я тоже видела. Она явно родится чем-то другим – Высшим в своей будущей жизни… За то, что пошла за грань. Но всему – своя цена: внимательно глядя под ноги, я видела и скелетики птиц, залетевших сюда и погибших. Опасное это путешествие… очередной Знак?
Божьих коровок и пчел иногда можно встретить лежащими на леднике, так что не только безумен человек, стремящийся туда, где люди не живут. Нередко птица насекомое и животное тоже оказывается любопытствует о том — а что там за чертой.
Еще у меня есть такая фишка, которую я никак не регулирую – она просто есть и есть. Я всегда быстро собираюсь, раньше всех. Жду остальных. Особо их не осуждаю за копания – просто жду. В нашем путешествии она сыграла странную штуку. Я ОЧЕНЬ уважала Ледник. Я его боялась. Но почему-то оказалась на его теле раньше других. Я уверенно (!) (сама в шоке!) дёрлась по нему, пока другие еще одевали кошки. Оглянувшись, я поняла, что они все еще у подножья, а я уже на расстоянии 20 метров. Удивилась. Выдохнула. Пошла дальше.
Мы, честно одевшие кошки (шипы на ботинки) продвигались вперед и вверх. По Леднику текли ручьи, и в глубине его тоже клокотала вода. Трещины, если сохранять внимание, не опасны. Они тут мелкие. Только дурак может провалиться, если идти при свете дня и по проторенной дороге.
Мы где-то за пару часов преодолели основное тело Ледника, и приблизились у подъему-осыпи, по которой нам вверх. Метеостанция снизу казалась маленькой гусеничкой, и подниматься к ней нужно было по сыпухе - долго и изнурительно, гуськом друг за другом. Справа и слева трещины стали теперь впечатляюще-огромны. Провалы бело-голубые вниз, страшно глянуть, а про упасть туда даже думать… Несколько сот метров в глубину! И вода низвергается, притянутая земным тяготением, гуркочет, булькает, говорит нездешним языком. Нет, не предупреждает, равнодушно живет своей жизнью. Мы, люди, гости здесь. И должны быть предельно-уважительны и внимательны, тутошняя природа не для нас, она прекрасна в своей непредвзятости.
Для нас поставлены вехи (большие полосатые палки выше человеческого роста), по которым нужно ориентироваться. Идти тяжело, и на окрестные красоты нет особого ресурса и времени смотреть. И вообще то, что на равнине воспринималось бы как диво дивное тут – за положняк. Тяжесть, пот, дыхание, шаг, шаг, шаг….
Метеостанция – это двухэтажное длинное строение на обрыве. За нею – каменистое плато, на котором альпинисты ставят палатки. Дальше вверх – Казбек, он сейчас виден, вздымается равнодушно, ловит облака. Вниз – тоже облака пеленой, за ними утесы, знакомые уже, пройденные. Неимоверно красиво, совсем не по-земному, совсем инопланетный пейзаж. Ни травинки, одни камни, и снежники, которые не тают, наверное, никогда.
От одного из них – ближайшего тянется труба, из нее течет вода, ее пьют. В ней купаются, кто смелый и не боится холода.
Мы поставили палатки и пошли регистрироваться. Тут такое правило – все группы регистрируются на метеостанции. То, что она МЕТЕО – это прошлое. Наверное, еще советское. Теперь тут скорее – спасательный пункт. И пограничный.
Все по очереди стали говорить, что хотят регистрироваться – это было смешно, так как было ясно что в этом нет технической необходимости – перечислить наши фамилии может и кто-то один, просто, уставшие люди хотят в тепло, хотят к людям, которые здесь обитают, посмотреть на них может удастся понять, что помогает им находится здесь и выживать, участники похода хотят вспомнить — а как это, когда твердые стены, вместо шелестящих на ветру тентов палатки!
Я пошла вместе Россомахой, (у нее все анкеты участников), потом туда подтянулись остальные. А там… Сложно описать… обстановка военного блиндажа, или корабельного кубрика. Одни мужчины, настоящие мачо. В комнате, единственной, где есть печка, (это супервалюта в здешних местах), накурено, всюду сушатся вещи, стол завален остатками трапез, кто-то что-то пьет (не только чай, конечно!). И там человек восемь или десять. Но принимают нас благосклонно, предлагают чай (сначала чачу и вино, но мы отказываемся), мед. Настаивают на чаче, но поят чаем.
Я, уставшая, разомлевшая, сбитая с толку, смотрю вокруг. На стенах – портреты Высоцкого и Цоя. Гитара. Как потом выяснилось – Высоцкого. Флаги разных стран, валюта, приклеенная скотчем (украинская тоже есть). Гомон, шум, тепло, тепло, тепло….
Странно даже подумать, но эта обстановка стала для меня родной, привычной и обычной меньше чем через сутки. Да, время тут другое, или у меня оно тут другое? Не важно…
Джонни – главный здесь, наверное офицер (негласный), похожий на матёрого мафиози, — однозначно крёстный отец сих грузинских добрых молодцев. Распорядитель лошадей и вертолетов, которые поднимают сюда грузы и спускают отсюда травмированных. Большой, основательный. Он тоже рассматривался мною как дополнительный шанс подняться на вершину. Джонни говорил, консультируя нас по акклиматизационному маршруту. Я его планировала пройти, добравшись до отметки 4000м — к началу верхнего ледника – завтра, если повезет. «Ради Бога, говорил Джонни, — даже днём не ходите выше на ледник, я устал оттуда трупы вытягивать, вам достаточно будет на первый раз дойти до начала. И будьте осторожны, там после обеда обычно сильный камнепад, не подходите близко к правой отвесной стеночке». Много ценных советов мы от него получили, и цена каждого – могла быть жизнь.
С тех пор, как мы отправили вниз нашего Отца Детей, я активно расспрашивала, всех встречных лидеров групп, да и остальных подвернувшихся под ногу попутчиков, об их возможностях нас «удочерить/усыновить». Расспрашивала сколько человек у них в связке, кто у них главный, а не хотят ли они еще взять нас несколько: 2-3-5чел — вот незадача, пока, не могу внятно сказать, сколько нас готовы идти на самый верх.
Участники нашей экспедиции, были весьма философски настроены: пойти ли вверх, не пойти — здесь им было так ёмко интересно, и так оптимально тяжело и радостно на перевалах, вкусно во время перекусов и обедов, что никто не хотел покидать этот сладкий момент здесь и сейчас, убегать мыслями ближайшее будущее, строить планы формировать ожидания – зачем? Идется, пока идется. В этом группе, в этом здесь и сейчас, большинство участников оказались и так, там где им ни не снилось. Что еще можно загадывать?
За последние пару дней такой моей активности и повышенной общительности, нас уже знала вся гора, и встречая нас на перевалах они, в свою очередь интересовались, как наши дела с проводником.
Здесь, на метеостанции мы вновь рассказали свою историю о заболевшем проводнике, опять спросили о том, как можно устроить восхождение. Так себе, между прочим спросили, что скажут? И пошли жить свою жизнь здесь…
В тот же день, когда все немного отдохнули, мы еще успели подняться на метров 300 вверх – к часовне. Тоже неслабое путешествие – по хребту и по осыпи. Ветер дул холодом, август… что, правда? Совсем ноябрьский ветер, высота, что поделаешь…
Часовня над метеостанцией — сделана из металла, укрепленная тросами, внутри двум людям не разойтись, но видно, что там часто бывают посетители.
А дальше у меня сбились настройки. Я не помню, что было в какой из дней. По моим ощущениям (которым, конечно же, нельзя доверять), мы жили там не меньше недели. А в реале – дня три. Поэтому я буду описывать то, что помню, не особо заботясь о хронологии.
Помню вечер, Россомаха пытается приготовить еду. Ветер дует так, что невозможно находиться на улице (а улица тут везде). Есть не особо хочется, но хочется чаю. Вода не спешит закипать (высота!), рядом с нами тусуется Али (иранец), и пытается на ломаном английском (не знает) беседовать с Россомахой. Она тоже английского не знает, но как-то они выясняют то, что он был учителем, а сейчас выращивает апельсины, и его товарищи чех и еще кто-то уже спустились вниз… Когда вода все-таки закипела и вермишель с трудом сварили, ее как-то никто не захотел есть. Я уже почти засыпала, когда пришли девчонки – Сверхновая и Лисичка тоже спать. Я легла между ними, потому что мой спальник (вернее два – один в другом для теплоты), все же не выдерживал критики холодом. Мы еще долго смелись перед сном, горняшка что ли….?
Да, здесь на высоте 3700 над уровнем моря как раз тот рубеж когда людям становится понятны первые признаки горняшки. Это явление проявляется людей по разному – у кого голова болит, кто отекает, особенно по утру, кому просто не по себе, у кого эйфория и радость необоснованная, а у кого депрессивное настроение. Или и того хуже, если человек здесь вообще случайный и на этих высотах оказался за компанию, то и вовсе, может случится с ним паническая атака.
Эргин, Лисичка и Сверхновая – преимущественно впадали по вечерам в звонкое щебетание с приступами истерического хохота, они на метео-станции спали в одной палатке и устраивали камеди-вумен, так что сильно обращали на себя внимание соседей. От этого к ним прибился на «костерок» грек или иранец и очень хотел дружить. Да, действительно у народа возникает желание прильнуть к позитиву, особенно у мужчин, да, собственно, и здоровые психически женщины тоже предпочитают общаться с легкими уверенными и весёлыми, особенно в преддверии испытаний. Страхов и мыслей об опасности внутри себя и так хватало. Особенно выше ледников, где смерть ощущалась очень рядом.
И я опять не спала, вытянувшись, как солдатик. Было тепло и безопасно между девчонками, хотя снаружи палатки разыгралось Что-то. Сильный ветер — палатка стонала и хлопала, ветер завывал и громыхали камнепады – (далеко от нас, но звуки не для слабонервных), потом начал лупить дождь, потом крупа била косыми струями. Я вспомнила, что я Шаман, но не было никакой возможности махать руками и отгонять дождь. Да он не особенно и мешал, мне было тепло и сухо, и вопросы управления погодой я оставила на завтра. Тут другая проблема – заснуть бы…
Я слышала в своей бессоннице, как Одинокий Волк уговаривал, потом настаивал, потом заставлял Красную Шапочку перейти в комнату на метеостанции. Ей было плохо. Ей было плохо еще вечером, когда я подошла- она жаловалась на сердце. «Ты сердечница? – спросила я, — Нет. Но сейчас плохо».
Тревожная была ночь.
Продолжение следует... опубликовано
Авторы: Наталья Валицкая (курсив), Юлия Головкина (прямой шрифт)
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание- мы вместе изменяем мир! ©
Источник: valitskaya.com/wp/
Bashny.Net. Перепечатка возможна при указании активной ссылки на данную страницу.
