Когнитивная слепота

Что такое когнитивная слепота? Это когда люди чего-то не видят, и даже не понимают, что они этого «чего-то» не видят.

Так индейцы видели лодки конкистадоров, но не видели их парусников — для них они были подобны облакам. Так окружение Михаила Абрамовича Ромма не видело на съемках фильма «Убийство на улице Данте» таланта Иннокетия Михайловича Смоктуновского, что Ромм отразил в своей знаменитой фразе.




Про странную реакцию иностранцев на картины Василия Ивановича Сурикова, которых они «не видят», написал искусствовед Абрам Маркович Эфрос в своем сборнике эссе о русских художниках «Профили». Было большое подозрение, что то, о чем рассказал Эфрос было проявлением когнитивной слепоты.

Попробуйте найти что-нибудь о когнитивной слепоте в русскоязычном интернете — разочаруетесь. Кроме материала «Когнитивная слепота и феномен шоу Дом-2» ничего нет. А вот на запрос «cognitive blindness» получите около 3000 ссылок.

Все это крайне примечательно, поскольку «Преодоление когнитивной слепоты» считается «первой практикой инноваций» — об этом можно почитать в статье бывшего президента ACM (Association of Computer Machinery) Питера Дженнинга «Социальная жизнь инноваций» (Communications of the ACM, April 2004, vol. 47, N4)

Ну и что прикажете думать о наших радетелях за инновации?

По-видимому, то же что и о реформаторах образования. В США как-то поняли простую вещь. Она заключается в том, что «мир сложен». А для того, чтобы в нем существовать и не исчезнуть, «нужно видеть образы и потоки». Видите, опять «видеть». До широкой публики эту невесть какую новость Камерон доносит в своем Аватаре.

А американские профессора и дяди с широкими погонами талдычут об этом на конференциях типа Creative Strategic Intelligence Analysis and Decision Making Within the Elements of National Power, апеллируя к советской системе, которая образование давала не клиповое, а широкое, и глаза молодым людям раскрывало (отсылаю к докладу Gunthram Wether, Proteus Future Workshop, August, 2007). Как молитву повторяют: «Основная цель современного образования — научить ВИДЕТЬ образы и потоки».

Сказанное отдало дань тематике конференции: ключевые слова распознавание образов и когнитивная слепота были произнесены. А теперь, бегом к Эфросу и Сурикову.

Эфрос был искусствоведом, литературоведом, художественным критиком, театроведом, исследователем рисунков Пушкина, переводчиком, хранителем собрания Третьяковской галереи. Кроме того, также поэтом-автором эротических сонетов.

Так вот, Суриков был его любимым художником. И вот, работая в Третьяковке, Эфрос заметил, и в «Профилях» написал, что «Иностранцы не задерживаются задерживаются у Сурикова. Они его не видят».

В 1928г. к 100-летию со дня рождения Льва Толстого в Москву приехал Стефан Цвейг. Эфрос водил его по Третьяковке, Цвейг всем живо интересовался, записывал. Но когда вошел в суриковский зал, то не останавливаясь пошел дальше.

Эфрос попросил его задержаться, объяснив, что Суриков — это Толстой русской живописи, и начал о нем рассказывать, но увидел «пустые глаза человека, стоявшего перед ничем». На Эфроса этот критический эксперимент подействовал, видимо, очень сильно, и он выразил свое отношение к слепоте иностранцев через очень сильные слова, относящиеся к Сурикову.

«Сурикова Западу уступить нельзя. Его нельзя выдать даже потомкам. Здесь спор культур, который скоро станет спором поколений». «Суриков — »самое общее", что есть в русском искусстве". «Суриков тот, кто сообщает подлинный смысл понятию „русская живопись“».

И, наконец, «Суриков — это рубеж земли русской». В общем, Эфрос обиделся, но дело в том, что он действительно увидел что-то важное, и ему нужно быть за это благодарными.

Если есть удивительное явление, то ему надо хотя бы попытаться дать какое-то объяснение.

В январе 2009г. я как-то рассказал о нем двум своим друзьям — Николаю Григорьевичу Макаренко — математику, работающему в Пулковской обсерватории и Сергею Александровичу Терехову — физику-теоретику, которые всегда являются желанными докладчиками на научной сессии МИФИ.

Сергей Александрович сразу предложил объяснение. Иностранцы — люди высоко оценивающие достойную праведную жизнь, а все ссылаемые боярыни и замерзающие юродивые вызывают у них чувство брезгливости, ну как если бы перед нами больные или калеки нарочито демонстрировали свои раны и язвы.

Назовем эту гипотезу «bounded confidence». Так в социофизике называют предположение о том, что агенты взаимодействуют только тогда, когда они не очень отличаются друг от друга. На Западе эта технология считается технологией успеха. Не надо общаться с неудачниками. Не надо слушать советов лузеров. Приведем, например, цитату из статьи In Praise of a Puritan America (The Times of London, 2006):

«Для минимизации контактов с лузерами они создают закрытые поселения, направляют своих детей в частные школы и оставляют им достаточное наследство для обеспечений стартовых условий для того, чтобы стать self-made men в глазах их родителей.»

Эта гипотез хороша, но, к сожалению, в зале Репина, соседствующем с залом Сурикова, на картине «Крестный ход в Курской губернии» в центре тоже калека на костылях, которого оттесняют от процессии. Но о негативной реакции иностранцев на Репина ничего не известно. А если еще вспомнить о калеках на картинах Брейгеля? Тем не менее, что-то эта гипотеза улавливает.

Вторая гипотеза странная. Назовем ее гипотезой пестроты.

Один из моих знакомых, Яков Борисович Казанович, признался, что картины Сурикова оказывали на него тревожное впечатление гаммой красок. На особенности живописи Сурикова обращали внимание многие.

А.Бенуа говорил о его картинах, что они представляют собой красивый, многокрасочный, гармоничный по краскам ковер. Н.Н.Волков в книге «Цвет в живописи» пишет: "… тяготение к узору, узору силуэтов и узорочью в архитектуре и тканях. Возможно, что в этом общие черты (не обязательно присутствующие все вместе) русского колоризма вообще."

И вновь Бенуа: «Разумеется, Суриков – русский художник. Он не чувствует и не любит абсолютной красоты форм, и он в погоне за общим поэтическим впечатлением подчиняет чисто формальную сторону содержательной.

По краскам не только «Морозова», но все его картины прямо даже красивы. Он рядом с Васнецовым внял заветам древнерусских художников, разгадал их прелесть, сумел снова найти их изумительную, странную и чарующую гамму, не имеющую ничего похожего в западной живописи.»

То есть в западной живописи этого нет. Но почему реакция отрицательная? Трудно сказать, но один забавный случай все-таки приходит на ум. Не так давно одном из американских форумах любителей кино возникло бурное обсуждение старого советского фильма, случайно попавшего в США в один из сборников фантастики. Отклики были, например, такие.

«Это плохой, очень плохой фильм»." Фильм — депрессивное зрелище, как и все что попадало к нам из СССР во времена холодной войны". «Что за ужасный фильм! Как такое вообще можно было сделать» «После просмотра этого фильма меня мучили ночные кошмары. Хорошо это, или плохо, но это — ужасное зрелище. Он абсолютно не имеет смысла».

Не догадываетесь, о каком фильме идет речь? Тогда еще один отклик.

«Причина, по которой я ненавижу этот фильм в том, что его основная аудитория — дети, и послание к детям, которое в нем содержится, заключается в том, что привлекательные люди — это хорошие люди, а несимпатичные — исчадия ада».

Этим «одним из худших фильмов всех времен и народов» оказался «Морозко». Через некоторое время на форум подтянулись чехи, для которых этот фильм непременный атрибут 31 декабря. Они пристыдили американских любителей кино, но «осадок остался».

Есть ли связь между эстетикой фильма-сказки и Суриковскими полотнами? Есть, наверное. Вспомните красивые узорные платки княгини Урусовой и Настеньки. Что-то есть в этой гипотезе пестрой, многоцветной узорности русской жизни.

Но пора обратиться к гипотезе, которая может оказаться если не наиболее правдоподобной, то, по крайней мере, много проясняющей.

Для этого придется немного уточнить, в чем же заключается эффект Эфроса. Он писал, что в отличие от иностранцев, «наши сограждане», даже работники Третьяковки, заходя в зал Сурикова замедляются, останавливаются и начинают подолгу всматриваться в его картины, как будто пытаясь увидеть в них то, что ранее ускользнуло от их взора.

То есть они, если и не видят, то по крайней мере это понимают. Но понимают не все. Сам Суриков с горечью писал о Стасове «Бывало Стасов хвалит, превозносит мои картины, а я чувствую: не видит, не понимает он самого главного». То есть наши могут тоже не видеть. Но хоть не бегут из зала? Еще как бегут!

В мае 2009г. мы больше четырех часов просидели в МГУ с заместителем директора Института прикладной математики Георгием Геннадьевичем Малинецким, с которым давно не видели и горячо обсуждали одну приближавшуюсяе конференцию и много другого. Я вспомнил про Эфроса и Сурикова и Малинецкий вдруг сказал: «Наши западники его, наверное, на дух не переносят.

Пойдем, проведем эксперимент. Мне тут на химфаке надо одному выдающемуся приятелю, не вылезающему из заграницы, бумаги передать.» Приятель оказался симпатичным ученым, но когда Малинецкий сладким голосом спросил его о Сурикове, тот резко ответил: «Терпеть не могу!» Когда мы спускались по лестнице Георгий Геннадьевич горестно заключил: «Теория настолько верна, что даже противно». Ну вот, с «нашими», нужно быть осторожными.

Но осторожно нужно относиться и к понятию «иностранцы». Это стало ясно, когда я отправился в Третьяковскую галерею, чтобы наблюдать эффект Эфроса своими глазами. Да, многие туристы из Европы и Америки часто, поозиравшись, и обратив внимание лишь на «Меньшикова в Березове», быстро сворачивают в зал Репина. Другие рассматривают «Утро стрелецкой казни» с мягкими усмешками. Особо продвинутые вежливо слушают экскурсовода, но в зале не задерживаются. Но азиаты ведут себя совершенно по-другому!

Шумные группы японцев и китайцев начинают оживленно жестикулировать и показывать на «Боярыню Морозову», еще только издали увидев картину из зала Верещагина. Может, они про нее узнают еще в школе? По крайней мере, они довольно долго потом ходят по суриковскому залу и внимательно все рассматривают. Ну, в начале века туристов из Азии в Третьяковке могло быть и совсем немного. так что Эфрос под иностранцами мог понимать туриста западного. Но вот здесь нам придется разобраться, чем турист западный отличается от восточного.

Для выяснения особенностей азиатского взляда на живопись воспользуемся докладом постдока Университета Хоккайдо Такахидо Масуды, который он назвал «Культура и внимание. Сравнение чувствительности к контексту у европейцев и жителей Восточной Азии».

Прежде всего он подсчитал количество полотен разных жанров в музее Метрополитен в Нью-Йорке, с одной стороны, и в национальных музеях Токио, Киото, Тайваня и Кореи, с другой. В первом случае подсчитывались полотна западных живописцев, во втором — восточных. Вот что получилось.

На Востоке преобладают картины с большим количеством персонажей, действующих в хорошо прописанном сложном окружении! На Западе чаще присутствует пейзаж и портрет.

Интересно, что советская живопись — «восточная». Среднее число людей на картинах советских художников, по грубой оценке, превосходит 4. Различие между американцами и азиатами легко устанавливается в так называемом «Мичиганском рыбном тесте».

Если продемонстрировать тем и другим изображение группы рыб, плавающих то ли в аквариуме, то ли в естественном водоеме, то американцы начнут описание увиденного примерно так: «Вижу группу рыб — крупную и помельче, плывущую ...». Азиаты описывают свои впечатления иначе: «Вижу пруд, или реку с прозрачной водой и илистым дном, в котором ...» То есть, западный зритель в первую очередь видит «героя» — самого крупного окуня, а восточный — контекст.

Совершенно по-разному американцы и азиаты фотографируют своих друзей. У первых преобладает крупный план, у вторых будет хорошо представлено окружение — обстановка в комнате, улица, и прочее, а друг окажется небольшим элементом сложной сцены.

Масуда привел таблицу, отражающую культурные социо-когнитивные различия западников и жителей

Восточной Азии



Прокомментируем последнее различие. Западники, классифицируя новый объект, относят его к тому классу, все члены которого строго имеют общее свойство и это же свойство должен иметь классифицируемый объект. Восточные люди классифицируют объекты, используя прототипы класса.

Например, то что мне сейчас принесли можно считать завтраком, а не обедом, хотя если вспомнить все завтраки, то вряд ли между ними найдется что-то общее. Но понятие «завтрак» в голове все-таки присутствует (его прототип). О слабой наивной классификации с использованием прототипов классов (для класса «зверь» прототипом является нечто среднее между волком и тигром) прекрасно написал Джордж Лакофф в своей книге «Женщины, огонь, и другие опасные вещи».

Вывод из всего сказанного таков. Так как азиаты воспринимают живопись не так как западные зрители, то и на Сурикова у них может быть другой взгляд, и, очевидно, скорее положительный.

Если вспомнить, что не все наши соотечественники Сурикова воспринимают, то можно догадаться, что граница между замедлющимися и ускоряющимися в суриковском зале посетителями Третьяковки проходит немного не там, где думал Эфрос. Не между «нашими» и «иностранцами»,… а между кем и кем?

Намек на ответ дал еще один визит в галерею, в результате которого появилась «гипотеза этической системы». Ею и завершим наше исследование.

Итак, визит. В разных залах галереи сидят дежурные — интеллигентные дамы. Залы они меняют. Всем им был задан один и тот же вопрос: «Не заметили ли они особой реакции иностранных посетителей на картины Сурикова» Ответы оказались совершенно разными, некоторые — поразительными.

Первая дежурная сказала буквально следующее: «А разве здесь есть что смотреть, кроме Сурикова»

Вторая: «Нет! Что Вы! Иностранцы любят большие картины.»

Третья посетовала: «Я не знаю, языками не владею.»

И, наконец, четвертая… «Я бы не сказала, что они их избегают, но особенно и не интересуются. И я их понимаю — ведь картины Сурикова полны агрессии».

Слово «агрессия» оказалось ключевым. Оно присутствует в знаменательных таблицах, которые один из основателей математической психологии Владимир Лефевр использовал для представления героев и лицемеров, святых и обывателей двух описанных им этических систем.

Придется о теории Лефевра как-то написать, хотя тема необъятная и… крайне противоречивая.

Для более основательного ознакомления с этой знаменательной, и, увы, для многого губительной теории, можно обратиться к его книгам, написанным после эмиграции автора в 1974 г. в США — «Алгебра совести» и «Рефлексия».

Лефевр, первой знаменитой работой которого была «Теория конфликтующих структур» хотел поднять психологию на такой уровень, чтобы ею можно было заниматься так же, как теоретической физикой, и преуспел в этом. По крайней мере, Карл Поппер признал его вклад выдающимся.

Лефевр разработал исчисление (алгебру), подобную булевой алгебре логики, но в которой вместо переменной, принимающей значение «истина» и «ложь» используется переменная со значениями «добро» и «зло».

Эти крайности считаются интуитивно постигаемыми. Когда Лефевр пытался понять как нужно трактовать в этой алгебре операции сложения и умножения, он догадался, что это можно сделать двумя (и только двумя!) различными способами, соотнося одну операцию с «компромиссом», а вторую с «конфронтацией», и наоборот.

В результате получились две схемы. описывающие моральный выбор человека. Что самое поразительное, используя эти исчисления оказалось возможным численно (!) предсказывать результаты экспериментов, в которых людям приходится принимать решения, не имея никакой информации, а основываясь лишь на самооценке.

Результаты экспериментов с эмигрантами показали, что приехавшие в США из западных стран описываются при первом способе выбора смысла операций — этих людей Лефевр назвал принадлежащими к 1-й этической системе, а эмигранты из СССР и некоторых восточных стран — при втором, противоположном, выборе смысла сложения и умножения. Их Лефевр отнес ко 2-й этической системе. Чем эти системы отличаются по сути?

В первой (западной) этической системе компромисс добра и зла считается злом, а конфронтация — добром. Во второй (восточной) компромисс добра и зла — это добро, а конфронтация — зло.

Парадоксальныи образом, тем не менее, представители западной этической системы для повышения своего этического статуса стремятся достигнуть компромисса с конкурентом, а представители восточной идут с ним на принципиальный конфликт.

Различие этики в двух системах может быть понято и так. 1-я (западная) система строится на формальном запрете зла (образец — библейские заповеди), в то время, как 2-я (советская) на неформальной декларации добра (пример Лефевра — «Моральный кодекс строителя коммунизма»).

Можно сказать и так. В 1-й этической системе цель не оправдывает средства, а во 2-й — оправдывает. В 1-й системе есть правила, во 2-й — цель и смысл.

Для иллюстрации различия в поведении представителей различных этических систем приведем данные, которые получил Лефевр в 1982 году, работая с американцами и выходцами из СССР:



Видно, что американцы предпочитают опираться на формальные правила, а бывшие советские люди мыслят конкретно, учитывают контекст. Заметим, что разделение людей на этические системы не строго — в одном и том же обществе есть представители и той и другой — Лефевр продемонстрировал это, анализируя, в частности, героев романа Достоевского «Преступление и наказание».

Не будем подробно останавливаться на судьбе Лефевра. Сам он считал, что внес большой вклад в разрушение СССР, так как после ряда попыток связаться с Рональдом Рейганом вышел-таки на его специального помощника Джека Метлока и донес до его людей свое открытие — советские лидеры принадлежат к другой этической системе, и для успеха нужно отказаться от заключения с ними формальных договоренностей, договариваться по существу и помогать советским лидерам «обманывать свой народ», выдавая уступки (компромиссы) за их внешнеполитические победы.

Основываясь на рекомендациях Лефевра американцы перестроили всю стратегию переговоров с Кремлем, и, хотя сам Лефевр это отрицает, видимо и под его влиянием был введен в оборот термин «Империя зла». Высказывания Лефевра вызвали неудовольство Глеба Павловского, который пожурил его за бесстыдное бахвальство в статье «К теогонии битвы» в журнале «Русский вестник» 10.11.1997г.

Оставим в стороне моральную оценку самого Лефевра, но отметим, что он и нам невольно открывает глаза, говоря о том, что «мы другие» (а как мы используем это знание — не его печаль: cебя он считает теперь американским ученым).

Лефевр постоянно наведывается в Россию, его любят в Институте психологии РАН, он является членом редколлегии журнала «Рефлексия» и постоянно комментирует российские реформы. По его теории, для успеха рыночных преобразований вторая этическая система должны быть в России уничтожена и заменена первой, так как рынок требует возможности достижения многочисленных компромиссов. Во времена СССР присущие второй этической системе конфликты разруливались партией. После ухода со сцены ее место занял криминал.

На попытки замены этической системы тратятся великие силы реформаторов (хотя криминалу это и не надо). Методов тут Лефевр предлагает много, в основном они связаны с образованием. Ключевая технология — отрыв обучаемого от учителя. Ведь учителя принадлежат второй этической системе и дурно влияют на молодое поколение.

Лефевр надеется на интернет — пусть молодежь поменьше общается со стариками и черпает знания из сети. Очень похоже, что на решение этой задачи направлена и иерархизация сознания — введение ЕГЭ, имущественное расслоение, введение различных уровней образования, и пр.

Если в начале 2000-х годов Лефевр пытался уходить от вопросов, что же в результате будет разрушено — советская этика или же русская (подозрение что это одно и то же возникает естественным образом), то в 2003г. он уже заявлял следующее:

«До революции в России, по крайней мере в системе образования, доминировала первая этическая система. Революция оказалась переходом к доминанте второй системы… Россию может вывести из второй этической системы только образование.

Но это не было его последним разъяснением: в 2007г. Лефевр все же уточняет в статье «Идеологию нельзя создать — она возникнет незаметно, сама собой» (»Новая газета" 84 от 1 ноября 2007г): «В конце XIX-начале XX века Россия имела смешанную культуру: вторую систему в нижних слоях населения, первую — в верхних.

Великая культура этого времени полностью принадлежит к первой этической системе. А в ходе революции рабочие и крестьяне, во имя которых работала интеллигенция, этот верхний пласт смели — и перевели страну на вторую этическую систему.»

Попробуйте внимательно проанализировать это крайне примечательное заявление! Свои комментарии по его поводу оставляю при себе.

Так что на повестке дня оказываается возврат к этической системы «верхних слоев населения». Не больше и не меньше.

Большие надежды на успех в этом предприятиии возлагаются на телевидение. Про стимулирования алчности и страха, без которых рынок просто не работает (см. книгу Петерса «Хаос и порядок на рынках капитала») как бы все понятно — это просто технология формирования неудачников (почему — читайте книгу Билла Вильямса «Торговый хаос»).

Вот что сказал сам Лефевр в 2006г. в интервью латвийской газете «Бизнес LV»:

«Как только вы берете ребенка и сажаете его у американского телевизора – все. Независимо от того, какие ужасы он по нему смотрит, – это первосистемная культура, первосистемное телевидение, первосистемное развитие мышц лица, соответствующая жестикуляция, гримаска».

Об успехах этих мероприятий, в частности, сообщили из Высшей школы экономики, в которой был повторен опрос Лефевра 1982 г. со студентами.Результаты приведены в следующей, расширенной таблице (Л.Н.Цой, С.С.Сергеев. 2007)



Как видно, «прогресс» имеется, но дажен в кузнице либеральных кадров он не совсем удовлетворителен.

Но довольно о политике — здесь много такого, что вредно для сна. Наша цель разобраться с Эффектом Эфроса, в котором соотечественники и иностранцы, как мы выяснили ранее, должны быть заковычены.

Итак, помимо всего прочего, в теории Лефевра, которая с успехом применялась западными политиками, военными и дипломатами (вот в экономике она не прижилась — мораль ей чужда) среди людей выделяются 4 главных типа: «святой», «герой», «обыватель» и «лицемер».

Чем они отличаются?

Герой минимизирует чувство вины увеличивая страдание.

Обыватель минимизирует страдание, увеличивая вину других.

Лицемер минимизирует и чувство вины, и страдание.

Святой не минимизирует свои негативные чувства, наоборот, он максимизирует чувство вины и страдание в одно и то же время.

И вот что примечательно! Люди различных типов в разных этических системах могут иметь одинаковые характеристики!



Обратите внимание, что святые и герои второй этической системы «агрессивны» (Эх, Боярыня Морозова, протопоп Аввакум!), а для представителей первой этической системы (эфросовских «иностранцев») они просто обыватели и лицемеры!

Так что спасибо смотрительнице зала, отметившей агрессивность картин Сурикова, — она подсказала связать эффект Эфроса с различием этических систем у посетителей галереи. Там где мы видим героев, представители другой этической системы видят лицемеров, и.т.д. Это и есть суть этической гипотезы.

Нет, ну конечно теперь экскурсоводы Третьяковки ведут экскурсии со знанием возложенных на них новых задач и объясняют посетителям: «Мы, конечно, понимаем, что боярыня Морозова вела себя неправильно — конфликтовала с властью».

Но внутренне перестроились еще не все. Одна из экскурсоводов, признося этот текст, почти плакала(!), а потом тихо сказала: «Но Cурикову почему-то нравились такие люди!» Вообще экскурсоводов слушать иногда весьма забавно — почти каждый второй сообщал иностранцам, что боярыню везут в Сибирь (а не в Боровск, до которого от Москвы чуть более часа езды). Видимо, для иностранцев до сих пор страшнее Сибири нет ничего.

Ну что же. Если гипотеза этической системы окажется правильной, а реформаторы добьются успеха, то от Сурикова наши дети будут бежать как черт от ладана (вспомните, что Эфрос говорил о конфликте поколений, и еще какие-то пугающие пафосные слова — вот чудак, ей-богу!). Но ведь ясно, что и до и после революции от него сильно не бегали, а поэтому советская система и русская (по Лефевру она смешанная!) не антиподы.

Но будьте готовы, что Вас будут убеждать в обратном!

В 2008 г. на Научно-практической конференции «Сложность и самоорганизация. Будущее мира и России» Владимир Евгеньевич Лепский (ученик Лефевра, главный научный сотрудник института философии РАН, редактор журнала «Рефлексия») говорил в своем докладе, что советская этическая система — не русская, и нас еще ждет возврат к русским ценностям (про высшие и низшие слои он не упоминал), и тут большая надежда на церковь. При этом он посетовал, что американцы движутся в противоположном направлении, то есть «советизируются», перенимают вторую этическую систему!

Да. Каждому, как говорится, свое, но некоторым хочется остаться с Суриковым, которому «низшие слои населения» (на потерянном слэнге — «народ»), были не безразличны.

И, в заключении, опять о когнитивной слепоте. То что люди не видят картин — полбеды. Они не видят чего-то более важного. Помните про «видеть образы и потоки». Вот, в заключение, как раз и про «поток».

Каждый раз, когда человек, входящий в Суриковский зал, замедляется и задерживается в нем, я слышу щелчок, как в детекторе частиц — поймался «соотечественник». Иногда человек-частичка со свистом проносится по залу — «иностранец».

Как там говорила Валентина Шаманову в пьесе Вампилова «Прошлым летом в Чулимске»?

"- Вы слепой, но не глухой же!"