931
0,2
2014-02-01
Суперполиглот из РАЕН
Вообще он говорит, что знает «только» 100. Но это он скромничает. В процессе беседы мы подсчитали, что Сергей Анатольевич — заведующий кафедрой Российского гуманитарного университета, доктор филологических наук, член-корреспондент Российской академии естественных наук — знаком не меньше чем с 400 языками, учитывая древние и языки малых вымирающих народов. Для того чтобы выучить язык, ему требуется всего три недели. Среди коллег этот 43-летний профессор имеет репутацию «ходячей энциклопедии». Но при этом его отличает… плохая память.
— Самый трудный вопрос для меня: «Сколько вы знаете языков?». Потому что точно на него ответить невозможно. Даже 10 языков нельзя знать в одинаковой степени. Вы можете знать 500 — 600 слов и прекрасно уметь объясниться в стране. Например, английский я знаю прекрасно, потому что все время приходится ездить и разговаривать. Но считаю, что в пассиве у меня немецкий лучше. А можно плохо говорить, но прекрасно читать. Например, древнекитайскую классику я читаю лучше большинства китайцев. Или можно не читать и не говорить, но знать структуру, грамматику. Я не могу говорить по-негидальски или по-нанайски, но лексику их я хорошо помню. Многие языки уходят в пассив, но потом, если нужно, они возвращаются: в Голландию поехал и быстро восстановил голландский язык. Поэтому, если считать все языки, с которыми я знаком на разных уровнях знания, то их наберется не меньше 400. Но активно разговариваю только на 20.
— Вы ощущаете свою уникальность?
— Нет, я знаю много людей, которые уж несколько десятков языков точно знают. Например, австралийский 80-летний профессор Стивен Вурм языков знает больше меня. А разговаривает свободно на тридцати.
— Коллекционирование языков — ради спортивного интереса?
— Надо различать лингвистов и полиглотов. Полиглоты — люди, которые специализируются на поглощении колоссального количества языков. А если вы занимаетесь наукой, то язык — это не самоцель, а рабочий инструмент. Основная моя деятельность — это сравнение языковых семей между собой. Для этого необязательно говорить на каждом языке, но нужно держать в памяти колоссальную информацию о корнях, грамматике, происхождении слов.
— Процесс изучения языков у вас продолжается до сих пор?
— В 1993 году была экспедиция на Енисей, занимались кетским языком — вымирающим, на нем человек 200 говорят. Пришлось его учить. Но основную массу языков я выучил еще в школе и университете. С 5-ого класса в течение пяти лет на олимпиадах в МГУ я был призером: мог написать по предложению на 15 индоевропейских языках. В университете же учил в основном восточные.
ПОЛИГЛОТАМИ РОЖДАЮТСЯ.
— Со способностью к языкам рождаются или это достигается усилиями постоянной тренировки?
— Я много думал об этом. Естественно, это наследственность: у меня в роду — масса полиглотов. Отец мой был известным переводчиком, редактировал «Доктора Живаго» и знал несколько десятков языков. Мой старший брат, философ, тоже большой полиглот. Старшая сестра — переводчица. Мой сын, студент, знает не меньше ста языков. Единственный член семьи, который не увлечен языками, — младший сын, но он хороший программист.
— Но как человек способен хранить в памяти такой массив информации?
— А у меня, как это ни парадоксально, очень плохая память: я не помню телефонных номеров, адресов, никогда не могу найти второй раз то место, в котором уже был. Мой первый язык, немецкий, давался мне с большим трудом. Я очень много сил тратил только на запоминание слов. В карманах всегда носил карточки со словами — на одной стороне по-немецки, на другой — по-русски, чтобы по дороге в автобусе самого себя проверять. И к концу школы я натренировал память.
Я помню, на первом курсе университета мы были в экспедиции на Сахалине и занимались там нивхским языком, тоже вымирающим. Я туда поехал без предварительной подготовки и просто так, на спор, выучил нивхский словарь. Не все, конечно, 30 000 слов, но большинство.
— А вообще, сколько вам требуется времени для изучения языка?
— Три недели. Хотя восточные, конечно, гораздо тяжелее. На японский ушло полтора года. Целый год учил его в университете, оценки были отличные, но однажды я взял в руки японскую газету и понял, что ничего не могу прочесть. Я разозлился — и выучил его самостоятельно за лето.
— У вас собственная система изучения?
— Скептически отношусь ко всем системам. Я просто беру учебник и учу с начала и до конца. Это занимает недели две. Потом — по-разному. Вы можете сказать себе, что с этим языком вы ознакомились и если станет нужно, то возьмете с полки и активизируете его. Таких языков было много в моей практике. Если язык нужен и интересен, то дальше надо читать литературу. Лингафонными курсами я никогда не пользовался. Чтобы хорошо говорить, нужен носитель языка. А лучше всего — поехать в страну и год там пожить.
— Какие древние языки вы знаете?
— Латынь, древнегреческий, санскрит, древнеяпонский, хурритский язык, на котором во II веке до н. э. разговаривали в древней Анатолии.
— А как вы умудряетесь помнить мертвые языки — поговорить-то не с кем?
— Читаю. От хурритского осталось 2-3 текста. Есть языки, от которых сохранилось два-три десятка слов.
КАК РАЗГОВАРИВАЛИ АДАМ И ЕВА.
— Вы ищите праязык человечества. Вы считаете, что когда-то все люди мира общались на одном языке?
— Мы собираемся открыть и доказать — все языки были едины, а потом распались в тридцатом-двадцатом веке до нашей эры.
Язык — средство общения и передается как информационный код из поколения в поколение, поэтому в нем обязательно накапливаются ошибки и помехи. Мы учим наших детей, не замечая того, что они говорят уже немножко на другом языке. В их речи более тонкие отличия от речи старших. Язык неизбежно изменяется. Проходит 100-200 лет — это уже совершенно другой язык. Если носители одного языка однажды разошлись в разные стороны, то через тысячу лет появятся два разных языка.
И нам предстоит узнать — была ли у 6 000 современных языков, включая диалекты, исходная точка? Мы постепенно движемся от современных языков к древним. Это как лингвистическая палеонтология — шаг за шагом мы реконструируем звуки и слова, приближаясь к праязыкам. И сейчас наступил тот этап, когда можно свести вместе несколько крупных языковых семей, которых в мире сейчас насчитывается около десяти. А дальше задача — восстановить праязыки этих макросемей и посмотреть, можно ли их свести вместе и реконструировать единый язык, на котором, возможно, разговаривали Адам и Ева.
ХОХОТАТЬ МОГУТ ТОЛЬКО В РОССИИ.
— Какой язык самый сложный и какой самый легкий?
— Грамматика проще в английском, китайском. Эсперанто я выучил часа за полтора. Трудны в изучении — санскрит и древнегреческий. Но самый сложный язык на земле — абхазский. Русский — средний. Иностранцами он трудно усваивается только из-за сложного чередования согласных (рука-ручка) и ударения.
— Много языков умирает?
— Все языки на Урале и за Уралом, нивхский и кетский из енисейской семьи. В Северной Америке вымирают дюжинами. Страшный процесс.
— Ваше отношение к ненормативной лексике? Это мусор?
— Эти слова ничем не отличаются от других слов. Сравнительный лингвист привык иметь дело с названиями половых органов в любом языке. Английские выражения существенно беднее русских. Японский гораздо менее засорен матерной лексикой: это более вежливый народ.
Сергей Анатольевич Старостин (24 марта 1953, Москва — 30 сентября 2005, Москва) — выдающийся российский лингвист, полиглот, специалист в области компаративистики, востоковедения, кавказоведения и индоевропеистики. Сын литератора, переводчика, полиглота Анатолия Старостина, брат философа и историка науки Бориса Старостина. Член-корреспондент Российской академии наук по Отделению литературы и языка (языкознание). Заведующий Центром компаративистики Института восточных культур и античности РГГУ, главный научный сотрудник Института языкознания РАН, почётный доктор Лейденского университета (Нидерланды).
--img10--
Источник: fishki net
— Самый трудный вопрос для меня: «Сколько вы знаете языков?». Потому что точно на него ответить невозможно. Даже 10 языков нельзя знать в одинаковой степени. Вы можете знать 500 — 600 слов и прекрасно уметь объясниться в стране. Например, английский я знаю прекрасно, потому что все время приходится ездить и разговаривать. Но считаю, что в пассиве у меня немецкий лучше. А можно плохо говорить, но прекрасно читать. Например, древнекитайскую классику я читаю лучше большинства китайцев. Или можно не читать и не говорить, но знать структуру, грамматику. Я не могу говорить по-негидальски или по-нанайски, но лексику их я хорошо помню. Многие языки уходят в пассив, но потом, если нужно, они возвращаются: в Голландию поехал и быстро восстановил голландский язык. Поэтому, если считать все языки, с которыми я знаком на разных уровнях знания, то их наберется не меньше 400. Но активно разговариваю только на 20.
— Вы ощущаете свою уникальность?
— Нет, я знаю много людей, которые уж несколько десятков языков точно знают. Например, австралийский 80-летний профессор Стивен Вурм языков знает больше меня. А разговаривает свободно на тридцати.
— Коллекционирование языков — ради спортивного интереса?
— Надо различать лингвистов и полиглотов. Полиглоты — люди, которые специализируются на поглощении колоссального количества языков. А если вы занимаетесь наукой, то язык — это не самоцель, а рабочий инструмент. Основная моя деятельность — это сравнение языковых семей между собой. Для этого необязательно говорить на каждом языке, но нужно держать в памяти колоссальную информацию о корнях, грамматике, происхождении слов.
— Процесс изучения языков у вас продолжается до сих пор?
— В 1993 году была экспедиция на Енисей, занимались кетским языком — вымирающим, на нем человек 200 говорят. Пришлось его учить. Но основную массу языков я выучил еще в школе и университете. С 5-ого класса в течение пяти лет на олимпиадах в МГУ я был призером: мог написать по предложению на 15 индоевропейских языках. В университете же учил в основном восточные.
ПОЛИГЛОТАМИ РОЖДАЮТСЯ.
— Со способностью к языкам рождаются или это достигается усилиями постоянной тренировки?
— Я много думал об этом. Естественно, это наследственность: у меня в роду — масса полиглотов. Отец мой был известным переводчиком, редактировал «Доктора Живаго» и знал несколько десятков языков. Мой старший брат, философ, тоже большой полиглот. Старшая сестра — переводчица. Мой сын, студент, знает не меньше ста языков. Единственный член семьи, который не увлечен языками, — младший сын, но он хороший программист.
— Но как человек способен хранить в памяти такой массив информации?
— А у меня, как это ни парадоксально, очень плохая память: я не помню телефонных номеров, адресов, никогда не могу найти второй раз то место, в котором уже был. Мой первый язык, немецкий, давался мне с большим трудом. Я очень много сил тратил только на запоминание слов. В карманах всегда носил карточки со словами — на одной стороне по-немецки, на другой — по-русски, чтобы по дороге в автобусе самого себя проверять. И к концу школы я натренировал память.
Я помню, на первом курсе университета мы были в экспедиции на Сахалине и занимались там нивхским языком, тоже вымирающим. Я туда поехал без предварительной подготовки и просто так, на спор, выучил нивхский словарь. Не все, конечно, 30 000 слов, но большинство.
— А вообще, сколько вам требуется времени для изучения языка?
— Три недели. Хотя восточные, конечно, гораздо тяжелее. На японский ушло полтора года. Целый год учил его в университете, оценки были отличные, но однажды я взял в руки японскую газету и понял, что ничего не могу прочесть. Я разозлился — и выучил его самостоятельно за лето.
— У вас собственная система изучения?
— Скептически отношусь ко всем системам. Я просто беру учебник и учу с начала и до конца. Это занимает недели две. Потом — по-разному. Вы можете сказать себе, что с этим языком вы ознакомились и если станет нужно, то возьмете с полки и активизируете его. Таких языков было много в моей практике. Если язык нужен и интересен, то дальше надо читать литературу. Лингафонными курсами я никогда не пользовался. Чтобы хорошо говорить, нужен носитель языка. А лучше всего — поехать в страну и год там пожить.
— Какие древние языки вы знаете?
— Латынь, древнегреческий, санскрит, древнеяпонский, хурритский язык, на котором во II веке до н. э. разговаривали в древней Анатолии.
— А как вы умудряетесь помнить мертвые языки — поговорить-то не с кем?
— Читаю. От хурритского осталось 2-3 текста. Есть языки, от которых сохранилось два-три десятка слов.
КАК РАЗГОВАРИВАЛИ АДАМ И ЕВА.
— Вы ищите праязык человечества. Вы считаете, что когда-то все люди мира общались на одном языке?
— Мы собираемся открыть и доказать — все языки были едины, а потом распались в тридцатом-двадцатом веке до нашей эры.
Язык — средство общения и передается как информационный код из поколения в поколение, поэтому в нем обязательно накапливаются ошибки и помехи. Мы учим наших детей, не замечая того, что они говорят уже немножко на другом языке. В их речи более тонкие отличия от речи старших. Язык неизбежно изменяется. Проходит 100-200 лет — это уже совершенно другой язык. Если носители одного языка однажды разошлись в разные стороны, то через тысячу лет появятся два разных языка.
И нам предстоит узнать — была ли у 6 000 современных языков, включая диалекты, исходная точка? Мы постепенно движемся от современных языков к древним. Это как лингвистическая палеонтология — шаг за шагом мы реконструируем звуки и слова, приближаясь к праязыкам. И сейчас наступил тот этап, когда можно свести вместе несколько крупных языковых семей, которых в мире сейчас насчитывается около десяти. А дальше задача — восстановить праязыки этих макросемей и посмотреть, можно ли их свести вместе и реконструировать единый язык, на котором, возможно, разговаривали Адам и Ева.
ХОХОТАТЬ МОГУТ ТОЛЬКО В РОССИИ.
— Какой язык самый сложный и какой самый легкий?
— Грамматика проще в английском, китайском. Эсперанто я выучил часа за полтора. Трудны в изучении — санскрит и древнегреческий. Но самый сложный язык на земле — абхазский. Русский — средний. Иностранцами он трудно усваивается только из-за сложного чередования согласных (рука-ручка) и ударения.
— Много языков умирает?
— Все языки на Урале и за Уралом, нивхский и кетский из енисейской семьи. В Северной Америке вымирают дюжинами. Страшный процесс.
— Ваше отношение к ненормативной лексике? Это мусор?
— Эти слова ничем не отличаются от других слов. Сравнительный лингвист привык иметь дело с названиями половых органов в любом языке. Английские выражения существенно беднее русских. Японский гораздо менее засорен матерной лексикой: это более вежливый народ.
Сергей Анатольевич Старостин (24 марта 1953, Москва — 30 сентября 2005, Москва) — выдающийся российский лингвист, полиглот, специалист в области компаративистики, востоковедения, кавказоведения и индоевропеистики. Сын литератора, переводчика, полиглота Анатолия Старостина, брат философа и историка науки Бориса Старостина. Член-корреспондент Российской академии наук по Отделению литературы и языка (языкознание). Заведующий Центром компаративистики Института восточных культур и античности РГГУ, главный научный сотрудник Института языкознания РАН, почётный доктор Лейденского университета (Нидерланды).
--img10--
Источник: fishki net
