1587
0,4
2013-09-26
Интервью с Jay-Z
Во время беседы, когда он отвлекался, то говорил что-то вроде, «Но давайте вернемся к сути вопроса…» и заканчивал свою мысль. Поражает внимание к деталям, которым он обладает как писатель, продюсер и исполнитель. Возможно, его карьера является одной из самых продолжительных и успешных в истории хип-хопа. Этот жанр развивался и менялся, отображая его собственное взросление от двадцати до сорока лет. Вполне возможно, последние несколько лет были самыми увлекательными в жизни Jay-Z: на предварительных выборах в 2008 тогдашний кандидат в президенты Барак Обама в своей речи смахнул немного метафорической «грязи» со своего плеча, цитируя этот жест из видео на песню Jay-Z «Dirt Off Your Shoulder». Также репер подписал контракт с Уиллом Смитом (Will Smith) как продюсер Бродвейского мюзикла «Фела!» про легендарного африканского артиста и политического активиста Фелу Кути.
Вполне логично, что осенью прошлого года Jay-Z выпустил альбом под многообещающим названием «Blueprint 3 (Roc Nation)», как будто хотел напомнить себе, что мир музыки ждет от него еще многого. Кроме того, он полностью осведомлен в том, кто он и чего достиг. Интервью началось с разговора о фильмах. Он признал, что деятельность Квентина Тарантино (Quentin Tarantino) повлияла на него. «Впечатляет то, как Тарантино смог отобразить события, которые произошли в прошлом. Я обожаю Криминальное чтиво (Pulp Fiction). Этот фильм сильно повлиял на мои тексты. В песне Meet the Parents я использовал время как элемент так же как и он.» Он допускает, что Чак Ди (Chuck D) был прав, когда назвал реп CNN черного населения Америки, но для Jay-Z это нечто большее. «Реп для меня — это как снимать кино, рассказывать истории, и я получаю от своего творчества огромный заряд эмоций. Я вырос на фильмах и репе. Недавно в самолете я смотрел Однажды в Америке (Once Upon a Time in America, 1984). Сначала, мне нравился главный герой, которого играл Роберт Де Ниро (Robert De Niro). Но когда он изнасиловал ту девушку, я больше не мог смотреть этот фильм. Ты приходишь к пониманию того, что действия имеют свои последствия.» Он затронул вопрос о том, как фильмы заставляют нас переживать те же чувства, что и персонажи. Его талант воплощать в своих текстах манеру общения обычных людей, работает на сознательном и бессознательном уровнях. Это как напоминание того, что даже в музыке Jay-Z никогда не теряет себя.
Вопрос: Могли вы представить себе, что когда-то у вас будет песня, такая как «Empire State of Mind», которая взорвет мир хип-хопа, и уже почти не будет магазинов пластинок? Странно, что мы дошли до этого, не так ли?
Ответ: Это ужасно. Я имею ввиду, вы не предвидели это конкретно, но вы знали, что что-то произойдет, потому что всякий раз, когда люди отвергают перемены, все меняется, так или иначе. Я думаю, то же случилось с музыкальной индустрией, когда появился Непстер (файлообменная сеть, что позволяла легко обмениваться музыкальными файлами с другими людьми – прим. Перев.). Индустрия отрицает то, что происходит вместо того, чтобы принять эти перемены. Прошло уже больше десятилетия, а мы все еще не осознали этого.
В.: Но мы все еще говорим о силе музыки, и о том, что такие песни как «Empire State of Mind» могут вызывать шквал эмоций. На такие вещи еще есть спрос?
О.: Я не думаю, что дело в спросе. Я думаю, что потребление музыки не прекращалось. Я говорю о повсеместном желании звукозаписывающих компаний превратить ее в деньги. Теперь музыка в воздухе. Раньше на нее можно было посмотреть, подержать, покрутить в руках (о пластинках). Нам больше не нужны полки или целые стенки, чтобы хранить записи. Сейчас нужен только телефон или плеер.
В.: Извините, но здесь я вас перебью. Наверно вам все время об этом говорят, если вы говорите какую-то фразу из вашей песни … Когда вы сказали «все время», я сразу же вспомнил «Numb/Encore». С вами часто такое бывает?
О.: Постоянно. Это хорошо… Странно и хорошо.
В.: Я думаю, это связано с тем, как вы складываете определенные фразы в тексты песен. Они похожи на обычный разговор.
О.: Думаю, это из-за моего желания рассказать историю как можно яснее, четче и правдивее. Я беру обычные слова и фразы и связываю их во что-то большее. Люди, которые пишут заголовки в таких изданиях как New York Post, делают что-то простое. Из обычных фраз они делают крючки. Иногда у них это получается хорошо. Иногда – просто глупо, как Tiger’s Tale (смеется). На самом деле, это было очень умно. Раким сказал: «Я могу взять редкую фразу, использовать ее, и теперь это часто используемое слово.» (Follow the Leader, Eric B. & Rakim 1988). Вот о чем я говорю.
В.: Талант понимать то, как говорят люди, очевидно, действительно что-то для вас значит.
О.: Я начал с малого, для окружающих меня людей. А потом я понял, какое влияние это имеет. Мои тексты создавали связи с миллионами людей, которые переживали то же, что и я, имели какое-нибудь отношение к моим амбициям и эмоциям. Вам не надо быть из района Мерси (Marcy projects, Brooklyn, New York City), что бы понять смысл того, что я делаю. Я буду сражаться, и я смогу сделать стоящую вещь из ничего. Знаете, это похоже на «Американскую мечту» в ее сегодняшнем понимании. Так что осознание того, что я могу вести разговор с людьми по-своему, пришло ко мне на первых парах. И все начало получаться само собой.
В.: Вы всегда хорошо разбирались в музыке, об этом можно судить по вашим песням. Но еще у вас есть талан разбираться в музыке других людей, например, в творчестве The Notorious B.I.G., The Neptunes или Kanye West. Это делает вас отличным соавтором?
О.: Мне просто действительно нравится музыка. Каждый, кто творит музыку – хороший соавтор. Для того, что бы этим заниматься, вам надо быть связанным с музыкой своим, неповторимым способом. Не должно быть границ и преград. Вся эта классификация на R&B, хип-хоп или рок… Это все ерунда. Это – музыка. Если вы создаете свои границы, вы не поймете истинной души музыки. Когда люди говорят «это soft rock, я не буду этого слушать», я нахожу это элитарным. Они – музыкальные расисты (смеется).
В.: В одно время был настоящий подъем реп-индустрии. Вы не только не должны были прислушиваться к другим видам музыки, но и к другим МС.
О.: Да, но это все было хвастовством. Это было вроде «Я самый лучший! И кроме меня больше никто не существует!». Я порядком подзабыл про все это, когда сотрудничал с другими исполнителями. Мне действительно нравится ломать все эти барьеры, записывая альбом с Linkin Park, R. Kelly (The Best of Both Worlds, 2002) или играть на фестивале «Brandenburg Gate» с Bono.
В.: Или записывая песню «Empire State of Mind» с Alicia Keys?
О.: Именно.
В.: Если подумать о тех ребятах в хип-хопе, с которыми вы начинали, вы один из немногих, кто остался в деле. И, наверно, частично из-за того, что они не смогли сломать границы, о которых вы говорили. И фактически, многие из них до сих пор не вышли из своего «кокона».
О.: Думаю, скорее это из-за неуверенности. Знаете, успешные люди больше боятся неудач, чем те, кто никогда ничего не делал, ведь если ты не был успешным, ты не знаешь, что значит все потерять. Ты этого не боишься. Так почему вы думаете, люди бояться переступить через границы? Из-за страха вернуться на дно. «Я успешный. У меня самая лучшая пластинка. У меня самый лучший альбом. Мне надо снова постараться сделать то же или я все потеряю.» И в конечном итоге, вы перестаете гоняться за лучшей песней. Вы находите свою ячейку, место, где вам уютно, и говорите: «Я хочу попробовать еще что-то. А что, если у меня не получится? Мне придется вернуться назад.» Для меня это тоже тяжело. The Blueprint 3 был самым трудным альбомом, над которым я когда-либо работал.
В.: Почему?
О.: Ну, то, что я пытался сделать в этом альбоме – и то же, что пытался сделать в Kingdom Come (2006) – проникнуть туда, где не был раньше, найти что-то новое в репе. Причина, по которой я обосновался, хотя и мог записывать альбомы, в том, что я позволил своим друзьям идти со мной и высказывать свое мнение. Вот кто меня держит – люди, которых я долго знаю. Мы не знаем мотивов тех людей, с которыми плохо знакомы. Они улыбаются тебе весь день: «О, это просто супер. Ты снова это сделал! Ты самый великий!» И для артиста это плохо. Ты должен держаться тех людей, кто знал тебя, когда ты еще ничего не имел, чтобы они с уверенностью сказали: «Убирайся оттуда. Это полная ерунда!». Вот что я приветствую.
В.: Назвав свой альбом The Blueprint 3 (светокопия) вы бросаете вызов самому себе, не так ли?
О.: Да, конечно. Но думаю, что это было нужно. Я думаю, что этот альбом даже больше, чем первый (The Blueprint, 2001) состоит из реперских сленгов. Он показывает, что парень, которому далеко не 16, может делать стоящую музыку. Это важная деталь в репе, ведь раньше, когда парням исполнялось по 30, им приходилось рифмовать, как будто им было по 18, а 18-летние реперы говорили: «Мы даже не используем этот сленг! Это старье! О чем ты вообще говоришь? Ты даже не знаешь, что тут происходит! Ты отстой!»
В.: Вот когда вы делаете комедию положений.
О.: (смеется) Да, именно. Иногда мы просто теряемся. Но если вы действительно любите писать музыку, вам нужно это делать, и те 18-летние начнут с вами считаться. Это отношения, к которым нужно стремиться. Но вы не сблизитесь с этими парнями, если не будете честны с самим собой. Вы отдалитесь от музыки, и они не поверят в то, о чем вы читаете. Но честность по отношению к моим коллегам для меня не главное. Для меня запись хорошего альбома это уже вызов, потому что талант не материален. На нем нет срока годности. Но в тоже время может случиться и так, что, проснувшись в один прекрасный день, вы больше не сможете творить. Было множество гениальных артистов, которые зажигались года на два, а потом просто исчезали. Для меня главное выпустить свой 11-й студийный альбом и сделать его актуальным… Я знаю, это не Reasonable Doubt (1996) и это не The Black Album (2003) — это The Blueprint 3. И он связан со многими людьми.
В.: Ваши альбомы похожи на эпические поемы. Каждая песня как эпизод, и в каждой из них есть свой смысл.
О.: Да, я хочу сказать, что The Blueprint 3 состоит из песен, но это также и комментарии к мысли о том, что для выживания репа мы должны расширить сюжет. Мы должны расширить публику. Все уже не может быть настолько приземистым – мы должны расширить свои собственные взгляды и мнения. Потому что, по мере взросления меняются и взгляды, и мы начинаем терять людей, которые стали старше просто из-за того, что они уже не относятся к тому, чем мы занимаемся. Реп молодой стиль музыки, но он уже столкнулся с этой проблемой. И она уже не новая. Все уже слышали это раньше. И они говорят: «И о чем же нам теперь говорить? И что нам теперь со всем этим делать?» Реп уже не может чем-то поразить. Раньше достаточно было сказать «Motherfucker! Понятно?» и все были потрясены. Это была мятежная энергия. Но теперь она уже никого не удивляет. И мы видим, что приближается удар. Поэтому нам нужно придумать что-то новое и снова вернуться в нашу игру.
В.: Частью всего этого является то, что в хип-хопе аудитория переходит от одного исполнителя к другому, вот почему вы на удивление долго остаетесь в игре.
О.: Да, в репе такое есть. Я как The Rolling Stones или U2.
В.: The Grateful Dead.
О.: (смеется) The Grateful Dead, именно.
В.: Вы осознано ведете за собой слушателей?
О.: Да, но я никогда не хотел просто сделать такой же альбом, как тот, что был до него. Я тот, кто я есть – и я не могу это изменить.
В.: Вы возможно и не помните этого, но мы встречались 4 года назад в Spotted Pig (ресторан в Нью Йорке, совладельцем которого является Jay-Z). В тот вечер там был Бил Клинтон. Мы с вами сидели на улице и курили сигары, и вы сказали: «Послушайте, мир изменился. Президент говорит со мной о моей музыке!» Вы помните этот вечер?
О.: Да.
В.: Я подумал об этом, когда Обама жестом «стряхнул грязь с плеча». Как это для вас: быть знакомым с двумя президентами, которые знают, как обращаться с вами?
О.: Это невероятно, потому что все это слишком далеко от тех мест, из которых я родом. Мы были детьми, которых игнорировал любой политик. Мы не голосовали, чтобы усадить кого-то в офис, потому что знали, что они не изменят нашу жизнь. Для меня общение с Обамой или ужин с Билом Клинтоном… Это сумасшествие. Для тех мест, где я вырос это абсолютно другой мир. Каждому политику было на нас наплевать – как и целой Америке.
В.: Но потом из никому не нужного вы стали интересным для общественности. Я имею ввиду то, что политики прислушиваются к реперам.
О.: Да. Из никому не нужного в интересного, а затем и в признанного.
В.: Вы как репер прожили все эти этапы жизни. Как для вас изменилась игра? Вы изменились как личность, но во время вашего взросления реп стал еще более циничным и совсем продаваемым.
О.: Тут есть, чем заняться. Сначала это были просто мятежные идеи, а потом началось вкладывание денег – это маркетинг и корпорации – а потом нужно было выяснить, как маневрировать между всем этим и делать чистую музыку, в тоже время, извлекая выгоду из своего творчества. Я считаю, что людям должны платить за их искусство, но по-своему. Когда вы слушаете альбом, вы не должны думать «это девчачья песня», «это клубная песня». Я не должен знать, о чем вы думаете, когда пишите песню. И я не хочу знать, о чем думает артист.
В.: Нет?
О.: Нет, когда я слушаю хорошую музыку, первое, что мне интересно – что говорили люди, когда это играло из динамиков в студии. Я хочу знать, что случилось, когда они написали свою песню и сказать «Это то, что надо!». А потом мне интересно, на каком жизненном этапе находился артист. Был ли он голоден, или успешен, или боялся неудачи, или считался исчерпавшим себя, но потом вернулся и сделал превосходный альбом – в карьере артиста есть каждый из этих моментов. И это меня интригует. Когда Lauryn Hill забеременела, она написала такие строчки: «они сказали, Лорин, детка, думай головой, но вместо этого я решила прислушаться к своему сердцу», я подумал, насколько важным было для нее то время. Это был перекресток – наверно, люди ей говорили: «Что ты собралась делать? Ты поставишь свою карьеру под удар, если родишь ребенка.» Но она решилась на это, и рассказала о своих переживаниях в своем альбоме.
В.: Забавно, что вы говорите о нежелании знать мысли артиста, но в репе много текстов о том, что люди уже это знают. Это как во времена вражды Восточного и Западного побережья, когда у вас было много конфликтных ситуаций…
О.: Да, но это на поверхностном уровне, а я говорю о чем-то более глубоком. Я никогда ему об этом не говорил, но я помню, как Eminem вошел в студию, когда мы записывали песню «Moment of Clarity», которую он продюсировал, из альбома The Black Album. Ну и вот, пришел Eminem. Был 2003 год, уже вышел альбом The Eminem Show, и он казался самым крутым репером во всем мире – он продал около 20 миллионов пластинок, или около того. Помню, я еще тогда обнял его и почувствовал на нем пуленепробиваемый жилет. Я и представить себе не мог успех такого масштаба. Я хочу сказать, что он парень, который обожает реп, и стремиться к успешной карьере. И когда он, наконец, добивается своего, проявляется обратная сторона медали. Существует старая вражда между 50 Cent и Ja Rule – и между другими людьми – и парню пришлось об этом волноваться. Eminem побаивался свободно ходить по Нью Йорку. Я тогда сказал: «Ну вот и все. Ты получил все, чего хотел и теперь ты узник собственной славы.» И меня это тревожит – после того, как ты продал 20 миллионов копий, тебе приходится носить пуленепробиваемый жилет. Таким образом, интерес для меня составляет только «подноготная» правда. Вы думаете, что знаете, где он был, когда писал свои тексты, но я видел другую его сущность, что очень меня огорчило.
В.: Во многих ваших песнях идет речь о последствиях – мы совершаем какие-то поступки, а потом случается еще что-то. Теперь, когда вы старше, у вас поменялись взгляды на вещи?
О.: Ну, когда я выпустил свой первый альбом, мне было 26, я был немного старше, чем другие парни – как вы знаете, к всеобщему уважению к реперам, они записывают альбомы в 17. Я не могу представить себе, какую бы чушь нес в 17. Я был таким безрассудным в этом возрасте. Nas выпустил свой альбом «Illmatic» (1994) в 19, что было невероятным достижением – я даже не могу его понять. Но когда вышел мой первый альбом (Reasonable Doubt), мне было 26, и вот почему он был более интроспективным. Плюс, я уже был полностью самостоятельным с 16. Моя мать не выставила меня, но сделала самую лучшую вещь. Она позволила мне искать. Она только говорила: «Ладно, это слишком тяжело. Иди дальше.» Так что я действительно рано вырос и всегда был в курсе вещей. Моя осведомленность только усиливалась с каждым годом.
В.: Как вы общаетесь с Kanye West сейчас? Как отличаются ваши теперешние отношения от тех, когда вы впервые встретились, и он помогал вам в создании синглов?
О.: Ну, сейчас он добился намного больше, чем его сверстники. Знаете, раньше, он был новичком в репе, пытался преуспеть. Он был фаном моей музыки и моего образа жизни. Так что все было совсем по-другому. Но он необычный человек. У него столько идей, он столько хочет сделать и посетить множество мест, он такой пылкий в своих стремлениях. И он очень искренний.
В.: Иногда его страсть разрушает его.
О.: Да, и это замечательно. Мне действительно это нравится! Я хочу сказать, что никто из нас не безгрешен. Все ошибаются. Мы выносим уроки из своих ошибок. Думаю, что Kanye… Он сказал, во что верит. И он сказал правду.
В.: Что вы имеете ввиду?
О.: Я говорю об инциденте с Taylor Swift. Я думаю, то что он сделал, было неверным, и это, конечно, затмило все. Он был уверен, что видео Single Ladies (Beyonce) было лучшим клипом. И я так считал. И думаю, что многие люди так считали. Вы не можете дать кому-то награду «Лучший клип года», если она не выиграла в номинации «Лучший женский клип». Я думал, что победа в «Лучшем женском клипе» это еще один шаг к «Лучшему клипу года». Но оказалось, что это не так – и это уже совсем другой разговор о наградах и артистах.
В.: У вас всегда были интересные взгляды на подобные шоу. Я помню, вы как-то говорили о Grammy, что они не воспринимают реп серьезно, им даже нет дела до того, чем вы занимаетесь.
О.: И я сказал все как есть – им действительно нет дела. Я всегда видел это шоу такими, какие они есть. Для организаторов это спонсорство – не признание чьего-то искусства, потому что если вы занимаетесь признанием чужого искусства, вам надо всегда все делать правильно. Вы не можете присудить «Лучший клип года» женщине, которая не выиграла «Лучший женский клип». Я хочу сказать, что и Herbie Hancock отличный исполнитель, но альбом Kanye не переплюнул бы никто. Ну правда же, такое не могло бы произойти. Это наталкивает меня на мысли, что жюри выбирает в списке только то имя, которое знает. Я думаю, что это сейчас и происходит с репом.
В.: Правда?
О.: Я думаю, что номинациями занимается горстка людей, которые ничего не знают о репе, и наверно никогда не слышали альбом Kanye West. «Kanye West. Я слышал это имя. Это парень, который сделал замечания по поводу президента. Он номинирован!» Вот как там все работает и это очень разочаровало Kanye. Мне абсолютно все равно. Но Kanye взялся за дело с пылом и азартом. Он снял три видео «Jesus Walks»! Два из них он снял за собственные деньги, чтобы все получилось так, как он хотел. Он действительно старался. Но в конечном итоге его пыл взял верх и он перегнул палку… Он не думал, что та девушка, Taylor Swift, такая же как и он. Это был ее выход. Это была не ее вина, она просто объявляла победительницу. Она ничего не сделала, это не ее шоу. Он просто сделал не нужную вещь с посторонним человеком в не нужное время.
В.: Он звонил вам в тот вечер? Вы говорили о случившемся?
О.: Вообще-то, нам нужно было лететь, потому что у нас была работа с Leno. Он позвонил и сказал, что не полетит. Я знал, что он еще не хотел об этом говорить. Наши отношения похожи на братские. Но он пришел на следующий день, и у нас состоялась долгая и милая беседа. Я думаю, он сделал правильно, что признал ошибку и начал двигаться дальше. Я все время это говорю, но думаю, что к концу дня мы больше хвалили его за пыл, чем осуждали за ошибку.
Треки, которые Jay-Z упоминал в интервью:
Вполне логично, что осенью прошлого года Jay-Z выпустил альбом под многообещающим названием «Blueprint 3 (Roc Nation)», как будто хотел напомнить себе, что мир музыки ждет от него еще многого. Кроме того, он полностью осведомлен в том, кто он и чего достиг. Интервью началось с разговора о фильмах. Он признал, что деятельность Квентина Тарантино (Quentin Tarantino) повлияла на него. «Впечатляет то, как Тарантино смог отобразить события, которые произошли в прошлом. Я обожаю Криминальное чтиво (Pulp Fiction). Этот фильм сильно повлиял на мои тексты. В песне Meet the Parents я использовал время как элемент так же как и он.» Он допускает, что Чак Ди (Chuck D) был прав, когда назвал реп CNN черного населения Америки, но для Jay-Z это нечто большее. «Реп для меня — это как снимать кино, рассказывать истории, и я получаю от своего творчества огромный заряд эмоций. Я вырос на фильмах и репе. Недавно в самолете я смотрел Однажды в Америке (Once Upon a Time in America, 1984). Сначала, мне нравился главный герой, которого играл Роберт Де Ниро (Robert De Niro). Но когда он изнасиловал ту девушку, я больше не мог смотреть этот фильм. Ты приходишь к пониманию того, что действия имеют свои последствия.» Он затронул вопрос о том, как фильмы заставляют нас переживать те же чувства, что и персонажи. Его талант воплощать в своих текстах манеру общения обычных людей, работает на сознательном и бессознательном уровнях. Это как напоминание того, что даже в музыке Jay-Z никогда не теряет себя.
Вопрос: Могли вы представить себе, что когда-то у вас будет песня, такая как «Empire State of Mind», которая взорвет мир хип-хопа, и уже почти не будет магазинов пластинок? Странно, что мы дошли до этого, не так ли?
Ответ: Это ужасно. Я имею ввиду, вы не предвидели это конкретно, но вы знали, что что-то произойдет, потому что всякий раз, когда люди отвергают перемены, все меняется, так или иначе. Я думаю, то же случилось с музыкальной индустрией, когда появился Непстер (файлообменная сеть, что позволяла легко обмениваться музыкальными файлами с другими людьми – прим. Перев.). Индустрия отрицает то, что происходит вместо того, чтобы принять эти перемены. Прошло уже больше десятилетия, а мы все еще не осознали этого.
В.: Но мы все еще говорим о силе музыки, и о том, что такие песни как «Empire State of Mind» могут вызывать шквал эмоций. На такие вещи еще есть спрос?
О.: Я не думаю, что дело в спросе. Я думаю, что потребление музыки не прекращалось. Я говорю о повсеместном желании звукозаписывающих компаний превратить ее в деньги. Теперь музыка в воздухе. Раньше на нее можно было посмотреть, подержать, покрутить в руках (о пластинках). Нам больше не нужны полки или целые стенки, чтобы хранить записи. Сейчас нужен только телефон или плеер.
В.: Извините, но здесь я вас перебью. Наверно вам все время об этом говорят, если вы говорите какую-то фразу из вашей песни … Когда вы сказали «все время», я сразу же вспомнил «Numb/Encore». С вами часто такое бывает?
О.: Постоянно. Это хорошо… Странно и хорошо.
В.: Я думаю, это связано с тем, как вы складываете определенные фразы в тексты песен. Они похожи на обычный разговор.
О.: Думаю, это из-за моего желания рассказать историю как можно яснее, четче и правдивее. Я беру обычные слова и фразы и связываю их во что-то большее. Люди, которые пишут заголовки в таких изданиях как New York Post, делают что-то простое. Из обычных фраз они делают крючки. Иногда у них это получается хорошо. Иногда – просто глупо, как Tiger’s Tale (смеется). На самом деле, это было очень умно. Раким сказал: «Я могу взять редкую фразу, использовать ее, и теперь это часто используемое слово.» (Follow the Leader, Eric B. & Rakim 1988). Вот о чем я говорю.
В.: Талант понимать то, как говорят люди, очевидно, действительно что-то для вас значит.
О.: Я начал с малого, для окружающих меня людей. А потом я понял, какое влияние это имеет. Мои тексты создавали связи с миллионами людей, которые переживали то же, что и я, имели какое-нибудь отношение к моим амбициям и эмоциям. Вам не надо быть из района Мерси (Marcy projects, Brooklyn, New York City), что бы понять смысл того, что я делаю. Я буду сражаться, и я смогу сделать стоящую вещь из ничего. Знаете, это похоже на «Американскую мечту» в ее сегодняшнем понимании. Так что осознание того, что я могу вести разговор с людьми по-своему, пришло ко мне на первых парах. И все начало получаться само собой.
В.: Вы всегда хорошо разбирались в музыке, об этом можно судить по вашим песням. Но еще у вас есть талан разбираться в музыке других людей, например, в творчестве The Notorious B.I.G., The Neptunes или Kanye West. Это делает вас отличным соавтором?
О.: Мне просто действительно нравится музыка. Каждый, кто творит музыку – хороший соавтор. Для того, что бы этим заниматься, вам надо быть связанным с музыкой своим, неповторимым способом. Не должно быть границ и преград. Вся эта классификация на R&B, хип-хоп или рок… Это все ерунда. Это – музыка. Если вы создаете свои границы, вы не поймете истинной души музыки. Когда люди говорят «это soft rock, я не буду этого слушать», я нахожу это элитарным. Они – музыкальные расисты (смеется).
В.: В одно время был настоящий подъем реп-индустрии. Вы не только не должны были прислушиваться к другим видам музыки, но и к другим МС.
О.: Да, но это все было хвастовством. Это было вроде «Я самый лучший! И кроме меня больше никто не существует!». Я порядком подзабыл про все это, когда сотрудничал с другими исполнителями. Мне действительно нравится ломать все эти барьеры, записывая альбом с Linkin Park, R. Kelly (The Best of Both Worlds, 2002) или играть на фестивале «Brandenburg Gate» с Bono.
В.: Или записывая песню «Empire State of Mind» с Alicia Keys?
О.: Именно.
В.: Если подумать о тех ребятах в хип-хопе, с которыми вы начинали, вы один из немногих, кто остался в деле. И, наверно, частично из-за того, что они не смогли сломать границы, о которых вы говорили. И фактически, многие из них до сих пор не вышли из своего «кокона».
О.: Думаю, скорее это из-за неуверенности. Знаете, успешные люди больше боятся неудач, чем те, кто никогда ничего не делал, ведь если ты не был успешным, ты не знаешь, что значит все потерять. Ты этого не боишься. Так почему вы думаете, люди бояться переступить через границы? Из-за страха вернуться на дно. «Я успешный. У меня самая лучшая пластинка. У меня самый лучший альбом. Мне надо снова постараться сделать то же или я все потеряю.» И в конечном итоге, вы перестаете гоняться за лучшей песней. Вы находите свою ячейку, место, где вам уютно, и говорите: «Я хочу попробовать еще что-то. А что, если у меня не получится? Мне придется вернуться назад.» Для меня это тоже тяжело. The Blueprint 3 был самым трудным альбомом, над которым я когда-либо работал.
В.: Почему?
О.: Ну, то, что я пытался сделать в этом альбоме – и то же, что пытался сделать в Kingdom Come (2006) – проникнуть туда, где не был раньше, найти что-то новое в репе. Причина, по которой я обосновался, хотя и мог записывать альбомы, в том, что я позволил своим друзьям идти со мной и высказывать свое мнение. Вот кто меня держит – люди, которых я долго знаю. Мы не знаем мотивов тех людей, с которыми плохо знакомы. Они улыбаются тебе весь день: «О, это просто супер. Ты снова это сделал! Ты самый великий!» И для артиста это плохо. Ты должен держаться тех людей, кто знал тебя, когда ты еще ничего не имел, чтобы они с уверенностью сказали: «Убирайся оттуда. Это полная ерунда!». Вот что я приветствую.
В.: Назвав свой альбом The Blueprint 3 (светокопия) вы бросаете вызов самому себе, не так ли?
О.: Да, конечно. Но думаю, что это было нужно. Я думаю, что этот альбом даже больше, чем первый (The Blueprint, 2001) состоит из реперских сленгов. Он показывает, что парень, которому далеко не 16, может делать стоящую музыку. Это важная деталь в репе, ведь раньше, когда парням исполнялось по 30, им приходилось рифмовать, как будто им было по 18, а 18-летние реперы говорили: «Мы даже не используем этот сленг! Это старье! О чем ты вообще говоришь? Ты даже не знаешь, что тут происходит! Ты отстой!»
В.: Вот когда вы делаете комедию положений.
О.: (смеется) Да, именно. Иногда мы просто теряемся. Но если вы действительно любите писать музыку, вам нужно это делать, и те 18-летние начнут с вами считаться. Это отношения, к которым нужно стремиться. Но вы не сблизитесь с этими парнями, если не будете честны с самим собой. Вы отдалитесь от музыки, и они не поверят в то, о чем вы читаете. Но честность по отношению к моим коллегам для меня не главное. Для меня запись хорошего альбома это уже вызов, потому что талант не материален. На нем нет срока годности. Но в тоже время может случиться и так, что, проснувшись в один прекрасный день, вы больше не сможете творить. Было множество гениальных артистов, которые зажигались года на два, а потом просто исчезали. Для меня главное выпустить свой 11-й студийный альбом и сделать его актуальным… Я знаю, это не Reasonable Doubt (1996) и это не The Black Album (2003) — это The Blueprint 3. И он связан со многими людьми.
В.: Ваши альбомы похожи на эпические поемы. Каждая песня как эпизод, и в каждой из них есть свой смысл.
О.: Да, я хочу сказать, что The Blueprint 3 состоит из песен, но это также и комментарии к мысли о том, что для выживания репа мы должны расширить сюжет. Мы должны расширить публику. Все уже не может быть настолько приземистым – мы должны расширить свои собственные взгляды и мнения. Потому что, по мере взросления меняются и взгляды, и мы начинаем терять людей, которые стали старше просто из-за того, что они уже не относятся к тому, чем мы занимаемся. Реп молодой стиль музыки, но он уже столкнулся с этой проблемой. И она уже не новая. Все уже слышали это раньше. И они говорят: «И о чем же нам теперь говорить? И что нам теперь со всем этим делать?» Реп уже не может чем-то поразить. Раньше достаточно было сказать «Motherfucker! Понятно?» и все были потрясены. Это была мятежная энергия. Но теперь она уже никого не удивляет. И мы видим, что приближается удар. Поэтому нам нужно придумать что-то новое и снова вернуться в нашу игру.
В.: Частью всего этого является то, что в хип-хопе аудитория переходит от одного исполнителя к другому, вот почему вы на удивление долго остаетесь в игре.
О.: Да, в репе такое есть. Я как The Rolling Stones или U2.
В.: The Grateful Dead.
О.: (смеется) The Grateful Dead, именно.
В.: Вы осознано ведете за собой слушателей?
О.: Да, но я никогда не хотел просто сделать такой же альбом, как тот, что был до него. Я тот, кто я есть – и я не могу это изменить.
В.: Вы возможно и не помните этого, но мы встречались 4 года назад в Spotted Pig (ресторан в Нью Йорке, совладельцем которого является Jay-Z). В тот вечер там был Бил Клинтон. Мы с вами сидели на улице и курили сигары, и вы сказали: «Послушайте, мир изменился. Президент говорит со мной о моей музыке!» Вы помните этот вечер?
О.: Да.
В.: Я подумал об этом, когда Обама жестом «стряхнул грязь с плеча». Как это для вас: быть знакомым с двумя президентами, которые знают, как обращаться с вами?
О.: Это невероятно, потому что все это слишком далеко от тех мест, из которых я родом. Мы были детьми, которых игнорировал любой политик. Мы не голосовали, чтобы усадить кого-то в офис, потому что знали, что они не изменят нашу жизнь. Для меня общение с Обамой или ужин с Билом Клинтоном… Это сумасшествие. Для тех мест, где я вырос это абсолютно другой мир. Каждому политику было на нас наплевать – как и целой Америке.
В.: Но потом из никому не нужного вы стали интересным для общественности. Я имею ввиду то, что политики прислушиваются к реперам.
О.: Да. Из никому не нужного в интересного, а затем и в признанного.
В.: Вы как репер прожили все эти этапы жизни. Как для вас изменилась игра? Вы изменились как личность, но во время вашего взросления реп стал еще более циничным и совсем продаваемым.
О.: Тут есть, чем заняться. Сначала это были просто мятежные идеи, а потом началось вкладывание денег – это маркетинг и корпорации – а потом нужно было выяснить, как маневрировать между всем этим и делать чистую музыку, в тоже время, извлекая выгоду из своего творчества. Я считаю, что людям должны платить за их искусство, но по-своему. Когда вы слушаете альбом, вы не должны думать «это девчачья песня», «это клубная песня». Я не должен знать, о чем вы думаете, когда пишите песню. И я не хочу знать, о чем думает артист.
В.: Нет?
О.: Нет, когда я слушаю хорошую музыку, первое, что мне интересно – что говорили люди, когда это играло из динамиков в студии. Я хочу знать, что случилось, когда они написали свою песню и сказать «Это то, что надо!». А потом мне интересно, на каком жизненном этапе находился артист. Был ли он голоден, или успешен, или боялся неудачи, или считался исчерпавшим себя, но потом вернулся и сделал превосходный альбом – в карьере артиста есть каждый из этих моментов. И это меня интригует. Когда Lauryn Hill забеременела, она написала такие строчки: «они сказали, Лорин, детка, думай головой, но вместо этого я решила прислушаться к своему сердцу», я подумал, насколько важным было для нее то время. Это был перекресток – наверно, люди ей говорили: «Что ты собралась делать? Ты поставишь свою карьеру под удар, если родишь ребенка.» Но она решилась на это, и рассказала о своих переживаниях в своем альбоме.
В.: Забавно, что вы говорите о нежелании знать мысли артиста, но в репе много текстов о том, что люди уже это знают. Это как во времена вражды Восточного и Западного побережья, когда у вас было много конфликтных ситуаций…
О.: Да, но это на поверхностном уровне, а я говорю о чем-то более глубоком. Я никогда ему об этом не говорил, но я помню, как Eminem вошел в студию, когда мы записывали песню «Moment of Clarity», которую он продюсировал, из альбома The Black Album. Ну и вот, пришел Eminem. Был 2003 год, уже вышел альбом The Eminem Show, и он казался самым крутым репером во всем мире – он продал около 20 миллионов пластинок, или около того. Помню, я еще тогда обнял его и почувствовал на нем пуленепробиваемый жилет. Я и представить себе не мог успех такого масштаба. Я хочу сказать, что он парень, который обожает реп, и стремиться к успешной карьере. И когда он, наконец, добивается своего, проявляется обратная сторона медали. Существует старая вражда между 50 Cent и Ja Rule – и между другими людьми – и парню пришлось об этом волноваться. Eminem побаивался свободно ходить по Нью Йорку. Я тогда сказал: «Ну вот и все. Ты получил все, чего хотел и теперь ты узник собственной славы.» И меня это тревожит – после того, как ты продал 20 миллионов копий, тебе приходится носить пуленепробиваемый жилет. Таким образом, интерес для меня составляет только «подноготная» правда. Вы думаете, что знаете, где он был, когда писал свои тексты, но я видел другую его сущность, что очень меня огорчило.
В.: Во многих ваших песнях идет речь о последствиях – мы совершаем какие-то поступки, а потом случается еще что-то. Теперь, когда вы старше, у вас поменялись взгляды на вещи?
О.: Ну, когда я выпустил свой первый альбом, мне было 26, я был немного старше, чем другие парни – как вы знаете, к всеобщему уважению к реперам, они записывают альбомы в 17. Я не могу представить себе, какую бы чушь нес в 17. Я был таким безрассудным в этом возрасте. Nas выпустил свой альбом «Illmatic» (1994) в 19, что было невероятным достижением – я даже не могу его понять. Но когда вышел мой первый альбом (Reasonable Doubt), мне было 26, и вот почему он был более интроспективным. Плюс, я уже был полностью самостоятельным с 16. Моя мать не выставила меня, но сделала самую лучшую вещь. Она позволила мне искать. Она только говорила: «Ладно, это слишком тяжело. Иди дальше.» Так что я действительно рано вырос и всегда был в курсе вещей. Моя осведомленность только усиливалась с каждым годом.
В.: Как вы общаетесь с Kanye West сейчас? Как отличаются ваши теперешние отношения от тех, когда вы впервые встретились, и он помогал вам в создании синглов?
О.: Ну, сейчас он добился намного больше, чем его сверстники. Знаете, раньше, он был новичком в репе, пытался преуспеть. Он был фаном моей музыки и моего образа жизни. Так что все было совсем по-другому. Но он необычный человек. У него столько идей, он столько хочет сделать и посетить множество мест, он такой пылкий в своих стремлениях. И он очень искренний.
В.: Иногда его страсть разрушает его.
О.: Да, и это замечательно. Мне действительно это нравится! Я хочу сказать, что никто из нас не безгрешен. Все ошибаются. Мы выносим уроки из своих ошибок. Думаю, что Kanye… Он сказал, во что верит. И он сказал правду.
В.: Что вы имеете ввиду?
О.: Я говорю об инциденте с Taylor Swift. Я думаю, то что он сделал, было неверным, и это, конечно, затмило все. Он был уверен, что видео Single Ladies (Beyonce) было лучшим клипом. И я так считал. И думаю, что многие люди так считали. Вы не можете дать кому-то награду «Лучший клип года», если она не выиграла в номинации «Лучший женский клип». Я думал, что победа в «Лучшем женском клипе» это еще один шаг к «Лучшему клипу года». Но оказалось, что это не так – и это уже совсем другой разговор о наградах и артистах.
В.: У вас всегда были интересные взгляды на подобные шоу. Я помню, вы как-то говорили о Grammy, что они не воспринимают реп серьезно, им даже нет дела до того, чем вы занимаетесь.
О.: И я сказал все как есть – им действительно нет дела. Я всегда видел это шоу такими, какие они есть. Для организаторов это спонсорство – не признание чьего-то искусства, потому что если вы занимаетесь признанием чужого искусства, вам надо всегда все делать правильно. Вы не можете присудить «Лучший клип года» женщине, которая не выиграла «Лучший женский клип». Я хочу сказать, что и Herbie Hancock отличный исполнитель, но альбом Kanye не переплюнул бы никто. Ну правда же, такое не могло бы произойти. Это наталкивает меня на мысли, что жюри выбирает в списке только то имя, которое знает. Я думаю, что это сейчас и происходит с репом.
В.: Правда?
О.: Я думаю, что номинациями занимается горстка людей, которые ничего не знают о репе, и наверно никогда не слышали альбом Kanye West. «Kanye West. Я слышал это имя. Это парень, который сделал замечания по поводу президента. Он номинирован!» Вот как там все работает и это очень разочаровало Kanye. Мне абсолютно все равно. Но Kanye взялся за дело с пылом и азартом. Он снял три видео «Jesus Walks»! Два из них он снял за собственные деньги, чтобы все получилось так, как он хотел. Он действительно старался. Но в конечном итоге его пыл взял верх и он перегнул палку… Он не думал, что та девушка, Taylor Swift, такая же как и он. Это был ее выход. Это была не ее вина, она просто объявляла победительницу. Она ничего не сделала, это не ее шоу. Он просто сделал не нужную вещь с посторонним человеком в не нужное время.
В.: Он звонил вам в тот вечер? Вы говорили о случившемся?
О.: Вообще-то, нам нужно было лететь, потому что у нас была работа с Leno. Он позвонил и сказал, что не полетит. Я знал, что он еще не хотел об этом говорить. Наши отношения похожи на братские. Но он пришел на следующий день, и у нас состоялась долгая и милая беседа. Я думаю, он сделал правильно, что признал ошибку и начал двигаться дальше. Я все время это говорю, но думаю, что к концу дня мы больше хвалили его за пыл, чем осуждали за ошибку.
Треки, которые Jay-Z упоминал в интервью:
