Различия в воспитании «диких» племен и «цивилизованного» общества с самого рождения. Часть 1



Каким образом обращаются с младенцами «дикари»? В своей книге Ледлофф очень подробно описывает детали их обращения с детьми:

С рождения дети индейцев постоянно присутствуют при любой деятельности своих родителей. С того момента, как пуповина отделена от ребенка, его жизнь уже полна событий. Пока ребенок в основном спит, но и во сне он привыкает к голосам людей своего племени, звукам их деятельности, толчкам, резким и неожиданным движениям и остановкам, к давлению на различные участки его тела, когда родитель меняет положение ребенка, совмещая текущую деятельность или отдых с уходом за своим чадом. Младенец также познает ритмы дня и ночи, изменения температуры своего тела и приятное ощущение безопасности и тепла от прикосновения к живой плоти родителя. Ребенок осознает эту настоятельную потребность лишь тогда, когда его вдруг отнимают от уютного тела. Его ожидания именно таких событий и уверенность в том, что ему нужен именно такой опыт, поддерживает Русло всего племени.

Малыш ощущает свою «правильность» и поэтому лишь изредка извещает родителей о своих потребностях плачем.

Во время этого, назовем его «ручным», периода (периода, когда ребенок в основном находится на руках у родителей — примерно с рождения до момента, когда он начинает ползать) малыш получает опыт, отвечающий его врожденным ожиданиям, которые потом сменяются новыми, также требующими соответствующего опыта. Движется малыш очень немного и в основном пребывает в расслабленном, пассивном состоянии. Он, конечно, не похож на тряпичную куклу: мышцы, безусловно, имеют тонус, — но ребенок пользуется лишь минимумом своей мышечной силы для наблюдения за происходящим, принятия пищи и опорожнения кишечника. У него есть еще одна нелегкая задача: удержание в равновесии головы и тела (для того чтобы наблюдать, принимать пищу и облегчаться) во множестве различных положений, что зависит от действий и поз человека, который держит ребенка.

Малыш может лежать на чьих-то коленях и лишь иногда соприкасаться с руками, которые делают что-либо над ним, например, шьют, гребут веслами в каноэ или готовят пищу. Ребенок чувствует, как колено вдруг наклоняется, и рука берет его за запястье. Колено исчезло, а рука стала сжимать еще сильнее, затем она поднимает малыша в воздух, и вскоре он находится в новом положении, соприкасаясь с телом взрослого. Теперь уже руки исчезли, а локоть прижимает тело ребенка к бедру, чтобы наклониться и подобрать что-то свободной рукой, при этом на мгновение ребенок оказывается в положении вниз головой. Потом мать двинулась в путь, побежала, снова пошла, ребенок при этом чувствует разные ритмы движения и множество толчков. Затем, возможно, его передали другому человеку, и у ребенка появились новые ощущения: новая температура тела, гладкость и запах кожи, тембр голоса, телосложение; может быть, это костлявая старушка, может, ребенок с пронзительным голосом, а может, и мужчина, говорящий басом. Или же ребенка снова подняли за одну руку и погрузили в прохладную воду, обрызгали и обмыли, затем стряхнули струйки воды ладонью. Его водружают обратно на влажное бедро взрослого, которое греет ребенка, тогда как все остальное тело постепенно охлаждается на воздухе. Он чувствует тепло солнца или же пронизывающую прохладу ветра, или же и то и другое одновременно, когда с солнечной поляны он вдруг попадает в тень леса. Малыш уже почти высох, но неожиданно хлынул дождь и облил его с ног до головы. Но вот наконец он дома, холод и влага сменились на тепло пламени в домашнем очаге, которое согревает его гораздо быстрее, чем тело матери.

Иногда в деревне бывают общие празднества, и малыш, уже спящий, чувствует довольно резкие толчки и встряски, пока его мать подпрыгивает и танцует в ритме музыки. Во время дневного сна его ожидают похожие приключения. Ночью мать спит рядом с ребенком, как обычно, касаясь его своим телом, и он ощущает движения, слышит её дыхание и иногда тихое посапывание. Она часто просыпается, встает со своего гамака и, сжимая дитя между бедром и туловищем, подкладывает дрова и ворошит угли, поддерживая огонь в очаге. Если ночью ребенок просыпается голодным и не может сам найти грудь матери, то он извещает её о своей потребности. Она дает ему желаемое, и спокойствие безо всяких усилий снова восстановлено. Его полная событиями жизнь мало чем отличается от жизни миллионов предков и отвечает его внутренним ожиданиям.

Деятельность ребенка во время «ручного периода» очень ограниченна, но все же он получает разнообразный богатый опыт, находясь на руках занятого делом человека. По мере того как ожидания ребенка удовлетворяются и он становится психологически развитым и готовым к получению нового опыта, он подает сигнал, означающий изменение ожиданий в соответствии с его внутренними импульсами. Эти сигналы правильно истолковываются врожденным инстинктом его родителей. Когда ребенок улыбается и агукает, это вызывает у родителей удовольствие и желание провоцировать эти замечательные звуки как можно чаще и слышать их как можно дольше. Быстро избирается подходящий для этого способ, который, поощряемый реакцией ребенка, повторяется вновь и вновь. Позже, по мере повторения, этот способ уже не вызывает у ребенка такого восторга, и его реакция дает понять взрослому, чтобы тот изменил свое поведение.

Затем, малыша уже начинают подкидывать вверх и ловить почти у самой земли. Потом еще более сложные манипуляции и т.д.

Таким образом, органы чувств ребёнка получают огромный и разнообразный материал в идее событий, предметов и явлений, с тем, чтобы тренировать и совершенствовать свою деятельность и развивать умственные способности. Ведь умственные способности малыша и его физическое развитие неразрывно связаны.

Через что проходит ребёнок из нашего «цивилизованного» общества?

«Цивилизованный» малыш ничем не отличается от своего «дикого» собрата: те же руки, ноги, голова. Несмотря на то, что в последние тысячелетия мы пошли другим путем, миллионы лет эволюции остаются общими как для индейцев, так и для нас. Несколько тысяч лет, за которые уход от нашего Русла привел к возникновению «цивилизации», необыкновенно коротки по сравнению с миллионами лет эволюции. За такой короткий период природа человека никак не могла сколь-нибудь значимо измениться. Поэтому человеческие ожидания одинаковы как для малышей в рамках континуума, не имеющих обделенных предков, так и для детей, чье рождение, к примеру, медикаментозным путем преждевременно вызвал акушер, спешащий на встречу с друзьями в баре.

Уже на протяжении многих десятилетий в наших роддомах врачи отдают ребёнка матери не сразу, а через несколько минут или даже часов, когда она, как минимум подсознательно, уже «в состоянии траура и скорби». В результате женщина часто чувствует вину за то, что не смогла «стать хорошей матерью», полюбить свое дитя, а также страдает от пресловутой послеродовой депрессии, классической трагедии западного общества, тогда как природа готовила её к самому глубокому, волнующему и радостному событию в жизни — рождению ребёнка.

«Новорожденного ребёнка, снедаемого древним желанием прикосновения к гладкой, излучающей тепло, живой плоти, заворачивают в сухую безжизненную материю. Его кладут в ящик, служащий кроваткой, и оставляют одного, задыхающегося в слезах и рыданиях, в совершенно неподвижном заточении (впервые за время своего беззаботного существования в чреве матери и за миллионы лет эволюции его тело испытывает эту пугающую неподвижность). Все, что он слышит, — вопли других жертв этой невыразимой пытки. Звуки для него ничего не значат. Малыш плачет и плачет; его легкие полыхают обжигающим воздухом, а сердце распирает отчаяние. Но никто не приходит. Не теряя веры в «правильность» своей жизни, как и заложено в него природой, он делает единственное, что у него пока получается, — продолжает плакать. Проходит целая вечность, и ребёнок забывается сном.

Вдруг он просыпается в этой безумной и пугающей гробовой тишине и неподвижности, вскрикивает. С ног до головы его тело охватывает огонь жажды, желания и невыносимого нетерпения. Хватая ртом воздух для дыхания, дитя кричит и надрывается; пронзительный звук его воплей наполняет голову пульсирующей лавиной. Он кричит до хрипов в горле, до боли в груди. Наконец боль становится невыносимой, и вопли постепенно слабеют, затихают. Ребёнок слушает. Открывает ладони, сжимает кулаки. Поворачивает голову в одну сторону, в другую. Ничего не помогает. Это просто невыносимо. Он снова взрывается рыданиями, но натруженное горло снова дает о себе знать болью и хрипами, и вскоре ребёнок затихает. Он напрягает свое измученное желанием тело и находит в этом какое-то облегчение. Тогда он пытается махать руками и ногами. Останавливается. Это существо не способно думать, не умеет надеяться, но уже умеет страдать. Прислушивается. Затем снова засыпает.

Проснувшись, малыш мочится в пеленку, что хоть как-то отвлекает от мучения. Но удовольствие от процесса и приятное струящееся ощущение теплоты, влажности в районе нижней части тела вскоре исчезают. Теплота становится неподвижной и постепенно сменяется пробирающим холодом. Он двигает ногами. Напрягает тело. Всхлипывает. Охваченный отчаянием, желанием, безжизненной неподвижностью, мокрый и неустроенный, ребёнок плачет в своем убогом одиночестве, пока не забывается в одиноком сне.

Вдруг, что за чудо, его подняли! Желания и ожидания маленького существа, похоже, начали находить свое удовлетворение. Мокрую пеленку убрали. Какое облегчение! Живые, теплые руки прикоснулись к его коже. Подняли ноги и обернули их новой сухой, безжизненной тканью. Вот и все. Прошел лишь миг, и ему кажется, что не было вовсе и этих теплых рук, и мокрой пеленки. Нет осознанной памяти — нет и надежды, даже искры. И снова невыносимая пустота, безвременье, неподвижность, тишина и желание, жажда. Природой заложенные инстинкты ребёнка пускают в ход крайние меры, но все они предназначены для заполнения пустот в потоке правильного обращения или для сигнала о помощи к тому, кто хочет и может её оказать. У человеческой природы нет способности разрешения таких экстремальных ситуаций. Это находится за пределами его широких возможностей. Новорожденный, проживший от силы несколько часов, уже вышел за пределы спасительных сил могучего Русла и находится в полной растерянности. Его пребывание в чреве матери стало первым и последним периодом его жизни, который можно было бы назвать состоянием непрерывного благополучия. Природа же заложила в человеке ожидание, что в таком состоянии он проведет всю свою жизнь. Однако это могло произойти лишь при том условии, что мать правильно обращается со своим ребёнком и вступает с ним во взаимодополняющие и взаимообогащающие отношения.

К тому времени, когда младенец оказывается в доме своей матери, он уже сведущ в этой жизни. Для него жизнь будет казаться очень одинокой, черствой и нечувствительной к его сигналам, полной боли и страдания.

Но человечек не сдался. Его жизненные силы — отныне и пока он жив — будут пытаться восстановить баланс».

Мать с ребёнком выписывают из роддома, и они отправляются домой. Но дом для ребёнка мало чем отличается от палаты роддома, за исключением того, что раздражение и сыпь на попке регулярно смазывают кремом. Часы бодрствования ребёнка проходят в зевоте, жажде и нескончаемом ожидании того, что «правильные» события наконец заменят тишину и пустоту. Иногда, лишь на несколько минут в день, его непреодолимое желание прикосновения, жажда рук и движения утоляются. Она любит его со всей неведомой ранее нежностью. Сначала ей бывает тяжело класть ребёнка после кормления обратно в кровать, и особенно потому, что он так отчаянно кричит. Но она убеждена, что это делать необходимо, так как если поддаться ребенку сейчас, то потом он вырастет испорченным и избалованным. Она же хочет делать все правильно; в какой-то миг к ней приходит ощущение, что это маленькое существо на руках ей важнее и дороже всего на свете.

Она вздыхает и кладет ребёнка в кроватку, украшенную желтыми утятами и вписывающуюся в дизайн всей детской комнаты. Она приложила немало стараний, опираясь на моду и рекламу, чтобы украсить её мягкими легкими шторами, ковром в виде огромной панды, обставить мебелью: белым шкафом, ванночкой и пеленальным столиком со всякими присыпками, маслами, мылом, шампунем, расческой, которые сделаны в особой детской цветовой гамме. На стене висят картинки детенышей разных животных, одетых по-человечески. Ящики шкафа заполнены крошечными кофточками, пижамками, ботиночками, шапочками, рукавичками и пеленками.

Мать склоняется поцеловать гладкую, как шелк, щечку ребёнка и покидает комнату. Тело младенца сотрясает первый душераздирающий крик. Она тихонько прикрывает дверь. Она объявила ему «войну». Её воля должна победить. За дверью раздаются звуки, похожие на крики человека под пыткой. Её внутренний голос говорит ей, что ребенку плохо. Если природа даёт понять, что кого-то пытают, то так оно и есть.

Истошные вопли ребёнка — не преувеличение, они отражают его внутреннее состояние.

Мать уверена, что на самом деле он ни в чем не нуждается, а поэтому пусть плачет, пока не устанет.

Ребёнок просыпается и снова плачет. Когда он устает и замолкает, мать приоткрывает дверь, заглядывает в комнату, чтобы убедиться, что он на месте. Затем тихонько, словно боясь разбудить в нем ложную надежду на внимание, она снова прикрывает дверь и торопится на кухню, где она работает. Плач малыша постепенно перешел в дрожащие стенания. Так как на плач не следует никакой реакции (хотя ребёнок ожидает, что помощь должна была давным-давно подоспеть), желание что-то просить и сигнализировать о своих потребностях уже ослабло и затерялось в пустыне равнодушия. Он оглядывает пространство вокруг. За поручнями кроватки есть стена. Свет приглушен. Но он не может перевернуться. И видит лишь неподвижные поручни и стену. Слышны бессмысленные звуки где-то в отдаленном мире. Но рядом с ним нет звуков, тишина. Он смотрит на стену, пока его глаза не смыкаются. Открыв их снова, он обнаруживает, что поручни и стена все на том же месте, но свет стал еще более приглушенным.

Вечное разглядывание поручней и стены перемежается вечным разглядыванием поручней и потолка. Там далеко, с другой стороны, есть какие-то неподвижные формы. (папа мне рассказывал, что когда я была грудничком, то «жила» в отдельной комнате от родителей. Для разнообразия, он нарисовал на стене рядом с кроваткой геометрические фигуры, чтобы мне было на что смотреть, может быть поэтому мне всегда нравилась в школе ?)геометрия

Но иногда, бывает, ребёнок может видеть угол внутри коляски и иногда, если его положат на спину, небо, внутреннюю часть крыши коляски и время от времени высотные дома, проплывающие мимо него на расстоянии. (Одним из моих ранних впечатлений отложившихся в памяти — это полиэтиленовое окошко внутри красной коляски и виды каких-то строений из него. Родители были очень удивлены, что я помню и цвет коляски и наличие окошек по бокам в ней)

Взрослые частенько трясут перед лицом ребёнка гремящими предметами, и близость этого движения и звука создает впечатление, что жизнь совсем рядом. Малыш протягивает руки и ударяет по погремушке, ожидая, что вот-вот почувствует «правильность» своего существования. Дотягиваясь до погремушки, дитя хватает её и тащит в рот. Нет, совсем не то. Он взмахивает рукой, и погремушка летит прочь. Но тут же человек возвращает игрушку ему в руки. Со временем ребёнок понимает, что вслед за тем, как бросишь вещь, появляется человек. Ему хочется, чтобы эта спасительная фигура появлялась вновь и вновь, поэтому он бросает погремушку или любой другой предмет до тех пор, пока трюк с появлением человека работает. Когда погремушка перестала возвращаться в его руки, осталось лишь пустое небо и внутренняя часть крыши коляски.

Но часто его награждают частицами жизни, когда он начинает плакать в коляске. Мать сразу начинает покачивать коляску, поняв, что это вроде успокаивает малыша. Его невыносимое желание движения, опыта, который получали его предки в первые месяцы жизни, сводится лишь к потряхиванию коляски, дающему пусть убогий, но все же какой-то опыт и ощущения. Голоса неподалеку никак не относятся к нему самому, а поэтому не имеют никакой ценности с точки зрения удовлетворения его ожиданий. Но все же эти голоса нечто большее, чем безмолвие детской.

К «экспертам», которые советуют вести себя с ребёнком приблизительно таким образом относится и Бенджамин Спок, по книгам которого, к сожалению, воспитывались я и многие мои сверстники.

Предметы, которые взрослые помещают в пределы досягаемости малыша, предназначены для приблизительной подмены недополученных впечатлений и опыта. Все знают, что игрушки служат для успокоения маленького горемыки. Но почему-то никто не задумывается, из-за чего же он так неутешно плачет.

Пальму первенства здесь держит плюшевый мишка или любая другая мягкая игрушка, с которой можно «спать в обнимку» ночью. (Я знаю, что мои родители и родители большинства моих сверстников никогда не брали детей в свою постель, в соответствии с бытовавшим в те времена мнением, что это дурной тон. Кроме того, эти родители, став уже бабушками и дедушками, ворчат, если узнают, что их дети берут внуков к себе в кровать спать вместе.)

Итак, мишка нужен для того, чтобы обеспечить ребенку постоянное присутствие близкого существа. Постепенно формирующуюся крепкую привязанность к игрушке взрослые склонны рассматривать скорее как наивную детскую причуду, а не признак обделенности вниманием ребёнка, который вынужден липнуть к неодушевленному куску материи, заменяющему ему верного и постоянного друга. Укачивание в коляске и кроватке — тоже лишь суррогат нужного ребенку движения. Но оно настолько убогое и однообразное по сравнению с тем, которое испытывает ребёнок на руках, что вряд ли приносит облегчение изголодавшемуся по движению одинокому и заброшенному существу. Мало того, что такое движение — лишь жалкое подобие настоящего ощущения жизни, оно ещё и происходит совсем редко. На коляску и кроватку также вешают гремящие, бряцающие и звякающие при прикосновении игрушки. Обычно они окрашены в яркие, броские цвета, надеты на веревочку, чтобы было на что посмотреть, кроме стены и потолка. И действительно, они привлекают внимание ребёнка. Но меняют их очень редко, если вообще меняют, поэтому эти игрушки ничего не дают малышу с точки зрения разнообразия зрительных форм и звуков.

Объем получаемого ребёнком опыта, необходимого для развития, при таком подходе, практически равен нулю, а его основные ощущения — жажда и желание (чего-либо).

Миллионы лет малыши на уютных руках матери наблюдали за опасностями окружающего мира, между тем как их матери перебирались вброд через реки, бродили среди лесов, саванн и где бы там ни было. Что же осталось современным малышам? Безмолвие и неподвижность кроваток или однообразное и щедро смягченное подушками покачивание коляски; плюс иногда удается попрыгать у взрослого на коленках, а если совсем повезет, то отец, который ещё способен слышать голос природы, подбросит малыша в воздух.

Ничто в истории развития предков человека не подготовило новорожденного к тому, что его будут оставлять одного, бодрствует он или спит, и тем более оставлять одного плакать.

1.2. Какими должны быть естественные роды и обращение с детьми
в их первые месяцы жизни

Украинка Светлана Бондарь создала прекрасную книгу «Рождение в пространстве Любви». В свободной продаже я её не нашла, и мне её привезли из Киева по Интернет заказу. Книга о том, какими должные быть естественные роды в домашних условиях и своего рода методика для родителей, решивших самостоятельно принять в наш мир своё дитя по дородовой подготовке и поведению мамы и папы в процессе родов. В ней хорошо показано, что происходит как на физическом плане, так и на тонких уровнях каждого из участников родов.

После рождения малыша необходимо сразу положить на живот матери, она гладит его, успокаивает. Как только новорожденный самостоятельно задышал, а пуповина полностью перестала пульсировать и была безболезненно отрезана, ему тут же, без всяких задержек на взвешивание, омовение, осмотр и прочее, должны дать грудь матери. Именно в эти минуты, когда роды позади, а мать и дитя впервые встретились как два независимых человека, должен произойти импринтинг (запечатление в психике ребёнка первого увиденного).

У людей в отличие от большинства животных в инстинктах заложена необходимость импринтинга, т. е. мать сама чувствует необходимость запечатлеться в психике своего ребёнка, ведь человеческий детеныш чересчур слаб и беспомощен, чтобы следовать за кем-либо, и единственный контакт, который он способен поддерживать со своей матерью, это крик, в случае если его ожидания не удовлетворены.

Этот важнейший механизм импринтинга настолько мощен и так глубоко укоренился в природе женщины, что главенствует над всеми остальными её импульсами и соображениями. Какой бы уставшей и голодной ни была мать, какие бы другие проблемы её ни занимали, она неизменно сначала накормит и приласкает неказистого человечка, которого она видит впервые. Если бы это было не так, человек бы не прошел через все эти сотни тысяч поколений. Импринтинг, неотъемлемая часть гормонально обусловленных событий родов, должен произойти сразу же после рождения, иначе будет слишком поздно.

Наличие импринтинга в цепи событий — необходимое условие нормального развития отношений между матерью и ребёнком.

Что же происходит, если процессу импринтинга помешали и ребёнка забрали у матери именно в тот момент, когда она была готова приласкать дитя, дать ему грудь, взять на руки, прижать к своему сердцу, или если в мать накачали столько обезболивающих, что она уже не способна полностью ощущать установление связи со своим ребёнком? В этом случае потребность в запечатлевании младенца переходит в ощущение горя и утраты. Когда время упущено, а потребность осталась неудовлетворенной, то в рамках человеческой природы предполагается, что ребёнок «умер» и необходимость в запечатлении уже отпала.

Установившаяся за время беременности прочная, неразрывная связь между матерью и ребёнком резко рвётся, когда роды происходят в условиях роддомов. Будучи в чреве матери, ожидания малыша удовлетворялись, поэтому и после родов он ожидает, что и будущие его ожидания также будут удовлетворяться

Но многие дети последних нескольких сотен лет, а в некоторых культурах и слоях общества несколько тысячелетий, были лишены важнейшего первого опыта, но это не изменило ожиданий новорожденных оказаться сразу после родов на груди у своей матери.

События, происходящие непосредственно после рождения, производят на человека наибольшее впечатление, чем вся оставшаяся жизнь. То, что встречает младенец, определяет его отношение к жизни. Последующие впечатления могут только в большей или меньшей степени дополнить это первое впечатление, полученное ребёнком тогда, когда он ещё ничего не знал об этом мире. В этот момент его ожидания самые незыблемые из всех, что у него когда-либо будут. Разница между уютом чрева и незнакомым безразличным внешним миром огромна, но, человек рождается готовым к огромному шагу — переходу из чрева на руки матери.

Природа и опыт предков подготовили младенца к тому, что в первые месяцы после рождения он в основном находится на руках у родителей. Это время «ручного периода» продолжается до момента, когда ребёнок начинает ползать. В этот период его сознание претерпевает серьезные изменения.

Ранний опыт формирует психобиологическое строение человека на всю будущую жизнь, при этом, чем раньше произошел опыт, тем сильнее его влияние.

Сначала младенец только наблюдает, он не может думать. Сознание младенца в корне отличается от сознания взрослого. Ребёнок не может разобраться, какие впечатления правильные, а какие — нет. В самом начале жизни первые после рождения сигналы, приходящие через органы чувств, создают абсолютное и безоговорочное впечатление о состоянии вещей, имеющее отношение только к врожденным ожиданиям младенца и, конечно, никак не связанное с течением времени.

Ожидания ребёнка смешиваются с реальностью, на древние врожденные ожидания накладываются (но не изменяют и не вытесняют их) ожидания, основанные на его собственном опыте. Степень несоответствия приобретенных ожиданий врожденным определяет, насколько человек отклонится от заложенного в нём потенциала быть счастливым.

Врожденные ожидания и полученные на основе опыта, совсем не схожи. Врожденные ожидания безусловны до тех пор, пока их исправно удовлетворяют, в то время как приобретенные ожидания, которые не соответствуют врожденным, имеют неприятный привкус разочарования и проявляются как сомнение, подозрение, страх того, что будущие события принесут новые беды. Самое ужасное проявление этого несоответствия — необратимое смирение с условиями жизни, не подходящими человеческой природе.

Все эти реакции защищают наше Русло или Путь развития, но смирение вследствие полной безнадёжности притупляет основное ожидание того, что будут созданы условия, в которых новые ожидания могут быть успешно удовлетворены.

Линии развития прерываются в том месте, где отсутствует необходимый опыт (например, если ребенку никогда не пели песни, не ставили слушать классическую музыку или не давали в руки карандаши в раннем детстве, то он вряд ли станет хорошим музыкантом или талантливым художником). Некоторые линии прерываются ещё в младенческом возрасте, другие — в детстве, а третьи всю жизнь успешно развиваются в соответствии с континуумом.

Принцип непрерывности заключается в том, что человеку необходимо чередование опыта. Малыш получает опыт, отвечающий его врожденным ожиданиям, которые потом сменяются новыми, также требующими соответствующего опыта.

Неправильно думать о рождении как о моменте завершения формирования ребёнка, как о сходе с конвейера готового продукта, ведь некоторые способности «родились» еще в чреве, а некоторые начнут работать намного позже.

Масару Ибуки в своей книге «После трёх уже поздно» пишет:

«Дитя человеческое рождается гораздо менее развитым, чем детеныши животных: он умеет только кричать, наблюдать и сосать молоко. А детеныши животных, например, собаки, обезьяны или лошади, умеют ползать, цепляться или даже сразу вставать и идти. Зоологи утверждают, что новорожденный ребёнок отстает от новорожденного детеныша животного на 10-11 месяцев».

То что, мозг человеческого новорожденного не на столько развит как у животных, говорит о его огромных потенциальных возможностях. Его мозг, в отличие от животных еще не сформирован и образно похож на чистый лист бумаги. От того, что будет записано на этом листе, зависит насколько полноценным человеком станет ребёнок.

«Период, когда связи между клетками мозга формируются наиболее активно, — это период от рождения ребёнка до трех лет. В это время зарождается примерно 70-80 % таких соединений. И по мере того как они развиваются, возрастают возможности мозга. Уже в первые шесть месяцев после рождения мозг достигает 50 % своего взрослого потенциала, а к трем годам — 80 %. Конечно, это не значит, что мозг ребёнка после трех лет перестает развиваться. К трем годам в основном созревает задняя часть мозга, а уже к четырем годам в этот сложный процесс включается та его часть, которая называется „лобные доли“».

Необходимо всегда помнить, что у человека, недобравшего необходимый для развития опыт, различные эмоциональные, интеллектуальные и физические способности могут находиться на самых разных ступенях развития и вместе с тем сочетаться друг с другом. Все линии развития, прерванные или достигшие зрелости, работают вместе, но каждая ждет опыта, отвечающего её потребностям, и не может развиваться дальше без этого опыта. Благополучие во многом зависит от того, каким образом произошёл сбой и в каких областях развития.

Часть 2 — bashny.net/admin/2018/01/20/razlichiya-v-vospitanii-dikih-plemen-i-civilizovannogo-obschestva-s-samogo-rozhdeniya-chast-2.html


Комментарии