378
0.1
2016-09-19
Лев Лурье: Мы погружаем детей то в холодную воду, то в горячую
Журналист, историк и основатель классической гимназии в Петербурге Лев Лурье рассказало том, почему домашнее образование — идиотизм, зачем современным школьникам греческий язык и что нужно ребенку для успешного будущего.
— Расскажите про основанную Вами 27 лет назад 610-ю классическую гимназию: что из задуманного получилось, а что нет?
— Начиная с 80-х годов, я занимался репетиторством и многие мои друзья тоже. И, естественно, мы наблюдали уровень подготовки абитуриентов и, самое главное, растущую коррумпированность системы среднего и особенно высшего образования. Результаты вступительных экзаменов совершенно не коррелировали со знаниями.
У нас возникли три предпосылки для открытия гимназии. Первая — общая неудовлетворенность школой и накопленный личный опыт интенсивного преподавания. Вторая — давняя мечта петербургских специалистов, филологов-классиков, о создании в России хотя бы одной классической гимназии, такой как были до революции. Было понимание того, что классическая система образования как основная провалилась, но в качестве исключения она может существовать. Третья причина заключалась в том, что у многих из нас повырастали дети и их надо было где-то учить.
В результате в своей родной 30-й гимназии я организовал сначала 2 класса с латынью, а потом 30-я школа разумно сообразила, что мы толкаем ее в другую сторону, и мы полюбовно расстались. Получили номер — мы же государственная школа, Анатолий Александрович Собчак дал помещение. 1 сентября 1991 года мы открылись на том месте, которое сейчас и занимаем.
Надо сказать, что те цели, которые мы перед собой ставили, достигнуты: создание абсолютно честной в смысле приема школы, где очень тяжело учиться и которая не готовит к поступлению в определенные ВУЗы. Как сказал один из основателей, главная цель нашей гимназии — чтобы жизнь медом не казалась.
Когда-то у нас было две параллели по два класса, а сейчас полная колонка с 5-го по 11-ый. Раньше костяк школы всегда составляли люди, для которых учительство не являлось главной профессией, основным их видом деятельности была наука. Сейчас, к сожалению, нам приходится от этого принципа комплектования отказываться. У нас появились разные учителя.
Думаю, что общий или средний уровень педагогического коллектива, и это неизбежно, стал чуть менее ярким. Но, в принципе, у нас каждый год конкурс 4-5 человек на место, и результаты, которые показывают наши ученики, — это 100% поступление в ведущие ВУЗы, как правило,
— Как на практике реализуется ваш принцип «обучаем учиться»?
— Главная проблема образования как системы в том, чего не понимают ни родители, ни депутаты: мы учим детей для той жизни, о которой ничего не знаем. Грубо говоря, сейчас большой спрос на юристов и программистов или на прокуроров, и мы отдаем ребенка в профильный ВУЗ, считая, что он попадет в ту же ситуацию, которая была, когда он поступал в школу или когда еще его родители поступали. А он попадает в совершенно другую ситуацию, и большинство выпускников, как мы знаем, не работают по полученной специальности.
Задача гимназии заключается как раз в том, чтобы человек, который у нас учится, мог меняться, переучиваться и заниматься тем, что ему подходит. Если человек прошел какие-то очень сложные системы, например, как в спорте — тренировки, он сможет подстроиться под любые изменения.
Так было с нашими первыми выпускниками 95-го года: тогда возник огромный спрос на журналистику и огромное количество людей, не имея никакого высшего образования, пошли на телевидение и в журналы и совершенно не потерялись. И то же самое касается всего остального: дальше можно пойти на программиста, на дизайнера, на врача, хотите получить образование за границей на немецком языке, хорошо, сложностей не будет.
Эту многовекторность мы стараемся дать путем погружения учеников то в холодную, то в горячую воду. То ты изучаешь правильный латинский язык с очень небольшим количеством исключений, абсолютно логическую систему, то переходишь к греческому, который весь состоит из исключений.
То ты изучаешь математику, то совершенно неточную науку историю. На этом была построена и классическая гимназия, которая была взята из Германии: она была создана для воспитания чиновников — людей, которые могут сформулировать правила и законы для любой жизненной или государственной коллизии.
— У вас в гимназии классическая система оценки? Пятибалльная?
— Классическая, 5 баллов. Но мне кажется, что это вообще не очень принципиально: неважно, как оценивать. Оценка является сигналом для самого ученика и его родителей, только если это двойка. Тройка у нас совершенно нормальная отметка, она никого особо не волнует. К 11-му классу дети сами начинают лучше учиться по отметкам, потому что понимают, какое значение они имеют. А в 5-х, 6-х полно троечников. Вот за две «двойки» в четверти мы выгоняем.
— Какова роль учителя для ученика?
— Учитель в идеале должен быть яркой личностью, которой хочется подражать. Хотя понятно, что в жизни не каждый учитель такой личностью является.
Сама идея воспитания в советской школе мне кажется в корне неверной: воспитывают детей не нотации, а серьезное отношение к учебе. Но при этом в школе существует развитая досуговая сфера, как у нас: есть масса туристических затей, особенно много театральных. И если общий тон в гимназии определенный, люди там говорят на хорошем языке, не принято громко ругаться, это само по себе воспитывает. Дети не боятся, веселые, счастливые.
— Не уставшие?
— Они, конечно, устают. Но дети ведь высоко адаптивны. Если до 7-го-8-го класса дошел ученик, то уже и списывать научился, и упрощать свою подготовку по предметам. Хотя это и неправильно, но мы понимаем, что это неизбежно. То есть если словим, то дадим по рукам, но если не пойман — не вор.
— Я правильно поняла, что если уходят из вашей школы, то, в основном, в 5-6-ых классах, пока еще не привыкли к нагрузкам?
— У нас всегда есть какое-то количество детей, которые уходят после 7-го класса. С 8-го класса принимают математические школы, и часто бывает, что родители хотят «пересидеть» в хорошей школе до 8-го класса, чтобы потом уйти в 239-й лицей. Мы по этому поводу не переживаем. Хотя иногда возникает ревность, когда хорошего мальчика или девочку переводят в другую школу.
Другое дело если мы видим, что ребенку действительно трудно обучаться, мы стараемся убедить родителей, чтобы они ребенка забрали. Даем им время найти другую школу, ставим ребенку положительные отметки, когда он от нас уходит. Мы же помним старую гимназию по «Человеку в футляре», по воспоминаниям Чуковского: ну если не идет этот греческий, а он, правда, очень трудный, чего мучиться?
— Вы за конкуренцию в школьной среде между учениками? Она чувствуется в гимназии?
— Дети ведь конкурируют совершенно за разное. Любят не за то, что хорошо учатся. Этих, скорее, не любят. Любят симпатичных, общительных, легких, порядочных, смелых. Такая конкуренция, конечно, есть и всегда будет. Есть тщеславные дети, которые хотят быть победителями всех олимпиад и контрольных. Это тоже нормально, в рамках статистики.
— Какие Вы видите недостатки и слабые места у российского школьного образования как системы?
— Про Россию не знаю, про Петербург могу сказать. В Петербурге за последние годы сформировалось или укрепилось несколько школ, я думаю, 10-15, очень хорошего уровня. Я имею в виду государственные школы. С частными не пошло, у нас сейчас недостаточно платежеспособное население. Хотя есть неплохие частные школы. Но их у нас очень мало и они очень маленькие. Поэтому этой альтернативы у нас нет.
Вот примерно 10-15 государственных школ, как правило, это лицеи и гимназии: Физико-математический лицей при физтехе, Академическая гимназия, 470-я Калининского района, наша, 30-я, 39-я, «Земля и Вселенная» на Васильевском острове, 56-я — хорошие школы, хоть и разные. Проблема заключается в том, что из-за очень низких зарплат учителей происходит процесс, как говорят физики, диссоциации: когда все сильные учителя и все сильные ученики собираются в одних школах.
А вот районная школа сильно упала по сравнению с советским временем. Постепенно у нас возникает проблема школы-гетто, как в Америке, и это чревато.
— А что родителям в микрорайонах делать? «Добирать» обучение где-то на стороне?
— Во-первых, родителям надо быть активнее, им это право прописано законодательством. Сейчас, к счастью, в сфере дошкольного образования появилось мощное движение частных детских садов. Создаются частные начальные школы. Если вы — интеллигентный человек и тянетесь к знаниям, то идите сами работать в школу, как это сделали мы.
Я плохо себе представляю систему внешкольного образования, но думаю, что Дворец творчества юных работает по-прежнему хорошо и, конечно, детей надо туда отдавать.
Другая альтернатива, которую сейчас развивает Дом Лурье и 610-я гимназия, — идея дополнительного платного образования. Здесь проблема заключается в том, что каждый 4-й человек, поступающий в нашу гимназию, туда не поступает. За деньги и по блату мы категорически не берем, это у нас изначальная история.
Не потому даже, что мы такие благородные и гуманные, а просто потому что, если у ребенка нет способностей, ему в этой гимназии учиться будет мука мученическая. С другой стороны, у нас есть проблема спроса, который не находит никакого предложения на рынке, и у нас есть другая проблема — мы хотим доплачивать учителям.
Есть школы, которые набирают огромную параллель, например, 10 классов, в которых 3 сформированы на основе конкурса, а остальные — это открыто не говорится, но знаете, есть такое выражение: «Чем вы можете помочь школе?» — вот остальные и есть те родители, которые помогают школе. И это неплохо: родители дают какие-то деньги, а взамен получают тех же учителей, которые преподают в первых трех классах, и общую атмосферу.
Школа есть место социализации. То, что мы учим латыни, греческому, немецкому и английскому, это хорошо. Но при этом важно, что дети общаются с равными. У них образуется такая интеллигентная среда, которая сохраняется потом на всю жизнь. У нас очень дружные выпускники, я постоянно это наблюдаю.
Платные классы мы решили не создавать, а решили сделать как бы кружки для детей 10-12 лет по основным предметам нашего курса. Там будет введение в античность и элементы латыни, история Греции, будет кружок «Любимые детские книги». Будет математика, решение комбинаторных симпатичных логических задач. Я буду преподавать введение в русскую историю. Будет искусствоведение. Я думаю, что мы сделаем еще театральный кружок. И будем это наращивать.
Понятно, что кризис и у родителей сейчас не очень много денег, поэтому, конечно, существует моральная проблема брать 1500 рублей за занятие раз в неделю. Но жизнь заключается в том, что если у вас по-настоящему способный ребенок и вы с ним очень много занимаетесь, он поступает к нам бесплатно и мы его бесплатно учим. Почему же каких-то из ваших детей мы не можем учить платно? Спрос есть даже по этим ценам. Я думаю, что мы наберем сразу несколько параллелей.
— Как вы относитесь к домашнему обучению?
— В 90% случаев, когда дело не касается детей с болезнями, это идиотизм. Образование — не только обучение, но и социализация. Нам приходится жить в мире, который наполнен людьми разного социального положения, национальностей, политических убеждений, и надо, чтобы ребенок привыкал к этому, начиная со школьной скамьи.
— Не хочется говорить трюизм, что нынче непростые времена для преподавания истории, но все-таки: по каким учебникам сейчас учиться? Кого читать?
— Сам я не преподаю по учебникам. Наличие интернета дает возможность найти все, что связано с терминологией. Конечно, надо давать список литературы, желательно разбирать исторические источники.
В целом, паника, которую испытывают родители по поводу влияния нынешних идеологических догм на школьное образование, значительно преувеличена. Потому что учитель всегда остается один на один с классом. И если учитель, условно говоря, сталинист, это из него не выбьешь. Если он — русский, татарский, еврейский националист, то из него это будет прорываться. Если он — либерал, западник, европеец, то тоже этого скрыть невозможно.
Мы все учились в советской школе, у нас были разные учителя, но что хотел сказать учитель, мы всегда чувствовали. Мне кажется, вообще не дело учителя — ни учителя литературы, ни истории — навязывать какую-либо идеологию, в том числе и либеральную. Восклицательный знак, эмфаза, эмоции со слезами на глазах мне кажутся отвратительными и непедагогическими. Эмоции вызывает сам подбор фактов, то, что дети читают, понимаете? Не надо пережимать, когда рассказываешь о блокаде Ленинграда: она сама по себе производит трагическое впечатление. Надо быть монстром, чтобы она его не произвела.
Это Вам будет инетерсно: Этот урок дети запомнят надолго
Как не нужно воспитывать детей: 10 «не» Юлии Гиппенрейтер
— Что для вас значит «быть успешным человеком»? Важна ли лично для вас эта категория?
— Я — человек тщеславный, мне критерии успешности вполне важны. Как говорил Пастернак, «позорно ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Хочется быть притчей на устах у кого-то и что-то значить. Я думаю, что в моем возрасте «успешность» — это популярность в городе. Когда город знает человека, если он чего-то добился. И в профессиональной среде. Понятно, что есть гамбургский счет, и если человек занимается наукой, коллеги знают, что он — не просто математик, а Перельман, и то же самое есть у писателей, у артистов. Мне кажется, самое главное в жизни — самореализация.опубликовано
Автор: Лев Лурье
Беседовала: Анастасия Дмитриева
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление — мы вместе изменяем мир! ©
Источник: www.littleone.ru/articles/more/raznoe/1651
— Расскажите про основанную Вами 27 лет назад 610-ю классическую гимназию: что из задуманного получилось, а что нет?
— Начиная с 80-х годов, я занимался репетиторством и многие мои друзья тоже. И, естественно, мы наблюдали уровень подготовки абитуриентов и, самое главное, растущую коррумпированность системы среднего и особенно высшего образования. Результаты вступительных экзаменов совершенно не коррелировали со знаниями.
У нас возникли три предпосылки для открытия гимназии. Первая — общая неудовлетворенность школой и накопленный личный опыт интенсивного преподавания. Вторая — давняя мечта петербургских специалистов, филологов-классиков, о создании в России хотя бы одной классической гимназии, такой как были до революции. Было понимание того, что классическая система образования как основная провалилась, но в качестве исключения она может существовать. Третья причина заключалась в том, что у многих из нас повырастали дети и их надо было где-то учить.
В результате в своей родной 30-й гимназии я организовал сначала 2 класса с латынью, а потом 30-я школа разумно сообразила, что мы толкаем ее в другую сторону, и мы полюбовно расстались. Получили номер — мы же государственная школа, Анатолий Александрович Собчак дал помещение. 1 сентября 1991 года мы открылись на том месте, которое сейчас и занимаем.
Надо сказать, что те цели, которые мы перед собой ставили, достигнуты: создание абсолютно честной в смысле приема школы, где очень тяжело учиться и которая не готовит к поступлению в определенные ВУЗы. Как сказал один из основателей, главная цель нашей гимназии — чтобы жизнь медом не казалась.
Когда-то у нас было две параллели по два класса, а сейчас полная колонка с 5-го по 11-ый. Раньше костяк школы всегда составляли люди, для которых учительство не являлось главной профессией, основным их видом деятельности была наука. Сейчас, к сожалению, нам приходится от этого принципа комплектования отказываться. У нас появились разные учителя.
Думаю, что общий или средний уровень педагогического коллектива, и это неизбежно, стал чуть менее ярким. Но, в принципе, у нас каждый год конкурс 4-5 человек на место, и результаты, которые показывают наши ученики, — это 100% поступление в ведущие ВУЗы, как правило,
— Как на практике реализуется ваш принцип «обучаем учиться»?
— Главная проблема образования как системы в том, чего не понимают ни родители, ни депутаты: мы учим детей для той жизни, о которой ничего не знаем. Грубо говоря, сейчас большой спрос на юристов и программистов или на прокуроров, и мы отдаем ребенка в профильный ВУЗ, считая, что он попадет в ту же ситуацию, которая была, когда он поступал в школу или когда еще его родители поступали. А он попадает в совершенно другую ситуацию, и большинство выпускников, как мы знаем, не работают по полученной специальности.
Задача гимназии заключается как раз в том, чтобы человек, который у нас учится, мог меняться, переучиваться и заниматься тем, что ему подходит. Если человек прошел какие-то очень сложные системы, например, как в спорте — тренировки, он сможет подстроиться под любые изменения.
Так было с нашими первыми выпускниками 95-го года: тогда возник огромный спрос на журналистику и огромное количество людей, не имея никакого высшего образования, пошли на телевидение и в журналы и совершенно не потерялись. И то же самое касается всего остального: дальше можно пойти на программиста, на дизайнера, на врача, хотите получить образование за границей на немецком языке, хорошо, сложностей не будет.
Эту многовекторность мы стараемся дать путем погружения учеников то в холодную, то в горячую воду. То ты изучаешь правильный латинский язык с очень небольшим количеством исключений, абсолютно логическую систему, то переходишь к греческому, который весь состоит из исключений.
То ты изучаешь математику, то совершенно неточную науку историю. На этом была построена и классическая гимназия, которая была взята из Германии: она была создана для воспитания чиновников — людей, которые могут сформулировать правила и законы для любой жизненной или государственной коллизии.
— У вас в гимназии классическая система оценки? Пятибалльная?
— Классическая, 5 баллов. Но мне кажется, что это вообще не очень принципиально: неважно, как оценивать. Оценка является сигналом для самого ученика и его родителей, только если это двойка. Тройка у нас совершенно нормальная отметка, она никого особо не волнует. К 11-му классу дети сами начинают лучше учиться по отметкам, потому что понимают, какое значение они имеют. А в 5-х, 6-х полно троечников. Вот за две «двойки» в четверти мы выгоняем.
— Какова роль учителя для ученика?
— Учитель в идеале должен быть яркой личностью, которой хочется подражать. Хотя понятно, что в жизни не каждый учитель такой личностью является.
Сама идея воспитания в советской школе мне кажется в корне неверной: воспитывают детей не нотации, а серьезное отношение к учебе. Но при этом в школе существует развитая досуговая сфера, как у нас: есть масса туристических затей, особенно много театральных. И если общий тон в гимназии определенный, люди там говорят на хорошем языке, не принято громко ругаться, это само по себе воспитывает. Дети не боятся, веселые, счастливые.
— Не уставшие?
— Они, конечно, устают. Но дети ведь высоко адаптивны. Если до 7-го-8-го класса дошел ученик, то уже и списывать научился, и упрощать свою подготовку по предметам. Хотя это и неправильно, но мы понимаем, что это неизбежно. То есть если словим, то дадим по рукам, но если не пойман — не вор.
— Я правильно поняла, что если уходят из вашей школы, то, в основном, в 5-6-ых классах, пока еще не привыкли к нагрузкам?
— У нас всегда есть какое-то количество детей, которые уходят после 7-го класса. С 8-го класса принимают математические школы, и часто бывает, что родители хотят «пересидеть» в хорошей школе до 8-го класса, чтобы потом уйти в 239-й лицей. Мы по этому поводу не переживаем. Хотя иногда возникает ревность, когда хорошего мальчика или девочку переводят в другую школу.
Другое дело если мы видим, что ребенку действительно трудно обучаться, мы стараемся убедить родителей, чтобы они ребенка забрали. Даем им время найти другую школу, ставим ребенку положительные отметки, когда он от нас уходит. Мы же помним старую гимназию по «Человеку в футляре», по воспоминаниям Чуковского: ну если не идет этот греческий, а он, правда, очень трудный, чего мучиться?
— Вы за конкуренцию в школьной среде между учениками? Она чувствуется в гимназии?
— Дети ведь конкурируют совершенно за разное. Любят не за то, что хорошо учатся. Этих, скорее, не любят. Любят симпатичных, общительных, легких, порядочных, смелых. Такая конкуренция, конечно, есть и всегда будет. Есть тщеславные дети, которые хотят быть победителями всех олимпиад и контрольных. Это тоже нормально, в рамках статистики.
— Какие Вы видите недостатки и слабые места у российского школьного образования как системы?
— Про Россию не знаю, про Петербург могу сказать. В Петербурге за последние годы сформировалось или укрепилось несколько школ, я думаю, 10-15, очень хорошего уровня. Я имею в виду государственные школы. С частными не пошло, у нас сейчас недостаточно платежеспособное население. Хотя есть неплохие частные школы. Но их у нас очень мало и они очень маленькие. Поэтому этой альтернативы у нас нет.
Вот примерно 10-15 государственных школ, как правило, это лицеи и гимназии: Физико-математический лицей при физтехе, Академическая гимназия, 470-я Калининского района, наша, 30-я, 39-я, «Земля и Вселенная» на Васильевском острове, 56-я — хорошие школы, хоть и разные. Проблема заключается в том, что из-за очень низких зарплат учителей происходит процесс, как говорят физики, диссоциации: когда все сильные учителя и все сильные ученики собираются в одних школах.
А вот районная школа сильно упала по сравнению с советским временем. Постепенно у нас возникает проблема школы-гетто, как в Америке, и это чревато.
— А что родителям в микрорайонах делать? «Добирать» обучение где-то на стороне?
— Во-первых, родителям надо быть активнее, им это право прописано законодательством. Сейчас, к счастью, в сфере дошкольного образования появилось мощное движение частных детских садов. Создаются частные начальные школы. Если вы — интеллигентный человек и тянетесь к знаниям, то идите сами работать в школу, как это сделали мы.
Я плохо себе представляю систему внешкольного образования, но думаю, что Дворец творчества юных работает по-прежнему хорошо и, конечно, детей надо туда отдавать.
Другая альтернатива, которую сейчас развивает Дом Лурье и 610-я гимназия, — идея дополнительного платного образования. Здесь проблема заключается в том, что каждый 4-й человек, поступающий в нашу гимназию, туда не поступает. За деньги и по блату мы категорически не берем, это у нас изначальная история.
Не потому даже, что мы такие благородные и гуманные, а просто потому что, если у ребенка нет способностей, ему в этой гимназии учиться будет мука мученическая. С другой стороны, у нас есть проблема спроса, который не находит никакого предложения на рынке, и у нас есть другая проблема — мы хотим доплачивать учителям.
Есть школы, которые набирают огромную параллель, например, 10 классов, в которых 3 сформированы на основе конкурса, а остальные — это открыто не говорится, но знаете, есть такое выражение: «Чем вы можете помочь школе?» — вот остальные и есть те родители, которые помогают школе. И это неплохо: родители дают какие-то деньги, а взамен получают тех же учителей, которые преподают в первых трех классах, и общую атмосферу.
Школа есть место социализации. То, что мы учим латыни, греческому, немецкому и английскому, это хорошо. Но при этом важно, что дети общаются с равными. У них образуется такая интеллигентная среда, которая сохраняется потом на всю жизнь. У нас очень дружные выпускники, я постоянно это наблюдаю.
Платные классы мы решили не создавать, а решили сделать как бы кружки для детей 10-12 лет по основным предметам нашего курса. Там будет введение в античность и элементы латыни, история Греции, будет кружок «Любимые детские книги». Будет математика, решение комбинаторных симпатичных логических задач. Я буду преподавать введение в русскую историю. Будет искусствоведение. Я думаю, что мы сделаем еще театральный кружок. И будем это наращивать.
Понятно, что кризис и у родителей сейчас не очень много денег, поэтому, конечно, существует моральная проблема брать 1500 рублей за занятие раз в неделю. Но жизнь заключается в том, что если у вас по-настоящему способный ребенок и вы с ним очень много занимаетесь, он поступает к нам бесплатно и мы его бесплатно учим. Почему же каких-то из ваших детей мы не можем учить платно? Спрос есть даже по этим ценам. Я думаю, что мы наберем сразу несколько параллелей.
— Как вы относитесь к домашнему обучению?
— В 90% случаев, когда дело не касается детей с болезнями, это идиотизм. Образование — не только обучение, но и социализация. Нам приходится жить в мире, который наполнен людьми разного социального положения, национальностей, политических убеждений, и надо, чтобы ребенок привыкал к этому, начиная со школьной скамьи.
— Не хочется говорить трюизм, что нынче непростые времена для преподавания истории, но все-таки: по каким учебникам сейчас учиться? Кого читать?
— Сам я не преподаю по учебникам. Наличие интернета дает возможность найти все, что связано с терминологией. Конечно, надо давать список литературы, желательно разбирать исторические источники.
В целом, паника, которую испытывают родители по поводу влияния нынешних идеологических догм на школьное образование, значительно преувеличена. Потому что учитель всегда остается один на один с классом. И если учитель, условно говоря, сталинист, это из него не выбьешь. Если он — русский, татарский, еврейский националист, то из него это будет прорываться. Если он — либерал, западник, европеец, то тоже этого скрыть невозможно.
Мы все учились в советской школе, у нас были разные учителя, но что хотел сказать учитель, мы всегда чувствовали. Мне кажется, вообще не дело учителя — ни учителя литературы, ни истории — навязывать какую-либо идеологию, в том числе и либеральную. Восклицательный знак, эмфаза, эмоции со слезами на глазах мне кажутся отвратительными и непедагогическими. Эмоции вызывает сам подбор фактов, то, что дети читают, понимаете? Не надо пережимать, когда рассказываешь о блокаде Ленинграда: она сама по себе производит трагическое впечатление. Надо быть монстром, чтобы она его не произвела.
Это Вам будет инетерсно: Этот урок дети запомнят надолго
Как не нужно воспитывать детей: 10 «не» Юлии Гиппенрейтер
— Что для вас значит «быть успешным человеком»? Важна ли лично для вас эта категория?
— Я — человек тщеславный, мне критерии успешности вполне важны. Как говорил Пастернак, «позорно ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Хочется быть притчей на устах у кого-то и что-то значить. Я думаю, что в моем возрасте «успешность» — это популярность в городе. Когда город знает человека, если он чего-то добился. И в профессиональной среде. Понятно, что есть гамбургский счет, и если человек занимается наукой, коллеги знают, что он — не просто математик, а Перельман, и то же самое есть у писателей, у артистов. Мне кажется, самое главное в жизни — самореализация.опубликовано
Автор: Лев Лурье
Беседовала: Анастасия Дмитриева
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление — мы вместе изменяем мир! ©
Источник: www.littleone.ru/articles/more/raznoe/1651
Bashny.Net. Перепечатка возможна при указании активной ссылки на данную страницу.
