Дима Зицер: Почему оценки загоняют ребенка в клетку

Можно ли представить себе жизнь взрослого человека, в которой его ежедневно оценивают? «Двойка» за приготовленный ужин, «тройка» за рабочий день. Жизнь ребенка связана с оценками ежедневно. Но так ли необходимы оценки? Надо ли родителям оценивать своих детей? Как жить в системе образования, где «двойки» и «пятерки» неизбежны? Размышляет директор Института Неформального образования INO Дима Зицер.





– Можно ли употреблять в общении с детьми оценочные слова? «Умница», «недотепа», «лентяй» – правильно ли по отношению к детям произносить их вслух?

– Оценочные слова влияют не только на детей, но и на взрослых, потому что, называя ребенка «недотепой», взрослый занимает такую нишу, в которой он как будто имеет право оценивать, давать рекомендации сверху. Взрослый очень сильно повышает собственную значимость и важность таким механическим способом.

Способ этот, честно говоря, жалкий. При общении с условно «равными» людьми (хотя я считаю взрослых и детей равными), муж – жене, жена – мужу, мы не говорим оценочных слов. Мы избегаем оценочной системы или вообще не можем себе ее позволить.

Представьте себе, как муж говорит жене «молодец, этот вечер мы провели на “пятерку”, а прошлый на “троечку”». С детьми же оценочный момент разворачивается самым ужасным способом.





Оценочные слова влияют на ребенка, равно как и на любого человека: это очень сильно сужает его возможности жить и выбирать.

 

Оценка действий закрывает рамки, ставит жесткие границы. Изначально ребенку нравится целый мир!

 

Когда я маленький, мне всё ужасно любопытно, всё интересно, я ориентируюсь в мире очень свободно. Когда взрослый любимый партнер – мама или папа вместо того, чтобы помочь мне ориентироваться в этом мире, исследовать мир вместе со мной, ставит меня в рамки «черное – белое», этот мир начинает замыкаться, пока постепенно не придет к клетушке в собственной квартире.

Из такой клетушки страшно выходить, страшно пробовать новое, страшно любопытствовать, страшно идти вперед. В этом смысле нет особой разницы между плохими оценками и хорошими. Мы называем хорошие оценки «хорошими», потому что они на первый взгляд имеют положительный окрас, но в принципе любая оценка ограничивает.

 

Хорошая оценка – такое же ограничение, как и плохая.

 

Почему, например, если я нарисовал домик красного цвета – я «умница», а если нарисую домик синего цвета – перестану быть «умницей»? В этот момент у меня закрепляется суждение: домик должен быть красного цвета. Это происходит почти на автомате, почти машинально, почти случайно, но закрепляется серьезно и надолго.

– Считается, что родительские оценки готовят человека к взрослой жизни, где его в какой-то степени будут оценивать и на работе, и в быту…

– Во взрослой жизни существуют оценки, но в своей взрослой жизни я сам играю в эту игру, позволяя себя оценивать, приглашая самого себя и других к жизни в оценочной системе. Детям же эта система жестко навязывается.

Да и по существу: если я, будучи взрослым, стараюсь выбрать то, что мне нравится, то, что развивает меня, развивает мир вокруг, стараюсь выбирать людей, с которыми мне интересно взаимодействовать, при чем тут система оценок? Зачем она? Да и существует ли? Это просто взрослое оправдание!

Оправданий в системе отношений, которую принято называть «воспитанием», вообще много. «Подготовка к взрослой жизни» очень часто выливается в то, что мы портим жизнь детскую и делаем ее совершенно невыносимой.

– В начальной школе, чтобы снизить негативный градус «плохих оценок», пользуются рисунками – грустными, веселыми человечками. Это тоже оценка?

– В касторку можно насыпать сахара, и она станет чуть слаще, но от этого не перестанет быть касторкой. Меньше ли такая оценка детей травмирует? Пожалуй, меньше, но оценка в принципе закрывает мир, делает его очень ограниченным. Действительно, если говорить об оценках-рисунках, очевидно, что если меня вчера хвалили, а сегодня ругают, то, вероятно, сегодня я печален, а вчера был весел. Если меня ругают чуть меньше, я расстраиваюсь меньше. Иными словами, если я встречаю человечка радостного, улыбающегося – мне приятно, а если у него грустная физиономия – я огорчен.

И всё же давайте зададим себе вопрос: в чем смысл? Зачем мы вообще оцениваем?

 

Почему в тот момент, когда человек пишет, рисует или вообще творит каким-то образом, мы не можем дать ему человеческую обратную связь, не можем рассказать ему о своих чувствах?

 

Вместо этого мы оцениваем его. Не потому ли, что не хотим или не умеем иначе?

Ответ, в общем, печален: мы не задумываемся, мы выбираем наиболее простой путь, путь наименьшего сопротивления, хотя с годами он становится путем наибольшего сопротивления, потому что сопротивление растет. Это еще и самый неинтересный путь – крестики-нолики рисовать вместо того, чтобы обсудить, вместо того, чтобы поговорить, вместо того, чтобы создать вместе новое, вместо того, чтобы действительно заняться творчеством.

Если человек пишет сочинение, и в этом сочинении почему-то вдруг учителю важно оценить уровень его грамотности, а не обратить внимание на то, как происходит у него процесс творчества, то зачем нужна оценка за грамотность? Неужели недостаточно просто исправить ошибки?

Ребенок ведь, как и все остальные люди, способен видеть, способен понимать, способен осознавать. Если я в этот момент обратил его внимание на то, что «стеклянный», «деревянный», «оловянный» пишется определенным образом, почему, если я не подкреплю это двойкой, нам кажется, что ребенок это не запомнит? Почему в этот момент нужно вводить систему условных рефлексов, как с животными при дрессировке?

Думаю, что в этот момент мы не до конца доверяем сами себе и, следовательно, не до конца доверяем тем людям, с которыми мы общаемся, а поэтому вводим оценки.

– Как быть с позицией «оценки ставятся не для детей, а для родителей»? Родители ведь должны знать, с какими предметами ребенку нужна помощь…

– «Оценки ребенка – для родителей» – тоже очень странная система отношений. Можно ведь просто спросить у ребенка «как дела?» Если он в этот момент не запуган и не замордован взрослым миром, он непременно расскажет о том, что его беспокоит, о том, что он узнал вдруг, что «стеклянный», «оловянный», «деревянный» пишутся с двумя «н». Ребенок поделится этим удивительным открытием! «Смотри, мама, как интересно, я писал неправильно, а оказалось, что нужно писать так».

Если в тот же момент ребенок получил «двойку», какое сообщение он передаст родителям? Если родители считают ребенка своим близким человеком, общаться нужно именно с ним! А в крайнем случае им, надеюсь, не трудно будет дойти до школы или поднять трубку и узнать, чем еще по мнению учителей они могут помочь любимому человеку. Оценка – тот момент, когда чужой взрослый человек оценивает вашего ребенка, влияет на его взросление. Подумайте, кому вы хотите делегировать это право…

Оценки, наконец, очень упрощают человеческие отношения. Намного более интересная и яркая жизнь возникает именно тогда, когда отношения перестают быть оценочными.

Я не знаю, можно ли отношения из системы оценочного мира назвать человеческими, и вообще отношения ли это? Вдумайтесь, мы все там были, мы все ходили в школу. Вместо общения с учителем, совместного творчества, что и есть, на мой взгляд, настоящая педагогика, настоящее образование, я вступаю во взаимодействие с каким-то взрослым человеком, который действует флажками на уровне павловских рефлексов: сейчас по рукам, а сейчас погладили по головке. Кнут и пряник – это, в этом смысле, очень точная метафора.



– Иногда дети сами начинают хвалиться хорошими оценками и стремиться к ним. Типичная ситуация: ребенок приходит домой радостный – «У меня сегодня две “пятерки”!»

– Ребенок – не дурачок. Он подглядел эту систему, ведь не обязательно увидеть, как кого-то ругают за двойку, достаточно увидеть, как кого-то хвалят за пятерку. Ребенок увидел это и оказался в оценочной системе. Он не понимает, почему мальчику Ване дают конфетку за «пятерку», а ему не дают в этот момент. За пятерку ему полагается конфетка, – делает вывод ребенок. Следующий шаг – за «двойку» полагается наказание.

Существует модель, которую ребенок перенимает: сначала увидел, потом поучаствовал, пережил… От природы мы все устроены совершенно иначе. От природы мы тянем руки к любимому человеку, мы хотим с ним находиться. Нас не интересуют оценки, нас интересует любовь, нас интересует тепло. Мы тянемся к тому, чтобы быть вместе с тем, с кем нам хорошо.

 

Мы познаем мир не для того, чтобы нас кто-то похвалил, а потому, что нам важно и интересно познавать мир.

 

Мы самозабвенно швыряем из кроватки игрушки на пол, потому что это очень интересно! Мы берем карандаш и рисуем небо, или птицу, или дом, потому что нам важно выразить себя. Как только первый раз нам скажут «ты выражаешь себя недостаточно хорошо», начинается первая коррозия. Потом это начинает подкрепляться всей системой в детском саду или в школе, а если нас еще преследует легенда о том, что это – подготовка ко взрослой жизни, где должны оценивать, возникает прочная конструкция, из которой очень трудно вырваться.

И вот, оказываясь потом во взрослой жизни, находясь в этой системе координат, я сам начинаю оценивать других и позволять им оценивать себя. Мне недостаточно хорошо от того, что я просто нахожусь с любимым человеком, я начинаю сравнивать, говорить о том, что это – недостаточно прекрасно, недостаточно приятно, и так порчу жизнь – и себе и другим.

– Быть «отличником» – неестественно? Что делать со стремлением ребенка быть «отличником»?

– Стремиться быть «отличником» значит стремиться к тому, чтобы определенный человек из плоти и крови тебя оценил. Ты «отличник» на взгляд определенного человека. Человек, которого поставили твоим учителем – это случайность, стечение обстоятельств, если именно этому учителю понравится то, что я делаю. Если это не нравится другому человеку, который для меня может оказаться не менее значимым, я уже не «отличник», а «троечник»?

Стремление быть «отличником» может оказаться пагубным.

В нем есть момент воспитанного желания удовлетворить волю другого или соответствовать взглядам другого. Учитель – это не компьютер и не машина, которая оценивает по «стобалльной» системе. Его оценка – не просто количество соответствий. Учитель – субъект, равно как и ученик, и в этот момент у учителя, безусловно, присутствует субъективная оценка. Тогда зачем она? Что мы делаем с собой и с детьми?

– Как спасти ребенка в реальной жизни, где есть школьные оценки, от этой системы? Даже на домашнем обучении ребенка в итоге ждет ЕГЭ.

– На ЕГЭ я смотрю иначе. Институты (в основном государственные) договорились, что им нужно проверить соответствие человека на определенные собственные стандарты. Надо относиться к этому именно так: не как к собственной проверке, а как к проверке компанией людей, которые выработали систему координат, удобной именно им. Пусть я не соответствую, например, уровню экономического института. Ну и что? Разве это помешает мне учить экономику? Нет, не помешает, потому что есть огромное количество других возможностей. В Европе, например, в ряд учебных заведений принимают всех желающих по собеседованию и только через полгода проверяют соответствие, когда проводятся экзамены и человек окончательно поступает на выбранную специальность. В реальности существует много вариантов развития событий.

 

ЕГЭ – это страшилка. Если человек интересуется определенным предметом, если он в этом предмете ориентируется, использует этот предмет для исследования мира, он сдаст ЕГЭ.

 

Даже если не сдаст – пересдаст через полгода или через год. Предположим самое страшное: мы закончили с вами 11-й класс и не сдали один из предметов, не получили ЕГЭ, не аттестованы по одному из предметов. Ну и что? Мы живем в жуткой легенде, страшной сказке о том, что если человек не поступит в университет немедленно по окончанию школы, то он неуспешен, но в мире много других интересных занятий в 17 или 18 лет. Для них совершенно необязательно немедленно прыгать в университет и получать высшее образование. Это – лабиринт, из которого нет выхода, если просто не открыть дверь и не выйти.

– Получается, что ребенку можно сказать: «Ты идешь в школу познавать мир, а об оценках не беспокойся»?

– Более человечно – поговорить. Семилетний ребенок способен понять абстрактные определения: в школе люди договорились, что у них есть такая система координат, а у нас другая система координат, для нас оценка не имеет значения. Мне кажется, что это – честный разговор. Объясните, что оценки ставят потому, что школа – такое заведение, а не потому, что «так надо».

Сегодня есть самые разные пути домашнего образования, но если ребенок идет в школу, можно сказать ему: «Там ты встретишься с интересными людьми. Там высока вероятность того, что ты получишь новые инструменты для развития себя и для общения с миром. Оценки тут ни при чем». В системе оценок ребенок всё равно попадет в эту сеть, но, как он в ней себя с вашей помощью поведет – зависит от вас.





– Что делать, если ребенок вдруг начал приносить «двойки»? Пусть родители не ругают его за оценки, но, очевидно, в его жизни что-то произошло. Как узнать?

– Если у родителей с ребенком человеческие отношения, они будут знать, что с ним произошло. Это – важный большой вопрос о выстраивании человеческих взаимоотношений. С этой точки зрения странно выспрашивать ребенка, что случилось, лучше, если о том, что его беспокоит, он может рассказать сам. А возможно это только в атмосфере безопасности и доверия, причем взаимного.

 

 Мое чужое имя

Дети растут слишком быстро...

 

Если подросток говорит: «Я начал плохо учиться, потому что влюбился», что важнее – оценки или то, что ребенок переживает первую любовь? Мне кажется, что влюбиться первый раз в девятом классе – намного более значимая штука. Несравнимо значимая, несопоставимо значимая… Если о чем-то и говорить в данном случае, то, конечно, о любви.

Когда мы строим с людьми открытые отношения, они получают право (равно как и мы сами) поделиться своими радостями и горестями, в том числе рассказать и об оценках.опубликовано 

 

Автор: Дима Зицер, Анна Уткина

 

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление — мы вместе изменяем мир! ©

Источник: www.pravmir.ru/dima-zitser-otsenki-zagonyayut-rebenka-v-kletku-1/