2015-07-04

Коллекция орудий пыток последнего палача Франции.

Французский аукционный дом вчера начал распродавать коллекцию палача Фернанда Мейсонье. Кто не в курсе — это последний палач Франции. Его коллекция состоит в основном из орудий пыток. Возраст некоторые из них насчитывает 3-4 сотни лет. В частности, большой интерес для коллекционеров представляют такие «истязательные» артефакты: веревки для повешения, инструменты для дробления костей, стулья для истязания, а также ванна, в которой хранились отрубленные головы.

Этот человек родился в июне 1931 г. В 1947 г., будучи совсем еще юношей, он стал помогать отцу — Морису Мейссонье, помощнику главного экзекутора Алжира — при проведении декапитации осужденных. В течение многих лет работал вне штата экзекуторской команды, насчитывавшей пять человек: дожидался появления вакансии. Назначен первым помощником главного экзекутора 1 января 1958 г., оставался в этой должности вплоть до своего отъезда на Таити в 1961 г. Реальный стаж его палаческой работы т.о. составил более 12 календарных лет. Будучи первым помощником участвовал в казнях 65 человек, во время исполнения некоторых приговоров исполнял функции главного палача.
В 1992 г. в городке Фонтэн-де-Воклюз во Франции Ф.Мейссонье открыл уникальный в своем роде «Музей Правосудия и Наказаний», просуществовавший до сентября 1998 г.

Вот расшифровка одного из его последних интервью:

«Иногда мне говорят: «Сколько же надо храбрости, чтобы казнить людей на гильотине». Но это не храбрость, а самообладание. Уверенность в себе должна быть стопроцентная. Когда приговоренных выводили во двор тюрьмы, они сразу же видели гильотину. Одни держались мужественно, другие падали без чувств или мочились в штаны. Я залезал прямо под нож гильотины, хватал клиента за голову и тянул на себя. Если бы в этот момент мой отец случайно опустил нож, меня бы перерубило напополам…

Когда я прижимал голову клиента к подставке, мой отец опускал специальное деревянное приспособление с полукруглым вырезом, удерживающее голову в нужном положении. Потом еще поднатуживаешься, хватаешь клиента за ушами, подтягиваешь голову к себе и кричишь: «Vas-y mon pere!» («Давай, отец!»). Если промедлить, клиент успевал как-то среагировать: поворачивал голову набок, кусал мне руки. Или голову выдергивал. Тут надо было беречься — нож опускался совсем рядом с моими пальцами. Некоторые заключенные кричали: «Аллах акбар!»

В первый раз я, помню, подумал: «Так быстро!» Потом привык. На шее у человека есть две артерии — когда голова отрублена, кровь из них брызжет метров на пять. Все равно что выплеснуть воду из двух стаканов. По-моему, чем больше клиент боялся, тем дальше хлестала кровь. Но сама голова не особенно кровоточит. Глазами чуть-чуть вращает, но и только. Судороги больше нескольких секунд не длятся. Однажды я положил ладонь на грудь обезглавленного. Сердце стучало, как автомобильный мотор со свечами зажигания. Вынь свечу — и мотор будет сбоить: «клак-клак-клак». Проходит еще двадцать секунд, и все. Встало. Один заключенный стал с нами драться. Мы пытались его связать, но он был нечеловечески силен. Охранники его отколошматили, всю голову в кровь разбили. И когда мне надо было схватить его за голову, пальцы у меня все время соскальзывали. Нож мы все-таки каким-то образом опустили, но когда дело было сделано и его голова осталась у меня в руках, все мое лицо было залито его кровью. Я чувствовал, какая она горячая. Когда охранники меня увидели: лицо в крови, в руках — отрубленная голова, трое или четверо упали в обморок.