Плотояден ли человек?

Анна Кингсфорд, доктор медицинских наук, глава из книги «Научные основы вегетарианства, или безубойного питания».

Какую пищу предписывает нам природа? Этот вопрос весьма важен. Если человек по своей организации приспособлен к известному образу жизни, без сомнения, этот образ жизни наиболее благоприятствует сохранению и улучшению его природных качеств.



Среди животных мы знаем плотоядных, всеядных, травоядных и плодоядных. Чтобы получить ответ на поставленный нами вопрос, следует справиться, к какому из этих разрядов ближе всего стоит, по своей организации, человек.

Нам нет нужды останавливаться на теориях Ламарка, Дарвина и Геккеля. Мы можем ограничиться общепризнанными данными сравнительной анатомии, не возбуждающими никаких споров и сомнений.



Линней, основатель современной естественнонаучной классификации, причисляет человека к приматам. Этим именем Линней называет высший отряд в классе млекопитающих; во главе его он ставит человека и человекообразных обезьян. Из последних ближайшими соседями человека являются обезьяны Старого Света — орангутанг, горилла и шимпанзе, принадлежащие к семейству узконосых обезьян; орангутанг («дикий человек») служит представителем рода Simiadae (вместо термина Simiadae нередко употребляют в качестве родового названия слово Pythecus), горилла и шимпанзе относятся к роду Troglodytes.



Попробуем представить в возможно кратком очерке важнейшие черты сходства между человеком и названными обезьянами, а также те общие особенности, которыми как человек, так и обезьяны отли­чаются от всех остальных млекопитающих.

Сходство обезьяньего черепа с человеческим бросается в глаза даже при поверхностном наблюдении; настолько же резко его отличие от черепов прочих животных. Не входя в подробности, перейдем к другим сторонам дела, интересным не столько с общей, сколько с чисто научной точки зрения.



Важнейшее место в организме принадлежит, без сомнения, нервной системе; она управляет деятельностью всех органов, вносит единство и стройность в их отправления, следит за целостью тканей и исправляет повреждения; одним словом, во внутреннем хозяйстве живого тела она представляет и законодательную и адми­нистративную власть. Поэтому животное, у которого нервная система и ее важнейший орган — мозг наиболее сходны с человеческими, должно считаться самым близким к человеку. Вообще, чем сильнее развита нервная система, в особенности ее центральные органы, и чем сложнее ее устройство, тем выше стоит животное в ряду других.

Из всех живых существ наиболее развитою и сложною нерв­ною системою обладает человек; из животных ближе всех к нему стоит орангутанг. Сравнительно с мозгом шимпанзе, мозг орангутанга обладает большим размером по направленно сверху вниз, его лобные доли больше, затылочные меньше, поверхность теменных долей менее отклоняется от горизонта и потому выпуклее; эти признаки вполне соответствуют и внешним особенностям рода Simiadae, представителем которого служит орангутанг.

Обезьяны, вслед за орангутангом, занимают первое место в животном царстве по числу и резкости мозговых борозд; за ними стоят жвачные и однокопытные, еще ниже — плотоядные; наконец, у грызунов и неполнозубых мозговые борозды существуют лишь в зачатке.

По исследованиям Лере, в мозгу плотоядных животных существует всего шесть мозговых борозд; у разных видов плотоядных они обладают неодинаково простою и правильною формою, но направление их всегда одно и то же: они идут спереди назад, параллельно одна другой. Профессор Сэппи (Sappey) называет их «постоянными» или «первичными» бороздами.

Добавочные борозды иди борозды «усовершенствования» мы находим у слона, у лемурных или полуобезьян и, в наибольшем количестве, у человекообразных обезьян; эти бо­розды отличаются от «первичных» своей величиной и направлением: идут перпендикулярно к “первичным» бороздам. «Прибавьте, говорит профессор Сэппи, к продольным бороздам на поверхности мозга плотоядного или одного из низших млекопитающих две-три борозды, так чтобы они пересекали первые посредине в поперечном направлении вы получите картину, характеризующую мозг высших млекопитающих — человека и обезьяны».

У орангутанга продольные борозды идут на большом протяжении, изгибаются, ветвятся и соединяются одна с другой, как у человека; так же резко выражены и добавочные борозды или «борозды усовершенствования», как называет их профессор Сэппи; их расположение сильнейшим образом напоминает мозг человека. Поэтому есть полное основание думать, что между мозгом орангутанга и мозгом человека существует различие не по способу устройства, а лишь по степени развития, согласно с профессором Мивартом (Pr. Mivart, Man and Apes, p. 149).

Ту же мысль можно найти в трудах про­фессора Брока, — а выводы этого усердного исследователя и знатока антропологии имеют особый вес. По мнению Брока мозг человека, которого Оуэн помещает в особый подкласс «Archencephala» — так мало отличается от мозга высших животных, относимых Оуэном к подклассу «Gyrencephala», что несходство существует только во второстепенных признаках. «Эти отличительные признаки, говорит Брока, несущественны по самой сути дела; если бы в полушариях мозга обезьян не оказалось ни «заднего рога бокового же­лудочка», ни «малой ноги морского коня», если бы, наконец, задние доли мозга не покрывали вполне мозжечка,— все эти отличия настолько незначительны, что их почти можно приравнять к случайным; отличия гораздо более существенные наблюдаются даже между животными, принадлежащими к одному и тому же отряду, и, во всяком случае, таких признаков, как вышеприведенные, совершенно недостаточно для того, чтобы, основываясь на них, делать подразделение на два особых подкласса».

Известный специалист по сравнительной анатомии профессор Гексли также не видит основания выделять человека по устройству мозга в особую зоологическую группу и доказывает, что признаки, отличающие мозг человека («задний рог бокового желу­дочка», «малая нога морского коня» и прикрыло мозжечка затылочными долями мозга)— существуют и в мозге орангутанга и других обезьян и даже «развиты у некоторых из низших обезьян гораздо более, чем у человека» (Начальные основания сравни­тельной анатомии. Перев. 1865 г., стр. 116 и далее).

Приведя вкратце общие основания, указывающие с одной стороны на сходство организации человека и обезьяны, с другой — на общее им обоим существенное отличие от других млекопитающих, мы можем перейти к теме анатомическим частностям, которые нахо­дятся в прямой связи с выбором пищи. Начнем с полости рта.

У человекообразных обезьян она устроена по тому же образцу, как у человека: запечных мешков нет, Вартоновы протоки, т. е., выводные каналы обеих подчелюстных слюнных желез, открыва­ются по обе стороны уздечки языка; язык похож на человеческий; у орангутанга вилкообразные сосочки языка расположены в виде угла или буквы V, как у человека; у шимпанзе их расположение несколько иное — в виде буквы Т.

Форма и число резцов, клыков и коренных зубов у обезьян Старого Света («узконосых») те же самые, как у человека, только клыки у обезьян, особенно у самцов, длиннее, и «зубы мудрости» появляются в более раннем возрасте, чем у человека.

Обезьяны Нового Света («плосконосые») отличаются от человека тем, что у них недостает в обеих челюстях, с обеих сторон, по одному большому коренному зубу, и его место занимает лишний малый коренной зуб. У человека поверхность больших коренных зубов делится неправильно ветвящейся бороздкою на четыре или на пять ясно различаемых бугорков. Такого же устрой­ства и с таким же поверхностным расположением эмали большие коренные зубы у орангутанга, шимпанзе и гориллы.

Между тем у травоядных животных распределение эмали со­вершенно иное: у толстокожих, жвачных (у последних в верхней челюсти нет резцов), грызунов — большие коренные зубы построены из слоев дентина, эмали и цемента, проникающих сквозь всю толщину зуба, так что на поперечном разрезе зуба виден не кружок дентина, одетый одним слоем эмали, как бывает у чело­века и обезьян, а значительное число волнообразно изогнутых складок; дентин, обладая меньшею прочностью, быстрее разрушается, и зуб приобретает неровную, иззубренную поверхность, приспособленную к перетиранию растительной клетчатки, которая всегда находится в пище этих животных.

С другой стороны, зубы плотоядных, по мнению Кюеса, не представляют зубов в собственном смысле слова: это скорее гвоздеобразные инструменты, назначенные для разрывания на части их пищи — мяса. Резцов у них по шесть в каждой челюсти, вместо четырех; они малы, остроконечны и не сходятся друг с другом; больших коренных зубов имеется только по одному на каждой стороне челю­сти и их коронка напоминает пилу.

Совершенно своеобразную форму имеет у этих животных последний малый коренной или «плотояд­ный зуб», особенно хорошо развитый у тигра: коронка состоит из трех острых бугорков значительной, но не одинаковой величины, сидящих один за другим и соединенных выдающимся краем зуба; на переднем бугорке есть еще добавочное острие. Ничего подобного не встречается у человека и ближайших к нему животных.

Рядом с чисто хищными животными следует поставить всеядных: альпийского и североамериканского медведя (ursus arctos), ка­бана и свинью (sus scrofa, sus tiberianus и sus ibericus). У медведя поверхность больших коренных зубов сглажена, но резцов шесть, как у настоящих плотоядных, только они не так остры и форма, свойственная резцам, выражена не так резко. Клыки очень длинны и искривлены; между клыком и ближайшим малым коренным зубом обыкновенно существует заметный промежуток.

Таким образом, по устройству зубов, всеядные стоят ближе к плотоядным, чем к травоядным, а с плодоядными и человеком не имеют почти ничего общего, если не считать одинакового поверхностного расположения эмали на коренных зубах. Резцы дикого кабана и до­машней свиньи длинны и выдаются вперед, в виде продолжения челюстной кости. Клыки, особенно в верхней челюсти, своеобразны: они выдаются наружу и перекрещиваются с нижними. У свиньи и дикого кабана, существует промежуток между клыками и малыми ко­ренными зубами.

Теперь позвольте перейти к устройству скуловых дуг и ви­сочной области: оно важно для нас в том отношении, что по его характеру можно определить, какая пища свойственна данному жи­вотному.

У человека и обезьян скуловые дуги сравнительно тонки и не­сколько изгибаются кверху, так что их нижняя поверхность вогнута; височный и жевательный мускулы развиты довольно слабо.

У жвачных височный мускул также не велик, зато жеватель­ный мускул достигает больших размеров: он начинается над скуловой дугой и занимает всю боковую поверхность верхней челю­сти; нижняя челюсть у них устроена так, что может производить своеобразные движения вправо и влево: ее сочленовные головки малы и скользят в сочленовных ямках из стороны в сторону. Иного рода сочленовная головка в челюсти грызунов: она утолщена по направлена спереди назад, а сочленовная ямка представляет простую впадину.

У человека нижняя челюсть также может двигаться в обе стороны, вперед и назад, что необходимо для перетирания твердой пищи. (См. Гиртль. Руководство к анатомии человека. Перев. 1879 г., стр. 193).

Всего дальше от человека стоят в этом отношении плотоядные животные. У них скуловые дуги весьма толсты; их прочность увеличивается сильным искривлением вниз, так что их нижняя поверхность выпукла — совершенно обратно тому, что мы встречаем у человека, — и выпуклость тем резче, чем более хищности в нравах животного.

Благодаря своим размерам и своеобразной форме, скуловые кости в черепе хищных животных сильно выдаются вперед и представляют чрезвычайно прочную опору для мышц, действующих при разрывании добычи на части. Из этих мышц сильно развиты жевательная и височная; последняя наполняет все простран­ство между височной костью и ее скуловым отростком, а в вышину доходит до вершины черепа. Внутренняя и наружная крыловидные мышцы, напротив, развиты крайне слабо; у хищных животных нижняя челюсть не обладает боковым движением: ему мешает слишком большая глубина сочленовной ямки; благодаря этому обстоя­тельству нижняя челюсть может только вращаться вверх и вниз. Всеядные в этом отношении мало отличаются от плотоядных. Вообще, по устройству двигательного механизма нижней челюсти, близ­кое сходство с человеком наблюдается только у обезьян и в наи­более сильной степени — у родов Simiadae и Troglodytes.

Выводы, к которым приводить нас сравнение животных по строение мозга, по устройству полости рта и зубов, по способу прикрепления нижней челюсти и ее мускулов, дополняются анатомически­ми данными относительно внутренних пищеварительных органов.

У человека желудок несложный, т. е. состоит только из одного помещения для пищи, как и у всего отряда приматов. Бла­годаря любезности профессора Брока, я имела возможность осмо­треть рисунки и препараты, собранные в его антропологическом ка­бинете; они доказывают с поразительной очевидностью единство в устройстве пищеварительных органов человека и высших обезьян; на первый взгляд не заметно никакой разницы. Только при внимательном сравнении можно видеть, что желудок человека несколько меньше обезьяньего. Что же касается кишечного канала человекообразных обезьян, то в нем не наблюдается ни малейшего отклонения от человеческого; на слепой кишке нет брыжейки, и она удержи­вается на месте в правой подвздошной области непосредственно брю­шиной; червеобразный отросток существует у всех человекообразных и такой же длины, как у человека. По Гиртлю: «только двое млекопитающих животных имеют его: орангутанг и вомбат». Стр. 447.

Печень у орангутанга (и также у гиббона) устроена так же неслож­но, как у человека; у шимпанзе она еще проще: задняя или Спигеллиева лопасть меньше, и борозда для прохода нижней полой вены превращена в простое вдавление. Мы должны заметить, что по устрой­ству печени и в некоторых других отношениях человекообразные обезьяны значительно отличаются от остальных животных из отряда приматов и, наоборот, не отличаются существенным образом от человека. Желчный пузырь существует у всех приматов, из других же млекопитающих он отсутствует у китообразных, ленивцев, носорогов, слонов, верблюдов, лошадей и тапиров.

Расположите брюшины и обоих сальников у орангутанга почти тоже­ственно с устройством брюшной полости у человека, а мы должны помнить, что известное, весьма сложное расположение складок брю­шины и их взаимные соотношения являются следствием тех перемен в расположений брюшных органов, которые происходят с определенной последовательностью при развитии зародыша; следова­тельно, эта сторона дела имеет большое значение.

Между шимпанзе и человеком наблюдается в этом отношении некоторое различие: сальник у шимпанзе прикрепляется к верхней части восходящей обо­дочной кишки на весьма ограниченном протяжении; но восходящая ободочная кишка и верхняя часть слепой кишки у этого животного, а также у гориллы и орангутанга, прикрепляются посредством брюшины к одной стороне позвоночника таким же способом, как у челове­ка. (Broca. «L’ordre des Primates». Bulletins de la Societe d’Antropologie, vol. IV.)

Желудок плотоядных четвероногих отличается от человеческого желудка как относительною величиною, так и формой. В нем не существует разделения на части (portiones cardiaca et pylorica) и он устроен у всех плотоядных в виде простого мешка, слегка вытянутого в поперечном направлении справа налево. Кишечный канал длиннее тела животного от 3 до 6 раз, тогда как у обезьян и человека — от 7 —10 раз. Печень плотоядных гораздо слож­нее, чем у человека; она состоит из шести отдельных частей или лопастей. Слепой кишки обыкновенно не встречается, а в тех случаях, где она наблюдается, ее находят в зачаточном виде.

С другой стороны, желудок травоядных животных, особенно жвачных, весьма сложен; там же, где он устроен проще, как у лошади, недостаток сложности покрывается усиленным развитием слепой и ободочной кишки. У жвачных имеется четыре отдельных помещений для пищи: «рубец», «рукав», «книжка» или листовой желудок и «сычуг»; пищеварительный канал длиннее тела от 12 до 27 раз.

Чтобы не оставить без внимания всеядных, мы возьмем за образчик свинью. У этого животного дно желудка (fundus ventriculi) вытягивается в виде мешка, и от него к выводному отверстию тя­нутся две параллельные складки — совсем не так, как у человека.

Доктор Бомон (Beaumont) своими знаменитыми опытами над Алексисом Сент-Мартеном (у канадца была фистула в желудке, благодаря которой можно было непосредственно наблюдать пищеварительные процессы) доказал, что при перистальтических сокращениях желудка пища совершает полный круговорот: та часть, которая в известный момент находилась у большой кривизны желуд­ка, движется направо, к выводному отверстию, а другая часть, бывшая у малой кривизны, движется в это время налево, к входному отверстию желудка. Таким образом, желудок человека производит, во-первых, перистальтическое движение, идущее со стороны большой кривизны и, во-вторых, антиперистальтическое движение — от малой кривизны.

В настоящее время можно считать доказанным, что у травоядных животных оба эти движения существуют; несомненно так же обстоит дело у млекопитающих того зоологического отряда, к кото­рому принадлежит человек. Напротив, у плотоядных пища просто передвигается справа налево и обратно. (Беклар и Шульц) Над всеядными подобных наблюдений, по-видимому, не было сделано; судя же по их общему сходству с плотоядными, трудно ожидать разницы и в этом отношении.

Относительно химического состава пищеварительных соков мож­но сделать следующие замечания.

Во-первых, крайне редко представ­ляется случай изучить пищеварительные жидкости у человека в их физиологическом состоянии, т. е., в том самом виде, как они су­ществуют в здоровом теле. То же самое, в сущности, относится и к животным, так как при насильственных операциях, вроде ис­кусственной фистулы и т. п., условия получения пищеварительных жид­костей настолько усложняются, что результаты анализа далеко не убе­дительны. Довольно вероятно и то, что во многих случаях, пока хи­мику удастся получить из этих жидкостей отдельные составные ча­сти, их состав успеет измениться.

Во-вторых, состав пищеварительных соков изменяется сообразно роду пищи, так что можно ожидать заметной разницы в этом отношении между двумя людьми, из которых один повседневно питается мясом, а другой во­все его не употребляет. Во всяком случае, известно, что отправления организма, в том числе и выделения, в значительной сте­пени и сравнительно быстро приспособляются к пище и образу жизни.

Например, у плотоядных животных во время еды выделяется слю­ны, говоря относительно, гораздо меньше, чем у травоядных; то же замечается и у людей, которые употребляют мясную пищу. Но, как оказывается, если те же лица переходят на растительную пищу, деятельность слюнных желез у них заметно усиливается: она приспособляется к новым требованиям. Отсюда логически следует, что та­кое же приспособление происходит и в химическом составе пищеварительных соков. Доказать этот вывод можно, конечно, лишь срав­нительными анализами, но их, к сожалению, не существует.

Тем не менее, несмотря на вышеприведенные соображения, мы можем указать на некоторые факты, вполне установленные наукою. По Бернару, Ленту и др. слюна человека, даже при повседневном употреблении мяса, в химическом отношении представляет более сходства со слюною травоядных, нежели плотоядных животных. Именно человеческая слюна обладает способностью превращать крахмал в сахар (это действие производится особым ферментом птиалином, заключающимся в слюне; птиалин представляет большое сходство с диастазом — бродильным веществом солода), тогда как слюна плотоядных совершенно лишена этой способности: ее единственное назначение — смачивать пищу и об­легчать проглатывание. Точно также, по исследованиям Фрерикса и Горуп-Безанеса, человеческая желчь представляет одинаковый состав с желчью травоядных. (Etudes sur des Supplicies.)

В заключение этого очерка считаем не лишним упомянуть еще об одном резком различии между плотоядными, с одной стороны, и с другой стороны травоядными и обезьянами. У последних потовые железы развиты несравненно сильнее, как количественно, так и качественно. Это и понятно: их пища несравненно богаче теплопроиз­водящими элементами, и, естественным образом, вызывает усилен­ное отделение пота. Человек в этом отношении также сходится с травоядными и плодоядными.

Мы не без причины испытывали терпение читателя довольно уто­мительными подробностями из области сравнительной анатомии и физиологии. Необходимо бороться с ложными мнениями, особенно тогда, когда их разделяет не только обыкновенная публика, но и люди с научным образованием. Давно ли говорили с полным убеждением о клыках или «собачьих зубах» и простом желудке человека, как об очевидном доказательстве того, что ему сама природа пред­назначила в пищу мясо! Если это действительно доказательство, то, как видел читатель, оно в еще большей мере должно относиться к обезьянам: ведь у них «собачьи зубы» гораздо длиннее и крепче, чем у человека, так что зоологам нужно поторопиться исправить существующую классификацию животных и причислить к плотоядным и всеядным всех животных, которых теперь помещают в отряд приматов.

Однако, за исключением человека, в отряде приматов нет ни одного животного, которое в природном состоянии не питало бы органического отвращения к мясу (Брока, Мизарт, Оуэн и др.)! К прирученным обезьянам это не вполне применимо: в известном сочинении Брема, например, приводятся рассказы о том, что ручные обезьяны охотно едят вареное мясо, пьют водку и курят табак, следовательно, так же способны приобретать искусственные потребности, как и человек.

Пуше (Pluralite de la race humaine, стр. 39) замечает, что и устройство зубов, и пищеварительные органы человека представляют «столько доказательств его первобытной плодоядности…» Мнение это разделяет и профессор Оуэн: по его словам, человекообразные и вообще все четверорукие питаются исключительно плодами, зернами и другими питательными или сочными произведениями растительного царства, так что, принимая в расчет весьма близкое анатомическое строение этих животных с человеком, последнего также приходится считать плодоядным.

То же самое мнение высказывали Кювье (Regne animal), Линней, профессор Лауренс (Lectures on Physiology), Чарльз Белл (Diseases of the Teeth), Гассенди, Флуранс и множество других известных ученых. Вот что говорит Флуранс: «Человека нельзя причислить ни к плотоядным, ни к травоядным. У него нет ни четырех желудков, ни такого кишечника, ни таких зубов, как у жвачных животных. Рассматривая эти органы у человека, мы должны прийти к заключению, что по своей природе и происхождению он плодояден, подобно обезьяне».

Нам могут возразить, что, если человек по своему устройству и природным инстинктам должен питаться плодами и семенами, то ему не следовало бы употреблять в пищу зелень и корни, так как это скорее пища травоядных, а мы сами доказывали, что их организация во многом отличается от организации человека. Можно, наконец, сказать и то, что совсем напрасный труд доискиваться, к какому разряду животных ближе всего стоит человек, если он, в противоположность всем животным, умеет заменять природу искусством и, с помощью огня, приправ и гарниров есть не только без отвращения, но даже с аппетитом и свободно переваривать пищу тигра, волка и гиены.

Эти возражения не лишены видимого основания. Отвечая на них, я, прежде всего, считаю своей обязанностью высказать прямо, что, действительно, наиболее естественная и самая лучшая пища для человека – это невареные плоды и семена растений, а не сами растения целиком, с листьями и корнями. Но, благодаря стечению многих естественных и искусственных условий, этот наилучший источник питания стал недоступен для значительной части населения земного шара, и увеличение числа предметов потребления при помощи кухни было делом необходимости и благоразумия. Употребление огня есте­ственно и законно для растительных произведений, — вроде трав, кореньев, твердых плодов, которые в сыром виде не подходят к анатомическим и физиологическим особенностям человеческого организма.

Настоящие плодоядные, к которым по своей природе принадлежит человек, не отказываются есть такую вареную пищу даже в тех странах, где много фруктов. Как известно, в Парижском Jardin des Plantes и других зверинцах ежедневная пи­ща мартышек состоит из яблок, салата, вареного картофеля и хлеба; следовательно, в ее состав входят: семена злаков, корнеплодные растения, трави и плоды. Такая пища не только не про­тивна этим любителям плодов, но, напротив, возбуждает аппетит одним своим видом и запахом и даже в сыром виде привлекательна для их зрения, обоняния и воображения. А для человека выбор между крайностями естественности и искусственности между садом и бойней, несравненно разнообразнее, чем для любого существа из породы человекообразных, и, что еще важнее, этот выбор связан с гораздо более глубокими, не зоологическими соображениями.

Жизнь земледельца и садовода вполне совместима с требованиями личной и общественной гигиены, с выгодами частного и государственного хозяйства, с идеалами нравственности, наконец, с высшими стремлениями к красоте, к добру, к истинной философии — стремлениями, одушевляющими лучшую часть просвещенного человечества. Напротив, как читатель увидит из последующего изложения, все эти требования, все эти лучшие чувства нарушаются и оскорбляются благодаря злоупотреблению поваренным искусством, которое сделалось в руках человека средством низвести себя до уровня хищного животного.

Но, может быть, превращение человека из существа плодоядного в плотоядное и всеядное дало ему какие-нибудь преимущества, улучшило его природные качества? Ведь кроме превратного представления об организации человека довольно распространено и другое, столь же превратное мнение: полагают, что мясная пища представляет наилучший источник физической силы; чтобы быть крепким, сильным, полным мышечной энергии, необходимо есть как можно больше мяса. Это мнение, как и то, которое мы только что разобрали, находит себе сторонников не только в обществе, но и среди врачей и профессоров медицины; эти люди науки частенько придерживаются ходячих мнений вовсе не на основании научных исследований, а про­сто по рутине.

Мы ежедневно встречаем на улицах, на полях самое очевид­ное опровержение этого мнения. Самые сильные, выносливые и полез­ные рабочие животные не только не пользуются мясною пищею, но и не терпят ее. В этом отношении с ними нельзя и сравнивать их упитанных мясом хозяев. Все работы на земном шаре произво­дятся травоядными животными: лошадьми, мулами, волами, верблюдами, слонами; они пашут поля, с их помощью строят города, они служат во время войны и дают нам возможность путешествовать; бла­годаря им создалась наша цивилизация, торговля и народное благосостояние.

Ни одно плотоядное животное не может спорить в силе с травоядным носорогом: он почти без усилия ломает деревья и разметывает сучья, как былинки. Ни один хищник не обладает силой и выносливостью лошади; она возит громадные тяжести с утра до вечера почти без отдыха; недаром лошадиная сила сделалась поговоркой. По словам Дюшаллыо, горилла — а она питается только плоски и орехами — на его глазах, по-видимому, без всякого усилия, переломила пополам ружье, выпавшее из рук одного из охотников; известный естествоиспытатель доктор Дункан утверждает, что горилла в своих родных лесах — это более, чем соперник африканского льва.

Буйвол, бизон, бегемот, бык, зебра, олень — это образцы или громадного роста и непомерной силы, или поразительной пропорциональности членов; а они заимствуют у природы ее жизненные эле­менты не при посредстве мяса и крови себе подобных животных, а берут их из первоисточника живой силы — из диких растений, плодов и степных трав.

В животных плотоядных, кроме кровожадных, бросается в глаза еще одно ужасное качество — свирепость. Если же мы будем искать силы, выносливости, отваги и понятливости в работе, нам придется обратиться к тем животным, которые с начала истории человечества делят с ним его судьбу, успехи и завоевания.