Возвращение Пола Миллера

Пол впервые посетил Сеть в 12 лет. В 14 работал веб-дизайнером. В 26 устал и решил прожить год без интернета. И вернулся

Я был неправ.
Год назад я покинул Интернет. Я думал, что он пагубно влияет на мою продуктивность. Я думал, что ему не хватает смысла. Я думал, что он «развращал мою душу».

Уже год прошёл с тех пор, как я «сёрфил по Сети» или «проверял почту» или «лайкал» что-либо в фигуральном смысле заместо обычного «пальца вверх». Я научился оставаться отключённым, как и планировал, я свободен от Интернета.
Теперь я собираюсь рассказать вам, как всё это решило мои проблемы. Я собирался быть просвещённым, более «реальным». Более совершенным.
На самом деле сейчас 8 вечера, и я только проснулся. Я спал весь день, проснулся с восемью сообщениями на голосовой почте от друзей и коллег. Я пошёл в своё обычное кафе за обедом, игрой Knicks, двумя моими газетами и копией The New Yorker. А сейчас я смотрю «Историю игрушек», попутно уставившись и моргая на мигающий курсор в этом текстовом документе, надеясь, что он напишет себя сам, сгенерирует те прозрения моей жизни, которых я не смог достичь.
Я не хотел встречать такого Пола в конце моего годового путешествия.
В начале 2012-го мне было 26 лет, и я выдохся. Я хотел вырваться из современной жизни — бесконечного цикла входящих
e-mail'ов, непрекращающегося потока информации из Всемирной паутины, заглушающего моё здравомыслие. Я хотел сбежать.

Я думал, что Интернет может быть неестесственным состоянием для нас, людей, или по крайней мере для меня. Может, я был слишком зависим, чтобы справиться, или слишком импульсивен, чтобы ограничить себя. Я постоянно пользовался Интернетом с 12-ти лет и не представлял своей жизни без него с 14-ти. Я прошёл путь от разносчика газет до веб-дизайнера, а затем до технологического писателя (technology writer) меньше чем за 10 лет. Я жил с ощущением непрерывности подключения и бесконечности информации. Мне было интересно, что ещё жизнь может предложить. «Реальная жизнь», если можно так выразиться, ждала меня по другую сторону веб-браузера.

Моим планом было уйти с работы, переехать в дом своих родителей, читать книги, писать книги и валяться на диване в перерывах. Одним махом я бы преодолел все подступающие ко мне кризисы. Я бы нашёл настоящего Пола где-то далеко за гранью шума и стал бы лучшей версией себя.

Но по некоторым причинам The Verge хотели заплатить мне за уход из Интернета. Я мог оставаться в Нью-Йорке и делиться своими открытиями с миром, транслировать свою свободную от Интернета жизнь жителям Сети, распространять мудрость со своей высокой башни.

Моей целью как технологического писателя было узнать, что сделал со мной Интернет за все эти годы. Понять Интернет, изучая его «на расстоянии». Я бы не просто стал лучшим человеком, я бы помог всем нам стать лучшими людьми. Как только мы поймём, как Интернет развращает нас, мы наконец-то сможем противостать этому.

В 23:59, 30 апреля 2012 г. я выдернул свой Ethernet-кабель, отключил Wi-Fi и сменил смарфтон на простую «звонилку». Это было действительно хорошее чувство. Я ощущал свободу.

Несколько недель спустя я обнаружил себя в толпе с 60 000 ультраортодоксальных евреев, набившихся на городскую поляну Нью-Йорка, чтобы познать опасности Интернета от самого уважаемого в мире раввина. Серьёзно. За пределами стадиона меня заметил человек, размахивающий одной из моих статей об уходе из Интернета. Он был в восторге от встречи со мной. Я принял решение уйти из Интернета по многим причинам, схожим с его религией, выражавшей опасения о современном мире.

«Он перепрограммирует наши взаимоотношения, наши эмоции и нашу чувствительность,» — сказал один из раввинов. — «Он уничтожает наше терпение. Он превращает детей в кликающие овощи».

Это должно было быть потрясающе.

Мне снился сон

Всё начиналось прекрасно, скажу я вам. Я действительно ограничил себя и получал удовольствие. Моя жизнь была полна незапланированных событий: встреч, фризби, велопоездок и греческой литературы. Без чёткого понимания, как это получилось, я написал половину своего романа и практически каждую неделю отправлял эссе в The Verge. В один из первых месяцев мой босс выразил лёгкое разочарование по поводу того, сколько я писал, чего никогда не случалось ни ранее, ни с тех пор.

Я сбросил 15 фунтов веса без каких-либо усилий. Купил новую одежду. Люди продолжали говорить мне, как хорошо я выглядел, каким счастливым я смотрелся. Во время одного из осмотров мой терапевт буквально сам похлопал себя по плечу.

Я был немного скучающим, немного одиноким, но обнаружил чудесные изменения в своей жизни. В августе я написал: «Скука и недостаток мотивации принуждают меня делать вещи, которые действительно для меня важны, например, писательство или проведение времени с другими людьми». Я был полностью уверен, что у меня всё под контролем, и всем об этом говорил.

После того, как моя голова очистилась, повысилась устойчивость внимания. В мой первый или второй месяц 10 страниц «Одиссеи» были каторгой. Теперь я могу прочитать 100 страниц в один присест, а если читается легко и я увлечён, то и несколько сотен.

Я научился воспринимать идеи, для которых мало поста в блог, но достаточно изложения размером с роман. Вырвавшись из безэховой камеры Интернет-культуры, я обнаружил, что мои идеи развиваются в новых направлениях. Я ощущал себя по-другому, немного эксцентрично, и мне это нравилось.

Избавившись от любимого смартфона, я был вынужден вылезать из скорлупы в сложных социальных ситуациях. Оказывается, без своей постоянной рассеянности я был более внимателен к другим людях. Я больше не мог поддерживать взаимоотношения в Твиттере — я должен был найти их в реальной жизни. Моя сестра, ранее тщетно пытавшаяся поговорить со мной, пока я слушал её лишь наполовину, теперь обожает наши разговоры. Она говорит, что я менее отстранён эмоционально и больше забочусь о её состоянии — в общем, я стал в меньшей степени кретином, чем был.

К тому же, не знаю, как соотнести это с остальным, но я плакал во время просмотра «Отверженных».

В те первые несколько месяцев казалось, что моя гипотеза подтвердилась. Интернет удерживал меня от истинного себя, лучшего Пола. Я воткнул вилку в розетку и зажёг свет.

Суровая реальность

Когда я покинул Интернет, я думал, что мои журнальные статьи будут чем-то вроде «Я использовал бумажную карту сегодня, и это было ржачно!» или «Бумажные книги? Это что такое?!» или «У кого-нибудь есть скачанная Википедия погонять?». Этого не произошло.

По большей части практические аспекты этого года прошли незамеченными. У меня не было проблем с ориентированием по Нью-Йорку, а в других местах я покупал бумажные карты. Оказалось, что бумажные книги действительно хороши. Я не сравнивал цены на билеты, а просто звонил в Delta и брал то, что они предлагали.

В общем-то, большинству вещей, которым я учился, можно научиться как с Интернетом, так и без него — не нужно садиться на годовую Интернет-диету, чтобы осознать, что у твоей сестры есть чувства.

Большой переменой стала «обычная» почта. В этом году я завёл почтовый ящик (P.O. Box), не могу передать, сколько радости он приносил мне, будучи забитым письмами от читателей. Это нечто ощутимое, и такое не передать электронной открыткой.

Очаровательным, аккуратным почерком одна девушка написала на настоящем листе бумаги: «Спасибо, что ушёл из Интернета». Не как оскорбление, а как комплимент. Это письмо очень много для меня значило. Но потом я почувствовал себя плохо, потому что никогда не писал ответных писем.

И тогда, по некоторым причинам, даже походы на почту стали для меня работой. Я начал бояться писем и уже был готов отсылать их назад. Как оказалось, дюжина писем в неделю по тяжести нагрузки сравнима с сотней e-mail'ов в день. И так всё происходило в большинстве сфер моей жизни. Хорошая книга требовала мотивации для чтения независимо от того, есть у меня Интернет в качестве альтернативы или нет. Выход из дома для встречи с людьми требовал ровно столько же смелости, сколько и обычно.

На заре 2012-го я научился принимать неправильные решения по-новому, без Интернета. Я забросил свои хорошие привычки и нашёл новые пороки. Вместо того, чтобы превращать скуку и недостаток мотивации в обучение и креативность, я обратился на сторону пассивного потребления и социального отшельничества.

В новом году я уже не катаюсь на велосипеде так часто. Мой фризби собирает пыль. Неделями я не встречаюсь с людьми. Моё любимое место — диван. Я закидываю ноги на кофейный столик, играю в видеоигру и слушаю аудиокнигу. Выбираю какую-нибудь бессмысленную игру вроде Borderlands 2 или Skate 3, в то время как мой мозг релаксирует под аудиокнигу или просто тишину.

Люди, которые нуждаются в других

Итак, моральные выборы не так уж и изменились с отсутствием Интернета. К практическим вещам вроде бумажных карт и шопинга не так уж сложно привыкнуть. Люди всё ещё рады указать вам правильное направление. Но без Интернета стало действительно сложно искать людей. Сделать телефонный звонок труднее, чем послать e-mail. Легче послать SMS или встретиться в видеочате, чем приехать к кому-то домой. Не то чтобы эти препятствия непреодолимы. Я преодолевал их в начале, но не смог довести начатое до конца.

Трудно сказать, что на самом деле изменилось. Думаю, те первые месяцы были так хороши потому, что я чувствовал отсутствие давления со стороны Интернета. Моя свобода была ощутима. Но когда я перестал смотреть на свою жизнь в контексте «я не пользуюсь Интернетом», существование вне Сети стало рутинным, и начали проявляться мои худшие стороны.

Я мог сидеть дома по несколько дней в то время. Мой телефон мог разрядиться, и никто не мог со мной связаться. В какой-то момент родителям надоедало гадать, жив я или уже нет, и они посылали сестру ко мне домой. В Интернете было легко убедить людей в том, что я жив-здоров, было легко взаимодействовать с коллегами, быть значимой частью общества.

Столько было исписано страниц, высмеивающих ложный концепт «друга на Facebook», но я могу сказать вам, что «друг на Facebook» лучше, чем ничего. Мой лучший «друг на расстоянии», единственный, с которым я созванивался каждую неделю на протяжении многих лет, переехал в Китай в этом году, и с тех пор я больше с ним не разговаривал. Мой лучший друг, живущий в Нью-Йорке, просто растворился в своей работе, в то время как я не смог уследить за крахом наших планов.

Я выпал из жизненного потока.

В марте этого года я по иронии судьбы посетил конференцию в Нью-Йорке под названием «Теоретизируя Всемирную паутину». Она была полна аспирантов и прочих учёных, выступающих со сложными докладами об определении реальности, о том, как выглядит феминизм в пост-цифровой эре и прочих подобных вещах. Поначалу я был немного самодоволен, потому что думал, что они имеют дело только с теориями, подразумевавшими, что Интернет был во всём, в то время как я познавал обособленную жизнь. Но после я поговорил с Нэйтаном Юргенсоном (Nathan Jurgenson), теоретиком, помогавшим организовать конференцию. Он обратил внимание на то, что в виртуальном есть много «реального», и в реальном полно «виртуального». Когда мы используем телефон или компьютер, мы всё ещё люди из плоти и крови, занимающие пространство и время. Когда мы скачем где-нибудь в поле, отбросив куда-нибудь далеко свои гаджеты, Интернет всё ещё влияет на наше мышление: «Твитну ли я об этом, когда вернусь?».

Моим планом было оставить Интернет и таким образом найти «настоящего» Пола, войти в контакт с «реальным» миром, но настоящий Пол и реальный мир уже неразделимо связаны с Интернетом. Я не к тому, что моя жизнь не изменилась с отказом от Интернета, а к тому, что это не была настоящая жизнь.

Семейное время

Пару недель назад я поехал в Колорадо, чтобы увидеться со своим братом до того, как его перебросят в Катар вместе с ВВС. У него был маленький ребёнок, пятимесячная полнощёчка по имени Касия (Kacia), которую я видел только на фотографиях, любезно высланных по почте моей золовкой. Я провёл с братом один день и на следующее утро поехал с ним в аэропорт. Ошарашенный, я смотрел, как он целует на прощание свою жену и детей. Несправедливо, что ему нужно было уезжать. Он являлся героем для своих детей, и я ненавидел тот факт, что ему придется покинуть их на 6 месяцев.

Мои коллеги Джордан и Стефан встретили меня в Колорадо, чтобы отправиться в дорожное путешествие назад, в Нью-Йорк. Идея была в том, чтобы сжать весь мой год в маленький документальный фильм и провести часы в дороге за обсуждением того, что со мной произошло и что может произойти позже. Прежде чем мы уехали, я провёл ещё немного времени с детьми, стараясь изо всех сил помочь своей золовке, быть супер-дядей. Потом нам нужно было уезжать.

В дороге Джордан и Стефан задавали мне вопросы. «Как думаешь, ты был слишком строг к себе?» — «Да». «Был ли этот год успешным?» — «Нет». «Чем ты хочешь заниматься, когда вернёшься в Интернет?» — «Хочу стараться для других людей».

Мы сделали остановку в Хантингтоне, Западная Вирджиния, чтобы встретиться с моим героем, Джастином МакЭлроем (Justin McElroy) из Polygon. Я встречался с Нэйтаном Юргенсоном в Вашингтоне. Я много думал о том, мог бы я преуспеть в Сети в тех вещах, в которых потерпел поражение вне её. Я просил совета.

Что я точно знаю, так это то, что я не могу винить Интернет, или любые обстоятельства в моих проблемах. У меня сохранились многие из моих приоритетов, которые я имел до ухода: семья, друзья, работа, обучение. У меня нет гарантии, что я буду придерживаться их по возвращении — скорее всего, не буду, если быть честным. Но по крайней мере я буду знать, что Интернет не виноват. Я буду знать, кто за всё отвечает и кто может всё исправить.

Во вторник, в последнюю ночь нашего путешествия мы остановились возле реки, текущей из Нью-Йорка, чтобы сделать снимок Манхэттеновского горизонта из Нью-Джерси. Это была холодная, ясная ночь, я прислонился к хлипким перилам моста и пытался принять удобную позу для снимка. Я был так близок к Нью-Йорку, так близок к завершению. Я тосковал по спокойному одиночеству своей квартиры и немного боялся возвращаться к изоляции. Через две недели я вернусь в Интернет. Я чувствовал поражение. Чувствовал, будто я вновь опускал руки. Но я знал, Интернет — это место, где я должен быть.

12:00, 1 мая 2013 г.

Я прочитал столько постов в блогах, журнальных статей и книг о том, что Интернет делает нас одинокими, или глупыми, или глупыми и одинокими сразу, что начал им верить. Я хотел выяснить, что Интернет «делал со мной», чтобы я мог противостоять. Но Интернет — это не индивидуальная гонка, это что-то, что мы делаем вместе, друг с другом. Интернет там, где люди.

В мой последний день в Колорадо я сел рядом со своей пятилетней племянницей Казайей (Keziah, ох уж эти имена — прим. пер.) и попробовал объяснять ей, что такое Интернет. Она никогда о нём не слышала, но зато много общается в Скайпе со своими бабушками и дедушками. Я спросил, не интересовалась ли она, почему я не звонил ей в Скайпе в этом году. Она интересовалась.
«Я думала, ты просто не хотел» — сказала она.
Со слезами на глазах я нарисовал ей, что такое Интернет. Нарисовал компьютеры, телефоны и телевизоры с тонкими линиями, соединяющими их. «Эти линии — Интернет». Я показал ей мой компьютер, нарисовал к нему линию и стёр её.
«Я прожил год, не используя Интернет,» — сказал я ей. — «Но сейчас я возвращаюсь назад и смогу звонить тебе снова.»
Когда я вернусь в Интернет, я, возможно, не буду использовать его правильно. Возможно, я буду тратить время, отвлекаться или кликать не по тем ссылкам. У меня не будет столько времени для чтения, самопознания или написания великого американского фантастического романа.

Но по крайней мере я буду на связи.

Источник Your text to link...