Художественное изложение реального случая

Расскажу-ка я вам историю… Новогоднюю… За достоверность и точность в мелочах особо не ручаюсь, поскольку пересказываю из третьих рук, так сказать.
Было это лет шесть-семь назад на окраине одного большого города Рассейского. Ну как на окраине? Можно сказать в деревушке, до которой, разрастаясь вширь, добрался город… Ну так вот, шёл тридцатого декабря поздно вечером один мужик домой, шёл, естественно приняв по случаю предстоящего праздника. Насвистывал, поругивал морозец двадцатиградусный, шёл с лёгким сердцем, с зарплатой и подарками. Дома – жена умница, к столу праздничному готовит-наготавливает, детки четверть без троек закончили, и, опять же, завтра любимый всеми праздник… И так светло у него на душе было, так хотелось этим нехитрым счастьем с кем-нибудь поделиться, что выбежавшему из переулка псу он обрадовался как родному. «Ух ты, хорошая псина, иди, на-ка тебе колбаски» — слегка заплетающимся языком, но с ласковым умилением произнёс он. Но пёс, лишь мимолётно взглянув на предложенное угощение, заскулил и отбежал метров на пять обратно в переулок. «Куда ж ты, глупый? Хорошая ж колбаса!» — машинально продолжая протягивать угощение, он сделал следом несколько шагов… За поворотом, не сразу заметный из-за куста, присыпанного снегом, сидел на скамеечке человек, привалясь к забору. «А, мужик, это твоя псина?» — добродушно спросил он. Ответа не последовало… «Хм… ты чё, уснул?» — он подошёл поближе…



Лёгкий парок дыхания сидящего успокоил внезапно появившуюся смутную тревогу, а сильный запах свежевыпитого подтвердил высказанное предположение. «Мужик, ты это… слышь… домой иди, замёрзнешь тут, зима же, мороз йопт …давай, вставай, пойдём… ты где живёшь-то?» Ответом было неразборчивое бормотание. Поняв, что дискуссия не удалась, он немного потоптался, зачем-то глядя по сторонам, словно ожидая, что из морозной синевы появится некто, готовый подсказать – кто этот неизвестный на лавке… «Ну а ты, псина? Покажешь, где вы живёте?» Но пёс лишь тихонько заскулил и прилёг у ног сидящего, будто готовясь всю ночь ожидать – когда же проснётся хозяин… «Ну чё делать… пойдём ко мне, проспишься, а утром выясним – кто ты» — произнёс он скорее для себя, чем для пребывающего в прострации встречного, помог тому подняться и потихоньку повёл к себе домой, благо идти оставалось всего квартал. Собака грустно плелась следом, видимо привычная к такому способу транспортировки хозяина домой, и безропотно свернулась калачиком в прихожей, так и не притронувшись к оставленному возле морды куску колбасы. Дома наш герой, не слишком вслушиваясь в причитания недовольно-удивлённой жены, сгрузил почти висевшего на нём подопечного на коврик в ванной комнате. Не в комнате уложил потому, что наряженная в зале двухметровая в диаметре ёлка заняла всё пространство, на котором иначе можно было бы постелить пришельцу. «Ничё, полежит до утра, оклемается… утром водички попьёт, ещё спасибо скажет, что на улице замерзать не оставили» — рассудил он и улёгся в заранее заботливо расстеленную женой постель. Время было позднее, дети угомонились и даже, кажется, уснули, стояла мягкая, обволакивающая, уютная тишина, присущая добротным частным домам. С мороза его разморило, и уже через несколько минут он провалился в глубокий сон без сновидений. А тем временем…
Его супруга, неодобрительно косясь в сторону ванной комнаты, ставшей на ночь прибежищем неизвестного пьяного, лепила на кухне манты к праздничному столу. Беззвучно шевеля губами пересчитывала лежащие ровными рядками, потенциально-аппетитные заготовки, «хватит ли… сестра придёт с мужем, с детьми, сваха, подруга Наташка точно явится с новым хахалем, а Зинка обещала, да не придёт, поленится, а вот первого числа придёт, да не одна, и соседке, тёте Паше надо с пару десятков отнести, да ещё мандаринов и конфет захватить, её внук летом помогал на огороде, хороший мальчишка, а тётка Паша его одна воспитывает, вдвоем на одну пенсию, что там накупишь-то к праздничному столу»… Почти убаюканная этим внутренним монологом и монотонными движениями, она непроизвольно вздрогнула, осознав, что уже второй или третий раз слышит раздающийся, словно ниоткуда, полухрип-полустон. «Тьфу! – вздохнула с облегчением, найдя источник звука, — это тот, в ванной…» — тихонько подошла к двери… Стон не повторился… Более того, казалось, что вообще все звуки исчезли, словно заложило уши … Простояв пару минут в напряжённом молчании, она не выдержала и пошла в спальню. Потрясла мужа за плечо – «слушай, там этот… глянь, он вроде не дышит…» Но благоверный издал в ответ протестующее против побудки бормотание, вывел носом особо залихватскую руладу и продолжил мирно посапывать. Не добудившись мужа, она прошла на цыпочках в детскую и включила ночник на тумбочке у кровати старшего, двенадцатилетнего, сына. «Олеееж… Олежаа – позвала тихонько, — сынок… пойдём со мной… мне одной страшно… там папа пьяного привёл, в ванной он спал, а щас помер штоли…» — она испуганно всхлипнула. Сын чуть привстал, опираясь на локоть, и непонимающе уставился на неё, спросонок усиленно тараща глаза и моргая. …… «Мам, я не пойду, я боюсь! – он зябко закутался в соскользнувшее было с плеч одеяло, – скажи папе!». «Он выпил, я не могу его добудится, — она грустно вздохнула, — ну ладно, спи…» Снова вышла в коридор, постояла, вслушиваясь в тишину дома, совсем недавно такую ласковую, а сейчас давящую на плечи, на сердце… Замирая после каждого шага подошла к двери ванной… Затаив дыхание приоткрыла… ТОТ лежал на месяц назад любовно связанном ею из длинных лоскутков коврике, и не-ды-шал… Свет из коридора отразился в его открытых глазах… Толи несколько секунд, толи целую вечность она смотрела зачарованно, потом резко закрыла дверь. «Господи, что ж я стою-то, надо ж скорую вызвать…» Стараясь унять бьющую её дрожь, она вернулась на кухню, взяла телефон. «Алло, это скорая? Приезжайте скорей, у нас тут, кажется, человек умер!» – и только выпалив полушёпотом эту фразу, поняла, что сказать надо было совсем по-другому, что теперь не приедут скоро… «Милицию вызвали? – недовольно-сонно ответила трубка, — милицию вызывайте». «Зачем милицию? Он сам помер…» — растерялась она. «Женщина, мне отсюда не видно, как он помер. Вызывайте милицию, положено так». «А может и не помер, может он без сознания!» — но трубка уже загудела как-то обречённо длинными гудками. «Господи, да что ж такое-то» — пытаясь унять внутреннюю истерику, она набрала 02. «Отправь 03 на номер 02, и тебя заберут и вылечат» — вспомнилось не ко времени. Она нервно усмехнулась. «Милиция? У нас человек, кажется, помер, — она попыталась в нескольких словах обрисовать ситуацию, — пожалуйста, позвоните, скажите, чтобы скорая его от нас забрала!». «Адрес? Ничего не трогайте, к вам приедут» — снова гудки… «Два часа ночи… эти тоже врядли скоро приедут… В этот момент завыла собака… «Это его собака, значит он и правда умер, — подумала как-то отстранённо, потом – только бы дети совсем не испугались» — прошла в детскую. Старший сидел на кровати, с головой закутавшись одеялом, одни глаза видны… «Ложись, сынок, — сказала она устала, — ложись, спи, я милицию и скорую вызвала, приедут, всё нормально будет». «Посиди здесь…». «Хорошо, посижу», — присела на край кровати младшего, который тоже проснулся и смотрел удивлённо. «Мам, собачка плачет», — сказал он. «Да, сынок, плачет, ей грустно. А ты спи. Собачка завтра пойдёт домой и всё будет хорошо». Полчаса прошли в молчании и напряжённом ожидании. Пёс не замолкал… Заметив что губы у младшего сынишки дрожат, и что он вот-вот расплачется, она ни слова ни говоря прошла в прихожую. Собака при её появлении смолкла… «Иди, иди, — поманила она пса, — пойдём, я тебя выпущу, иди домой». Пёс опустил голову, глухо заворчал, но подчинился. Захлопнув за ним калитку, она немного постояла во дворе, вдыхая морозный воздух и пытаясь привести мысли и чувства в порядок. «Ничего, наступит утро, всё образуется…». Вернулась к детям, выключила ночник – «спите» — села в кресло, и, к собственному удивлению, через несколько минут почувствовала, что засыпает… Усталость и нервное утомление взяли своё… «Ёшкин кот! Мать твою жопец!» — разбудил её голос мужа. Звучал он так непривычно растерянно, что она в один момент вспомнила – что произошло. Бросив взгляд на детей, — «спят» — она вышла в коридор, плотно притворив за собой дверь. «Ты в милицию, в скорую звонила? — спросил он уже деловито, поспешно одеваясь, — пойду я искать – чей он, соседей поспрашиваю, может его кто знает. Я его сфоткал на мобилу». Она только покивала в ответ… Было восемь часов утра… К двум, когда наконец-то приехали милиция и скорая, она, не переставая верить, что всё-таки всё как-то образуется, успела и наплакаться, и наделать салатов, благо, дети после завтрака убежали кататься на горке… «Сердце, — равнодушно констатировал врач, — не надо было ему столько пить». После полуторачасовых расспросов-допросов-уточнений-и-дополнений, все приехавшие вдруг как-то дружно потянулись на выход, словно вспомнив, что и их дома вечером ждут ёлки и накрытые столы. «Стойте!.. А тело??? Почему вы его не забираете???» — она едва нашла силы, чтобы произнести это достаточно громко для того, чтобы быть услышанной. «Труповозку вызвали, ожидайте. Адресов много, могут сегодня и не успеть». В полной прострации она опустилась на стул… «Люсь, ты чё? Тебе плохо? Ну всё, успокойся, я нашёл» — она подняла глаза, — муж стоял рядом, протягивая стакан с водой. «Вот, это Борис, брат его жены». «Миш, они сказали, что наверно сегодня не заберууут» — срываясь на рыдания, произнесла она. «Щас всё уладим, — Борис был угрюм, но спокоен, — щас позвоним, куда нужно». «Алло? …не подскажите… а если я отблагодарю? … будьте добры…»… Машина пришла через четверть часа, Борис негромко переговорил, передал купюры, и тело вынесли…

И был вечер, и ёлка, и бой курантов, и брызги шампанского, и смех гостей, которые узнают о происшествии только спустя несколько дней…