Где-то

Ингурен



Нам сегодня не спится.
В разных точках планеты,
из параллельных жизней,
мы глядим сквозь оконные бреши
прямо в сердце ночного неба.
И скользя по клише человеческих смыслов,
видим яркий луны уголок и звезды-монеты — невзначай упуская черную глубину его.

Как хотелось бы видеть меньше.
Не хочу ничего усложнять — я вообще не любитель сложностей.
Я люблю хоть на «Вы», но по имени и без отчества.
Я люблю в благодарном своем мирке помолчать
при любой возможности — в удаленном кругу таких же счастливо больных одиночеством.

Где-то там…
«Будешь чай?» — окликает Геннадия
хлопотливо супруга Наденька.
У нее все поглажено и закатано,
ей нет дела до видов с закатами.
Он кивает, скрывая вздохи — что ж, давай, про «них» и «все плохо».
«Валик женится. Даша двойню родила, но от любовника.
А ее мужу, Сереге, дали полковника».
… Он надеется, что однажды
не дождется конца ее новостей,
и ей будет потом чем развлечь женского рода гостей,
упоенно рассказывая,
как он штукатурку снес, когда, уходя, дверью хлопнул.
Но и тут он — не герой ее романа,
не ударит, не крикнет, не топнет.
Ушел бы с одним чемоданом
или вообще без него, но она же себя загрызет — вы же знаете как с нами, гениями самокритики.
И уж лучше мебель делить, пилить, юлить, подавать на развод,
чтобы мысли ей облегчить — пусть считает его виновным.
А пока она ему про большие квартплаты,
его взгляд тянется вдаль куда-то,
мимо звезд, в черноту одиночества.
Привет тебе, через Антарес шлю, Гена без отчества.

Без отчества — это как без отечества.
Это всадник кочевой пыльных таврийских степей,
не имевший — и потому не терявший корней.
Ему домом — запах травы и конского пота.
Ему небо — Папая обитель.
Имя ему — Сколот, гордый Воитель.
Об этом не ведает его горемычный потомок — алкаш бесприютный Витя.
Не мог предвидеть и Прометей, как суждено будет правнукам
карму гордых скифских царей в наши дни отрабатывать.
Не понять Витеньке, из-за каких-таких хитросплетений генетических
не прельщают его особняки и тыщи,
и почему в современном социуме,
такие как он — не люди вольницы, а бесславно нищие.
Он собирает дары богов по мусоркам в неведении,
а если бы правду знал — то наверное б проклинал
за то, что вообще породили наследников,
те, чьи души застыли на каменных могилах курганом,
те, кого ставили в пример злые всадники Тамерлана.
Так ширится, пожирая прежде созданное,
столь дорогая сердцу моему энтропия.
Привет тебе, Виктор — не победитель,
через оконца космоса.

Сложнее всего отыскать простоту — что под носом, не за версту.
Неприятней всего осознать — ты обычный, каких миллиарды.
Гена с Витей играют на лавочке в парке в нарды,
Гена с Витей сегодня весь чемодан пропьют.
Надя плачет, глядя в трещину на стене,
Надя плачет, вспоминая его и ее отсутствие.
Он себя удивил — хлопнув дверью ей напослед,
а она — перестав вдруг нуждаться в чьем-то третьем присутствии.
Счет оплачен, свободны, больно еще слегка, — но зачем было думать, что можно знать что-то наверняка?

Где-то там…
за черным-пречерным лесом, на лунной опушке,
ты не спишь, рисуя фантазий своих узоры.
Удачное стечение географических обстоятельств:
нас разделяют не океаны и горы,
нас разделяют лишь пять секунд на подушке — мы во сне еженощно встречаемся.
Мы молчим с тобой так, что не нужно слов,
что не названо — того нет,
чего нет — то забвенье и бег минут не убьют.
Сквозь эфир, что вмещает пылинки звезд и осколки снов,
через неба бездонную тишину, — шлю свой теплый, тебе, привет.