1816 — Первый пароход пересек Ла-Манш. Вообще самый первый пароход с гребным колесом построил в 1807 году Роберт Фултон. Его детище получило имя «Клермонт» и курсировало от Нью-Йорка до Олбани по реке Гудзон. В силу настороженного отношения к новшеству еще несколько лет на морские рейсы пароходы вообще не ставили. Ну, а пересекшая в 1816 году English Channel судно было при постройке названо «Марджери». Однако его выкупил француз Пьер Андриэль, переименовал в «Элизу» да и дунул из Ньюхейвена в Гавр. А 29 марта, поднявшись по Сене, приплыли в Париж

1861 — Объединение Италии. Как ни сопротивлялись серьезные люди из Пьемонта, у которых была масса своих веских доводов против присоединения расширенного Сардинского королевства к Пьемонту, объединение итальянских земель, за исключением Венеции и Рима с областью Лацио, завершилось к концу 1860 года.
Общеитальянский парламент, который собрался в Турине, первой столице объединенной Италии, объявил, что королевство Италия состоялось и королем нынче будет Виктор Эммануил II, руливший до этого исключительно Пьемонтом. И конституция этой земли распространяется теперь на всю Италию. Ну, пахать и пахать для унификации законодательства, таможенных дел и денежной системы пришлось изрядно, в целом после средневекового разброда и шатания Италия довольно бодро рванула вперед.
Вообще, 1861 год был богат на знаковые события — отмена рабства в Штатах, крепостного права в России. Итальянцы со своим поводом подсуетились

1861 — Оглашение Манифеста об отмене крепостного права. Подписал его Александр II 19 февраля, ну а зачитали сие постановление во время обедни в Прощеное Воскресенье. Ну, там с отменой вопрос такой — до сих пор далеко не все в курсе…

Анна Танцюра



Воспоминанья давят наповал. Мой мир слагается из двух тетрадей, карандашей и белого вина, которое приходиться мне кстати. И сколько дней пройдёт, я всё еще смотрю в твои глаза, что смотрят с фотографий, и стон моих истерик и стихов, наверное, достоин монографий.
Я помню всё. Как-будто ты — не сон, тот полосатый свитер, что свисает на моей вешалке как память, только он уже твой запах мне не излучает. Ты не узнаешь, что было в ту ночь и как рвало меня, такую сильную, на части и что ты есть героем моих снов и что тебе я искренне желаю счастья.
Ты дерзок, независим и пьянящ, меня всё это сводит до экстазов и безразличие твоих сплочённых фраз не может не цеплять. Ты редкая зараза. Попался тут и бродишь между строк и что же мне – хоть в омут с головой – забыв про истину, про жизненный урок, что те, доступные, не нужные порою.
Я пью вино и ем французский сыр и выгляжу весьма приятно и счастливо. Но ты не знаешь, что ты – мой мим, что ты герой той театральной драмы, что для меня зовется моя жизнь. Ты просто каменною глыбой тут лежишь…

Патри



— Можно я пройду, как будто невидимый?

— Вы что, серьёзно? Работа не позволяет.

— Да я просто проскочу в эту щель, едва видимую.

— Побойтесь Бога, меня тут оштрафуют и потом захают.

— Бога? А кто он для вас?

— Ну ведь грех.

— А что Вы грехом называете?

— Слушайте, давайте не пудрить мозги. Денег нет?

— Не о том отвечаете, спрашиваете.

— Достали меня. Идите Вы вон, вообще.

— Да? А я там с утра моложусь, верчусь.

— С ума просто можно сойти.

— Для Вас грех не в том ведь, в чём я кручусь.

— Да мне всё равно. Отойдите.

— А Вы знаете, что я сделал с утра?

— Да какое мне дело? Вы не побриты.

— Я с утра утренником пахнул ребенка. Сын у меня. Девять лет.

— Я за Вас рада. У меня у котенка герпес выскочил.

— Сколько лет?

— Двенадцать. Какая Вам разница?

— Да уж старенькая ведь совсем…

— Послушайте, сегодня пятница. Идите да набухайтесь уже в хлам вообще… Я не выспалась. Круги под глазами. Бессонница не терпит тридцатилетних дур. Я, может, хочу, как развратница, сниться кому-то, а не доставать утюг….

— Послушайте, да Вы прекрасная, кто Вам сказал, что Вы дура вообще? В эту пятницу, хоть и развратницу, я бы хотел посвящать стихи жене. Но нет её. Убежала. Оставила. Я не виню. Сукой не называю. Просто мы, видимо, не совпали. Она другая. Да и я…

— Другая?

— Да нет. Забудьте. Вообще. Слишком уж больно разоткровенничался.

— Нет. Постойте.

— Да нет. Я вижу тут другую лестницу, по которой я…

— Убежите? От меня? Или от себя задумали? Вы как будто дышите и не решите, от кого уйти, отомстить кому-то. Вы ведь не спрячетесь.

— Да я знаю. Я вот сыну сегодня завязал шнурок. А сам сижу и думаю. Чуть не плачу. Сколько лет мне остался срок.

— Слушайте, а давайте мы выпьем кофе?

— Что, вот так? Просто? За углом?

— Ну а что? Ведь не даром спросят: где вы встретились? А потом?..

Миша Костров



Она под моими руками, как пластилин.
Плачет, говорит влюблена навек.
Я мутно курю, выпуская в свод потолка,
Слежу за мухой из полуприкрытых век.

Муха ползет, цепляясь за потолок, — Ей одиноко — голод, страшно на нас упасть.
Она — крылатый, маленький человек,
Которому не страшно перемахнуть через пропасть.

Людские тела болеют, им тяжело
Грешить со временем, красками молодясь.
Нас большинство — красивы фасады домов,
В которых никого не было отродясь.

Наводим тень на заборы, — бессмысленный марафет.
Выдаем словами голод, несем себя за версту.
Я бы любил тебя вечно, до самых звезд,
Но падаю, схватившись за пустоту.

Александр Олешко



Стою на краю, исход очевиден
Я тебе молчал, но и так все видно
Пытаюсь бежать, но счастье все дальше
Мои интересы …
Мои интересы ничего не значат
Слышишь …
Ничего не значат

Мечтаю красиво, прошлое давит
Змея очевидность, душу мне травит
Пытаюсь вернуться, но ты не пускаешь
Мои интересы …
Мои интересы разбиты о правду
Слышишь…

Разбиты об правду
Кап кап кап, слышу сейчас
Может ты пришла, дай мне еще один шанс
Пытаюсь покаятся, но ты молчишь
Твои интересы…
Твои интересы я представляю, малыш
Я представляю нас, Малыш

Сергей Анчуткин



Что-то, видно, со мной не так:
В голове моей не бардак,
Не война тараканов за власть,
Не забитый хламом чердак…

Что-то выключилось во мне.
Блымкнуло – и сошло на нет.
В разговоре не ищет тем,
И не бесится в тишине

Только пальцем – издалека:
«Вот – закат. А вон – облака…»
В общем – странная пустота,
Хотя, вроде бы – не тоска…

Надо, видимо мне поспать…
Надо срочно – сейчас же! – лечь
Чтобы ЭТО вернуло речь, 
Перестало во мне молчать!

Я проснусь и продолжу нить
Буду думать, хотеть, мечтать…
Только — вот ведь одна беда

Мне не хочется спать

Азайя



Ты олл дуинг механически
Выбираешь пальто, носишь сумку.
И программы есть ограниченные
Без ритма, без чувств, без дум.
Выбираешь девочек-кукол
С надутыми губками-пустыми внутри
Чтоб механически торкнула близость
Скачать новую версию промолюбви.
Механический се*с, кальян, клуб по субботам,
Антиапгрейд событий вчера
С лагами снова ползешь на работу
Механической пяткой по краю ковра.

Сергей Анчуткин



Я испытал катарсис,
Когда купил кота
Он сказал мне устало:
«Парень, пятая жизнь — не та...»
И прыгнул в форточку
Восьмой этаж, под окном мамы с колясками,
Поют колыбельные, ключами лязгают
Поят детей пивом и сказками.
Он приземлился строго на лапы,
Учтя все законы физики.
Он был просто котом, не писал стихи,
Вообще не признавал лирики.
И умер от тоски
Пролетая третий этаж, 
На котором кто-то кого-то
Любил.

Я остался на кухне один.
Сижу в застиранной майке,
В глазах — вода…
Его фото в инстаграме 
Собрало две тысячи лайков.

А завтра я испытал катарсис,
Купив шестого кота.

Лия Алтухова



Мы становимся крепче там, где ломаемся.
В каждом шраме — история, в каждой трещине — аисты
Гнезда вьют из нелепых событий и каюсь, но
эти драмы вечны и не стираются.
В каждой точке — скрытое многоточие,
Не сказать, не скрыть, не укрыться ночью и
Не согреться… Зимы нам покороче бы,
Стать сосредоточенным полуночником.
Если вновь писать — то не помнить адреса,
И бродить бессмысленно, в мыслях снова каяться,
По проспектам серым и обесточенным.

1831 — Опубликован «Собор Парижской Богоматери». Гениально. Шедевр. Книга на все времена… Что здесь добавишь? Конечно, мрачновато, мягко говоря, ну, да. Гюго не был весельчаком. Что еще? Написание наложилось по времени на очередную Парижскую революцию. Июль 1830-го, «Три славных дня», восстали, баррикадные бои, свергли Карла X, возвели его кузена. Может, тоже каким-то образом наложилось? Кто знает…

1915 — Прикрыли Питерский клуб «Бродячая собака». Да, спустя век с хвостиком мало кто помнит и знает, а это было очень популярное в те времена заведение. Поначалу здесь, в подвале дома Дашкова, тусил творческий люд, однако по мере роста популярности здесь начал зависать и цвет аристократического общества столицы. Ахматова не единожды вкрапляла упоминания о нем в свои произведения, завсегдатаем был Маяковский. А вот Блок откровенно недолюбливал это заведение. По весьма живучей легенде закрыт клуб был в результате затеянной Маяковским драке. На деле же, как обычно, все было гораздо проще. Первая мировая, сухой закон, объявленный с ее началом, запрет на торговлю спиртным, нарушаемый регулярно в арт-клубе. И князь Оболенский, по совместительству Питерский градоначальник, повелел закрыть заведение за нарушения…

2014 — «Референдум» в Крыму. Да, уже два года…