564
0,2
2015-07-04
Клад Смоленского помещика
6 фото via Андрей Рязанцев (Вокруг света)
Все началось с письма. Оно пришло нам, московским кладоискателям, от учителя сельской школы Михаила Семеновича Лаптева (фамилия изменена — А. Р.).
«Я давно занимаюсь краеведением, писал из смоленской глубинки Лаптев — то в одиночку, то с учениками обошел все окрестности. Места у нас исторические — одних старинных усадеб в округе можно насчитать не менее десятка. Рассказывают, что один местный помещик накануне войны 1812 года закопал клад. Помещик тот погиб на войне, наследники его долго искали клад да ничего не нашли. И деревенские наши искали, все овраги за усадьбой перекопали. Признаться, и я в молодости выходил с заступом… Мне кажется, в этой легенде есть правда — я сужу по архивным данным...»
Известно, что легенд о кладах много. И, как показала практика, они в основном представляют лишь фольклорный интерес. Но эта ссылка в письме на архивные данные… Короче — мы не устояли и отправились в дорогу.
Никакого специального снаряжения у нас не было. И спонсоров, способных расщедриться на аппаратуру магнито-сейсморазведки, тоже. Мы взяли с собой только металлоискатель «Фишер». С нами поехал и Карен Геворкян, которыи считает себя лозоходцем и иногда попадает в точку.
До цели мы добрались без приключений. На окраине села, над прудом, в заросшем пейзажном парке виднелся хорошо сохранившийся деревянный усадебный дом с двумя боковыми флигелями. На другой стороне пруда среди черных ветвей деревьев виднелись мрачные руины полуразрушенной церкви с колокольней. За церковью начинались те самые овраги, о которых писал в письме учитель; по оврагам петляла небольшая речушка.
Михаил Семенович Лаптев оказался еще довольно молодым человеком. Он откровенно был удивлен нашему появлению, так как, по его признанию, сомневался, что «вы там, в Москве, обратите внимание на мое письмо». Весь вечер допоздна мы пили чай с учителем, и он рассказывал нам историю усадьбы.
Местный помещик (фамилию я намеренно опускаю — А. Р.) был довольно крупным по здешним меркам землевладельцем, вдобавок, связанным родственными узами с петербургским купцом-пройдохой, выбившимся из крепостных в дворяне, неким Барышниковым, от которого ему перепала немалая толика богатств.
Незадолго до начала Отечественной войны 1812 года помещик затеял строительство обширного каменного дома со службами, однако успел возвести только флигель и «нулевой цикл» главного дома. После Смоленского сражения, когда стало ясно, что французы вот-вот придут сюда, помещик, по рассказам очевидцев, выехал из усадьбы в карете, сопровождаемый двумя слугами и почти без вещей. Рассказывают, что потом он вступил в ополчение и погиб в Бородинском сражении.
Но где же барышниковское наследство — как свидетельствуют архивы, около 15 тысяч золотых рублей? Такую махину в карете не увезешь. Золото долго и безуспешно пытались найти наследники погибшего — кстати, сохранившийся деревянный усадебный дом построили они, уже в середине XIX века.
— А почему все думают, что клад зарыт в оврагах? — спрашиваем мы.
Оказывается, в предании есть какое-то смутное указание на овраги, объясняет Михаил Семенович. Впрочем, копали не только в оврагах.
Утром вместе с учителем идем осматривать местность. Слух, что из Москвы приехали искать клад, быстро облетает деревню и вскоре нас сопровождает внушительный эскорт мальчишек. Вид металлоискателя приводит их в восторг. Постепенно подтягивается и народ постарше.
Первым делом Лаптев ведет нас к развалинам старой недостроенной усадьбы. Единственная ее законченная постройка — флигель — был разбит прямым попаданием немецкой бомбы в Великую Отечественную войну, а его остатки разобраны сельчанами на кирпич. Мы видим только поросшие бурьяном ямы да торчащие кое-где из земли обломки кирпича и бутового камня. Отсюда, отдав последние распоряжения, уезжал на войну владелец усадьбы…
Включаем металлоискатель. Писк стоит почти непрерывный — земля просто нашпигована железом. Это проклятье всех наших западных областей, по которым прокатилась война — военный металл забивает все остальные сигналы.
Несколько раз проходим по развалинам, пытаясь определить контуры строившихся здесь зданий. Копнув наудачу, вытаскиваем два хвостовика от мин, патронные обоймы… Не хватает еще неразорвавшегося снаряда или мины!
Пускаем в дело наш второй «прибор» — Карен Геворкян достает рамку и идет с ней по кромке развалин. Мальчишки стоят, разинув рты. Рамка в руке Карена несколько раз заметно качнулась, поворачиваясь то в одну, то в другую стороны. Карен возвращается. Он уверен, что под развалинами есть, по крайней мере, две подземные полости. С его помощью отмечаем подозрительные места вешками и вслед за учителем идем в глубь одичавшего парка, который выводит к оврагам.
По дороге наше внимание привлекает груда покрытых мохом камней. «Это не то грот, не то погреб», — объясняет Лаптев. Карен обходит вокруг с рамкой: «Что-то есть, но не могу понять, что». Три лопаты дружно вонзаются в дерн. Мальчишки — их уже человек сорок — помогают растаскивать камни. Постепенно открывается неповрежденная белокаменная кладка свода, уходящего вглубину…
Когда стоишь, как кажется, на пороге открытия, трудно смириться с разочарованием. Через пару часов работы перед нами открывается старинный белокаменный погреб. Ребята вытаскивают из него последние обломки камня. Погреб небольшой и абсолютно пустой. Прозваниваем его «Фишером» — тишина. Карен смотрит на свою рамку — она не шелохнется. Какой-то энтузиаст из мальчишек начинает простукивать выложенные белым камнем стены…
Что ж, здесь ничего нет, но зато мы подарили деревне еще одну легенду. И погреб, возможно, на что-нибудь сгодится.
Идем дальше, на ходу водя по сторонам «Фишером». На самом выходе из парка вдруг раздастся долгожданный писк на «цветной металл». Несколько ударов лопатой — и на ладони лежит великолепный, тяжелый, прекрасно сохранившийся медный екатерининский пятак с датой «1774».
Находка несколько поднимает наш пошатнувшийся авторитет у мальчишек. Снова пускаем в ход металлоискатель. Пока идем по пахотному полю к оврагам, находим еще несколько монет, самая старая — 1856 года.
картинка
На оплывших стенках оврагов заметны следы кладоискательских ям. Карен снова вертит свою рамку, мы водим металлоискателем по склонам. Пищит военное железо. Выкапываем и дарим ребятам стреляные гильзы, проржавевший «шмайсер» с разорванным стволом, пробитую каску, пряжку от немецкого ремня с плохо различимой надписью «Gott mit Uns». Там, где прошла война, всякие поиски бессмысленны — гласит первая заповедь кладоискателя.
На следующий день идем копать на развалинах, в местах, обозначенных вчера вешками. Грунт страшно засорен обломками камня и ржавым железом, поэтому работа продвигается медленно. Вдруг начинает пищать «Фишер» — с небольшой глубины мы извлекаем свернутый в трубку лист свинца.
Осторожно разворачиваем — из трубки падает серебряный полтинник. На листе свинца отчетливо читаются слова: «В лето 1811 заложен дом сей гвардии капитаном Василием Петровым сыном… майя 3 дня». Да ведь это же закладной лист! По традиции, его клали при закладке дома под восточный фасадный угол здания и заворачивали в него серебряный рубль или полтинник, хлеб и соль. Почти сто девяносто лет назад отставной капитан Василий Петрович, получив наследство, закладывал этот лист под свой дом, в котором рассчитывал жить долго и счастливо…
A через полчаса лопата одного из нас вдруг по самую рукоятку уходит в землю… Подземелья! Кто не читал о них, уставленных окованными железом сундуками, в которых тускло переливаются золотыми бликами старинные сокровища… И вот мы стоим на пороге тайны и напряженно всматриваемся в темноту уходящего вниз подземного хода.
Стены и своды подземелья выложены диким камнем. Мы стоим по пояс в яме — по-видимому, это воронка от той немецкой авиабомбы, которая, пробив перекрытия флигеля, почти начисто снесла здание, попутно разрушив часть подземного хода.
Из подвала тянет затхлостью. Что делать дальше? С нашим снаряжением подземелье не взять. Можно, конечно, подогнать экскаватор, и — эх! Но от этого толку может и не быть, а вот сооружение будет уничтожено наверняка.
Идем к Михаилу Семеновичу и объясняем ситуацию. Он взволнован — старые легенды подтверждаются! — и клянется, что не допустит разрушения подземного хода, что сейчас же пойдет к главе сельской администрации…
— До вашего приезда все будет сохранено! — восклицает он, и в глазах у него поблескивают кладоискательские огоньки.
Что ж, надо ехать в Москву. Надо связываться со спелеологами, искать спонсоров, покупать снаряжение… Мы садимся в «уазик».
— Дяденьки! — окликает нас белобрысый мальчишка. Это тот самый энтузиаст, который вчера простукивал стенки раскопанного нами погреба.
— Дяденьки! Смотрите, что мы сегодня в овраге нашли!
На его ладошке лежит золотой червонец Екатерины II…
Источник: www.yaplakal.com/
Все началось с письма. Оно пришло нам, московским кладоискателям, от учителя сельской школы Михаила Семеновича Лаптева (фамилия изменена — А. Р.).
«Я давно занимаюсь краеведением, писал из смоленской глубинки Лаптев — то в одиночку, то с учениками обошел все окрестности. Места у нас исторические — одних старинных усадеб в округе можно насчитать не менее десятка. Рассказывают, что один местный помещик накануне войны 1812 года закопал клад. Помещик тот погиб на войне, наследники его долго искали клад да ничего не нашли. И деревенские наши искали, все овраги за усадьбой перекопали. Признаться, и я в молодости выходил с заступом… Мне кажется, в этой легенде есть правда — я сужу по архивным данным...»
Известно, что легенд о кладах много. И, как показала практика, они в основном представляют лишь фольклорный интерес. Но эта ссылка в письме на архивные данные… Короче — мы не устояли и отправились в дорогу.
Никакого специального снаряжения у нас не было. И спонсоров, способных расщедриться на аппаратуру магнито-сейсморазведки, тоже. Мы взяли с собой только металлоискатель «Фишер». С нами поехал и Карен Геворкян, которыи считает себя лозоходцем и иногда попадает в точку.
До цели мы добрались без приключений. На окраине села, над прудом, в заросшем пейзажном парке виднелся хорошо сохранившийся деревянный усадебный дом с двумя боковыми флигелями. На другой стороне пруда среди черных ветвей деревьев виднелись мрачные руины полуразрушенной церкви с колокольней. За церковью начинались те самые овраги, о которых писал в письме учитель; по оврагам петляла небольшая речушка.
Михаил Семенович Лаптев оказался еще довольно молодым человеком. Он откровенно был удивлен нашему появлению, так как, по его признанию, сомневался, что «вы там, в Москве, обратите внимание на мое письмо». Весь вечер допоздна мы пили чай с учителем, и он рассказывал нам историю усадьбы.
Местный помещик (фамилию я намеренно опускаю — А. Р.) был довольно крупным по здешним меркам землевладельцем, вдобавок, связанным родственными узами с петербургским купцом-пройдохой, выбившимся из крепостных в дворяне, неким Барышниковым, от которого ему перепала немалая толика богатств.
Незадолго до начала Отечественной войны 1812 года помещик затеял строительство обширного каменного дома со службами, однако успел возвести только флигель и «нулевой цикл» главного дома. После Смоленского сражения, когда стало ясно, что французы вот-вот придут сюда, помещик, по рассказам очевидцев, выехал из усадьбы в карете, сопровождаемый двумя слугами и почти без вещей. Рассказывают, что потом он вступил в ополчение и погиб в Бородинском сражении.
Но где же барышниковское наследство — как свидетельствуют архивы, около 15 тысяч золотых рублей? Такую махину в карете не увезешь. Золото долго и безуспешно пытались найти наследники погибшего — кстати, сохранившийся деревянный усадебный дом построили они, уже в середине XIX века.
— А почему все думают, что клад зарыт в оврагах? — спрашиваем мы.
Оказывается, в предании есть какое-то смутное указание на овраги, объясняет Михаил Семенович. Впрочем, копали не только в оврагах.
Утром вместе с учителем идем осматривать местность. Слух, что из Москвы приехали искать клад, быстро облетает деревню и вскоре нас сопровождает внушительный эскорт мальчишек. Вид металлоискателя приводит их в восторг. Постепенно подтягивается и народ постарше.
Первым делом Лаптев ведет нас к развалинам старой недостроенной усадьбы. Единственная ее законченная постройка — флигель — был разбит прямым попаданием немецкой бомбы в Великую Отечественную войну, а его остатки разобраны сельчанами на кирпич. Мы видим только поросшие бурьяном ямы да торчащие кое-где из земли обломки кирпича и бутового камня. Отсюда, отдав последние распоряжения, уезжал на войну владелец усадьбы…
Включаем металлоискатель. Писк стоит почти непрерывный — земля просто нашпигована железом. Это проклятье всех наших западных областей, по которым прокатилась война — военный металл забивает все остальные сигналы.
Несколько раз проходим по развалинам, пытаясь определить контуры строившихся здесь зданий. Копнув наудачу, вытаскиваем два хвостовика от мин, патронные обоймы… Не хватает еще неразорвавшегося снаряда или мины!
Пускаем в дело наш второй «прибор» — Карен Геворкян достает рамку и идет с ней по кромке развалин. Мальчишки стоят, разинув рты. Рамка в руке Карена несколько раз заметно качнулась, поворачиваясь то в одну, то в другую стороны. Карен возвращается. Он уверен, что под развалинами есть, по крайней мере, две подземные полости. С его помощью отмечаем подозрительные места вешками и вслед за учителем идем в глубь одичавшего парка, который выводит к оврагам.
По дороге наше внимание привлекает груда покрытых мохом камней. «Это не то грот, не то погреб», — объясняет Лаптев. Карен обходит вокруг с рамкой: «Что-то есть, но не могу понять, что». Три лопаты дружно вонзаются в дерн. Мальчишки — их уже человек сорок — помогают растаскивать камни. Постепенно открывается неповрежденная белокаменная кладка свода, уходящего вглубину…
Когда стоишь, как кажется, на пороге открытия, трудно смириться с разочарованием. Через пару часов работы перед нами открывается старинный белокаменный погреб. Ребята вытаскивают из него последние обломки камня. Погреб небольшой и абсолютно пустой. Прозваниваем его «Фишером» — тишина. Карен смотрит на свою рамку — она не шелохнется. Какой-то энтузиаст из мальчишек начинает простукивать выложенные белым камнем стены…
Что ж, здесь ничего нет, но зато мы подарили деревне еще одну легенду. И погреб, возможно, на что-нибудь сгодится.
Идем дальше, на ходу водя по сторонам «Фишером». На самом выходе из парка вдруг раздастся долгожданный писк на «цветной металл». Несколько ударов лопатой — и на ладони лежит великолепный, тяжелый, прекрасно сохранившийся медный екатерининский пятак с датой «1774».
Находка несколько поднимает наш пошатнувшийся авторитет у мальчишек. Снова пускаем в ход металлоискатель. Пока идем по пахотному полю к оврагам, находим еще несколько монет, самая старая — 1856 года.
картинка
На оплывших стенках оврагов заметны следы кладоискательских ям. Карен снова вертит свою рамку, мы водим металлоискателем по склонам. Пищит военное железо. Выкапываем и дарим ребятам стреляные гильзы, проржавевший «шмайсер» с разорванным стволом, пробитую каску, пряжку от немецкого ремня с плохо различимой надписью «Gott mit Uns». Там, где прошла война, всякие поиски бессмысленны — гласит первая заповедь кладоискателя.
На следующий день идем копать на развалинах, в местах, обозначенных вчера вешками. Грунт страшно засорен обломками камня и ржавым железом, поэтому работа продвигается медленно. Вдруг начинает пищать «Фишер» — с небольшой глубины мы извлекаем свернутый в трубку лист свинца.
Осторожно разворачиваем — из трубки падает серебряный полтинник. На листе свинца отчетливо читаются слова: «В лето 1811 заложен дом сей гвардии капитаном Василием Петровым сыном… майя 3 дня». Да ведь это же закладной лист! По традиции, его клали при закладке дома под восточный фасадный угол здания и заворачивали в него серебряный рубль или полтинник, хлеб и соль. Почти сто девяносто лет назад отставной капитан Василий Петрович, получив наследство, закладывал этот лист под свой дом, в котором рассчитывал жить долго и счастливо…
A через полчаса лопата одного из нас вдруг по самую рукоятку уходит в землю… Подземелья! Кто не читал о них, уставленных окованными железом сундуками, в которых тускло переливаются золотыми бликами старинные сокровища… И вот мы стоим на пороге тайны и напряженно всматриваемся в темноту уходящего вниз подземного хода.
Стены и своды подземелья выложены диким камнем. Мы стоим по пояс в яме — по-видимому, это воронка от той немецкой авиабомбы, которая, пробив перекрытия флигеля, почти начисто снесла здание, попутно разрушив часть подземного хода.
Из подвала тянет затхлостью. Что делать дальше? С нашим снаряжением подземелье не взять. Можно, конечно, подогнать экскаватор, и — эх! Но от этого толку может и не быть, а вот сооружение будет уничтожено наверняка.
Идем к Михаилу Семеновичу и объясняем ситуацию. Он взволнован — старые легенды подтверждаются! — и клянется, что не допустит разрушения подземного хода, что сейчас же пойдет к главе сельской администрации…
— До вашего приезда все будет сохранено! — восклицает он, и в глазах у него поблескивают кладоискательские огоньки.
Что ж, надо ехать в Москву. Надо связываться со спелеологами, искать спонсоров, покупать снаряжение… Мы садимся в «уазик».
— Дяденьки! — окликает нас белобрысый мальчишка. Это тот самый энтузиаст, который вчера простукивал стенки раскопанного нами погреба.
— Дяденьки! Смотрите, что мы сегодня в овраге нашли!
На его ладошке лежит золотой червонец Екатерины II…
Источник: www.yaplakal.com/
