Два танковых тарана

13 декабря 1941 года. Немцы еще у Москвы. Легкий советский танк БТ-7 послан в разведку.

Петр Афанасьевич Трайнин – механик-водитель того БТ-7. Ему и слово.

* * *

…Наш экипаж получил задачу действовать в качестве головного разведывательного дозора…

Двигались мы скачками, от одного укрытия к другому, тщательно просматривая впереди лежащую местность, перед каждым очередным рывком… услышали справа шум танковых двигателей, приглушенный расстоянием и рощей. Решили организовать засаду.

Мы находились на опушке леса, как раз на перекрестке двух дорог. Перед нами лежала поляна, тянувшаяся параллельно опушке леса на километр с небольшим, а затем снова упиравшаяся в низкорослые деревья. Судя по карте, вдоль этой поляны должна была протекать речка Озерки, небольшая, но с довольно обрывистыми берегами. Однако сейчас все вокруг было белым-бело от снега, которого навалило столько, что он скрыл под собой все большие и малые овражки. Занесло и русло речушки. И как мы ни вглядывались, не могли определить, где же оно пролегает: возле ли кромки леса, где мы находимся, около ли противоположной его опушки или же прямо посреди поляны…

И мы стали ждать фашистские танки…

Танков оказалось два. Они шли почти посередине поляны, на удалении ста метров друг от друга. Это были T-III, машины, которые гитлеровцы относили к тому же классу легких танков, что и наша БТ-7. Правда, броня у Т-III была потолще, да и вес на 4–5 тонн побольше. Главный же недостаток этих танков крылся в их узких гусеницах. На дорогах с твердым покрытием они были хороши, но вот по болотистой местности и по глубокому снегу гитлеровским танкистам водить машины было почти невозможно. Танки то и дело застревали, а выбраться… Двигатель у Т-III был намного слабее нашего.

— Сейчас я тот танк, что сзади, запалю, а пока передний увидит, что его напарнику-то капут, я и ему фейерверк устрою! — донесся до меня голос старшего сержанта Обухана. — А ты, Петя, будь наготове!

Двигатель нашей «бэтушки» работал на малых оборотах, поэтому я хорошо слышал, как лязгнул затвор пушки. Потом глухо прозвучал выстрел. Сырой воздух хорошо скрадывал звуки. Подметил я, как огонек трассера метнулся к заднему танку, но тут же пропал, растаял в серой кисее хмари. Что это? Оба танка продолжают идти прежним курсом. Николай промазал? Это и немудрено при такой-то видимости…

Наша пушка ударила еще раз. Теперь второй танк остановился. Но дыма почему-то нет. Неужели старший сержант снова промазал?

Но нет, не промазал! Вот у Т-III открылся люк, и на снег выпрыгнул танкист, которого командир сразу же срезал пулеметной очередью. Люк захлопнулся, но тут же открылся снова. Теперь из него уже вырвался столб дыма и вылез еще один танкист. Опять прострекотал пулемет…

— Давай, командир, по головному! — подсказал я Обухану.

— Сейчас!..

До головной машины оставалось уже метров триста-четыреста. Расстрелять ее с такого расстояния не составляло особого труда. Тем более что его экипаж не подозревал о гибели второго, заднего танка. То ли гитлеровцы, за исключением, конечно, механика-водителя, дремали, то ли просто не вели наблюдения, успокоенные тем, что совершают марш у себя в тылу…

— Командир, давай!

— Все, отстрелялись! — донеслось в ответ досадливо. — Бронебойных снарядов нет! Остались одни осколочные!..

Что делать? Не упускать же врага. Вон ведь до танка осталось чуть более двухсот метров. А если…

Голова думает, а руки и ноги уже действуют. Даю двигателю полные обороты, кричу:

— Держись, командир, крепче! На таран пойду! — Машина прыгнула вперед, во все четыреста лошадей…

…Таранил вражеский танк самой серединой лобового ребра — тем местом, где лобовой лист брони прочно сваривается с днищем. Ударил его на встречном курсе, под острым углом, точно по ведущему колесу. В куски разнес и колесо и гусеницу, а когда удар погас, дал двигателю полные обороты и при включенной второй передаче протащил вражеский танк юзом еще метров восемь — десять. Экипаж начал было выскакивать через люк, но командир загнал его назад пулеметной очередью.

Но что это? T-III вдруг сам, своим ходом начал медленно, а потом все быстрее и быстрее ползти влево и вниз, задирая к небу носовую часть и пушку… Вот он завалился на левый борт, потом перевернулся на башню, снова лег на борт… Ага, я его, выходит, подтащил к занесенному снегом речному обрыву.

— Давай назад, в лес!

Круто развернувшись, я на полном ходу ввел свой танк в лесок. И когда остановился, командир, выскочив из машины, подбежал к моему открытому люку, протянул вперед руки, обнял меня, сказал прочувствованно:

— Молодец, Петро! Вот дал так дал! Ну, теперь понял, где та речка?

…Мы развернулись на боковую дорогу. Но только тронулись по ней, как увидели выползающий из рощи третий танк противника. Это тоже Т-III.

Заметив свой горящий танк, гитлеровцы сразу же остановились на опушке и начали внимательно осматривать местность…

…Что нам было делать в данной обстановке? Ведь если мы уйдем, то экипаж третьего танка, подойдя к подбитой нами машине, быстро разберется, что к чему. И конечно же доложит по радио своему начальству. И тогда мы упустим основные силы противника. Было ясно, что эти три танка — разведка врага или охранение, высланные вперед…

Дойдя до горящего танка, гитлеровцы остановились. Их механик-водитель вылез из люка и осторожно пошел к подбитому Т-III. А тут и мы выскочили из леса…

На этот раз я снес ведущее колесо у вражеской машины так ловко, что даже не почувствовал удара. Но двигатель после тарана заглох и завелся только с третьей или четвертой попытки. И хорошо, что завелся! «Обезноженный» гитлеровский экипаж, придя в себя, уже спешно разворачивал башню.

— Сейчас долбанут в упор из пушки! Жми скорее в лес! — скомандовал старший сержант. — Да петляй, петляй, сбивай прицел!

Я развернулся так лихо, что за кормой машины взвился шлейф снега, и — зигзагами в лес…

Трайнин П.А. Солдатское поле. – М.: Воениздат, 1981

Слабая броневая защита корпуса не позволяла без катастрофических потерь использовать танки БТ в контрударах и во встречных танковых боях 1941 года. Броня лёгких танков БТ пробивалась всеми без исключения танками и бронемашинами Вермахта. Так же броня лёгких танков поражалась пулей S.m.K.H. из немецкого единого пулемёта MG-34, состоящего на вооружении пехотного отделения Вермахта. Во многих случаях, танки БТ уничтожались на дистанциях, когда 45-мм пушка 20-К ещё не могла нанести танкам противника урон. Из-за этого, лёгкие танки часто использовались как самоходные орудия, ведущие бой из засад, с использованием естественных и искусственных укрытий, что увеличивало живучесть танка…

Пётр Афанасьевич Трайнин (19090618)- Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда, один из 11-и человек, отмеченных двумя высшими степенями отличия СССР (и второй после Сталина). В годы Великой Отечественной войны – механик-водитель танка…

Родился 18 июня 1919 года в селе Александровка (Воронежская область). По происхождению из крестьянской семьи. Отец — Афанасий Григорьевич, мать — Мария Ефремовна, вырастили 13 детей.

До войны Петр работал шофером, трактористом.

В Красной Армии с 1941 года. На фронте был механиком-водителем танка БТ-7. Затем Т-34.

В бою 3 октября 1943 года за село Страхолесье Чернобыльского района Киевской области гусеницами раздавил три противотанковых орудия, четыре миномёта, пять огневых точек противника. В ночь на 5 октября 1943 года, в ходе ожесточённого боя, он из всего экипажа в живых остался один…

www.diletant.ru/blogs/40520/7513/





Источник: www.yaplakal.com/