2015-03-22

Мандала

Бесчисленные совершенные миры, поражающие утонченностью линий, изяществом форм и гармонией красок… Их столько, сколько звезд на небесном своде, сколько просветленных существ в бесконечном пространстве. Слыша о них, мы обретаем благословение; созерцая их с верой в сердце, очищаемся от омрачений, застилавших наш ум с безначальных времен…

2500 лет назад Будда Шакьямуни, достигнув полного и окончательного Пробуждения в Бодхгайе, преподал своим ученикам два вида учений. Первые из них, сутры, передавались им открыто в форме диалогов и были доступны широкой публике. Вторым же, тантрам, Будда учил тайно и лишь тех учеников, которые обладали достаточно высоким духовным уровнем, чтобы постичь их и осуществить.

Являясь высшими поучениями, тантры предполагают достижение Пробуждения посредством созерцания просветленных божеств и их дворцов-мандал. Каждая мандала является графическим изображением того или иного тантрического учения, передавая его суть на языке символов, понятных современникам Будды Шакьямуни. Ее можно «читать», изучать как текст и запоминать для последующего воспроизведения в медитации.

Осваивая тантру, ученик в мельчайших подробностях запоминает облик просветленного божества и его дворец, готовя себя к «вхождению в мандалу», то есть в то чистое состояние ума, в котором пребывает божество. В медитации мандала воспроизводится в ее трехмерной форме — в тантрических монастырях существуют сложные объемные дворцы, искусно вырезанные из дерева. Они служат наглядным пособием, значительно облегчая процесс визуализации.

Одновременно с мысленным построением трехмерных мандал в ритуалах и практиках используются плоскостные изображения, которые согласно текстам могут быть либо живописными, либо выполненными из измельченных драгоценных камней, перемолотого и окрашенного риса, цветов, а также разноцветного песка.

Тантрические практики и ритуалы, предполагающие построение песочных мандал, будучи тайными изначально, до последнего времени были совершенно недоступны для западного человека в силу географической удаленности Тибета, языковых и культурных барьеров. Они изучались в основном в стенах крупных тантрических монастырей, куда монахи поступали для пятнадцатилетнего обучения. Тибетцы-миряне хотя и знали о существовании сложных, но эффективных тантрических практик по большей части считали их прерогативой монахов и ограничивались совершением подношений монастырям в дни больших церемоний.

Ситуация резко изменилась полвека назад, когда свободный буддийский Тибет был захвачен Китаем, проповедовавшим идеи коммунизма и атеизма. Шесть тысяч монастырей, оплотов многовекового знания, с громадными библиотеками, были сметены с лица земли, тысячи монахов и монахинь убиты, изувечены, брошены в тюрьмы. В эти дни юный Далай-лама XIV, Тензин Гьяцо, глава духовной и светской власти Тибета, принял решение покинуть свою страну, чтобы основать правительство в изгнании и из свободной Индии оказывать поддержку своему народу. За ним последовали тысячи монахов и мирян: все, кому удалось уйти. Правила игры изменились, перед тибетцами встала нелегкая задача сохранения своей уникальной духовной культуры в условиях изгнания. Монахи и ламы двинулись на запад, где их ждали люди, наслышанные о мистике и таинствах Тибета от случайных путешественников, которым в силу жизненных обстоятельств посчастливилось побывать в стране Снегов. И хотя люди редко сходятся во мнениях и склонны к противоречиям, образ Тибета, закрепившийся в сознании народов разных стран, был практически идентичным. Он рисовался им как последняя цитадель духовности, случайно выстоявшая в раздираемом войнами и противоречиями мире. С открытым сердцем западные люди встречали тибетских лам и монахов, и те щедро делились с ними своими знаниями. Так на Запад впервые попали тайные тантрические ритуалы, а с ними и песочные мандалы.

Решение разрешить тибетским монахам строить песочные мандалы на Западе было принято Его Святейшеством Далай-ламой XIV, который преследовал одновременно несколько целей. С одной стороны, это был бесценный дар народам тех стран, которые, в силу своей открытости и сострадания, были готовы протянуть Тибету руку помощи. Ведь тантрические ритуалы, предусматривающие построение песочных дворцов и приглашение в них просветленных существ, достигших всеведения и раскрывших в себе все потенциальные возможности, очищают пространство, восстанавливают нарушенный баланс в природе и гармонизируют отношения между живыми существами всех миров. Как бы мы ни относились к мандале: как к захватывающему дух произведению искусства или к священному объекту, достойному поклонения, она дарит нам столько благословений, сколько мельчайших песчинок уходит на ее построение. Она избавляет нас от болезней, омрачений, страхов и дурных помыслов. Зная это, тибетцы традиционно выражают мандале знаки почтения, чтобы усилить тот положительный эффект, который она способна оказать на их жизнь: совершают перед ней простирания, делают ей подношения и обходят вокруг нее по часовой стрелке.

С другой стороны, строя песочные мандалы на Западе, тибетские монахи могли рассказать людям о своей уникальной культуре, оказавшейся в силу исторических причин на грани полного исчезновения. Местом для проведения тантрических ритуалов стали музеи, галереи и концертные залы. Запад пытался рассматривать песочную живопись в контексте искусства, а особо рьяные педанты усматривали в этом дискредитацию тайных практик. У Тибета была своя точка зрения. «Некоторые люди в зале могут задаться вопросом, — заметил Его Святейшество Далай-лама XIV, когда впервые привез на Запад монахов тантрического монастыря Гьюто — разве можно демонстрировать тантрические ритуалы светской публике? Это же тайные учения, — скажут они, — разве можно показывать их для развлечения? Но ведь внутренние процессы, сопровождающие ритуалы, и озарения, получаемые в медитации, невозможно увидеть глазами. При этом наблюдать внешнюю сторону ритуала весьма благоприятно, ибо это рождает в уме связь с данными практиками и раскрывает заложенный в нас потенциал. Хотя крайне сложно практиковать и полностью постичь суть тантры, тибетцы всегда собирались, чтобы посмотреть на внешнюю сторону ритуалов».

В наш век упадка возможности заронить зерно Просветления в сердце человека далекого от буддизма ничтожны: одних отталкивает сложность терминологии, других экзотичность восточных религий. Тибетские монахи минуют эти барьеры совершенно непостижимым образом: с каждым, кто приходит к ним, они говорят на понятном ему языке. Поистине, у них есть ключ к сердцу каждого.