340
0,1
2016-09-20
Антоний Сурожский — Человек важнее правил
Митрополит Антоний Сурожский никогда не укладывался в стандартные рамки «религиозного деятеля». Он получил образование врача в Сорбонне, был почетным доктором богословия Абердинского, Кембриджского университетов, Киевской и Московской духовных академий и говорил, шутя, что настоящий диплом у него один — медицинский, остальные — фальшивые.
Антоний Сурожский (1914—2003) знал о своем призвании с юношеских лет, не обладал бунтарским духом и не искал благодатной тишины — он в ней жил и нес ее людям.
В миру Антония Сурожского звали Андреем Борисовичем Блумом. Предки его отца прибыли в петровскую Россию из Шотландии. Утонченная и образованная мама находилась в родстве с великим композитором Александром Скрябиным. Андрей появился на свет в Лозанне незадолго до начала Первой мировой войны, провел раннее детство в Персии (ныне — Иран), где его отец работал консулом, и первым детским его воспоминанием была бескрайняя пустыня, пастух и отара овец.
А затем — революция, нищета, скитания по Европе, унизительная эмигрантская неустроенность. Наконец его семья осела на окраине Парижа.
Андрея отдали в школу в районе с такой высокой преступностью, что на его улицах после наступления темноты даже полицейские не показывались. Митрополит Антоний вспоминает: «Били меня в школе беспощадно — вообще считалось нормальным, что новичка в течение первого года избивали, пока не научится защищаться. Помню, я раз из толпы рванулся, бросился к преподавателю, вопия о защите, — он просто ногой меня оттолкнул: „Не жалуйся!“
И в эту школу явился с рассказами о Христе известный богослов. Он выступал перед учениками и воспевал смирение, кротость, тихость — все черты личности, наиболее презираемые обозленными подростками. Андрей до крайности возмутился откровенным враньем богослова, так как считал, что в мире выживает сильнейший, и преклонялся перед не ведающим жалости „сверхчеловеком“ Ницше. Подросток не мог себе представить, чтобы взрослый мужчина искренне восхищался подобными качествами. Он прибежал домой и схватился за Новый Завет, ах, как ему не терпелось уличить богослова во лжи. Он выбрал Евангелие от Марка, самое короткое и самое понятное, быстро прочитал треть страниц. И вдруг ясно ощутил, что перед ним стоит Иисус Христос. Закрыл книгу и поднял глаза — Христа не видно, но присутствие его ясно осознается. Мальчик понял: Иисус явился ему, чтобы подтвердить: все написанное в книге — правда. Ощущение незримого присутствия Христа сопровождало Андрея всю его жизнь. И спустя много лет он выразил пережитое в ранней юности в поразительном, мудром творении „Безмолвная молитва“.
Андрей поступил на медицинский факультет Сорбонны. Во время обучения с ним приключился любопытный эпизод. На практике, в психиатрической лечебнице, студентам показали угрюмого пациента, который несколько лет ни с кем не общался и хранил молчание. Андрей пожалел его и решил до него достучаться. Как это сделать? В течение нескольких недель он приходил в палату к пациенту, долго сидел возле него и уходил, не вымолвив ни слова. Наконец больной посмотрел на него и спросил: „Ну и чего ты тут молчишь?“ — после чего вступил в контакт с окружающими и резко пошел на поправку.
Сразу после получения диплома Андрей принял монашество и в 1939 году отправился на фронт. Работал военно-полевым хирургом. Потом, во время оккупации Франции, был врачом подполья. После войны продолжал медицинскую практику до 1948 года, стал священником, иеромонахом, и в 1949 году его направили в православный приход в Великобританию, в Лондон, несмотря на то, что никакого богословского образования у него не было. Так Андрей Блум превратился в Антония Сурожского.
В чужой стране ему пришлось туго. Среди прихожан оказалось много англичан, а он английский знал плохо. Пришлось составлять проповеди на русском, отдавать для перевода маме и читать по бумажке. После одной из бесед к Антонию подошел священник, отец Лев Жилле, и сердито сказал, что никогда не слыхал более скучного доклада. Отец Антоний расстроился: „Что же мне делать?“ — „Говорите без записок“. — „Я по-английски говорить не могу. Я как открою рот — так что-нибудь такое скажу, вы только смеяться будете“. — „Именно! Тогда мы сможем смеяться от души и не будем погибать со скуки“.
С тех пор отец Антоний никогда не записывал свои беседы и лекции. Он говорил с огромным количеством ошибок. Прихожане хохотали над ним, он смеялся вместе с ними и постепенно изучил английский язык в совершенстве.
С годами его приход из запущенного и малолюдного превратился в солидную многонациональную епархию. Антоний Сурожский рассказывал: „Приходит к нам увлеченный православием англичанин, и я ему говорю: “Побудь с нами, помолись, познакомься с другими прихожанами». Через некоторое время слышу от него: «Православие замечательно, но с русскими совершенно невыносимо...» И человек уходит. Но вскоре он возвращается со словами: «Нет, ради православия я готов и русских потерпеть».
В 1979 году отец Антоний вместе с прихожанами выкупил у властей свой храм — иначе его бы продали под китайский ресторан. Деньги собирали среди прихожан и просто среди добрых людей — и 80 000 удалось собрать за год.
В душе отца Антония всегда жил тот беззащитный мальчик, которого когда-то оттолкнул и не защитил учитель. Он прекрасно понимал всех слабых, сочувствовал беззащитным и старался не отказывать никому, кто в нем нуждался, невзирая ни на какие правила. Отец Антоний считал, что «лучше нарушить правило, чем сломать человека» — и дарил последнее утешение умирающим разных вероисповеданий, сочетал браком женихов и невест, принадлежащих к разным конфессиям, никому не отказывал ни в совете, ни в беседе.
Он был бесконечно далек от формального выполнения долга. Однажды он причащал умирающую пожилую женщину, отпустил ей грехи, тут бы и перейти ему к таинству причастия да побыстрее домой удалиться. Но что-то в выражении лица женщины его насторожило. И он переспросил ее, всех ли она простила. Женщина помолчала и ответила: «Всех, кроме зятя!» И отец Антоний категорически отказался ее причащать. Женщина впала в панику: «Как же я умру не причащенной? Я погибну!» Отец Антоний сообщил ей, что она все равно уже погибла, раз зятя не простила. Женщина задумалась: «Я не могу так сразу простить...» Тогда отец Антоний сказал, что уйдет на два часа, и пусть она за это время решит, примириться ли ей с зятем или уйти на тот свет без причащения. «И молите Бога о даровании вам двух часов жизни для принятия решения», — добавил он. Через два часа отец Антоний вернулся, узнал, что женщина вызвала зятя и помирилась с ним, дал ей причащение, и она умерла умиротворенной.
Отец Антоний внутренне пребывал в благости — и, как все благостные люди, пренебрегал мелочами и выходил за обыденные рамки. Они его не тревожили. Для него не существовали понятия «времени» и «точности». Он в них не вмещался, старался всюду успеть, выступал на радио и на телевидении, читал лекции, проводил собрания, беседы и семинары, отчего всюду опаздывал, отменял встречи или вовсе про них забывал.
Однажды он пригласил к себе на ужин своего друга, отца Джона Ли с его женой и семь раз в последний момент переносил встречу. Гости семь раз подряд собирались к нему, в спешке переделывали все дела, приглашали к детям няню и на седьмой раз вновь застали на его дверях записку: «Извините, хозяина нет дома». На следующий день Джон Ли пришел к митрополиту в кабинет и гневно заявил, что подобное поведение он не прощает даже жене. Отец Антоний в очередной раз извинился и заметил: «Позвольте сказать, дорогой Джон: я очень рад, что мы с вами не муж с женой», — и на встречи с Джоном стал опаздывать реже.
В России слово митрополита Антония звучало многие десятилетия благодаря религиозным передачам русской службы радио Би-би-си. Магнитофонные записи его речей и самиздатские сборники проповедей, словно круги по воде, расходились далеко за пределы Москвы. Скончался он в августе 2003 года в Лондоне, окруженный друзьями. Его жизнь и взгляды важны и интересны для всех — независимо от вероисповедания, уж больно человек он был мудрый, значительный и добрый.
«Мы очень мало знаем по опыту, что такое глубокое безмолвие тела и души, когда в душе царит совершенная тишина, когда совершенный мир наполняет тело, когда прекращается всякая суета и движение и мы стоим перед Богом до конца открытыми в акте поклонения. Бывают моменты, когда мы чувствуем себя физически хорошо, нам не хочется напрягать ум, мы устали от слов, потому что уже столько произносили их; нам не хочется шевелиться, и мы испытываем радость в этом хрупком равновесии. Внутреннее безмолвие — это отсутствие всякого внутреннего движения мыслей или эмоций, но это состояние полной бдительности, открытости к Богу». (Антоний Сурожский) опубликовано
Автор: Галина Зайцева
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание — мы вместе изменяем мир! ©
Присоединяйтесь к нам в Facebook , ВКонтакте, Одноклассниках
Источник: www.happynation.info/statja/chelovek_vazhnee_pravil_ob_antonii_surozhskom
Антоний Сурожский (1914—2003) знал о своем призвании с юношеских лет, не обладал бунтарским духом и не искал благодатной тишины — он в ней жил и нес ее людям.
В миру Антония Сурожского звали Андреем Борисовичем Блумом. Предки его отца прибыли в петровскую Россию из Шотландии. Утонченная и образованная мама находилась в родстве с великим композитором Александром Скрябиным. Андрей появился на свет в Лозанне незадолго до начала Первой мировой войны, провел раннее детство в Персии (ныне — Иран), где его отец работал консулом, и первым детским его воспоминанием была бескрайняя пустыня, пастух и отара овец.
А затем — революция, нищета, скитания по Европе, унизительная эмигрантская неустроенность. Наконец его семья осела на окраине Парижа.
Андрея отдали в школу в районе с такой высокой преступностью, что на его улицах после наступления темноты даже полицейские не показывались. Митрополит Антоний вспоминает: «Били меня в школе беспощадно — вообще считалось нормальным, что новичка в течение первого года избивали, пока не научится защищаться. Помню, я раз из толпы рванулся, бросился к преподавателю, вопия о защите, — он просто ногой меня оттолкнул: „Не жалуйся!“
И в эту школу явился с рассказами о Христе известный богослов. Он выступал перед учениками и воспевал смирение, кротость, тихость — все черты личности, наиболее презираемые обозленными подростками. Андрей до крайности возмутился откровенным враньем богослова, так как считал, что в мире выживает сильнейший, и преклонялся перед не ведающим жалости „сверхчеловеком“ Ницше. Подросток не мог себе представить, чтобы взрослый мужчина искренне восхищался подобными качествами. Он прибежал домой и схватился за Новый Завет, ах, как ему не терпелось уличить богослова во лжи. Он выбрал Евангелие от Марка, самое короткое и самое понятное, быстро прочитал треть страниц. И вдруг ясно ощутил, что перед ним стоит Иисус Христос. Закрыл книгу и поднял глаза — Христа не видно, но присутствие его ясно осознается. Мальчик понял: Иисус явился ему, чтобы подтвердить: все написанное в книге — правда. Ощущение незримого присутствия Христа сопровождало Андрея всю его жизнь. И спустя много лет он выразил пережитое в ранней юности в поразительном, мудром творении „Безмолвная молитва“.
Андрей поступил на медицинский факультет Сорбонны. Во время обучения с ним приключился любопытный эпизод. На практике, в психиатрической лечебнице, студентам показали угрюмого пациента, который несколько лет ни с кем не общался и хранил молчание. Андрей пожалел его и решил до него достучаться. Как это сделать? В течение нескольких недель он приходил в палату к пациенту, долго сидел возле него и уходил, не вымолвив ни слова. Наконец больной посмотрел на него и спросил: „Ну и чего ты тут молчишь?“ — после чего вступил в контакт с окружающими и резко пошел на поправку.
Сразу после получения диплома Андрей принял монашество и в 1939 году отправился на фронт. Работал военно-полевым хирургом. Потом, во время оккупации Франции, был врачом подполья. После войны продолжал медицинскую практику до 1948 года, стал священником, иеромонахом, и в 1949 году его направили в православный приход в Великобританию, в Лондон, несмотря на то, что никакого богословского образования у него не было. Так Андрей Блум превратился в Антония Сурожского.
В чужой стране ему пришлось туго. Среди прихожан оказалось много англичан, а он английский знал плохо. Пришлось составлять проповеди на русском, отдавать для перевода маме и читать по бумажке. После одной из бесед к Антонию подошел священник, отец Лев Жилле, и сердито сказал, что никогда не слыхал более скучного доклада. Отец Антоний расстроился: „Что же мне делать?“ — „Говорите без записок“. — „Я по-английски говорить не могу. Я как открою рот — так что-нибудь такое скажу, вы только смеяться будете“. — „Именно! Тогда мы сможем смеяться от души и не будем погибать со скуки“.
С тех пор отец Антоний никогда не записывал свои беседы и лекции. Он говорил с огромным количеством ошибок. Прихожане хохотали над ним, он смеялся вместе с ними и постепенно изучил английский язык в совершенстве.
С годами его приход из запущенного и малолюдного превратился в солидную многонациональную епархию. Антоний Сурожский рассказывал: „Приходит к нам увлеченный православием англичанин, и я ему говорю: “Побудь с нами, помолись, познакомься с другими прихожанами». Через некоторое время слышу от него: «Православие замечательно, но с русскими совершенно невыносимо...» И человек уходит. Но вскоре он возвращается со словами: «Нет, ради православия я готов и русских потерпеть».
В 1979 году отец Антоний вместе с прихожанами выкупил у властей свой храм — иначе его бы продали под китайский ресторан. Деньги собирали среди прихожан и просто среди добрых людей — и 80 000 удалось собрать за год.
В душе отца Антония всегда жил тот беззащитный мальчик, которого когда-то оттолкнул и не защитил учитель. Он прекрасно понимал всех слабых, сочувствовал беззащитным и старался не отказывать никому, кто в нем нуждался, невзирая ни на какие правила. Отец Антоний считал, что «лучше нарушить правило, чем сломать человека» — и дарил последнее утешение умирающим разных вероисповеданий, сочетал браком женихов и невест, принадлежащих к разным конфессиям, никому не отказывал ни в совете, ни в беседе.
Он был бесконечно далек от формального выполнения долга. Однажды он причащал умирающую пожилую женщину, отпустил ей грехи, тут бы и перейти ему к таинству причастия да побыстрее домой удалиться. Но что-то в выражении лица женщины его насторожило. И он переспросил ее, всех ли она простила. Женщина помолчала и ответила: «Всех, кроме зятя!» И отец Антоний категорически отказался ее причащать. Женщина впала в панику: «Как же я умру не причащенной? Я погибну!» Отец Антоний сообщил ей, что она все равно уже погибла, раз зятя не простила. Женщина задумалась: «Я не могу так сразу простить...» Тогда отец Антоний сказал, что уйдет на два часа, и пусть она за это время решит, примириться ли ей с зятем или уйти на тот свет без причащения. «И молите Бога о даровании вам двух часов жизни для принятия решения», — добавил он. Через два часа отец Антоний вернулся, узнал, что женщина вызвала зятя и помирилась с ним, дал ей причащение, и она умерла умиротворенной.
Отец Антоний внутренне пребывал в благости — и, как все благостные люди, пренебрегал мелочами и выходил за обыденные рамки. Они его не тревожили. Для него не существовали понятия «времени» и «точности». Он в них не вмещался, старался всюду успеть, выступал на радио и на телевидении, читал лекции, проводил собрания, беседы и семинары, отчего всюду опаздывал, отменял встречи или вовсе про них забывал.
Однажды он пригласил к себе на ужин своего друга, отца Джона Ли с его женой и семь раз в последний момент переносил встречу. Гости семь раз подряд собирались к нему, в спешке переделывали все дела, приглашали к детям няню и на седьмой раз вновь застали на его дверях записку: «Извините, хозяина нет дома». На следующий день Джон Ли пришел к митрополиту в кабинет и гневно заявил, что подобное поведение он не прощает даже жене. Отец Антоний в очередной раз извинился и заметил: «Позвольте сказать, дорогой Джон: я очень рад, что мы с вами не муж с женой», — и на встречи с Джоном стал опаздывать реже.
В России слово митрополита Антония звучало многие десятилетия благодаря религиозным передачам русской службы радио Би-би-си. Магнитофонные записи его речей и самиздатские сборники проповедей, словно круги по воде, расходились далеко за пределы Москвы. Скончался он в августе 2003 года в Лондоне, окруженный друзьями. Его жизнь и взгляды важны и интересны для всех — независимо от вероисповедания, уж больно человек он был мудрый, значительный и добрый.
«Мы очень мало знаем по опыту, что такое глубокое безмолвие тела и души, когда в душе царит совершенная тишина, когда совершенный мир наполняет тело, когда прекращается всякая суета и движение и мы стоим перед Богом до конца открытыми в акте поклонения. Бывают моменты, когда мы чувствуем себя физически хорошо, нам не хочется напрягать ум, мы устали от слов, потому что уже столько произносили их; нам не хочется шевелиться, и мы испытываем радость в этом хрупком равновесии. Внутреннее безмолвие — это отсутствие всякого внутреннего движения мыслей или эмоций, но это состояние полной бдительности, открытости к Богу». (Антоний Сурожский) опубликовано
Автор: Галина Зайцева
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание — мы вместе изменяем мир! ©
Присоединяйтесь к нам в Facebook , ВКонтакте, Одноклассниках
Источник: www.happynation.info/statja/chelovek_vazhnee_pravil_ob_antonii_surozhskom
