871
0,3
2015-09-18
120 рекламных фотографий гения-многостаночника Надава Кандера
Nadav Kander — один из самых знаменитых фотографов современности. Его знают и ценят во всех кругах, хоть сколь-нибудь связанных с фотографией: профессиональные фотографы и любители, издатели, музыканты, представители мира моды и, конечно же, креативщики. Надав — потрясающий многостаночник, он снимает много и разное, и все ему удается, что в фотомире, прямо скажем, редкость.Он пишет книги о фотографии, организовывает выставки. Еще одна особенность Надава Кандера — его открытость людям. Обычно фотографы предпочитают прятаться за своими работами, а Надав с большим удовольствием рассказывает о себе и своей работе. Главным в которой он считает, что замысел автора и понимание аудиторией — есть две разные вещи.
В одном из интервью он сказал: " Настоящая смысловая насыщенность моих фотографий — она в глазах зрителя, будь то критик или просто обыкновенный человек, смотрящий на мои фотографии. Наиболее важным является то, что мои работы задают вопросы. Я на вопросы не отвечаю. Мое творчество не об этом. Оно в значительной степени о чувствах. Неудовлетворенность. Я не стремлюсь заставить людей чувствовать определенным образом. Поэтому смысловая насыщенность… я бы сказал, значение, зависит от других. Чувства — от меня «.
Сайт приглашает познакомиться с потрясающими рекламными фотографиями Надава Кандера и с ним самим.
Я родился в Тель-Авиве в декабре 1961 года. Когда я был маленьким, я всегда говорил моим друзьям, что мой папа потерял свой левый глаз из-за полетов на экстремальных высотах во время испытаний истребителей Mirage для израильской армии. Но это не правда. Он летал на 707-х боингах, а глаз потерял по медицинским причинам. Из-за этого он не смог больше летать. Ему было 37, и он искал работу. Мне было два года в то время. Мои родители решили уехать в Южную Африку и начать там все заново. Так что мои самые ранние воспоминания — полет из Тель-Авива в Йоханнесбург в мой третий день рождения.
Я надел школьную форму в 6 лет. У меня был далматинец по имени Дик. Я играл в настольный теннис и футбол, но теннис выходил лучше. Мое прозвище было Гус (Goose), потому что некоторые футбольные тренеры решили, что «goosey goosey gander» (начало английского детского стишка) рифмуется с Кандер. И я болел за Ливерпуль, потому что они были лучшими.
Я ненавидел школу со всей страстью. Стыдно, но это так. Я не обнимался с учителями и одноклассниками и не произносил душещипательных слов прощания в последний день. Я просто ушел и никогда не вернулся. Если мои дети будут также ненавидеть школу, это разобьет мне сердце.
Мы ездили вниз по побережью в белом Остине 1100 до тех пор, пока папа не купил Пежо 504 жуткого зеленого цвета (у него была эта машина до тех пор, пока он не уехал из ЮАР 22 года спустя). Мне было что-то около десяти, и я помню то ощущение успеха, которое испытал, когда кожаная оплетка на руль, которую я купил родителям, была надета еще до того, как мы выехали с заправки.
Я рассказываю вам все это, потому что в те каникулы мой отец фотографировал на Iconoflex, который он купил в один из своих полетов в Нью-Йорк. Неделями позже возвращения в Йоханнесбург мы были приглашены на слайд-шоу, которое я отлично помню до сих пор. Я думаю, что эти слайд-шоу были моим первым введением в возможности фотографии, в частности, наслаждение, которое она приносит.
Когда мне было 13 я начал снимать на Pentax, который смог купить благодаря своей Бар-Мицве. Я помню ребе, которому пришлось просить меня нагнуться, чтобы он смог возложить мне руки на голову. Те снимки, которые я делал тогда и до 17 лет, несмотря на все свое несовершенство, обладали тем же чувством покоя и беспокойства, которое часть моей работы и сегодня. Я всегда знал, что глазу нужно только увидеть фрагмент, и разум заполнит все остальное.
В первый раз я увидел телевизор, когда мы приехали на каникулы в Европу. Мне было 14. Я помню, как отличались все города от Йоханнесбурга — еда, транспорт и столько народу. Я помню, как я ускользал из отелей, где мы останавливались и гулял. Квартал или два. Просто, чтобы почувствовать анонимность и побыть одному. Это было так, как будто, я был в тени, смотрящей на мир вокруг меня с определенной дистанции, и это «дистанция зрителя» присутствует в моей работе и сегодня.
У меня был мотоцикл с 15 лет (Triumph 650 Tiger), и я попал на нем в аварию, и это было определяющим событием. До него я был практикующим злодеем и шел в никуда. Ковыряться в мотоцикле днем и ездить с тусовкой ночью — такой была моя жизнь. После аварии, которая случилась когда мне было 17, я никогда больше не садился на мотоцикл и весь сфокусировался на фотографии.
ЮАР мобилизовала своих белых граждан мужского пола принять участие в National Service, и я каким-то образом попал в военно-воздушные войска. Два года я печатал снимки с воздуха в темной комнате. В этой комнате и понял наконец, что хочу стать фотографом. Примерно в это время я встретил Nicole Verity. А днем позже я демобилизовался из ВВС и начал работать на Harry De Zitter. Несколькими месяцами позже, вскоре после моего 21-ого дня рождения, я уехал в Штаты, а потом в Англию. В конце 1985 года я вернулся в ЮАР и снова встретился с Николь. В 1986-ом она переехала ко мне в Англию. Мы поселились в многоквартирном доме в двух улицах от того места, где живем сейчас.
Мы поженились в африканском буше в 1991 году. Мы живем в Лондоне с тремя нашими детьми. Ореном, Эллой и Талией.
Мои родители, Дженни и Джейкоб живут в Америке. Папа сейчас на пенсии, а мама — поэт, и еще она делает поэтические программы, которые выходят в радиоэфир дважды в день.
via #image6327405
В одном из интервью он сказал: " Настоящая смысловая насыщенность моих фотографий — она в глазах зрителя, будь то критик или просто обыкновенный человек, смотрящий на мои фотографии. Наиболее важным является то, что мои работы задают вопросы. Я на вопросы не отвечаю. Мое творчество не об этом. Оно в значительной степени о чувствах. Неудовлетворенность. Я не стремлюсь заставить людей чувствовать определенным образом. Поэтому смысловая насыщенность… я бы сказал, значение, зависит от других. Чувства — от меня «.
Сайт приглашает познакомиться с потрясающими рекламными фотографиями Надава Кандера и с ним самим.
Я родился в Тель-Авиве в декабре 1961 года. Когда я был маленьким, я всегда говорил моим друзьям, что мой папа потерял свой левый глаз из-за полетов на экстремальных высотах во время испытаний истребителей Mirage для израильской армии. Но это не правда. Он летал на 707-х боингах, а глаз потерял по медицинским причинам. Из-за этого он не смог больше летать. Ему было 37, и он искал работу. Мне было два года в то время. Мои родители решили уехать в Южную Африку и начать там все заново. Так что мои самые ранние воспоминания — полет из Тель-Авива в Йоханнесбург в мой третий день рождения.
Я надел школьную форму в 6 лет. У меня был далматинец по имени Дик. Я играл в настольный теннис и футбол, но теннис выходил лучше. Мое прозвище было Гус (Goose), потому что некоторые футбольные тренеры решили, что «goosey goosey gander» (начало английского детского стишка) рифмуется с Кандер. И я болел за Ливерпуль, потому что они были лучшими.
Я ненавидел школу со всей страстью. Стыдно, но это так. Я не обнимался с учителями и одноклассниками и не произносил душещипательных слов прощания в последний день. Я просто ушел и никогда не вернулся. Если мои дети будут также ненавидеть школу, это разобьет мне сердце.
Мы ездили вниз по побережью в белом Остине 1100 до тех пор, пока папа не купил Пежо 504 жуткого зеленого цвета (у него была эта машина до тех пор, пока он не уехал из ЮАР 22 года спустя). Мне было что-то около десяти, и я помню то ощущение успеха, которое испытал, когда кожаная оплетка на руль, которую я купил родителям, была надета еще до того, как мы выехали с заправки.
Я рассказываю вам все это, потому что в те каникулы мой отец фотографировал на Iconoflex, который он купил в один из своих полетов в Нью-Йорк. Неделями позже возвращения в Йоханнесбург мы были приглашены на слайд-шоу, которое я отлично помню до сих пор. Я думаю, что эти слайд-шоу были моим первым введением в возможности фотографии, в частности, наслаждение, которое она приносит.
Когда мне было 13 я начал снимать на Pentax, который смог купить благодаря своей Бар-Мицве. Я помню ребе, которому пришлось просить меня нагнуться, чтобы он смог возложить мне руки на голову. Те снимки, которые я делал тогда и до 17 лет, несмотря на все свое несовершенство, обладали тем же чувством покоя и беспокойства, которое часть моей работы и сегодня. Я всегда знал, что глазу нужно только увидеть фрагмент, и разум заполнит все остальное.
В первый раз я увидел телевизор, когда мы приехали на каникулы в Европу. Мне было 14. Я помню, как отличались все города от Йоханнесбурга — еда, транспорт и столько народу. Я помню, как я ускользал из отелей, где мы останавливались и гулял. Квартал или два. Просто, чтобы почувствовать анонимность и побыть одному. Это было так, как будто, я был в тени, смотрящей на мир вокруг меня с определенной дистанции, и это «дистанция зрителя» присутствует в моей работе и сегодня.
У меня был мотоцикл с 15 лет (Triumph 650 Tiger), и я попал на нем в аварию, и это было определяющим событием. До него я был практикующим злодеем и шел в никуда. Ковыряться в мотоцикле днем и ездить с тусовкой ночью — такой была моя жизнь. После аварии, которая случилась когда мне было 17, я никогда больше не садился на мотоцикл и весь сфокусировался на фотографии.
ЮАР мобилизовала своих белых граждан мужского пола принять участие в National Service, и я каким-то образом попал в военно-воздушные войска. Два года я печатал снимки с воздуха в темной комнате. В этой комнате и понял наконец, что хочу стать фотографом. Примерно в это время я встретил Nicole Verity. А днем позже я демобилизовался из ВВС и начал работать на Harry De Zitter. Несколькими месяцами позже, вскоре после моего 21-ого дня рождения, я уехал в Штаты, а потом в Англию. В конце 1985 года я вернулся в ЮАР и снова встретился с Николь. В 1986-ом она переехала ко мне в Англию. Мы поселились в многоквартирном доме в двух улицах от того места, где живем сейчас.
Мы поженились в африканском буше в 1991 году. Мы живем в Лондоне с тремя нашими детьми. Ореном, Эллой и Талией.
Мои родители, Дженни и Джейкоб живут в Америке. Папа сейчас на пенсии, а мама — поэт, и еще она делает поэтические программы, которые выходят в радиоэфир дважды в день.
via #image6327405
