717
0,2
2013-05-08
Хороший креативчик, добрый )
— Темыч, т-с-с-с-с, — Санин локоть больно ткнул в бок сидевшего рядом с ним Темы, — смотри, вон видишь, опять туда идет. Вон он, Дикарь.
Тема повернулся и посмотрел вправо, куда его толкал его товарищ. Через двор интерната шел на первый взгляд обычный, неприметный паренек. Взгляд, скользнув по нему, по аккуратной, хоть и заношенной одежде, готов был проследовать дальше, в поисках более интересных объектов, но неизменно цеплялся за глаза. Даже обладай Тема полным средним образованием, он не стал бы высокопарно называть эти глаза волчьими. Но было в них что-то… дикое. Не неукротимое и яростное, нет. Просто дикое, вызывающее даже некоторую оторопь.
— Идет, смотри, как ни в чем не бывало. Сопля соплей, ага. А Мишку-Быка тогда пригрел стулом, дай боже. Видал Мишка с перевязанной головой ходил? Я думал погоняло прилепить ему новое, Комиссар, ну как в песне той, так он на меня так вызверился. Бычара, в общем. – Саня говорил быстро и негромко, не отрывая, как и Тема глаз от их странного товарища, который, проследовав через двор, спокойной, безмятежной походкой, вскоре скрылся за подсобным помещением, называемый в их интернате сарайкой.
На вид Дикарю было лет 11, что позволяло, учитывая условия, в которых жил он и его вынужденные товарищи, смело предположить, что на самом деле ему уже стукнуло все 12, а то и 13 лет. Не богатырского телосложения, среднего роста, он ничем не выделялся из толпы сверстников, если не брать в расчет его взгляд. Интернатские ребята, живущие в одном из городков под Киевом, мало знали о нем. Знали имя, но так привыкли называть его за глаза и в глаза Дикарем, что вскоре забыли, как его зовут по-настоящему. Они не знали ни откуда он, ни из какой он семьи. Они не знали ничего о его прошлом, кроме того факта, что он, как и они, до недавнего времени, был таким же уличным бродягой. И что ему, также как им, свезло все-таки в этой жизни, и он попал из приемника-распределителя именно в этот интернат. Интернат, получавший кроме скудной государственной помощи, помощь от одного из международных благотворительных фондов. Из реплики поварихи «У, нехристь нерусская» они знали то, что Дикарь, наверное, был не с Украины. Он был совсем как дикарь, ни с кем почти не разговаривал, совсем не рассказывал о себе. Дикарь проигнорировал даже ритуал «прописки», коварным и сильным ударом стула по голове убедив местного авторитета в мысли «а ну этого шибанутого до бису». Разумеется, воспитатели и директор знали об этом странном парнишке больше, но, сами понимаете, причин делиться этой информацией со своими подопечными они не видели.
Возможно, они знали что-то о прошлом Дикаря, о его семье. Знали, почему он не рассказывает о ней. Совсем. Как будто не было семьи в жизни этого паренька. Зато было что-то в жизни этого смазливого, в общем-то, мальчика, что не давало ему взглянуть на других людей без настороженности и готовности мгновенно броситься в атаку. Но это были всего лишь предположения, которыми они не забивали свои головы. И, соответственно, не забивали головы другим подопечным. Да, они почти никогда не называли их детьми. Подопечные. Ну, а дети платили им той же монетой. — Видишь, — продолжал Санька, — он за сарайку свернул. Помнишь, мы пробовали как-то там на чердаке окошко открыть, но обломались, замок там путевый?
— Так вот, — Санька перешел вообще на шепот, — я давеча глянул, замок тот покоцанный, видно что вскрыли его. Только внутрь пока не лазил. Стопудов Дикарь ломанул его. Ага. Прячет там что-то. Нерусский он, может он там ханку прячет, как думаешь?
— Не знаю, — в сомнении покачал головой Тема, — Надо глянуть. Только попозжа, когда Дикарь свалит оттуда.
Чуть позже, ближе к вечеру, они, стараясь не привлекать к себе внимания, были уже у сарайки. Санька стоял около подножия лестницы и внимательно осматривал окрестности, а Тема, как более храбрый и боевитый карабкался наверх, к заветному окошку.
Он уже почти добрался до верху, когда Санька, который должен был стоять на стреме и в случае опасности тихо свистнуть, внезапно зашипел от боли:
— Ай-й-й-й, отпусти, придурок. Ой, блин, отпусти же, сукаа-а-а-а.
Тема глянул вниз.
У подножия лестницы корчился Санька, которого держал за неестесственно вывернутую руку Дикарь.
— Слазь. – вроде тихо, но слышно прошептал он, обращаясь к Теме.
И Тема не стал спорить и возмущаться. Просто спустился.
— Что вам нужно здесь, щеглы? – без издевки и злости спросил он, по очереди вперяя в каждого из них свой странный, пугающий взгляд.
Ребята понуро молчали. Потом Санька не выдержал:
— Отпусти, говорю. Пожалуйста. Глянуть мы хотели, что ты там ныкаешь. Ничего плохого тебе не хотели. Сука, ну отпусти, а-а-а?
Дикарь хмыкнул, внимательно, очень внимательно посмотрел им в глаза, отпустил Санькину руку. Потом вытащил из кармана пачку сигарет и, не предлагая им, закурил.
— Что ж… Не убережешься от вас, по любасу. Ладно. Но – молчок, иначе в больничку загремите.
Он еще раз глянул на них и они послушно закивали головами.
— Помните, кошка жила у вас тут, при кухне? – спросил он и не дожидаясь ответа, продолжил, — Конечно помните. Ее на прошлой неделе маршрутка сбила.
— Да-да, — сбивчиво вмешался Санька, — мы с Темычем ее и похоронили же!
— Знаю. Видел. Иначе не рассказывал бы. Так вот. Ощенилась она за 3 недели до этого. Ну, или как там у кошек называется, я не шарю.
Дикарь помолчал, пуская дымные струйки в вечереющее небо.
— Вот. Мамашу сбили, а котята остались. Вот так-то, щеглы. И интерната у них нету.
Он сделал еще пару затяжек.
— Пошли, покажу их.
Забычковав сигарету о лестницу, он резво метнулся вверх. Санька с Темой молча последовали за ним.
На верху было, не смотря на надвигающийся вечер, достаточно светло и потому, подойдя к небольшой картонной коробке, они без помех могли рассмотреть ее содержимое.
Дно коробки было выстлано старой курткой, в углу коробки стояла литровая коробка молока, бутылочка для кормления грудных детей. А в самой середке лежал свернутый шарф, в теплых извивах которого спали три пушистых комочка.
Саня с Темой смотрели на них, и на их лицах одна за одной появлялись несмелые улыбки.
— Котята – выдохнул Саня. – Совсем маленькие. Без мамы.
Санька замер.
— А давайте смотреть за ними? Будем им заместо мамки их, а? И тут произошло маленькое чудо. Дикарь глянул на них и как-то вдруг, как-то неожиданно потрескалась на его лице маска настороженности. И осыпалась.
Осыпалась враз. И вместо нее на его лице появилась простая, такая детская улыбка.
Он протянул им руку и сказал. Просто.
— Леха.
© Ammok
Тема повернулся и посмотрел вправо, куда его толкал его товарищ. Через двор интерната шел на первый взгляд обычный, неприметный паренек. Взгляд, скользнув по нему, по аккуратной, хоть и заношенной одежде, готов был проследовать дальше, в поисках более интересных объектов, но неизменно цеплялся за глаза. Даже обладай Тема полным средним образованием, он не стал бы высокопарно называть эти глаза волчьими. Но было в них что-то… дикое. Не неукротимое и яростное, нет. Просто дикое, вызывающее даже некоторую оторопь.
— Идет, смотри, как ни в чем не бывало. Сопля соплей, ага. А Мишку-Быка тогда пригрел стулом, дай боже. Видал Мишка с перевязанной головой ходил? Я думал погоняло прилепить ему новое, Комиссар, ну как в песне той, так он на меня так вызверился. Бычара, в общем. – Саня говорил быстро и негромко, не отрывая, как и Тема глаз от их странного товарища, который, проследовав через двор, спокойной, безмятежной походкой, вскоре скрылся за подсобным помещением, называемый в их интернате сарайкой.
На вид Дикарю было лет 11, что позволяло, учитывая условия, в которых жил он и его вынужденные товарищи, смело предположить, что на самом деле ему уже стукнуло все 12, а то и 13 лет. Не богатырского телосложения, среднего роста, он ничем не выделялся из толпы сверстников, если не брать в расчет его взгляд. Интернатские ребята, живущие в одном из городков под Киевом, мало знали о нем. Знали имя, но так привыкли называть его за глаза и в глаза Дикарем, что вскоре забыли, как его зовут по-настоящему. Они не знали ни откуда он, ни из какой он семьи. Они не знали ничего о его прошлом, кроме того факта, что он, как и они, до недавнего времени, был таким же уличным бродягой. И что ему, также как им, свезло все-таки в этой жизни, и он попал из приемника-распределителя именно в этот интернат. Интернат, получавший кроме скудной государственной помощи, помощь от одного из международных благотворительных фондов. Из реплики поварихи «У, нехристь нерусская» они знали то, что Дикарь, наверное, был не с Украины. Он был совсем как дикарь, ни с кем почти не разговаривал, совсем не рассказывал о себе. Дикарь проигнорировал даже ритуал «прописки», коварным и сильным ударом стула по голове убедив местного авторитета в мысли «а ну этого шибанутого до бису». Разумеется, воспитатели и директор знали об этом странном парнишке больше, но, сами понимаете, причин делиться этой информацией со своими подопечными они не видели.
Возможно, они знали что-то о прошлом Дикаря, о его семье. Знали, почему он не рассказывает о ней. Совсем. Как будто не было семьи в жизни этого паренька. Зато было что-то в жизни этого смазливого, в общем-то, мальчика, что не давало ему взглянуть на других людей без настороженности и готовности мгновенно броситься в атаку. Но это были всего лишь предположения, которыми они не забивали свои головы. И, соответственно, не забивали головы другим подопечным. Да, они почти никогда не называли их детьми. Подопечные. Ну, а дети платили им той же монетой. — Видишь, — продолжал Санька, — он за сарайку свернул. Помнишь, мы пробовали как-то там на чердаке окошко открыть, но обломались, замок там путевый?
— Так вот, — Санька перешел вообще на шепот, — я давеча глянул, замок тот покоцанный, видно что вскрыли его. Только внутрь пока не лазил. Стопудов Дикарь ломанул его. Ага. Прячет там что-то. Нерусский он, может он там ханку прячет, как думаешь?
— Не знаю, — в сомнении покачал головой Тема, — Надо глянуть. Только попозжа, когда Дикарь свалит оттуда.
Чуть позже, ближе к вечеру, они, стараясь не привлекать к себе внимания, были уже у сарайки. Санька стоял около подножия лестницы и внимательно осматривал окрестности, а Тема, как более храбрый и боевитый карабкался наверх, к заветному окошку.
Он уже почти добрался до верху, когда Санька, который должен был стоять на стреме и в случае опасности тихо свистнуть, внезапно зашипел от боли:
— Ай-й-й-й, отпусти, придурок. Ой, блин, отпусти же, сукаа-а-а-а.
Тема глянул вниз.
У подножия лестницы корчился Санька, которого держал за неестесственно вывернутую руку Дикарь.
— Слазь. – вроде тихо, но слышно прошептал он, обращаясь к Теме.
И Тема не стал спорить и возмущаться. Просто спустился.
— Что вам нужно здесь, щеглы? – без издевки и злости спросил он, по очереди вперяя в каждого из них свой странный, пугающий взгляд.
Ребята понуро молчали. Потом Санька не выдержал:
— Отпусти, говорю. Пожалуйста. Глянуть мы хотели, что ты там ныкаешь. Ничего плохого тебе не хотели. Сука, ну отпусти, а-а-а?
Дикарь хмыкнул, внимательно, очень внимательно посмотрел им в глаза, отпустил Санькину руку. Потом вытащил из кармана пачку сигарет и, не предлагая им, закурил.
— Что ж… Не убережешься от вас, по любасу. Ладно. Но – молчок, иначе в больничку загремите.
Он еще раз глянул на них и они послушно закивали головами.
— Помните, кошка жила у вас тут, при кухне? – спросил он и не дожидаясь ответа, продолжил, — Конечно помните. Ее на прошлой неделе маршрутка сбила.
— Да-да, — сбивчиво вмешался Санька, — мы с Темычем ее и похоронили же!
— Знаю. Видел. Иначе не рассказывал бы. Так вот. Ощенилась она за 3 недели до этого. Ну, или как там у кошек называется, я не шарю.
Дикарь помолчал, пуская дымные струйки в вечереющее небо.
— Вот. Мамашу сбили, а котята остались. Вот так-то, щеглы. И интерната у них нету.
Он сделал еще пару затяжек.
— Пошли, покажу их.
Забычковав сигарету о лестницу, он резво метнулся вверх. Санька с Темой молча последовали за ним.
На верху было, не смотря на надвигающийся вечер, достаточно светло и потому, подойдя к небольшой картонной коробке, они без помех могли рассмотреть ее содержимое.
Дно коробки было выстлано старой курткой, в углу коробки стояла литровая коробка молока, бутылочка для кормления грудных детей. А в самой середке лежал свернутый шарф, в теплых извивах которого спали три пушистых комочка.
Саня с Темой смотрели на них, и на их лицах одна за одной появлялись несмелые улыбки.
— Котята – выдохнул Саня. – Совсем маленькие. Без мамы.
Санька замер.
— А давайте смотреть за ними? Будем им заместо мамки их, а? И тут произошло маленькое чудо. Дикарь глянул на них и как-то вдруг, как-то неожиданно потрескалась на его лице маска настороженности. И осыпалась.
Осыпалась враз. И вместо нее на его лице появилась простая, такая детская улыбка.
Он протянул им руку и сказал. Просто.
— Леха.
© Ammok
