633
0,2
2016-09-04
Ты не забудь, мой папа - генерал
Anshe
“Ты не забудь, мой папа- генерал!”-
она была с характером пантеры,
один глоток на дне ее фужера,
и скрылись офицерские манеры.
Фужер разбился и платок упал
с красивых плеч, на дорогой палас,
открыв ее лопатки и осанку,
и равновесье стало наизнанку…
Потом спешил солдатик спозаранку
угрюмо, с сожалением на плац…
“Ты не забудь мой папа- генерал.”
Шептала ядовито под фатою:
“Тебе не быть с какой-то там другою,
ты знал своею бритой головою
куда солдатский твой сапог ступал…”
Менялись звезды за его окном,
менялись звезды на его погонах,
и девочки мелькавшие в вагонах,
на фоне ярких радуг, летних склонов
уже давно не думали о нем.
“Ты не забудь, мой папа- генерал,”-
платок едва скрывал ее сутулость.
Его внезапно что-то ужаснуло,
чужими стали губы, веки, скулы,
как будто в жизни их не целовал.
И пронеслись года под болью век,
преобладал из красок жизни – серый,
не радовали- лестница карьеры,
командировки, деньги, адюльтеры,
и даже был не в радость первый снег.
“Ты не забудь мой папа- генерал, — и добавляет,- был… “-совсем не смело.
И папы нет, и тело постарело,
и жизнь писалась на асфальте мелом,
а дождик эти надписи смывал,
не будет прозы, автор одинок,
ведь помнится хорошее обычно…
Чужие гарнизоны и обличья,
приказы, смена звездочек и лычек,
но о любви так и не начат слог…
“Ты не забудь, мой папа- генерал!”-
она была с характером пантеры,
один глоток на дне ее фужера,
и скрылись офицерские манеры.
Фужер разбился и платок упал
с красивых плеч, на дорогой палас,
открыв ее лопатки и осанку,
и равновесье стало наизнанку…
Потом спешил солдатик спозаранку
угрюмо, с сожалением на плац…
“Ты не забудь мой папа- генерал.”
Шептала ядовито под фатою:
“Тебе не быть с какой-то там другою,
ты знал своею бритой головою
куда солдатский твой сапог ступал…”
Менялись звезды за его окном,
менялись звезды на его погонах,
и девочки мелькавшие в вагонах,
на фоне ярких радуг, летних склонов
уже давно не думали о нем.
“Ты не забудь, мой папа- генерал,”-
платок едва скрывал ее сутулость.
Его внезапно что-то ужаснуло,
чужими стали губы, веки, скулы,
как будто в жизни их не целовал.
И пронеслись года под болью век,
преобладал из красок жизни – серый,
не радовали- лестница карьеры,
командировки, деньги, адюльтеры,
и даже был не в радость первый снег.
“Ты не забудь мой папа- генерал, — и добавляет,- был… “-совсем не смело.
И папы нет, и тело постарело,
и жизнь писалась на асфальте мелом,
а дождик эти надписи смывал,
не будет прозы, автор одинок,
ведь помнится хорошее обычно…
Чужие гарнизоны и обличья,
приказы, смена звездочек и лычек,
но о любви так и не начат слог…