ТВОЙ

Палад
г. Киев



Я школяр. Я острижен тобой «под горшок». Униформа в мастичной мазне.
Ма, зачем тебе плохо, когда хорошо дурковатому гоблину мне?!

Вот я старше. С разбитой кастетом скулой и костяшками пальцев в крови.
Не ропщи. Молча знай: хоть стервец, только — твой. Дай умыться. На кухню зови.

Мне шестнадцать. Мне грезится взрослая жизнь. Вот и паспорт, но фотка — отстой.
С полуслова могу нахамить: «Отвяжись!», дерзко вздёрнув башкою пустой.

Наши взгляды на всё разбегаются врозь. У меня нарастает броня.
Вот я дьявольски пьян, ты ботиночки сбрось с обронённого в койку меня.

Петли двери давно бы промазать в пазу — сучий взвизг, как на вене надрез.
В этот твой выходной я привёл «стрекозу». Стрекоза лишь стрекочет да ест.

Мы, конечно же, угол с ней съёмный найдём. Станем счастье лепить из песка.
Ты на стёклах, снаружи краплёных дождём, изнутри процарапай: «тоска».

Ты мудра и матёра. Лишь впалость ланит намекает на пройденный путь.
Старость медлит. Но скоро она постучит, и не фарт от неё увильнуть.

В полудрёмах твоих несмышлёным, босым по ковру я сигаю, смеясь.
У меня, между тем, грыжа есть и усы. И на снимке рентгеновском — «грязь».

Кожа, как и не ведала трепетных рук. Губы в мрачной усмешке свело.
Над кушеткой в углу прописался паук: ловит тела скупое тепло.

Будет скверик мертветь. Будет красться зима, крася травье седою канвой.
Исхудалый на треть, хрипло выдохну:
— Ма,
ненадолго я вновь
только твой.