453
0,1
2016-05-29
Ожидательное
Анна Ефремова
Израиль
Нет паролей, молчалив охранник — а чего ты ждал? Фанфар? Объятий?
С бейджиком «Убит на поле брани» в очередь встаём за благодатью.
Муть со дна опять подняли черти — это верно, тьма тьмутараканья...
Жаль, что человек внезапно смертен. Загодя бы знать — обмыли б раны,
чистое исподнее надели, попрощались, выпили бы водки.
Может, скажут там: «Поналетели...» и попросят выложить зачётки.
А в зачётках — неуды сплошные, мы с тобой ведь те ещё студенты:
много врали, очень много пили и в тени пытались отсидеться.
Может, нам ещё там скажут: «Тати, натащили к проходной навозу...».
Или всем воды святой не хватит — будем ртом хватать горячий воздух.
Очередь, смотри, до горизонта, эка им сегодня привалило...
Это, может быть, заезд сезонный? Аж вспотел тот справа, белокрылый.
Пашет, как Ангелина, бедняга, выйти покурить нельзя — конвейер.
Интересно, это должность — ангел? Или так, примазавшийся к двери?
Хорошо, хоть номерки не пишут на ладонях… Чинно, благородно.
Неужели все здесь духом нищи? Глянь, столпотворение у входа.
Грустно что-то. Мысли, словно насморк, — душат, не дают дышать спокойно.
Хочется спросить: «За что же нас-то?» — разве мы кричали: «Все по коням!»?
Разве мы в кого-нибудь стреляли? Разве жгли деревни/книги/души?
Просто мы на поле брани пали.
Грустно здесь. И муторно. И душно.
Израиль
Нет паролей, молчалив охранник — а чего ты ждал? Фанфар? Объятий?
С бейджиком «Убит на поле брани» в очередь встаём за благодатью.
Муть со дна опять подняли черти — это верно, тьма тьмутараканья...
Жаль, что человек внезапно смертен. Загодя бы знать — обмыли б раны,
чистое исподнее надели, попрощались, выпили бы водки.
Может, скажут там: «Поналетели...» и попросят выложить зачётки.
А в зачётках — неуды сплошные, мы с тобой ведь те ещё студенты:
много врали, очень много пили и в тени пытались отсидеться.
Может, нам ещё там скажут: «Тати, натащили к проходной навозу...».
Или всем воды святой не хватит — будем ртом хватать горячий воздух.
Очередь, смотри, до горизонта, эка им сегодня привалило...
Это, может быть, заезд сезонный? Аж вспотел тот справа, белокрылый.
Пашет, как Ангелина, бедняга, выйти покурить нельзя — конвейер.
Интересно, это должность — ангел? Или так, примазавшийся к двери?
Хорошо, хоть номерки не пишут на ладонях… Чинно, благородно.
Неужели все здесь духом нищи? Глянь, столпотворение у входа.
Грустно что-то. Мысли, словно насморк, — душат, не дают дышать спокойно.
Хочется спросить: «За что же нас-то?» — разве мы кричали: «Все по коням!»?
Разве мы в кого-нибудь стреляли? Разве жгли деревни/книги/души?
Просто мы на поле брани пали.
Грустно здесь. И муторно. И душно.