537
0,2
2016-03-17
Он ей кричит - очнись, дура
Ингурен
Он ей кричит — очнись, дура!
жизнь начинается,
когда желание и смерть побеждает страх!
А она ему — а вы видели моих стройных оленей фигуры?
а ленивцев, томно спящих в лианах?
а макак, прячущих рояли в кустах?..
Он говорил, что каждый уникален,
только эти уникальности, как ДНК,
хранятся надежно запертыми в индивидуальных клеточках сна.
Они хотят пробудиться и развернуться,
грозят кулаком Майе… Да что толку кричать
во сне персонажу сна «проснись»,
когда лишь от него и можно проснуться.
Он вздыхал и уходил жить в пустыню,
потом возвращался, дарил ей простой серый камушек.
Она восторгалась им как драгоценным и говорила — отныне
все будет волшебно, мон шер, и навеки я ваша.
Он уговаривал, грозил, умолял,
ради нее основал три школы и монастырь.
А потом просто сел и лет десять молчал;
Он был с миром насмерть терпелив.
Все это было, конечно, напрасно.
Люди приходили, молились и кланялись его древу,
ожидая манны небесной, денег, счастья,
смерти врагов, вечной любви,
крепкого сна, благословенья посевов.
Она приносила ему тосты на завтрак
Он тихо ждал, когда вовсе «проснется»
от этой коробочки с клубком гормональных реакций — и убеждал себя, что больше сюда не вернется.
Хоть и знал, что такое может тоже только казаться.
Он ей кричит — очнись, дура!
жизнь начинается,
когда желание и смерть побеждает страх!
А она ему — а вы видели моих стройных оленей фигуры?
а ленивцев, томно спящих в лианах?
а макак, прячущих рояли в кустах?..
Он говорил, что каждый уникален,
только эти уникальности, как ДНК,
хранятся надежно запертыми в индивидуальных клеточках сна.
Они хотят пробудиться и развернуться,
грозят кулаком Майе… Да что толку кричать
во сне персонажу сна «проснись»,
когда лишь от него и можно проснуться.
Он вздыхал и уходил жить в пустыню,
потом возвращался, дарил ей простой серый камушек.
Она восторгалась им как драгоценным и говорила — отныне
все будет волшебно, мон шер, и навеки я ваша.
Он уговаривал, грозил, умолял,
ради нее основал три школы и монастырь.
А потом просто сел и лет десять молчал;
Он был с миром насмерть терпелив.
Все это было, конечно, напрасно.
Люди приходили, молились и кланялись его древу,
ожидая манны небесной, денег, счастья,
смерти врагов, вечной любви,
крепкого сна, благословенья посевов.
Она приносила ему тосты на завтрак
Он тихо ждал, когда вовсе «проснется»
от этой коробочки с клубком гормональных реакций — и убеждал себя, что больше сюда не вернется.
Хоть и знал, что такое может тоже только казаться.