Что если всё, что вы знали о дисциплинировании детей – неправда?

Негативные последствия, временные отстранения от учёбы и наказания лишь ухудшают плохое поведение. Но есть новый подход, который действительно работает.

Весной 2013 года в один из оживлённых дней Ли Робинсон (Leigh Robinson) пошла обедать, когда её вызвало руководство школы. Третьеклассник Уилл, который был известен плохим поведением, устроил переполох на детской площадке. Он снял ремень, размахивал им вокруг себя и кричал. Персонал школы переживал, что мальчик может навредить кому-нибудь. Робинсон, помогавшая Уиллу в обучении и воспитании, помчалась на школьный двор.

Уилл был «тем самым ребёнком». В каждой школе таких несколько. Они всегда попадают в неприятности, если сами их не создают. Это дети, которые не могут усидеть на своём месте, подвержены вспышкам гнева и способны превратить жизнь учителя в ад. Другие дети обвиняют их в драках, которые случаются на перемене. Уилл знал, что он был из таких ребят. Начиная с первого класса, он приходил в школу тревожным, принимал оборонительную позицию и готовился к очередной конфронтации с одноклассником или учителем.

Выражение «конвейер школа-тюрьма» (school-to-prison pipeline) придумали для описания того, что американские государственные школы терпят неудачу с такими детьми, как Уилл. Первоклассник, чьё недисциплинированное поведение не корректируется, может стать пятиклассником с множеством отстранений от учёбы, восьмиклассником, который начнёт принимать вредящие препараты, бросит среднюю школу и станет 17-летним осуждённым. Несмотря на то, что современных педагогов учат быть чуткими к «социально-эмоциональному развитию» и школы стремятся к включению детей с когнитивными проблемами и задержкой развития в обычные классы, достижения в психологии зачастую летят в трубу, как только один трудный ребёнок начинает выступать. Учителя и администраторы по-прежнему полагаются на устаревшую систему кнута и пряника, используя всё: от красно-жёлто-зелёных карт, диаграмм поведения и призов до отстранений и отчислений.

Наш способ обращения с самыми сложными детьми по-прежнему коренится в философии Б. Ф. Скиннера, который в середине 20-го века настаивал, что человеческое поведение определяется последствиями, и плохое поведение должно быть наказано. (Павлов выяснил это на собаках.) В течение 2011-12 учебного года министерство образования США насчитало 130 000 отчислений и примерно 7 миллионов отстранений среди 49 миллионов учащихся по программе К12. Последние оценки позволяют предположить, что в американских школах каждый год происходит четверть миллиона случаев телесных наказаний.

Но современные психологические исследования показывают, что стандартные дисциплинарные методы далеки от разрешения проблем с детским поведением и гораздо чаще лишь усугубляют их. Они жертвуют долгосрочными целями (улучшение поведения учащихся во благо) ради сиюминутной выгоды – моментального умиротворения в классе.

Учителя, которые стремятся контролировать поведение учащихся – вместо того, чтобы помогать им в самоконтроле – подрывают те самые элементы, которые необходимы для мотивации: самостоятельность, чувство компетентности и способность уживаться с другими людьми.

Например, профессор психологии из университета Рочестера Эдвард Деси (Edward Deci) обнаружил, что учителя, которые стараются контролировать поведение учеников, вместо того, чтобы помочь им развить самоконтроль, разрушают элементы, необходимые для мотивации: независимость, сознание правомочности и способность уживаться с другими людьми. Это означает, что им сложнее обучиться самоконтролю, важному навыку для успеха в долгосрочной перспективе. Социальный психолог из Стэнфордского университета Кэрол Двек продемонстрировала, что даже награды – золотые звёздочки и тому подобное – могут снизить мотивацию и производительность, так как внимание смещается на мнение учителя, а не на внутреннее поощрение к обучению.

В 2011 году обнародовали исследование, в ходе которого на протяжении более шести лет наблюдали примерно за 1 млн. школьников. Учёные из Техасского университета обнаружили, что дети, которых отстраняли от учёбы или отчисляли за мелкие нарушения, – мелкие драки, пользование телефоном, внешний вид – в три раза чаще своих сверстников попадали под контроль системы правосудия по делам несовершеннолетних в течение года после наказания. (Темнокожих детей наказывали за аналогичные проступки на 31% чаще, чем белых или латиноамериканских детей.) Дети, у которых диагностировали проблемы с поведением, например, оппозиционно-вызывающее расстройство (ОВР), синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), реактивное расстройство привязанности, возникавшие часто в результате травмы в раннем возрасте, и мешали должным образом контактировать с окружающими, с большей вероятностью дисциплинировались.

Напрашивается вопрос: есть ли смысл введения самых суровых мер по отношению к самым сложным детям? Мы считаем, что хронически непослушные дети не хотят вести себя нормально, но что если во многих случаях они просто не могут?

Несколько замечательных исследований начинают коренной переворот во взгляде на дисциплину: от тюрем для несовершеннолетних до начальной школы. Психолог Росс Грин, который преподавал в Гарварде и университете Виргинии, нашёл преданных последователей среди родителей и педагогов, имеющих дело с трудными детьми. Как методы засыпания Ричарда Фербера предназначены для родителей, отчаявшихся приучить малыша к самостоятельному засыпанию, так дисциплинарный метод Грина адресован родителям, чьи дети проявляют отклонения в поведении. Его книги «Взрывной ребенок. Новый подход к воспитанию и пониманию легко раздражимых, хронически несговорчивых детей» и «Потерянный в школе» можно раздавать как Священное Писание.

Свою модель он оттачивал в детских психиатрических клиниках и в исправительных учреждениях для несовершеннолетних. А в 2006 году официально пробился в государственные и частные школы. «Мы знаем, что если будем продолжать делать то, что не работает с этими детьми, мы их потеряем. Кто работает с детьми, у которых сложное поведение, тот знает, что характерно для этих ребят: они приучены к наказанию», – сказал Грин.

Согласно философии Грина, вам больше не нужно наказывать ребёнка за то, что он кричит в классе или неоднократно покидает своё место, чем срывает тест по правописанию. Вам следует поговорить с ним, чтобы выяснить причины вспышки, затем обсудить альтернативные стратегии для следующего раза, когда он почувствует то же самое. Цель в том, чтобы добраться до корня проблемы, а не дисциплинировать ребёнка за то, что выдаёт его мозг.

«Этот подход охватывает несколько основных тем, которые появляются в литературе всё чаще», – говорит Рассел Скиба, профессор психологии и директор Equity Project в университете Индианы. Он объясняет, что акцент на решении проблемы, а не на наказании теперь рассматривается как ключ к успешному дисциплинированию.

Если подход Грина верен, то воспитатели, которые продолжают спорить о надлежащем балансе поощрений и наказаний, может быть обсуждают совсем не то. Ведь, что толку наказывать ребёнка, у которого ещё не развились функции мозга, необходимые для управления своим поведением?
Уилл, всё ещё державший в руках ремень, когда прибыла Ли Робинсон, размахивал им на спортивной площадке Центральной школы. Высокая худая женщина со стянутыми в конский хвост длинными каштановыми волосами казалась неторопливой и спокойной. Это учебное заведение, принимающее детей до третьего класса, одно из нескольких сотен школ по всей стране, где начали тестировать методику Грина. В данном случае с помощью 10 000 долларов государственного гранта по борьбе с преступностью.

Уилл пришёл в первый класс в тот год, когда стартовала программа Грина «Совместные и проактивные решения» (Collaborative and Proactive Solutions / CPS). Он был активным и ярким ребёнком, любил играть на улице. Но ему также было гораздо сложнее, чем типичному первокласснику оставаться на своём месте или в классе. Когда он не находил слов для того, что его беспокоило, то мог замахнуться на одноклассников или начинал ворчать и ныть, катаясь по полу. Психолог диагностировал у него невербальное расстройство обучения. Оно затрудняет адаптацию к новым ситуациям, переход к новому окружению, интерпретацию социальных сигналов и способность ориентироваться в пространстве и времени. В начале второго класса Робинсон назначили его помощником.

На детской площадке она приблизилась к мальчику и успокаивающе, как эксперт по ведению переговоров с захватчиками заложников, мягко сказала ему: «Делай с ремнём то, что тебе нужно. Просто держи его подальше от людей». Медленно ребёнок начал успокаиваться. Они подошли к роще возле школы, и она позволила ему бросать камни в поток и кричать, кричать, пока, наконец, он не разрыдался в её руках. Затем они поговорили и придумали план. В следующий раз, когда он почувствует себя расстроенным или подавленным, скажет кому-нибудь из сотрудников, что ему нужен его помощник. Если Робинсон будет за пределами учебного корпуса, с ней свяжутся по телефону и позовут к нему.

Несколько лет назад сотрудники этой школы ответили бы иначе. В обычной школе ребёнка, который кажется угрозой для других, могут остановить, применив физическую силу, изолировать в специальном помещении или отослать домой. Детей с трудностями в обучении и нарушениями в поведении отстраняют от учёбы примерно в два раза чаще, чем их сверстников и они почти в три раза чаще попадают в тюрьму из общей численности молодежи, по данным правительства. Уилл белый, как и большинство местных учеников. Для чёрнокожих детей с трудностями в поведении показатель составляет 25 процентов. То есть 1 из 4 афроамериканских мальчиков и 1 из 5 афроамериканских девочек с проблемами поведения будут временно отстранены в текущем учебном году.

До введения программы Грина «Совместные и проактивные решения» (CPS) в школе были нормой обычные дисциплинарные действия. В течение 2009-10 учебного года детей 146 раз отправляли в кабинет директора за нарушение дисциплины и двое были отстранены от учёбы. Два года спустя количество направлений снизилась до 45, ни единого отстранения. Нина Д'Аран рассказала, что всё это благодаря большей ориентированности на «удовлетворение потребностей ребёнка и решении проблем вместо того, чтобы контролировать поведение». «Это большой сдвиг».

Метод CPS зависит от подготовки персонала школы (или тюрьмы, или психиатрической лечебницы) к развитию крепких отношений – особенно с самыми «взрывными» детьми – и готовности предоставить детям центральную роль в решении их собственных проблем. Например, учитель может увидеть, что трудный ребёнок бездельничает перед рабочей страницей и предположить, что это дерзость, когда на самом деле ученик просто голоден. Проблему решает перекус. Д'Аран говорит: «До CPS мы тратили много времени, пытаясь понять детей, мы общались друг с другом. Сейчас мы говорим с детьми и верим, когда они говорят, что есть проблемы».

Следующий шаг – определение проблем каждого ученика. На перерыве нужно поговорить с каждым ребёнком по отдельности, держа за руку. Например, он может вести себя импульсивно, потому что чувствует, что слишком много людей «смотрят на него со всех сторон». Решение? «Его можно пересадить в глубину класса», – говорит Д'Аран. Преподаватели и ученик придумали бы план, как постепенно его вовлечь.

Всё это требует кардинальных изменений в мышлении и в рабочем процессе. В Центральной школе выделили средства для совершенствования здания, класс разделили на два пространства. Одну сторону назвали «учебный центр». Это тихое место для детей, где можно сделать перерыв, перекусить и решить проблемы, прежде чем вернуться к учёбе. В другой части – ресурсная комната. Школа старается обеспечить 20-недельную подготовку для учителей и еженедельный часовой коучинг по Skype с тренером Грина.

Прорыв у Уилла произошёл в первом классе после нескольких неудачных попыток, когда с ним садились поговорить Д'Аран, затем методист и его учитель. Он отказывался принимать участие в письменных уроках с одноклассниками. Они уговаривали Уилла более 45 минут. После первоначальных стонов и «я не знаю», наконец, пришло решение: он спросил, можно ли использовать линованную бумагу, на которой было бы место, чтобы нарисовать картинку, так проще приступить к написанию. Вскоре он без проблем решил письменные задания.

У 57-летнего Грина вьющиеся каштановые волосы, очки и привычка говорить, словно он читает лекцию по психологии. На ежегодной конференции некоммерческой организации Lives in the Balance, которую он основал для продвижения своего метода и для защиты детей с трудностями в поведении, Грин обратился к толпе из около 500 педагогов, психологов и других специалистов. Всем своим видом и твидовым блейзером он напоминал учителя средней школы, но Грин с большой горячностью говорил о миллионах детей, которым прописывают лекарства и наказывают за плохое поведение.

Грин говорит, что оказаться в «конвейере школа-тюрьма» рискуют не только дети, которые относятся к 5,2 миллионам с СДВГ, к 5 миллионам с нарушением способности к обучению и к 2,2 миллионам с тревожным расстройством. Но также 16 миллионов, которые испытали повторные травмы или насилие, 1,4 миллиона с депрессией, 1,2 миллиона с расстройствами аутистического спектра и 1,2 миллиона, что остались без крова. «Детей со сложным поведением всё ещё плохо понимают и по-прежнему обращаются с ними такими способами, что несут враждебный, возвратный, карательный, односторонний, неэффективный характер и приводят к обратным результатам», – сказал он аудитории. «Мы не только не помогаем, мы делаем то, что ухудшает положение дел. И тогда получаем гораздо более отчуждённых, безнадёжных, иногда агрессивных, иногда жестоких детей».

Грин изучал метод модификации поведения – метод Б.Скиннера. Но уже в начале клинической практики в качестве аспиранта в университете Виргинии у него начали появляться вопросы. Он убеждал родителей использовать положительное подкрепление для основных занятий: от одевания до работ по дому и отхода ко сну. Но Грину казалось, что он лечит симптомы, игнорируя болезнь.

Примерно в то же время он узнал, что нейробиологи проводят новые исследования, изучая функции мозга с помощью фМРТ. Они обнаружили, что префронтальная кора нашего головного мозга играет ключевую роль в управлении так называемой «исполнительной функцией» – нашей способностью контролировать импульсы, расставлять задачи по приоритетам, строить планы, критически мыслить. Другие исследования указывают на то, что префронтальная кора агрессивных детей фактически не развита, либо развивается медленнее. Так что их мозг просто ещё не способен помочь им регулировать поведение.

Но мозг переменчив. Обучение и неоднократные опыты могут изменить физическую структуру мозга, создавая новые нейронные пути. Нобелевский лауреат Эрик Кандел обнаружил, что память хранится в синапсах нервной системы. Он получил Нобелевскую премию в 2000 году за изучение нервной системы морского слизняка аплизии. Кандел выяснил, что когда слизняк «узнавал» что-то похожее на страх, то создал новые нейроны.

Эта новая научная волна имеет большой смысл для педагогов: дети действительно могут перекроить свой мозг, когда они развивают практические навыки. Более того, Двек и другие исследователи показали, что когда ученикам об этом говорят, их мотивация и успеваемость подскакивают. Грин начал инструктировать родителей, чтобы те сосредоточились на укреплении в своих детях навыков решения проблем. Оказалось, что это работает.

К началу 1990-х Грин заработал докторскую степень в клинической психологии. Он переехал в Массачусетс, где начал преподавать в Гарвардской медицинской школе и управлять программой когнитивно-поведенческой психологии в Общей больнице Массачусетса. Он также стал тестировать свой новый подход в детской психиатрической клинике, где ранее использовали метод Скиннера. В 2001 году Кембриджский союз здравоохранения (Cambridge Health Alliance) реализовал CPS в группе больниц в районе Бостона и сообщил, что в течение года его использования физические и химические ограничения (например, клонидин, мощный седативный препарат) у молодых пациентов снизились с 20 случаев в месяц до нуля. В результате последующих пятилетних клинических испытаний в Политехническом университете Виргинии с участием 134 детей в возрасте от 7 до 14 лет метод CPS оценили как эффективный способ лечения детей с оппозиционно-вызывающим расстройством.

К 2001 году, когда в мягкой обложке вышла книга Грина «Взрывной ребёнок», он превратился в востребованного лектора, даже появлялся на шоу Опры. Его первый отрецензированный материал с обоснованием эффективности модели опубликовали в научном журнале Journal of Consulting and Clinical Psychology. Тогда приглашений выступить в больницах и других местах стало ещё больше.

В 2004 году психолог из Молодёжного центра развития Лонг Крик, исправительного центра в Саут-Портленде, штат Мэн, посетил один из семинаров Грина в Портленде и уговорил своё руководство позволить ему попробовать CPS. Заведующий учреждением Родни Буффард вспоминает, как некоторые сотрудники сначала противились. И их нетрудно было понять: вместо того, чтобы остановить и изолировать ребёнка, который, скажем, перевернул стол, теперь им предстояло говорить с нарушителем о его чувстве неудовлетворённости. Сотрудники стали игнорировать сыплющиеся ругательства в классе, но разговаривали с учеником позже в частном порядке, чтобы не бросать ему вызов на глазах у сверстников.

Примечательно то, что отношения изменились. Дети увидели в работниках своих союзников, персонал больше не чувствовал себя в роли противников. Вспышки гнева угасли. Уменьшилось количество дисциплинарных нарушений, стало меньше травм у детей и у взрослых. Поведение детей улучшилось. «Старший сотрудник, который противостоял нам больше всего, повернулся ко мне и сказал «мне жаль, что мы не сделали это раньше. У меня нет синяков, мои мышцы не напряжены от борьбы, и я чувствую, что действительно добился чего-то»», – вспоминает Буффард.

Второе исправительное учреждение для несовершеннолетних Маунтин-Вью также внедрило метод Грина с аналогичными результатами. Инциденты, которые приводили к травмам, лишению свободы или мерам пресечения, сократились почти на две трети в период с апреля 2004 по апрель 2008 года.

Как и в Лонг Крик, сотрудники Центральной школы поначалу отнеслись скептически. Когда в один прекрасный день разъярённый второклассник бросил стул в технического специалиста Сьюзан Форсли, её первый порыв был «не спустить ему это с рук». Но она проглотила свою гордость и покинула класс, пока мальчик не успокоился. Позже она села с ним и с директором Д'Аран, и они договорились, что если он снова почувствует себя разозлённым, то отправится в кабинет администрации, где посидит с чучелами животных или с любимой книгой, чтобы успокоиться. В итоге Форсли научилась читать его эмоции и предотвращала проблемы, предлагая ему сделать перерыв. Она говорит, что при противостоянии дети ещё больше стоят на своём, и никто от этого не выигрывает.

Вернёмся к Уиллу. Он окончил Центральную школу. Субботним утром вместе с братьями он помогал готовить яблочные оладьи и фруктовый салат, когда я пришла к нему домой. Уилл остановился, так как хотел показать мне «Antlandia», настольную игру, которую сам создал, чтобы продемонстрировать свои знания о насекомых. Сейчас он учится в пятом классе, нашёл друзей в новой школе и гордится тем, что теперь сам ездит в автобусе.

Уилл поделился своими впечатлениями о преподавателях и сотрудниках Центральной школы. «Когда они замечают, что ребёнок сердится, они стараются помочь. Они спрашивают, что его беспокоит», – сказал он. Его мать Рейчел Уэйкфилд сказал мне позже, что метод «Совместные и проактивные решения» научил Уилла говорить о расстраивающих ситуациях и отстаивать свои интересы. Теперь, сказала она, ему на самом деле легче, чем было его старшему брату. «Это очень важный навык, так как они вступают в подростковый возраст».

По мнению Грина, это большая победа – не просто исправить проблемы с поведением у детей, но и настроить их на самостоятельный успех. Он считает, что слишком многие педагоги зацикливаются на проблемах ребёнка вне стен школы – неспокойный дом, неблагополучный район – вместо того, чтобы сосредоточиться на том, что может сделать школа. «Независимо от того, в какой дом он возвращается, вы можете сделать для ребёнка чертовски много за хороших шесть часов в день, пять дней в неделю, девять месяцев в году», – говорит Росс Грин. «Мы связываем себе руки, когда ориентируемся в первую очередь на тех вещах, с которыми ничего не можем сделать».

Автор: Katherine Reynolds Lewis
По материалам: filmsforaction.