Ингурен



Встречаясь со своим страхом
Ты выбираешь одно из двух:
Либо убегаешь от него прочь
Испугавшись одного намека
На поражение в возможной битве.
Либо зажмуриваешься,
Чтобы не умереть от ужаса
До полной слепоты,
И бросаешься на все что попадется под руку
Ожесточенно размахивая мечом.
(Уж лучше бы снес им собственную голову)

Мой тебе совет, о храбрец!
Иди прямо в сердце страха
Открой глаза на боящегося
И выбрось картонный меч.
Он ему не поможет.

Феликс Комаров



На страже ада Цербер трехголовый,
То низший ум он охраняет ад.
В его оковах трепетное слово,
Умножит нам мучения стократ.

Из отражений выстроив темницу
И разделив себя на свет и тьму,
Он не дает душе свершить бар-мицву
И разрешить коан – «Так что есть Му? »

Из сырости рождаются вопросы
И проползают глазом шевеля…
И вот уже мокрицы — наши боссы,
Уверено хватают круг руля.

А высший ум, себя не созерцая,
Играет в ад и рай и в свет и тьму.
И на себя, собой призывно лая,
Себе расскажет — «МУ всего лишь МУ.»

1370 — Начато строительство Бастилии. Изначальная задача этого четырехугольного домика с восемью тридцатиметровыми башенками и ровиками 25 метров шириной и 8 глубиной была проста, как мычание теленка — защищаться от англичан. Собственно, и само слово «bastille» означает «укрепление». Крепостью она считалась очень даже даже серьезной, достраивалась и укреплялась в течении двух веков. Однако — ирония судьбы — как только ее довели до, так сказать, совершенства, военная потребность в ней отпала напрочь. Случилось сие при Генрихе IV, который Наваррский и первый из Бурбонов. Но простаивать без дела столь замечательной жилплощади не довелось — в нее стали вселять в принудительном порядке граждан, не умеющих ужитваться с текущим монархом. Ну, а статусом штатной тюрьмы Бастилия обзавелась при кардинале Ришелье. При нем, правда, заселяли ее в основном политическими. Арендодатели могли представить широкий выбор — от карцеров для особо беспокойных постояльцев в цокольном и подвальном этажах до мансардных помещений с особым температурным режимом, в которых погодные метаморфозы ощущались с особой остротой.
В чем нельзя было упрекнуть политику помещения в бывшую крепость — так в кастовой избирательности. Сажали сюда всех, не взирая на социальный статус. Довелось здесь отметиться Калиостро, маркизу де Саду, а месье Вольтер так и вовсе дважды был зван за стены. Говорят, сильно резкие стихи про короля писал, шельмец. Ну, и этот, который в железной маске был. Кто был таков — вряд ли уже когда-нибудь узнаем. Чтобы уж полностью подчеркнуть демократичность заведения, отметить, что сюда помещали даже книги. К примеру, Французскую Энциклопедию.
Ну, а потом настало 14 июля 1789 года. Недовольный народ Бастилию взял, три года разбирал, табличку «Отныне здесь танцуют» установил. Что, собственно, и по сию пору на этом месте и делают. А, ну да, еще Июльскую колонну в память о дне взятия воздвигли

Патри



Мне уже давно никто не снится по ночам,

Научилась радоваться простым вещам:

Слышать музыку, и не только рок,

Позволяю случаю заступить за порог,

Не креститься каждый раз от греха,

Принимать состояние «в потроха»,

Если кашлять, то только от сигарет,

Говорить, не стесняясь себя, «сколько лет»,

Отвечать на вопросы «куда пройти»,

Отпускать, если явно «не по пути»,

Целоваться вслух, греться у костра,

Прыгать в воду с реставрированного моста,

Приготовить еду, чтобы просто съесть,

Не смущаться услышанному, если это лесть,

Говорить о правде, не шепча, в глаза,

Попросить прощение, спустить тормоза,

Не смеяться над глупостью, простить себя,

Если делать что-то, то только любя,

Не грустить над прошедшим, заглядывая туда,

Просто быть, в состоянии «никуда».

Лия Алтухова



Он вскрывает тебя, собирает разбитые части,
Ты футляр-человек, а возможно и киндер-сюрприз.
Ты почти уступила, а он получил свое счастье,
И полгода уж тянется ваш этот лже-мазохизм…

Он находит в тебе твои грезы, сомненья и страхи,
Ты снимаешь с него сотни масок, и смотришь вовнутрь.
Невозможность расстаться опять загоняет на плаху,
Невозможность быть рядом мешает ночами уснуть.

Ты задумчиво крутишь на пальце взлохмаченный локон,
Он, прищурившись, молча сжимает в руках темный руль…
Обнажая деталь, заберешься обратно в свой кокон,
И вечерним дождем отзовется смущенный июль.

Киев красит закат, добавляет оранжево-алый.
Чтобы снова дышать, он пойдет утром пасмурным в зал…

Ночь — граница, конец или, может быть, только начало,
Как решит в этот раз Тот, кто вас неразлучно связал…

Феликс Комаров



В бесконечно малом – бесконечно большое.
Все что можно сказать – уже сказано было.
Не избавит мираж от пустынного зноя.
Время знает, а вечность забыла.

Бог запрятал себя и с собою играет.
Бесконечность имен сотворяют друг друга.
И кто выберет имя, ведущее к раю,
Если есть только выбор дороги по кругу.

В этой чудной игре не найти проигравших,
Ведь не могут фигуры терпеть пораженья.
Мы живем не свои, и фигуры не наши,
Но других не найти в этом переплетенье.

Имя есть у фигур, но нет имени Богу.
Праздник есть у людей, но есть так же и горе.
И не будет у слов, ни конца, ни итога
И не будет волны отделенной от моря.

kreyzer
Винница



Мы даже близоруки одинаково
Чтобы друг друга узнавать не зрением,
А только в нас читаемыми знаками,
Вразрез любому знанию и мнению.

Мы по одной устроены механике -
Неточности душевного движения,
Но все пазы притерты — нить не вставите,
И грани все — до легкости скольжения.

Мы, как ни разложи, детали целого -
Со всеми недосказанными мыслями -
По одному заказу, видно, сделаны,
По одному приказу будем списаны.

kreyzer
Винница



Непослушные пряди брусчаткой заплетены,
В ярких лентах трамваев звенят колокольчики,
Из морщинок на камне года и столетия
На вопросы про возраст ответят уклончиво.

Мне не нужно себя развлекать сувенирами,
Я в тебе не ищу ни греха, ни причастия,
У соборов склоняются ангелы смирные,
Но, как все, разлетаются в поисках счастья.

И однажды в хорошем добротном издании
На прохладе мелованной, светом лоснящейся,
Я увижу знакомые тени и здания,
И твою невозможную суть настоящую.

Эти хмурые своды мерцают просветами,
Неоготика выглядит тоненькой женщиной…
И Святая Эльжбета, сквозь небо продетая,
Словно пуговкой мною на башне увенчана.

kreyzer
Винница



Ты говоришь, что истина внутри.
Там нет ее — одни сплошные правды,
На дно бокала тоже не смотри — Тебе соврать хмельные тени рады,
Чужая мудрость, как всегда, не впрок
И безнадежно кривы параллели,
Ты силишься увидеть между строк
Совсем не то, что в них сказать хотели.
Ты ищешь истину… И кажется тебе,
Что к телу ближе, то уже не ложно!
Ты принимаешь сторону, и с ней
Возможно истину, но и тогда — возможно.
Не выбирая пряник или плеть,
Записывай ходы свои построчно,
Но между правдами стараясь усидеть,
Ты промахнешься. Совершенно точно.

Нина Хмельницкая
г.Хайфа



Разговор впустую — горькие слова.
Унижает жалость, не спасёт мольба.
Ночь страшнее пытки — лёд сковал кровать.
Мёртвым быть не страшно — страшно умирать!

Искреннего чувства оборвалась нить.
Время расставаться, по теченью плыть.
Всё осталось в прошлом, не вернётся вспять.
Мёртвым быть не страшно — страшно умирать!

Нежность губ и ласки в прОклятом вчера.
Стоном бьётся эхо в душу до утра.
Разомкнув объятья, трудно в ритм дышать.
Мёртвым быть не страшно — страшно умирать!

Ты меня забудешь — в памяти дыра.
Одиноких судеб вьются вечера.
Опустились руки, изменилась стать.
Мертвым быть не страшно — страшно умирать…