603
0,2
2015-07-03
Письмо из Ирака (12 фото)
Занятное чтиво
— Письмо домой морского пехотинца с откровенным описанием жизни в «Дантовом аде» путешествовало по генеральским папкам для «входящих». Мы публикуем его с согласия автора.
В материале нет «жареного мяса». Нет изображений окровавленных людей. Есть только взгляд конкретного человека на конкретную обстановку. Материалу — год.
Этот неприукрашенный отчет о жизни в Ираке был написан в прошлом месяце морским пехотинцем и изначально предназначался узкому кругу родных и друзей. Этот честный, но ироничный рассказ, необычайно откровенный разговор о происходящем разительно отличается от картины, которую в ходе дебатов о войне в Ираке рисуют обе стороны – и пентагоновские специалисты по пиару, и их непреклонные критики. Так что закономерно и, возможно, неизбежно, что «Письмо из Ирака» быстро вышло за пределы небольшой группы знакомых и попало к генералам в отставке, к пентагоновским офицерам и на Капитолийский холм, к штатным сотрудникам комитетов конгресса.
Сотрудница TIME Салли Доннелли первый раз получила его три недели назад, но только на этой неделе смогла разыскать автора и проверить подлинность документа. Автор пожелал сохранить анонимность, но позволил опубликовать своей текст с небольшими купюрами.
Всем: я не очень много писал из Ирака. Там на самом деле не о чем в общем-то писать. Точнее, я мало про что могу писать, потому что практически все, что я делаю, читаю или слышу, является секретной военной информацией или действует настолько угнетающе, что я предпочитаю немедленно забыть об этом, а уж никак не описывать.
Промежутки заполнены чистейшей скукой повседневной жизни в военном лагере. Так что приходится напрячься, чтобы придумать, о чем написать, чтобы письмо заслуживало прочтения. Самое ужасное, что это место просто засасывает тебя. Я работаю по 18-20 часов в день, каждый день. Попытки нарисовать ясную картину того, что задумывают повстанцы, продолжаются бесконечно. Проблемы и конфликты возникают быстрее, чем находятся решения. На каждый новый вызов нужно искать ответ. И так каждый день. Прежде чем я отдаю себе в этом отчет, у меня все начинает плыть перед глазами, потому что сейчас 4 часа утра и я работал 20 часов подряд, в очередной раз каким-то образом пропустив обед. И опять я никому не написал. А спустя четыре часа все начинается по новой. Это не очень похоже на «День сурка» – скорее на очередной круг Дантового ада.
Вместо того, чтобы пытаться подвести итог последних семи месяцев, я подумал, что лучше расскажу о наиболее ярких моментах 2006 года в Ираке. Вот какие события и впечатления мне запомнились лучше всего.
Самый ужасный случай «дежа вю». Я думал, что чувство «дежа вю» мне знакомо, пока не вернулся сюда, в Фалуджу, в феврале. В то мгновение, когда я сошел с вертолета, в первые минуты рассвета, и увидел лагерь точно таким же, каким он был за десять месяцев до этого – вот это было настоящее «дежа вю». Довольно раздражающее. Как будто я и не уезжал. То же рабочее место, тот же поломанный письменный стол, то же стул, тот же компьютер, та же комната, та же скрипучая мебель, то же… все. Все то же самое, только год другой. Это была какая-то параллельная вселенная. Дом был не за 10 тыс. миль отсюда, он был вообще в другой жизни.
Самый сюрреалистический момент. Когда я смотрел на морпехов, прибывших к моему пункту содержания задержанных и выгружающих целых грузовик лилипутов в наручниках. 26 человек, если быть точным. Утром в тот день мы сообщили морпехам в Фалудже, что ищем «плохого парня», который, по описаниям, очень маленького роста. Я-то не знал, что в Фалудже живет целая колония карликов, которые держатся вместе, потому что их считают изгоями общества. Морпехи торопились поскорее вернуться в колонию и привезти всех остальных подозреваемых, но я отменил операцию, решив, что «плохой парень» давно убежал на коротких ножках, увидев своих товарищей в окружении великанов-неверных.
Самый глубокомысленный человек в Ираке. Неизвестный фермер в очень отдаленном районе, который, когда морпехи-разведчики спросили его, видел ли он в этом районе каких-нибудь иностранных бойцов, ответил: «Да, вас».
Самый ужасный город в провинции Аль-Анбар. Это легко – Рамади. Столица провинции с населением 400 тыс. человек. Много-много повстанцев были убиты здесь с тех пор, как мы прибыли сюда в феврале. Каждый день происходит скверная перестрелка. Они убивают нас с помощью гигантских бомб на дорогах, с помощью снайперов, минометов и стрелкового оружия. Мы убиваем их с помощью танков, атакуем вертолетами, артиллерией, убиваем с помощью наших снайперов (которые стреляют гораздо лучше, чем их) и любым оружием, которое может нести пехотинец. И так каждый день. Невероятно, но я редко вижу Рамади в новостях. На нас здесь, на западе, нападают не меньше, чем в Багдаде. Да, в Багдаде 7 миллионов населения, а у нас тут только 1,2 миллиона. В пересчете на душу населения Аль-Анбар – место самого ожесточенного насилия в Ираке, превосходящее другие места по этому признаку на несколько порядков. Я думаю, неслучайно морпехов послали в 2003 году именно сюда.
Самый храбрый парень в провинции Аль-Анбар. Любой техник по обезвреживанию неразорвавшихся боеприпасов. Как вам нравится работенка, которая требует от вас обезвреживать в яме посреди дороги бомбы, которые, весьма возможно, заминированы или связаны проводком с «плохим парнем», который только и ждет, когда вы подойдете поближе к бомбе, чтобы нажать на детонатор? И так каждый день. Ассенизаторам в Нью-Йорке платят больше, чем этим ребятам. Вот и говорите после этого о мужестве и преданности.
Второй самый храбрый парень в провинции Аль-Анбар. Приз получают 20 тыс. морпехов и солдат, которые каждый день выходят на дороги и в города Аль-Анбара, не зная, будет ли этот день для них последним. Для одного-двух из них он таки будет последним.
Худшее электронное письмо. «Передвижной банк крови нуждается в крови II группы, резус-положительной». Я всегда спускаюсь в операционный блок, когда получаю такие письма, но кровь никогда не сдаю – там всегда, днем и ночью, уже ждут своей очереди около 80 морпехов.
Самый большой сюрприз. Иракская полиция. Все местные ребята. Я никогда не представлял себе, что мы получим действующую полицию в городах Аль-Анбара. Я считал, что повстанцы убьют первых отважившихся и этим отпугнут всех остальных. Ну, повстанцы действительно убили первых смельчаков, но люди продолжали записываться в копы. Повстанцы продолжают уничтожать полицейских, убивая их в их домах и на улицах, но копы не сдаются. Абсолютно фантастическая стойкость. Повстанцы знают, что полиция умеет находить их гораздо лучше, чем мы, и действительно находит. Если бы только нам удалось отучить их от привычки избивать заключенных до состояния пюре…
Самое большое удовлетворение. Запастись чудовищным количеством диетической Колы из армейской столовой, несмотря на презрительное отношение моих людей к такому скопидомству, незадолго до того, как 122-миллиметровая ракета взорвалась около гигантского транспортного контейнера, где была вся газировка для столовой. Да, опыт не пропьешь.
Самая большая загадка. Как некоторые люди умудряться тут потолстеть. Я усох до 165 фунтов (примерно 75 кг. – Прим. перев.). У кого находится время, чтобы есть?
Вторая самая большая загадка. Если в окопах не бывает атеистов, то почему на воскресной службе так мало народу?
Любимое телешоу иракцев. Опра. Не знаю почему. У них есть все спутниковые каналы.
Самый дерзкий поступок повстанцев. Они украли почти 7 млн долларов из центрального банка в Рамади среди бела дня, а выйдя оттуда, помахали ручкой морпехам на блок-посту прямо рядом с банком; морпехи понятия не имели о том, что происходит, и помахали в ответ. Изумительно.
Самая памятная сцена. Посреди ночи на пыльном летном поле я наблюдал большую часть батальона морских пехотинцев, которые собрали свои вещи и были готовы отправиться домой после шести месяцев пребывания в Аль-Анбаре; облегчение на их молодых лицах читалось даже при свете луны. А потом я видел, как те же самые морпехи обменивались взглядами с таким же количеством выгружающихся пехотинцев – со своей сменой. Ничего не было сказано. Ничего и не нужно было говорить.
Подразделение с самым высоким уровнем продления контрактов. Любая часть, которая в последнее время побывала в Ираке. Все опасности, все тяготы, все время, проведенное вдали от дома, весь ужас и все разочарование тем, как здесь идет борьба, – все это оказывается бессильно перед желанием молодых людей быть частью братства, где все готовы погибнуть друг за друга. Они нашли здесь то, чего искали, отправляясь в армию после школы. У них теперь больше боевого опыта, чем у любых других морпехов в наших войсках.
Самая удивительная вещь, по которой я не скучаю. Пиво. Может быть, легкое опьянение, вызванное недостатком сна, компенсирует его отсутствие.
Самый жуткий запах. Мобильные туалеты на 120-градусной жаре. При этом 120 градусов [по Фаренгейту; это равно 48,9 градусов Цельсия] снаружи туалета.
Самая высокая температура. Я точно не знаю, какая, но внутри туалетных кабинок. Мне приходилось пить после каждого похода на очко.
Самый большой геморрой. Высокопоставленные визитеры. Больше мешают работе, чем ракетная атака. VIP-персоны требуют комментариев и поездок по «боевым местам» (мы возим их в тихие районы Фалуджи, что уже и так пугает их до смерти). Наши пояснения и комментарии, похоже, никак не влияют на их заранее сложившиеся понятия о том, что происходит в Ираке. Их поездки позволяют им говорить, что они были в Фалудже, благодаря чему они, к несчастью, получают незаслуженный кредит доверия и могут бесконечно талдычить свои фантазии о здешнем повстанческом движении.
Самое возмутительное. Почти все, что «говорящие головы» в телевизоре говорят о войне в Ираке, и это при том, что мне не часто случается смотреть телевизор. Их мнения постоянно отличаются одновременно чудовищным упрощенчеством и политической тенденциозностью. Самый вопиющий случай – Билл О'Рейли.
Самый большой успех разведки. Когда нашли похитителей Джима Кэрролла – всех. Я был страшно горд за своих ребят в тот день. Я думал, что после этого мы все получим бесплатно в гости Christian Science Monitor, но до сих пор никто не объявлялся.
Самый печальный момент. Когда командующий пехотным батальоном передал мне жетоны одного из моих морпехов, которого только что убили во время выполнения задания. В него попали из 60-миллиметрового миномета. Он был отличный морпех. Я долго после этого чувствовал себя раздавленным. Его портрет теперь висит у входа в наш блок. Мы возьмем его с собой, когда будем уезжать в феврале.
Самый яркий эпизод а-ля Чак Норрис. 13 мая. «Плохие парни» явились в административный центр маленького городка, чтобы похитить мэра, поскольку они не переносят никакой формы правления, которая не предусматривает регулярные обезглавливания и женщин в парандже. Их было семеро. Когда они вывели мэра, намереваясь запихнуть его в грузовик и отвезти куда-нибудь, чтобы отрубить голову (как обычно, под запись на видео), один из «плохих парней» положил свой автомат, чтобы связать мэру руки. Мэр воспользовался случаем, чтобы схватить автомат и пришить пять плохих парней. Двое оставшихся убежали. Один из убитых был в нашей топ-двадцатке самых разыскиваемых. Вот и говорите, что с городским советом не повоюешь.
Самый ужасный звук. Отдаленный треск и бум, означающие, что только что взорвалось самодельное взрывное устройство или мина. Ты спрашиваешь себя, в кого попало, и надеешься, что это все-таки было близко, но мимо, а не прямое попадание. Слышу этот звук практически каждый день.
Второй самый ужасный звук. Когда наша артиллерия стреляет без предупреждения. Наши гаубицы расположены довольно близко от того места, где я работаю. Поверьте мне, улетающие снаряды звучат очень похоже на прилетающие, когда наши орудия бьют прямо у нас над головой. Ощущение такое, что у тебя из зубов вылетают пломбы.
Единственная вещь, которая в Ираке лучше, чем в США. Закаты. Потрясающие. Это из-за огромного количества пыли в воздухе.
Момент, которым я больше всего горжусь. Они случаются каждый день, когда я вижу, как наши морпехи получают феноменальные разведданные, которые в очень большой степени срывают операции «плохих парней» в Аль-Анбаре. Каждую ночь морпехи и солдаты распахивают двери и хватают «плохих парней» на основании данных разведки, полученных нашими парнями. Мы редко теряем наших людей во время таких рейдов, потому что они прекрасно осведомлены о своей задаче. Горстки детей только что со школьной скамьи не могут работать так хорошо, но они это делают.
Самый счастливый момент. Ну, это было не в Ираке. Там нет по-настоящему счастливых моментов. Это было в Калифорнии, когда я смог снова обнять свою семью во время отпуска в июле.
Самая частая мысль. О доме. Постоянно думаю о доме, о моей чудесной жене и ребятах. Думаю, как поживают все остальные. Жалею, что мало пишу. В общем, всегда думаю о доме.
Надеюсь, у вас все в порядке. Если хотите сделать для меня что-нибудь, поцелуйте копа, спустите воду в туалете и выпейте пива. Я постараюсь в скором времени написать еще – обещаю.
--
— Письмо домой морского пехотинца с откровенным описанием жизни в «Дантовом аде» путешествовало по генеральским папкам для «входящих». Мы публикуем его с согласия автора.
В материале нет «жареного мяса». Нет изображений окровавленных людей. Есть только взгляд конкретного человека на конкретную обстановку. Материалу — год.
Этот неприукрашенный отчет о жизни в Ираке был написан в прошлом месяце морским пехотинцем и изначально предназначался узкому кругу родных и друзей. Этот честный, но ироничный рассказ, необычайно откровенный разговор о происходящем разительно отличается от картины, которую в ходе дебатов о войне в Ираке рисуют обе стороны – и пентагоновские специалисты по пиару, и их непреклонные критики. Так что закономерно и, возможно, неизбежно, что «Письмо из Ирака» быстро вышло за пределы небольшой группы знакомых и попало к генералам в отставке, к пентагоновским офицерам и на Капитолийский холм, к штатным сотрудникам комитетов конгресса.
Сотрудница TIME Салли Доннелли первый раз получила его три недели назад, но только на этой неделе смогла разыскать автора и проверить подлинность документа. Автор пожелал сохранить анонимность, но позволил опубликовать своей текст с небольшими купюрами.
Всем: я не очень много писал из Ирака. Там на самом деле не о чем в общем-то писать. Точнее, я мало про что могу писать, потому что практически все, что я делаю, читаю или слышу, является секретной военной информацией или действует настолько угнетающе, что я предпочитаю немедленно забыть об этом, а уж никак не описывать.
Промежутки заполнены чистейшей скукой повседневной жизни в военном лагере. Так что приходится напрячься, чтобы придумать, о чем написать, чтобы письмо заслуживало прочтения. Самое ужасное, что это место просто засасывает тебя. Я работаю по 18-20 часов в день, каждый день. Попытки нарисовать ясную картину того, что задумывают повстанцы, продолжаются бесконечно. Проблемы и конфликты возникают быстрее, чем находятся решения. На каждый новый вызов нужно искать ответ. И так каждый день. Прежде чем я отдаю себе в этом отчет, у меня все начинает плыть перед глазами, потому что сейчас 4 часа утра и я работал 20 часов подряд, в очередной раз каким-то образом пропустив обед. И опять я никому не написал. А спустя четыре часа все начинается по новой. Это не очень похоже на «День сурка» – скорее на очередной круг Дантового ада.
Вместо того, чтобы пытаться подвести итог последних семи месяцев, я подумал, что лучше расскажу о наиболее ярких моментах 2006 года в Ираке. Вот какие события и впечатления мне запомнились лучше всего.
Самый ужасный случай «дежа вю». Я думал, что чувство «дежа вю» мне знакомо, пока не вернулся сюда, в Фалуджу, в феврале. В то мгновение, когда я сошел с вертолета, в первые минуты рассвета, и увидел лагерь точно таким же, каким он был за десять месяцев до этого – вот это было настоящее «дежа вю». Довольно раздражающее. Как будто я и не уезжал. То же рабочее место, тот же поломанный письменный стол, то же стул, тот же компьютер, та же комната, та же скрипучая мебель, то же… все. Все то же самое, только год другой. Это была какая-то параллельная вселенная. Дом был не за 10 тыс. миль отсюда, он был вообще в другой жизни.
Самый сюрреалистический момент. Когда я смотрел на морпехов, прибывших к моему пункту содержания задержанных и выгружающих целых грузовик лилипутов в наручниках. 26 человек, если быть точным. Утром в тот день мы сообщили морпехам в Фалудже, что ищем «плохого парня», который, по описаниям, очень маленького роста. Я-то не знал, что в Фалудже живет целая колония карликов, которые держатся вместе, потому что их считают изгоями общества. Морпехи торопились поскорее вернуться в колонию и привезти всех остальных подозреваемых, но я отменил операцию, решив, что «плохой парень» давно убежал на коротких ножках, увидев своих товарищей в окружении великанов-неверных.
Самый глубокомысленный человек в Ираке. Неизвестный фермер в очень отдаленном районе, который, когда морпехи-разведчики спросили его, видел ли он в этом районе каких-нибудь иностранных бойцов, ответил: «Да, вас».
Самый ужасный город в провинции Аль-Анбар. Это легко – Рамади. Столица провинции с населением 400 тыс. человек. Много-много повстанцев были убиты здесь с тех пор, как мы прибыли сюда в феврале. Каждый день происходит скверная перестрелка. Они убивают нас с помощью гигантских бомб на дорогах, с помощью снайперов, минометов и стрелкового оружия. Мы убиваем их с помощью танков, атакуем вертолетами, артиллерией, убиваем с помощью наших снайперов (которые стреляют гораздо лучше, чем их) и любым оружием, которое может нести пехотинец. И так каждый день. Невероятно, но я редко вижу Рамади в новостях. На нас здесь, на западе, нападают не меньше, чем в Багдаде. Да, в Багдаде 7 миллионов населения, а у нас тут только 1,2 миллиона. В пересчете на душу населения Аль-Анбар – место самого ожесточенного насилия в Ираке, превосходящее другие места по этому признаку на несколько порядков. Я думаю, неслучайно морпехов послали в 2003 году именно сюда.
Самый храбрый парень в провинции Аль-Анбар. Любой техник по обезвреживанию неразорвавшихся боеприпасов. Как вам нравится работенка, которая требует от вас обезвреживать в яме посреди дороги бомбы, которые, весьма возможно, заминированы или связаны проводком с «плохим парнем», который только и ждет, когда вы подойдете поближе к бомбе, чтобы нажать на детонатор? И так каждый день. Ассенизаторам в Нью-Йорке платят больше, чем этим ребятам. Вот и говорите после этого о мужестве и преданности.
Второй самый храбрый парень в провинции Аль-Анбар. Приз получают 20 тыс. морпехов и солдат, которые каждый день выходят на дороги и в города Аль-Анбара, не зная, будет ли этот день для них последним. Для одного-двух из них он таки будет последним.
Худшее электронное письмо. «Передвижной банк крови нуждается в крови II группы, резус-положительной». Я всегда спускаюсь в операционный блок, когда получаю такие письма, но кровь никогда не сдаю – там всегда, днем и ночью, уже ждут своей очереди около 80 морпехов.
Самый большой сюрприз. Иракская полиция. Все местные ребята. Я никогда не представлял себе, что мы получим действующую полицию в городах Аль-Анбара. Я считал, что повстанцы убьют первых отважившихся и этим отпугнут всех остальных. Ну, повстанцы действительно убили первых смельчаков, но люди продолжали записываться в копы. Повстанцы продолжают уничтожать полицейских, убивая их в их домах и на улицах, но копы не сдаются. Абсолютно фантастическая стойкость. Повстанцы знают, что полиция умеет находить их гораздо лучше, чем мы, и действительно находит. Если бы только нам удалось отучить их от привычки избивать заключенных до состояния пюре…
Самое большое удовлетворение. Запастись чудовищным количеством диетической Колы из армейской столовой, несмотря на презрительное отношение моих людей к такому скопидомству, незадолго до того, как 122-миллиметровая ракета взорвалась около гигантского транспортного контейнера, где была вся газировка для столовой. Да, опыт не пропьешь.
Самая большая загадка. Как некоторые люди умудряться тут потолстеть. Я усох до 165 фунтов (примерно 75 кг. – Прим. перев.). У кого находится время, чтобы есть?
Вторая самая большая загадка. Если в окопах не бывает атеистов, то почему на воскресной службе так мало народу?
Любимое телешоу иракцев. Опра. Не знаю почему. У них есть все спутниковые каналы.
Самый дерзкий поступок повстанцев. Они украли почти 7 млн долларов из центрального банка в Рамади среди бела дня, а выйдя оттуда, помахали ручкой морпехам на блок-посту прямо рядом с банком; морпехи понятия не имели о том, что происходит, и помахали в ответ. Изумительно.
Самая памятная сцена. Посреди ночи на пыльном летном поле я наблюдал большую часть батальона морских пехотинцев, которые собрали свои вещи и были готовы отправиться домой после шести месяцев пребывания в Аль-Анбаре; облегчение на их молодых лицах читалось даже при свете луны. А потом я видел, как те же самые морпехи обменивались взглядами с таким же количеством выгружающихся пехотинцев – со своей сменой. Ничего не было сказано. Ничего и не нужно было говорить.
Подразделение с самым высоким уровнем продления контрактов. Любая часть, которая в последнее время побывала в Ираке. Все опасности, все тяготы, все время, проведенное вдали от дома, весь ужас и все разочарование тем, как здесь идет борьба, – все это оказывается бессильно перед желанием молодых людей быть частью братства, где все готовы погибнуть друг за друга. Они нашли здесь то, чего искали, отправляясь в армию после школы. У них теперь больше боевого опыта, чем у любых других морпехов в наших войсках.
Самая удивительная вещь, по которой я не скучаю. Пиво. Может быть, легкое опьянение, вызванное недостатком сна, компенсирует его отсутствие.
Самый жуткий запах. Мобильные туалеты на 120-градусной жаре. При этом 120 градусов [по Фаренгейту; это равно 48,9 градусов Цельсия] снаружи туалета.
Самая высокая температура. Я точно не знаю, какая, но внутри туалетных кабинок. Мне приходилось пить после каждого похода на очко.
Самый большой геморрой. Высокопоставленные визитеры. Больше мешают работе, чем ракетная атака. VIP-персоны требуют комментариев и поездок по «боевым местам» (мы возим их в тихие районы Фалуджи, что уже и так пугает их до смерти). Наши пояснения и комментарии, похоже, никак не влияют на их заранее сложившиеся понятия о том, что происходит в Ираке. Их поездки позволяют им говорить, что они были в Фалудже, благодаря чему они, к несчастью, получают незаслуженный кредит доверия и могут бесконечно талдычить свои фантазии о здешнем повстанческом движении.
Самое возмутительное. Почти все, что «говорящие головы» в телевизоре говорят о войне в Ираке, и это при том, что мне не часто случается смотреть телевизор. Их мнения постоянно отличаются одновременно чудовищным упрощенчеством и политической тенденциозностью. Самый вопиющий случай – Билл О'Рейли.
Самый большой успех разведки. Когда нашли похитителей Джима Кэрролла – всех. Я был страшно горд за своих ребят в тот день. Я думал, что после этого мы все получим бесплатно в гости Christian Science Monitor, но до сих пор никто не объявлялся.
Самый печальный момент. Когда командующий пехотным батальоном передал мне жетоны одного из моих морпехов, которого только что убили во время выполнения задания. В него попали из 60-миллиметрового миномета. Он был отличный морпех. Я долго после этого чувствовал себя раздавленным. Его портрет теперь висит у входа в наш блок. Мы возьмем его с собой, когда будем уезжать в феврале.
Самый яркий эпизод а-ля Чак Норрис. 13 мая. «Плохие парни» явились в административный центр маленького городка, чтобы похитить мэра, поскольку они не переносят никакой формы правления, которая не предусматривает регулярные обезглавливания и женщин в парандже. Их было семеро. Когда они вывели мэра, намереваясь запихнуть его в грузовик и отвезти куда-нибудь, чтобы отрубить голову (как обычно, под запись на видео), один из «плохих парней» положил свой автомат, чтобы связать мэру руки. Мэр воспользовался случаем, чтобы схватить автомат и пришить пять плохих парней. Двое оставшихся убежали. Один из убитых был в нашей топ-двадцатке самых разыскиваемых. Вот и говорите, что с городским советом не повоюешь.
Самый ужасный звук. Отдаленный треск и бум, означающие, что только что взорвалось самодельное взрывное устройство или мина. Ты спрашиваешь себя, в кого попало, и надеешься, что это все-таки было близко, но мимо, а не прямое попадание. Слышу этот звук практически каждый день.
Второй самый ужасный звук. Когда наша артиллерия стреляет без предупреждения. Наши гаубицы расположены довольно близко от того места, где я работаю. Поверьте мне, улетающие снаряды звучат очень похоже на прилетающие, когда наши орудия бьют прямо у нас над головой. Ощущение такое, что у тебя из зубов вылетают пломбы.
Единственная вещь, которая в Ираке лучше, чем в США. Закаты. Потрясающие. Это из-за огромного количества пыли в воздухе.
Момент, которым я больше всего горжусь. Они случаются каждый день, когда я вижу, как наши морпехи получают феноменальные разведданные, которые в очень большой степени срывают операции «плохих парней» в Аль-Анбаре. Каждую ночь морпехи и солдаты распахивают двери и хватают «плохих парней» на основании данных разведки, полученных нашими парнями. Мы редко теряем наших людей во время таких рейдов, потому что они прекрасно осведомлены о своей задаче. Горстки детей только что со школьной скамьи не могут работать так хорошо, но они это делают.
Самый счастливый момент. Ну, это было не в Ираке. Там нет по-настоящему счастливых моментов. Это было в Калифорнии, когда я смог снова обнять свою семью во время отпуска в июле.
Самая частая мысль. О доме. Постоянно думаю о доме, о моей чудесной жене и ребятах. Думаю, как поживают все остальные. Жалею, что мало пишу. В общем, всегда думаю о доме.
Надеюсь, у вас все в порядке. Если хотите сделать для меня что-нибудь, поцелуйте копа, спустите воду в туалете и выпейте пива. Я постараюсь в скором времени написать еще – обещаю.
--
