871
0.2
2014-08-04
Трогательная фотокнига Филиппа Толедано
Мысли о последних днях со своим отцом фотограф Филипп Толедано облек в форму фотокниги, в которой трогательно и искренне описал свои чувства, все моменты их жизни. Он сделал этот альбом для себя, а оказалось, что его издание стало пользоваться успехом, так как затрагивало тонкие струны души очень многих людей планеты.
Потому что эта книга — о нас.
Моя мама внезапно отошла в мир иной в 2006 году. И я осознал, как много значила она для меня, для моего отца. Его постиг настоящий шок. Каждые 15 минут по пути домой он спрашивал меня, почему никто не сообщил ему о болезни матери. «Что с ней случилось?» «Почему никто не звонил?» «Как она умерла?» В итоге его сознание просто отказалось воспринимать информацию, а я прекратил говорить, что мамы нет, так как он каждый раз заново переживал ее смерть. Я сказал, что она уехала в Париж, и до самой своей смерти он терпеливо ждал ее возвращения.
Так родился этот фотоальбом, который посвящен жизни моего папы. Без нашей мамы.
Маму он вспоминал постоянно…
Мой папа в 1930-ых гг., оказалось, был актером второго плана в Голливуде. Был неплох как актер, красив и состоятелен. Все это я узнавал постепенно, все больше времени общаясь с ним, и с ужасом осознавая, что я ничего о нем не знаю. Он часто смотрелся в зеркало, а, будучи тщеславным, переживал, что так постарел. В свои 98 он оставался в душе актером, подающим большие надежды. Помню, он так расстроился, что сед, что собрался красить волосы ваксой, лишь бы они не выглядели так «устрашающе».
Я нашел его записки в рабочем столе. Он писал это, когда думал, что я не вижу это. Это были мысли, которые тревожили его: «Где все?», «Что происходит?».
Моя жена Карла часто держала его за руку. Он всегда отмечал, что на ней новое платье. На минутку он снова становился, как он говорил, «грязным пошлым старикашкой», делающим непристойные намеки женщинам. Он даже обожал, когда моя жена ходила в коротком платье, и любовался ее стройной фигурой. Вот что меня удивляло: как он все время жил, вопреки всему. В итоге Карла решила нанять сиделку, чтобы не смущать разум моего папы.
Мой папа часто проговаривал, что желает умереть. Однако часть его сопротивлялась смерти, а часть мечтала отойти на покой, он считал, что и так прожил слишком долго.
А это лучший друг отца, наш песик, которого папа звал по-дружески — Мэтт. Хотя пса звали Джорджем. Папа считал, что наш пес обладал воистину могучим интеллектом. Он любил его, и, полагаю, во многом наш питомец активно поддерживал в отце тягу к жизни.
Мой папа проводил в туалете не меньше часа. И даже не замечал, зачем он туда идет, и сколько там находится. Когда мы стучались в туалет, он удивленно вскидывал глаза, мол, чего это мы мешаем? А он просто приходил и сидел. Старческие изменения, ничего не поделать. Порой он вел себя совсем как ребенок.
Прием еды превратился в каторгу: папа не признавал еды, которая была приготовлена не так, как мамой. А мамы не было в живых. Ел только яйца: они были похожи на те, какими его кормила мама. Капризничал часто, кривился за столом и выплевывал еду.
Оставался удивительным рассказчиком, шутил, частенько открывал вечером шторы и говорил: «дети, ночь на дворе, пора спать, а я расскажу вам историю». А однажды прилепил кремовые розочки на кофту, подозвал нас с женой и захохотал: «Клевые у меня титьки?»
Он говорил мне многое, и я узнал за этот год о нем больше, чем за всю прошлую жизнь.
Моего папы не стало сразу после его дня рождения. Ему исполнилось 98 лет.
Потому что эта книга — о нас.
Моя мама внезапно отошла в мир иной в 2006 году. И я осознал, как много значила она для меня, для моего отца. Его постиг настоящий шок. Каждые 15 минут по пути домой он спрашивал меня, почему никто не сообщил ему о болезни матери. «Что с ней случилось?» «Почему никто не звонил?» «Как она умерла?» В итоге его сознание просто отказалось воспринимать информацию, а я прекратил говорить, что мамы нет, так как он каждый раз заново переживал ее смерть. Я сказал, что она уехала в Париж, и до самой своей смерти он терпеливо ждал ее возвращения.
Так родился этот фотоальбом, который посвящен жизни моего папы. Без нашей мамы.
Маму он вспоминал постоянно…
Мой папа в 1930-ых гг., оказалось, был актером второго плана в Голливуде. Был неплох как актер, красив и состоятелен. Все это я узнавал постепенно, все больше времени общаясь с ним, и с ужасом осознавая, что я ничего о нем не знаю. Он часто смотрелся в зеркало, а, будучи тщеславным, переживал, что так постарел. В свои 98 он оставался в душе актером, подающим большие надежды. Помню, он так расстроился, что сед, что собрался красить волосы ваксой, лишь бы они не выглядели так «устрашающе».
Я нашел его записки в рабочем столе. Он писал это, когда думал, что я не вижу это. Это были мысли, которые тревожили его: «Где все?», «Что происходит?».
Моя жена Карла часто держала его за руку. Он всегда отмечал, что на ней новое платье. На минутку он снова становился, как он говорил, «грязным пошлым старикашкой», делающим непристойные намеки женщинам. Он даже обожал, когда моя жена ходила в коротком платье, и любовался ее стройной фигурой. Вот что меня удивляло: как он все время жил, вопреки всему. В итоге Карла решила нанять сиделку, чтобы не смущать разум моего папы.
Мой папа часто проговаривал, что желает умереть. Однако часть его сопротивлялась смерти, а часть мечтала отойти на покой, он считал, что и так прожил слишком долго.
А это лучший друг отца, наш песик, которого папа звал по-дружески — Мэтт. Хотя пса звали Джорджем. Папа считал, что наш пес обладал воистину могучим интеллектом. Он любил его, и, полагаю, во многом наш питомец активно поддерживал в отце тягу к жизни.
Мой папа проводил в туалете не меньше часа. И даже не замечал, зачем он туда идет, и сколько там находится. Когда мы стучались в туалет, он удивленно вскидывал глаза, мол, чего это мы мешаем? А он просто приходил и сидел. Старческие изменения, ничего не поделать. Порой он вел себя совсем как ребенок.
Прием еды превратился в каторгу: папа не признавал еды, которая была приготовлена не так, как мамой. А мамы не было в живых. Ел только яйца: они были похожи на те, какими его кормила мама. Капризничал часто, кривился за столом и выплевывал еду.
Оставался удивительным рассказчиком, шутил, частенько открывал вечером шторы и говорил: «дети, ночь на дворе, пора спать, а я расскажу вам историю». А однажды прилепил кремовые розочки на кофту, подозвал нас с женой и захохотал: «Клевые у меня титьки?»
Он говорил мне многое, и я узнал за этот год о нем больше, чем за всю прошлую жизнь.
Моего папы не стало сразу после его дня рождения. Ему исполнилось 98 лет.
Bashny.Net. Перепечатка возможна при указании активной ссылки на данную страницу.