Синий воротничок (15 фото)

Каким он будет — российский «синий воротничок» 2010-х годов?
Чтобы ответить на этот вопрос, корреспондент «РР» побывал в ПТУ-87 подмосковного города с бодрящим названием Электросталь.



Та или Эта

— А Зыкина, а Гагарин?

— Господи, неужели и они тоже?

Директор профтехучилища №87 города Электросталь Лариса Столярская с наслаждением перечисляет звездные имена тех, кто в начале своего славного пути учился в обычной «ремеслухе». В голове проносится ЛСДшная картинка: между замасленными токарными и фрезерными станками, помеченными инвентарными номерами, течёт река Волга с ослепительной улыбкой в скафандре и брильянтах.

Густонаселённый, если верить справочникам, Электросталь встретил утренним безлюдьем буднего дня. По инерции я решил, что все на заработках в Москве: час с небольшим на электричке — и ты в заповеднике самых высоких в стране зарплат. Но первый же сеанс общения с местными жителями не оставил от моего столичного снобизма камня на камне: в отличие от многих подмосковных городов, в Электростали работа есть, и её много. Здесь работают целых три крупных промышленных предприятия. Завод «Электросталь» — сталеплавильный, ЭЗТМ — тяжёлого машиностроения, «Элемашзавод» — атомный. На этих трёх китах всё и держится.

Сам город разделён на две части железной дорогой. По неизвестно откуда взявшейся традиции они именуются следующим образом: Та и Эта. Причём в данном случае местоимения, словно крепостные, обрели значение неизменяемого имени собственного. Если, к примеру, завхоз ПТУ-87 Александр Егорович, услышав по телефону мой вопрос: «Где находится ваше учреждение?» отвечает: «На Той стороне» — это вовсе не значит, что в данной момент он сам находятся на Этой. Та сторона – это Та, а Эта – Эта. Где бы ты ни находился. Почему? Таков местночтимый топонимический закон. Это как «жи-ши» — нужно просто запомнить, понять это невозможно.

«Восемьдесят седьмое» мы выбрали случайным образом, то есть буквально методом тыка. Вонзили дротик от дартса, не глядя, в перечень учреждений начального профессионального образования Московской области. Попали в №87. Первичная разведка показала, что победитель жеребьевки — не захиревшее учреждение, брошенное на произвол капитализма, но и не образцово-показательное с интерактивными досками в классах — есть в Подмосковье и подобные чудеса. Училище оказалось таким, каких в стране большинство — обыкновенным.


Симпатичный аппендикс

Крыльцо радует объявлением о том, кого здесь готовят: электромонтер, автослесарь, станочник широкого профиля, сварщик, столяр, плотник, повар-кондитер, контролер-кассир, продавец продтоваров, секретарь-машинистка.

С такой вроде бы скромной путевкой в жизнь контрастируют мощные голубые ели, которые высажены возле фасада. Настолько кремлёвские с виду, что кажется: ещё мгновение и навстречу тебе выйдет президент или, генсек, не дай бог.

Директриса первым делом ведёт завтракать. Сообщает, что в ПТУ вся еда для учащихся бесплатная. Мойте руки, требует. Одинаково строго — и от меня, и от девушек с лыжами, вернувшихся с физкультуры. Завтрак — это лишь преддверие обеда. В свою очередь, обед — в основе всех здешних систем координат. Та точка отсчёта в пространстве и во времени, не будь которой, не было бы и всего этого патриархального училищного миропорядка: «Сейчас позавтракаем, до обеда останется три часа. Потом сходим посмотреть на производственные мастерские, и сразу в столовую. Поедим — и нас уже будет ждать на уроке группа продавцов-кассиров».


Строго говоря, ради одного только безвозмездного питания можно смириться со словом из трех букв в твоей биографии. Но к своему изумлению, я узнал, что пэтэушники не платят вообще ни за что — даже за спортивные и творческие кружки. Более того, обучаясь двум-трём специальностям одновременно, ещё и стипендию получают, а также доплату на проезд. По первому впечатлению — кусок социализма с человеческим лицом, каким-то фантастическим образом избежавший коммерциализации. Архаизм, атавизм, аппендикс, называйте, как хотите. Но очень симпатичный аппендикс.

Занятия в училище начинаются в 8.05. Как смена на заводе. Так здесь лекалят взрослую жизнь, приучают к ней. Витающий в здании дух реальной экономики тонизирует и бодрит. Мы движемся по длинному, практически министерскому, коридору, время от времени заглядывая в дверь то одной, то другой мастерской: токарные станки, выкрашенные в цвет болотной волны, верстаки как на фотоснимках воспитанников Макаренко, тисочки чёрные, киянки-рубаночки.

— Старый станочный парк? Да, старый. Но мы гордимся уже тем, что нам вообще удалось его сохранить в 90-е годы. И посмотрите, в каком они состоянии! — Директор с невероятно подходящей для этой должности фамилией Столярская похлопывает по станине токарного станка, дружелюбно и заботливо, как по крупу рабочей лошади. Того гляди станок потянется слюнявыми губами ухватить хозяйку за серёжку.


Я сразу и завоёвываю расположение пэтэушных обывателей, употребив как бы невзначай термины, известные узкому кругу посвящённых: суппорт, передняя бабка, резец. А когда рассказываю, как проходя институтскую практику на заводе, включил станок, забыв вынуть ключ, и он пролетел всего в каком-то сантиметре от головы, вообще становлюсь своим в доску.

— Такое у всех случается! Только никто об этом не говорит, скрывают. Это же грубейшее нарушение техники безопасности, — Александр Егорович Козлов, или просто Алексанегорыч, начальник мастеров профессионального обучения, улыбается с таким довольным видом, как будто признал во мне давно потерявшегося дальнего родственника.


Фирма вёдра не клепает

В соответствии с накатанной системой, придуманной ещё в советские времена, когда каждое учреждение профобра закреплялось за базовым предприятием, «восемьдесят седьмое» до сих пор приписано к «Элемашзаводу» — промышленному гиганту атомной энергетики.

В отличие от бесхозных вузовских студентов, будущим синим воротничком потенциальный работодатель интересуется уже в зародыше. Любой ПТУшник знает: если он будет хорошо учиться и зарекомендует себя во время практики, рабочее место после выпуска ему обеспечено. Как в Японии. Между заводом и училищем давно налажена схема прочных горизонтальных связей, которые постоянно корректируются, в зависимости от экономических потребностей предприятия.

— Да, есть всегда востребованные, «сквозные» специальности, такие как электрогазосварщик, станочник, электромонтёр, слесарь-ремонтник, — говорит зам гендиректора по кадрам и социальным вопросам «Элемашзавода» Валерий Прокопов. — Но предприятие — это живой организм. Периодически потребность в одних специальностях увеличивается, в других — снижается. В зависимости от этого мы и делаем заказ училищу.

— А зачем вам вообще морочиться с тинэйджерами, отвлекать мастеров, изводить материал, инструментарий? Не проще взять более-менее подготовленного человека по объявлению, поставить его к механизму, научить операциям.

— Поставить к механизму! Это допустимо там, где жестяные вёдра клепают, а потом продают за две копейки. Мы же выпускаем высокотехнологичную продукцию, — Валерий Прокопов слегка возбуждается, как всякий профессионал, который вынужден отвечать на вопросы дилетанта. — Поэтому нам требуется квалифицированные специалисты, имеющие строго определённый опыт и навыки.


— К слову, Валерий Георгиевич, отдайте вы училищу хотя бы один станок с программным управлением. А то у них такие стоят, на которых я практиковался четверть века назад.

— Знаете, недавно к нам на завод приезжал вице-президент компании «Тойота» господин Хаяси. И когда мы стали ему рассказывать о своих планах переоборудования, он задумчиво так ответил: «А зачем менять станок, если он обеспечивает заданный уровень точности? У нас на «Тойоте» есть станки, которым лет тридцать. И ничего».

— Итак, что получается. Вы вкладываетесь в училище. Но мало того, что это «длинные» деньги — когда они ещё окупятся. Так ещё и неизвестно, придёт ли выпускник именно на ваш завод. Не слишком ли рискованные инвестиции?

— А если не вкладываться, тогда мы совсем голые останемся. Тем более, они всё равно придут, никуда не денутся. Такую работу, как у нас, еще поискать. За 90 лет своего существования завод никого не обманул, к людям всегда относился по-человечески, — как и положено патриоту своего предприятия, Валерий Прокопов в разговоре его одушевляет. — Соцпакет, жилье, условия труда. Средняя зарплата у нас по 2009 году 38 тысяч. А, к примеру, заработки высококвалифицированных станочников до кризиса достигали 100 тысяч рублей в месяц.

— Почему тогда молодежь с таким остервенением рвется в офисы?

— Две причины. Первая. На заводе специалистом можно стать только лет через семь минимум. А идеология молодёжи такова: хочу всё и сразу. Вторая. Несмотря на то, что станочники относятся к элите рабочего класса, статус этой специальности невысок. Пока.


Статус во!

Вопрос статуса стоит в училище весьма остро. Рассказывают такую историю. На конкурсе патриотической песни один из пэтэушников занимает первое место. У администрации училища с приглашёнными членами жюри происходит следующий разговор. «Он у вас на кого учится?» — «На плотника». — «Надо же, а лицо такое интеллигентное. Мы думали, менеджер».

— Такие вещи нас и наших учеников страшно оскорбляют. Разгильдяя им подавай с признаками умственной отсталости. Желательно в наколках и пьяного! — Лариса Столярская кипятится, будто вчера это было. — Некоторые в результате стесняются говорить, что учатся в ПТУ. Мы меняем это представление.

— Каким образом?

— Ну, уж точно не так, как Лужков, у которого все московские училища вдруг стали колледжами. Мы основываемся на примерах успешных выпускников.

Учителя и мастера наперебой хвастаются. Один мальчик стал священником, в Ногинске приход. Другой преподаёт обществознание, депутат горсовета. Плюс сколько народу свой бизнес открыли. А Табушев Станислав, выпускник 2005-го, учился на автослесаря, такое выкинул! Пошёл на выборы главы администрации Электростали самовыдвиженцем.


Вместе с мастером поваров Лидией Михайличенко едем посмотреть на живой пример для подражания в кафе «Огонёк». Здесь в должности управляющего трудится своего рода знаменитость «восемьдесят седьмого» — краснодипломный пятиразрядный выпускник, повар Герман Чухманов.

— Город у нас маленький, — говорит Лидия Борисовна, лихо крутя руль своего новенького с виду авто.

— Ничего себе маленький! 130 тысяч человек.

— Видите, нигде общественных туалетов на улицах нет? – технично парирует мастер. – О чем это говорит? Это говорит о том, что каждый может до дома добежать, чтобы пописать. Значит, город маленький и не спорьте со мной.

Подъезжаем к воротам кафе.

— Герочка сказал, что открыто, — говорит Лидия Борисовна.

— Герочка?

— Ребёнок же.

Навстречу выходит ребёнок 28-ми лет, спортивный, с золотой цепью на шее, но приветливый. В его кабинете на столе большой калькулятор и санитарные книжки. В Москве его называли бы модно: шеф-повар. А тут по старинке именуют завпроизводством.

— Мне уже в 9-м классе захотелось самостоятельности, – объясняет свой уход в ПТУ Герман Чухманов. — Родители возражать не стали: «Иди, твоя жизнь». После училища закончил техникум по профилю, работая в то же время на заводе. Затем — институт. Получился комплект: руки, технология, управление, опыт. Всё срослось.

Сейчас уже к самому Герману в кафе приходят на практику учащиеся «восемьдесят седьмого». В ПТУ сложилась традиция: выпускники наставляют молодняк.


— В моё время мало кто хотел идти на эти профессии. Взять мою сестру. Ну, стала она экономистом. И куда её девать теперь?

— Хочется своё дело открыть?

— Конечно.

— А в Москву поехать?

— Не-а.

— Там же, вроде, платят нормально.

— Здесь тоже, — на лице у Германа блуждает улыбка человека, у которого на языке не все, что на уме.

Еще один ПТУшник-герой — Александр Малявкин. Его мне рекомендовали оригинально: «У него уникальнейший дар электромонтёра». Александр производит впечатление человека, который знает себе цену – в том смысле, что и не завышает её, и не демпингует. Сейчас он работает в конторе по обслуживанию электросетей: ставит столбы, строит трансформаторные подстанции. В свободное от уникальнейшего дара время крутит диски на пиратской ФМ-радиостанции, которую сам же и «замутил»: просто нашел студию и собрал на коленке передатчик. Причем крутит в эфире вовсе не шансон, а хард-кор (знать бы ещё, что это такое).

Как и «Герочке», в школе ему учиться было трудно, потому что скучно. Искал увлечения на стороне: собирал мотоциклы, устраивал дискотеки. Утверждает, что его отпустили из школы с нормальным аттестатом только потому, что организовал «музыку» на свадьбе директорского ребёнка.

— Я не был отрицательным лидером, просто, наверное, рано созрел, всего хотелось попробовать, школа для меня была уже как детский сад: не интересно и все тут, — говорит Александр. — Думаю, если такие училища закрыть, рукастым и талантливым ребятам просто некуда будет деваться.

— Выходит, сам бог велел тебе сюда идти. Не Тургенева же было читать, в самом деле?

— Нет, ну, почему, и на чтение иногда потягивает. Не Тургенева, потому что рокерская у меня душа, бунтарская, а вот Ремарка, допустим, «Фауста» или «Цветы зла» бодлеровские – почему бы и не почитать?


Сами вы дебилы!

Татьяна Кривенко – просто мать. Пока двое ее сыновей учились в «восемьдесят седьмом», она была председателем родительского комитета. Сейчас братья продолжают образовываться в институтах и делают карьеру по полученной специальности. Сама она — владелица небольшой московской фирмы, занимающейся пошивом женской одежды. То есть могла бы и оплатить своим сыновьям пятилетний тур в какой-нибудь не самый плохой вуз. Но не стала.

— Когда Никита узнал, что ему предстоит здесь учиться, он спросил: «Я что — дебил?» — рассказывает Мать. – А я отвечаю: «Разве я дебилка, я ведь тоже начинала свою жизнь с ПТУ». Он: «Но это же «шарага», мама!». Я: «Эта «шарага» тебя всю твою жизнь кормить будет. Какие бы времена ни наступили, у тебя будет «ручная» профессия. То, что руки запомнили, уже не забудут никогда. Это как с велосипедом: научился – будешь ездить до самой смерти. Механическая память. А закончишь ПТУ — учись, где хочешь».

Старший, Никита, теперь ведущий специалист в энергетической компании и останавливаться на этом не собирается. Алексей — плотник, недавно сам кровать для дачи смастерил.

— Не кровать — а царское ложе, – воодушевлённо сообщает Татьяна Кривенко. — Лёша сейчас трудится на фирме, производящую декоративную мебель, вырезает на огромном станке всякие завитки из бука, это очень твёрдое дерево. Повезло мне с ним. Ой, надо постучать по дереву. Где дерево?


— Мои тоже здесь учились, — поддакивает директор Столярская.- Хотя в школе у них были четвёрки и пятёрки. Для дочери это был шок — не пойду, говорит, к твоим дуракам. Начинаю выяснять, зачем ей хочется в старшие классы, она говорит: «Ты что — собираешься лишить меня выпускного вечера, бального платья?» Оказалось, что это был единственный её аргумент.

Вообще говоря, когда педагоги и мастера рассказывают, как они повышают статус своего учреждения, закрадывается сомнение: а туда ли я попал? Помимо конкурсов профмастерства и спортивных соревнований — от волейбола до пинг-понга, ещё танцевальная секция, политическое объединение, и даже литературно-поэтический клуб.

— Если человеку постоянно говорить, что он дурак, то он так себя и будет чувствовать, и поведение его будет соответствующим, — рассуждает психолог училища Наталья Иванова. — А здесь от них постоянно чего-то хотят, ставят серьезные задачи. Поступив в училище, буквально через полгода они раскрываются, становятся более толковыми, чем их сверстники в школах.

Бывшие в школе никому не нужной, скучающей галёркой, которой обещан «свой трояк» за тишину в классе, здесь многие юноши и девушки начинают считать себя чуть ли не звёздами. Самооценка иногда зашкаливает. Могут сказать и такое: «Какое вы имели право исправлять в моей любовной лирике это слово». А лирики там, если откровенно, кот наплакал, ботинки рифмуются с полуботинками.

Но сотрудники училища этому мало огорчаются — ведь они добиваются коррекции именно в таком направлении. Показалось даже, что большинство рассматривают своё учреждение как место реабилитации детей после школы. Нет для них иного оправдания свей позиции, чем такая фраза, брошенная на бегу кем-то из бывших школьных троечников: «Здесь к людям относятся как к людям, а не как к отметке в дневнике».

Но несмотря на все плюсы и знаки карьерного умножения, нехватка учащихся в ПТУ по прежнему ощущается. И дело тут не столько в пресловутой демографической яме, сколько в недавней реформе образования, которая ввела в школах систему подушевой оплаты труда. Иначе говоря, чем больше школьников обучаются в образовательном учреждении, тем выше заработок учителей. Поэтому школы сегодня совсем не заинтересованы отдавать своих воспитанников в ПТУ и колледжи. Никто больше не пугает детей «шарагой» — наоборот, борьба идёт за каждого балбеса и разгильдяя. Сотрудники училища жалуются, что двери школы, порой, просто закрывают перед их носом, когда они приходят туда с лекцией по профориентации: «Чуть ли не на выходе приходится подлавливать детей, агитировать на манер свидетелей Иеговы или продавцов моющих пылесосов».


Моя бабушка курит трубку

Группа учеников сидит на лавке в вестибюле, ждут мастера. Одет, кто во что горазд. Кольца-перстни, серьги обоего пола. В ушах последние альбомы Земфиры и «Рамштайн».

Вид у всех благодушный — только что откушали курочки и блинов с джемом.

— Приятного пищеварения! — острю, проходя мимо, чтобы подогреть к себе интерес.

— Га-га-га! – Прыскают с готовностью гуси-гуси. Да они щеглы совсем, думаю, хоть и стараются выглядеть умудрёнными. Возраст такой. В брошюрке, где собраны стихи учащихся ПТУ №87, у одного из авторов можно, например, прочесть:

«Время лечит, говорят мне все подряд,

Время лечит, только всё тусклее взгляд.

Чаще проседь в волосах, реже милых голоса».

Заходим в кабинет подготовки поваров. Звучит китайская музыка, будто в опиумной. Оказывается, идёт лабораторная работа по нарезке овощей, а китайцы в этом деле — непревзойдённые фигуристы. Тинэйджеры оперируют картофель. «Хороший повар стоит доктора», — утверждает плакат. Под стеклом витрины выставлены образцы блюд из папье-маше. Из телевизора доносится усыпляющее: «…овальной формы, …по всему периметру заготовки сделайте неглубокие надрезы, расправьте лепестки».

— Мы готовим поваров и для завода, и для города. Но многие, конечно, норовят уехать в Москву, — говорит мастер поваров Лидия Михайличенко. — Надя Сухова, например. Зарабатывает теперь 60 тысяч. Валерик Чумичкин – тоже в шоколаде, работает в центре по обслуживанию свадеб и банкетов. Один мальчик, представляете, продал свою машину, поехал во Францию, там зацепился. Кто любит свою профессию, тот стремится сделать карьеру. Таких сразу видно — у них глазки блестят. Здесь отсидели до трёх, к четырём уже пошли подрабатывать – в ресторанах, в кофейнях.


— То есть поваром устроиться нынче не проблема?

— Какая проблема?! Частники письмами забрасывают: приводите к нам детей на практику, хотим их подготовить «под себя». Борьба за наших ребят идёт жёсткая. Настоящее Бородино.

— Тогда где этот кризис?

— Вот и я думаю…

— А что у них в головах-то? Любовь?

— Как родителей отучить пить – вот, что у них в головах. Никто не хочет повторять их сценарий жизни. А любовь это так — факультативно.

К родителям в училище отношение сложное. Очень.

— Представляете, какие бывают, — с возмущением говорит зам директора Галина Ионова. — Ребёнок скоро совершеннолетним станет, а они ни разу его в Большой театр не свозили.

Я внутренне краснею от селезёнки до гортани. Ведь своих детей не сводил в Большой ни разу. Да и сам там был единожды.

— Скажите честно, Галина Васильевна, что для вас важнее: обучение или воспитание?

— В законе об образовании всего 15 раз употреблено слово «воспитание». Слово «обучение» — во много раз больше. А у нас они равновелики. Так что мы в этом смысле от закона отступаем.

Ежедневно в «восемьдесят седьмом» после всех занятий проводят оперативку — общее собрание мастеров и преподавателей. Там среди прочего, выясняется, кто из учеников прогулял и по какой причине.

— Звонишь иногда родителям, поздним утром, а то и ранним днем, — жалуется завхоз Александр Козлов. — Спрашиваешь, почему их ребёнок отсутствует. А они отвечают сиплым голосом: «Ему набирайте, у него свой мобильник, а нас нечего будить».

Бывает, ученики сами просят повлиять на родителей. Сотрудники училища иногда полностью замещают биологических матерей и отцов. Иначе бы мастеров здесь не звали батями, а учительш — маманями. Потри любое ПТУ – обнаружишь собес: приходится работать с семьями неполными, малообеспеченными, многодетными.

— Из семьи идёт такой поток асоциальности! — Сокрушается психолог Наталья Иванова. Вспоминает недавний случай. Девочка пожаловалась, мол, бабушка-опекунша стала злоупотреблять, приходится прогуливать, потому что старого человека в таком состоянии дома одного не оставишь.

— Мы стали думать, как ей помочь. Просто прийти и ругаться — толку не будет, только разозлишь. В общем, отправились домой к девочке под видом очередного обследования бытовых условий — это стандартная форма контроля за детьми-сиротами. Заодно беседу провели.

— Помогло?

— Вроде пока всё нормально. По крайней мере, на занятия девочка ходит.

Русичка Галина Подмарькова согласно кивает. Прежде чем прийти в училище, она много лет проработала школьным педагогом, иногда встречает бывших коллег:

— Они спрашивают меня, к примеру: «Как там Ванька-то у вас учится?» Я честно говорю: «Отличник». А они не верят: дескать, у него же мать — алкоголичка. Приходится грубить в ответ: «Это что — приговор?»


Капитан Очевидность

Алексанегорыч демонстрирует свой кабинет. Огромный, как площадка для бадминтона. Компьютер — старьё, Медведев — новый.

— Мы для ребят его повесили, как наглядный материал. А то, бывает, зайдут и не знают, кто это такой, — огорчённо говорит старший мастер.

Из соседнего помещения доносятся звуки мускульного труда. Там стучат, дрелят и пилят. Выясняется, что первый курс плотников рожает в муках свои первые табуретки.

Пока синие халатцы вбивают гвозди в дерево, мастера вбивают им мысли в голову, впрочем, тоже пока ещё немного деревянную.

— Ты пойми, — твердит наставник одному из них, — пока сам, своими руками всё не пощупаешь, не сделаешь, даже самое простое, проку не будет. Вот, окончил ты училище, потом техникум, приходишь на производство, а тебе рабочие начинают мозги парить: «Не, бригадир, плинтус выбракованный привезли, с червоточиной — класть его нельзя». Они всегда так новеньких на слабо проверяют. А ты, хопа, вспоминаешь занятия по теме: «Пороки древесины». Понимаешь, что тебя дурят, потому что никакая это не червоточина, а всего-навсего сучок-пасынок. Потом берёшь эти деревяшечки, и устраиваешь их как надо, прямо в тютельку. Отношение к тебе тут же поменяется, точно говорю. В мужском коллективе такие законы: проверку прошёл — ты самец, доминируй.

Юноша делает вид, что слушает «весь этот бред» только из вежливости, мол, спасибо, конечно, Капитан Очевидность, но мы и сами с усами. Однако мало чего еще видавшие в этой жизни глаза всё равно выдают, как цепляет его такой разговор по душам.

Говорят, электростальскую молодёжь в меньшей степени интересует специальность, они «идут на мастеров». Передают друг другу: там такой мужик классный, директриса клёвая.

Тем временем мне для разговора по душам подбирают активиста — первокурсника Андрея Сударикова. Так и сказали, сейчас дадим вам активиста. Мы с ним, порывистым и деловым, почти бежим в свободное помещение — ему в мастерской надо ещё успеть что-то доделать.

— Не будет стесняться? — Спрашиваю осторожно взрослых.

— Наши? Я вас умоляю! — Летит мне вдогонку.

— Значит так, — начинает активист. — Был я в школе середнячок, отчасти хорошист. После 9-го ушёл.

— Почему именно в плотники?

— Там сразу три профессии будет: плотник, столяр-строитель и стекольщик.

— А мотивация?

— Плотник всем нужен. Те же полы постелить дома. А можно и не дома. Уже сейчас, бывает, нужна наличка — пойду, мебель соберу кому-нибудь, без проблем. Помню, приехали с другом на квартиру, комод собрать, простой такой комод. А хозяева там — два брата, взрослые дядьки. Ну, что это такое!

— Какая разница между школой и училищем?

— Там мы дети, а здесь мужики.

Он, и в самом деле, выглядит старше своего возраста. В деревне его бы называли женихом.

— Да, говорю, повезло твоей будущей супруге.

— Ага, ещё как, — отвечает.

Вталкивают ещё одного активного, как на допрос, только без наручников. Из-за двери доносится шутливое: «Если что, кричи нечеловеческим голосом?» Умеют здесь разрядить атмосферу.

Александр Лазарев выглядит совсем иначе. Серьга в ухе, волосы собраны в лошадиный хвост, свитерок модняцкий. А судьба похожая.

— Ожидания оправдались?

— Вполне. Пойду работать. Если не на завод, то в строительную компанию. У нас их много, они развиваются.

— Ты мониторишь, что ли?

— Ну, да. Как же без этого. Ещё в ЖЭК можно. На крайняк — дачи строить.

— Не смущает, что грязный труд? Помнишь это: «Руки в масле, попа в мыле, мы работаем на ЗИЛе?»

Андрей не помнит. Откуда ему. Ёлки, думаю, ведь уже и ЗИЛа то почти не осталось.

— Но все ведь хотят менеджерить, — продолжаю пытать ребёнка, хотя и так ясно, что он ответит:

— Ну и что? Таких потом на одно рабочее место 50 человек. А плотник, он и в Африке плотник. Да и работа более творческая. Они там бумажки перекладывают, со скуки дохнут, а у нас сделал чего-то – и сразу видно, что не зря время потерял.

— А не стыдно признаваться, что учишься в ПТУ?

— Чего тут стыдится? Вон, видишь стул, — активист показывает на тот, что подо мной. – Ты за него тысячи 2-3 заплатишь. А я уже через пять практик мог такой сделать.

Поколение кризиса

Основанная масса учащихся, как утверждает анкетирование, устроенное психологом Натальей Ивановой, уже определилась со своими планами на будущее. В этом они разительно отличаются от своих ровесников-школьников с синдромом затянувшегося детства. Причём, по словам Натальи Ивановой, дети, пришедшие в ПТУ №87 в прошлом году, мотивированы иначе предыдущего потока. Если раньше на вопрос о причине поступления в училище, дети отвечали путано, дескать, что воля, что неволя, то «поколение кризиса» категорически утверждает: нужна профессия, которая в любых экономических обстоятельствах гарантирует кусок хлеба. Любопытно также, что начальное профобразование в большинстве случаев рассматривается ими как первый этап в карьере, трамплин, с которого можно прыгать дальше и выше — в институт, в производственные инженеры, в начальники.

Во дворе «восемьдесят седьмого» пэтэушники пытаются запалить чучело Масленицы. Если не знать этого обычая, можно принять его за акт вандализма.

Алексанегорыч безмятежно следит за происходящим. Говорит:

— Самая большая радость, когда из непутёвых люди получаются. Он в тюрьму не сел, профессию получил. Красота.

— Балбесов вообще больше любят. Наверное, потому, что в них вложено больше?

Старший мастер не соглашается. Говорит:

— Вот идёшь ты по улице. Двоечник на машине рядом тормозит: «Александр Егорович, садитесь, подброшу до дома». А отличник? Поздоровается и дальше едет.

Проводы зимы продолжаются в фойе, там идет дискотека. Среди других пар выделяется Галина Ионова с проблемным юношей. Оба выглядят совершенно счастливыми. Ещё бы: всё училище на них смотрит.

Директор комментирует:

— Его из техникума выгнали. Мы взяли к себе. Решили дать ему испытательный срок.

— И как?
— Ну, вот видите: танцует с замдиректора. Далеко пойдёт.