+10702.74
Рейтинг
29237.12
Сила

Anatoliy

ПСЕВДОПАТРИОТАМ

Алексей Курилко



Он кричит: «Я люблю Украину!».
Гулко бьёт себя лапою в грудь.
Прямо держит мясистую спину,
И старается пузо втянуть.

Любишь? Чудно! Она б хотела,
Чтобы ты помогал ей при том.
Помогай своей неньке делом,
Помогай ей своим трудом.

Если доктор – спаси сто жизней,
Если диктор – гундось в микрофон!
Делом сам докажи Отчизне,
что ты любишь её, га*дон!

Ты писатель – пиши, как Гоголь!
Тракторист ты – начни пахать.
Ты шахтёр – дай державе уголь,
Ты сантехник – кончай бухать!

Кок? Готовь!
Водолаз? Погружайся!
Поп? Грехи отпускай, молись…
Ты актёр? Так играй, снимайся…
Ты гаишник? Тогда – съе… смирись!

Прос*итутки – торгуйте телом.
Пианист, сядь к роялю, сыграй…
Если каждый займётся делом,
То страна превратится в рай.

Вот в такую любовь мы верим.
Вот такую любовь поймём.
А иначе и жизнь по*ерим
И страну – Украину – про…
проспим, прожуём и пропьём…

23.03



1839 — День рождения ОК. И здесь имеет место серьезное расхождение в мнениях. Одна сторона полагает, что ОК — неправильное шутейное сокращение all correct, размещенное в Бостонской Morning Post, а вот господа демократы из Нью-Йорка полагают, что их заслуга. Они обозвали свой клуб The Democratic OK Club. И здесь ОК — сокращенное название Old Kinderhook — родной городок тогдашнего президента Мартина ван Бюрена.
Вообще-то, версий была масса. К примеру, чем плоха греческая — ola kala — «все хорошо»? Или латинская omnia correcta? Даже финны не прошли мимо, поскольку по-фински oikea — «правильно».
А самая, пожалуй, забавно-любопытная версия — с президентом Эндрю Джексоном. Дескать, с грамотностью у него было не ахти как, а посему писал он oll korrekt. Но верные сторонники Джексона не дремали и отреагировали моментально — не было такого, а вот у индейцев он позаимствовал слово okeh, это да, было.

1891 — Появилась сетка на футбольных воротах. Произошло это знаменательное событие в матче между Севером и Югом Англии.Как и многие новшества, сетка не сразу встретила «одобрямс» и еще добрый год прошел, прежде чем она стала непременным атрибутом игры.

1900 — Найдены останки Лабиринта на Крите. Удалось это сделать Артуру Эвансу, который к тому времени уже был известным археологом и пребывал в должности хранителя музея археологии в Оксфорде. Раскопки подтвердили существование древней цивилизации, названной Минойской.
Были минойцы в недурных отношениях с египтянами, оказывали влияние на греков. Когда ахейские греки пришли на крит немножко повоевать, их появление не привело к упадку и запустению, как часто случалось в истории, а дало толчок к появлению смешанной Микенской культуры, которая на окрестные острова и материковую Грецию. Продолжался этот симбиоз, в котором коренные критяне играли важную роль, вплоть до вторжения дорийцев (тоже греки, кстати говоря). Вот после этого, примерно в 3-4 веках до нашей эры население было ассимилировано греками окончательно, а минойская культура сошла на нет…

ЛЕНИН

Алексей Курилко



«Уберите Ленина с денег!»
(А.Вознесенский)

Пусть я пьяница, пусть я бездельник,
Но сейчас я иных трезвее.
Вы убрали Ленина с денег?
Уберите из Мавзолея!

Коммунисты нам мозг полощут:
«Ленин жил, Ленин жив, мир, май, труд…»
В центре города Красная площадь,
А на ней разлагается труп.

Этой дикости надо стыдиться.
Он из мифа? Из сказки он?!
Прямо спящий красавец в гробнице.
Наш, советский, Тутанхамон.

Даже если на миг представить,
Что воскреснет. Но где же мозг?
Он не сможет без мозга править.
Хотя Брежнев немножко мог.

Как бы сильно кому не хотелось,
С этим прошлым оборвана нить.
Тело Ленина – мёртвое тело.
Да и дело пора хоронить.

И в Твери, и в Перми, и в Тагиле,
Знают даже на Колыме –
Мёртвый должен лежать в могиле,
А преступник сидеть в тюрьме!

Те, кто Ленина любит дело,
Кто от Ленина сам не свой.
Пусть он выкрадет ночью тело,
И притащит к себе домой.

Пусть хранит он его в серванте,
Может с ним на балконе лежать.
Где угодно, но перестаньте
В Мавзолее его держать!

Он не платит за эту жилплощадь.
Пусть там будет театр, музей.
Не для Ленина Красная площадь,
Не для Ленина Мавзолей!

Что мы спорим об этом снова?
Надо выветрить даже дух!
Положите любого другого.
Если мало… кладите двух.

Есть идея. Скажу, покуда нет другой…
Я и в Кремль с ней пойду…
Ильича уберите оттуда,
Положите туда… Джигурду.

Ох, натерпятся детки страху.
Мы их будем пускать туда.
А оттуда: «Идите на*рен!».
Дети в шоке – живой Джигурда.

Это будет такая потеха!
И не нужно других затей.
Будет много веселья, смеха.
Будет много… седых детей.

Это можно реально сделать.
Я всегда помогу строкой.
Вы убрали Ленина с денег?
Значит… монстр заслужил покой.

Week Человек четверга

Ингурен



Началом недели считает он вечер пятницы.
Эдакий бунт против ценностей среднего класса — слиться с спасаемой водкой обманутой массой:
бар, дискотека, Таня, Анжела, кровать.
Они с ним пытались о тонкостях жизни трепать,
он их щипал за задницы.
Ему было просто без разницы,
о чем она там рассуждает — он даже не видит лица
той, что локтями стол подпирает,
страстно, навзрыд, до конца…

С каждой из них он пережил целую вечность — между тем, как та утром проснется
и вещи собрав уберется,
вскользь, напоследок, беспечно
кинув пустое — «перезвони»…
Этот звонок никогда не случавшийся
так и бренчал в голове всю субботу
терпким оттенком свежей вины.
Ночь. Воскресенье. Завтра — работа.

Седой понедельник ему неизбежно положен,
как порция желчи в еженедельном меню,
как горький будильник вовнутрь, и подкожно — инъекция кофе в дороге к рабочему дню.
Автоматической жизни очередь строчит:
он так и не понял, кто он, зачем, для чего — как жадно среда съела маленький вафельный вторник.
А по хмельным четвергам он подвержен был остро
склонности бурно прощать.
Однажды увлекшись,
простил он себя самого;
И на этом закончил
существовать.

Зима

Лия Алтухова



Зима нагрянет. Стынем. Изболеемся.
Но ты не бойся меня сильно ранить.
В этом городе так же будет ходить троллейбусы
По расписанию…

Так же будут мести парадные и улицы.
Покупать билеты в кино и на выставки.
Ну а если мы вдруг столкнемся к лицу лицом,
Не неистовствуй.

Провода так же будут звенеть телеграфные,
Только писем не жди, не читать больше Бродского.
Я сложу в картонный ящик все твои фотографии.
(Дни сиротские.)

И зима закончится. Будем гадать по глобусу,
Кто и где теперь, пить кипяченую.
В этом городе так же будут спешить автобусы…
Обреченные.

Метроном

Миша Костров



Вот вы говорите:

«Дождь капает.

Плохо. За шиворот.

Развезло дорогу.»

А вы молчите,

Слушайте,

Как капли осторожными

Шагами топчутся,

Успокаивая:

“Мы… не… надолго…

Скоро… кончимся."

Стоит заплакать,

Миг! Промелькнуло прошлое!

Ты — другой.

Лета, как не было —

Степь запорошена.

Миг еще! Всё, что хотел,

Разлетелось стаей!

Снова один пьешь чай,

Кутаешь в плед кота,

Мечтаешь.

Дождь за окном

Шепчет, крадется,

Лжет по щекам

Слезами:

«Ну-ка, попутчик, приехали.

Слезай!»

Тяга к порванным нитям

Сергей Анчуткин



Тот кто по-настоящему хочет путешествовать –
Уходя, оставляет открытым засов…
За эту неделю, пожалуй,
я сжег даже слишком много мостов…
Почему-то многие тесно связывают время
с циферблатом или цифровой панелью.
Оказавшись без часов,  
они попадают в вечность…
Не разбудишь таких трелью
будильника, или хотя бы знанием,
что она прозвучит,
и они не проснуться до самой смерти,
принимая тяжесть надгробных плит
За приятное тепло ватного одеяла…
Моя совесть как будто заранее знала,
Что если чего-то не хватает между двумя,
то целой картины не выйдет, 
и этот пазл – несобираем с самого начала.
А врать – в особенности себе – 
это лучший способ стать таким же,
как все эти люди,
не замечающие бесконечности,
 пока не даст сбой 
такой четкий распорядок дня,
график сна, или деловой календарь
Знаешь, иногда мне даже немного жаль
что тот маленький, размером с комнату, мир,
 выстроенный нами по телефону,
Оказался таким нежизнеспособным…
Впрочем, спасибо тебе  за то,  
что рядом с тобой все эти четыре года
Я становился вдруг таким живым,
все понимающим и все помнящим.
Просто, знаешь, пора мне учиться
Быть живым без посторонней помощи… 

Не удержать в ладонях луч

Феликс Комаров



Не удержать в ладонях луч.
Не удержать во взгляде небо.
И рухнув с наднебесных круч,
Я повторяю сына Феба.

Короткий путь в огне утрат
И смерть непрошеной наградой.
И обернув лицо назад,
Могу я только в бездну падать.

И расплескав себя о дно,
Взорваться фейерверком веры.
Блаженства пенное вино,
Прославит долю берсеркера.

В безумии разрушив мир
И сотворив его из пепла,
Я покорю его, как Кир,
Пусть это будет и нелепо.

Я правлю внутренней страной,
Как сказано в Дао – де цзине.
Во внешней — странник и изгой,
Забывший жизнь свою и имя.

22.03



1874 — Первый гейм, первый сет, первая игра. Состоялся большой теннис. Событие сие произошло на Стейтен-Айленд. Все-таки умели и умеют британцы преподносить для широкой общественности игровые виды спорта. А ведь изначально теннис стал популярным во Франции, откуда и перекочевал на Альбион.С французским происхождением игры связана забавная и труднообъяснимая система подсчета очков в геймах. К примеру, труднообъяснимую систему подсчета в геймах. Оказывается, «15», «30», «40» звучит по-французски quinze, trente, quarante, что представляет красивую созвучную последовательность. И все. Где красиво — логика отдохнет. Ну, и когда звучит 15-love, 30-love и далее, это значит 15-0, 30-0, поскольку данное созвучие произошло от французского l'oeuf, то бишь «яйцо», а оно на нолик похоже, панымаэш. Франция…

1895 — Демонстрация первого фильма. Ну, как фильма. В этот день братья Люмьер показали для друзей коротенькую ленту «Выход рабочих с завода Люмьер». Ну а 28 декабря уже был продемонстрирован на бульваре Капуцинок тот самый нашумевший метр с прибытием поезда. Ужас в зале. Эффект присутствия без 3-D. Первые ленты по понятным соображениям были хроникальными

1951 — Создание Центральной студии ТВ в СССР. Поначалу, правда, вещали на Москву и Питер, на Союз начали вести к концу 50-х годов. В 1964 сумели с помощью спутника вести показы с Олимпиады в Токио, 66-й год — первый цветной показ. С 1967 начала функционировать студия в Останкино.
В целом, на фоне западного продукта, ТВ в СССР представляло собой довольно жалкое зрелище…

Мечтатель

Патри



Он записывал сны в коробочку

на папирусе для табака,

искажал каждый день свои домыслы,

разбивая мечты в потроха,

он касался рукой экватора

и разменивал это на хлеб,

он просил у слепого оратора

опровергнуть ненужный бред,

проклинал каждый день автобусы

за дороги и за езду,

протоптал половину глобуса,

запрягая себя в борозду,

он молчал, когда тихо плавали

непрочтенные письма в пруду…

Его лекции не печатали.

И он громко срывался к утру.

Он мечтал о небе, о космосе,

о непознанных звездах, о ней…

А она – что она? Бессонница.

Его призрачный якорь во тьме.