300
0,1
2014-05-11
Отцы
Эту историю написал я, но она соткана из историй моих друзей, подруг, забытых отношений, да и вообще я что-то подглядел на улице. Так что ничего личного. Людям с атрофированным отчеством посвящается А.Е, П.Е, П.С, П.М
Знаешь, папа все очень не просто. Не просто жить, не просто смотреть на стареющую в одиночестве мать, на то, как мальчишки в 10 лет забивают футбольные мячи в ворота, и бегут к тебе. Ну, то есть ни к тебе именно, а к папе. Потому что на твоей похвале все и закручено. Это на уровне врожденных рефлексов, ведь мы подсажены на отцовскую похвалу, как на самый тяжелый наркотик. И все это очень не просто папа.
Можно сколь угодно сейчас задавать вопрос «Почему?». Но твои фотографии, спрятанные между постельным бельем, вряд ли дадут ответ даже на пару из них. Кстати в этом шкафу с выглаженным накрахмаленным бельем лежат не только твои фотографии, там еще снимки бабушек и дедушек. Только они, почему то уже мертвы, а ты еще нет.
Ты где-то там, в новом городе, молодишься, с новой женщиной. А может и в соседнем дворе. Я не знаю, я вообще мало что знаю о тебе. О твоих привычках, о твоих любимых книгах, о том какой ты, когда счастлив. Просто когда ты ушел, было слишком рано это понимать, а сейчас (извиняюсь за клише) уже слишком поздно.
А помнишь, как ты учил меня плавать? Ты просто выкинул меня за борт нашей надувной лодки. Я тогда чуть не утонул, реально. Наглотался тины, меня даже вырвало, но я научился. Наверное, ты когда уходил, как поджавший хвост шелудивый пес, хотел чтобы я научился. Научился жить.
Ты и сам вырос без отца, и мне «выпала честь», так сказать, продолжить эту традицию. Но это неправильно. Это чертовски неправильно.
К 17 годам, я стал старше на целую жизнь. Если меня кто-то бил, до меня доебывались гопники, или забирали в ментовку – я не знал, кому позвонить. Кому рассказать.
Помню когда меня «приняли», как я использовал свой единственный звонок. Я позвонил Женьке и сказал, что бы он позвонил маме и объяснил, что я сегодня переночую у него. Чтобы мама не волновалась. Да папа. Так и было.
Ближе к утру в мусарню заявился твой брат. Дядя Сережа. Он отвесил оперу четверть своей месячной зарплаты и меня выпустили. Он протянул мне руку со словами, «Все нормально! Не волнуйся!». Меня чуть не стошнило. На меня стоило бы выругаться, дать подзатыльник, и отправить пешком до дома. Но дядя Сережа, не ты, не мой отец. Он всего лишь твой брат, который подчищает за тобой.
Именно дядя Сережа каждый новый год приходил в костюме деда мороза и дарил нам подарки. Я в него не верил. В Деда мороза. Знаешь, папа сложно верить в существование этого новогоднего старика, если с трудом веришь в существование собственного отца.
Сейчас мне 22. Я смотрю в зеркало и вижу тебя. Такого, каким я тебя еще помню. Такого, каким ты ушел. У меня твоя внешность. Тот же нос. Те же глаза. Да я такой же, в точности. Голос. Смех.
Наверное, сейчас именно та точка, в которой я должен тебя понять и простить, но это не так папа. Ты до сих пор вызываешь шторм моего воображения, и ты до сих пор единственный человек, который может заставить меня плакать, а еще твой день рождения я помню лучше, чем номер собственного телефона.
Это не честно, папа.
Помнишь, как я тогда чуть не утонул, ну когда ты учил меня плавать. Ты тогда дал мне руку и затащил в лодку, сказав «Ну все теперь ты умеешь плавать. Ты молодец!». И я почему то нестерпимо жду от тебя смс (мы общаемся только так) в котором будет написано «Ну все сынок ты вроде как научился жить. Молодец!».
22 декабря 2010
© Alexandr CHoo
Источник: http://
Знаешь, папа все очень не просто. Не просто жить, не просто смотреть на стареющую в одиночестве мать, на то, как мальчишки в 10 лет забивают футбольные мячи в ворота, и бегут к тебе. Ну, то есть ни к тебе именно, а к папе. Потому что на твоей похвале все и закручено. Это на уровне врожденных рефлексов, ведь мы подсажены на отцовскую похвалу, как на самый тяжелый наркотик. И все это очень не просто папа.
Можно сколь угодно сейчас задавать вопрос «Почему?». Но твои фотографии, спрятанные между постельным бельем, вряд ли дадут ответ даже на пару из них. Кстати в этом шкафу с выглаженным накрахмаленным бельем лежат не только твои фотографии, там еще снимки бабушек и дедушек. Только они, почему то уже мертвы, а ты еще нет.
Ты где-то там, в новом городе, молодишься, с новой женщиной. А может и в соседнем дворе. Я не знаю, я вообще мало что знаю о тебе. О твоих привычках, о твоих любимых книгах, о том какой ты, когда счастлив. Просто когда ты ушел, было слишком рано это понимать, а сейчас (извиняюсь за клише) уже слишком поздно.
А помнишь, как ты учил меня плавать? Ты просто выкинул меня за борт нашей надувной лодки. Я тогда чуть не утонул, реально. Наглотался тины, меня даже вырвало, но я научился. Наверное, ты когда уходил, как поджавший хвост шелудивый пес, хотел чтобы я научился. Научился жить.
Ты и сам вырос без отца, и мне «выпала честь», так сказать, продолжить эту традицию. Но это неправильно. Это чертовски неправильно.
К 17 годам, я стал старше на целую жизнь. Если меня кто-то бил, до меня доебывались гопники, или забирали в ментовку – я не знал, кому позвонить. Кому рассказать.
Помню когда меня «приняли», как я использовал свой единственный звонок. Я позвонил Женьке и сказал, что бы он позвонил маме и объяснил, что я сегодня переночую у него. Чтобы мама не волновалась. Да папа. Так и было.
Ближе к утру в мусарню заявился твой брат. Дядя Сережа. Он отвесил оперу четверть своей месячной зарплаты и меня выпустили. Он протянул мне руку со словами, «Все нормально! Не волнуйся!». Меня чуть не стошнило. На меня стоило бы выругаться, дать подзатыльник, и отправить пешком до дома. Но дядя Сережа, не ты, не мой отец. Он всего лишь твой брат, который подчищает за тобой.
Именно дядя Сережа каждый новый год приходил в костюме деда мороза и дарил нам подарки. Я в него не верил. В Деда мороза. Знаешь, папа сложно верить в существование этого новогоднего старика, если с трудом веришь в существование собственного отца.
Сейчас мне 22. Я смотрю в зеркало и вижу тебя. Такого, каким я тебя еще помню. Такого, каким ты ушел. У меня твоя внешность. Тот же нос. Те же глаза. Да я такой же, в точности. Голос. Смех.
Наверное, сейчас именно та точка, в которой я должен тебя понять и простить, но это не так папа. Ты до сих пор вызываешь шторм моего воображения, и ты до сих пор единственный человек, который может заставить меня плакать, а еще твой день рождения я помню лучше, чем номер собственного телефона.
Это не честно, папа.
Помнишь, как я тогда чуть не утонул, ну когда ты учил меня плавать. Ты тогда дал мне руку и затащил в лодку, сказав «Ну все теперь ты умеешь плавать. Ты молодец!». И я почему то нестерпимо жду от тебя смс (мы общаемся только так) в котором будет написано «Ну все сынок ты вроде как научился жить. Молодец!».
22 декабря 2010
© Alexandr CHoo
Источник: http://
