1016
0,3
2014-12-07
Да что мы знаем о себе...
Простые вопросы
После пары сотен тысяч лет прыгания по этому большому синему шару в наших старых дряхлых мясных оболочках мы довольно много выяснили о том, что же такое «быть человеком». Мы знаем, с какой стороны нужно принимать пищу, и с какой она потом выходит, а это, по большому счёту, всё, что имеет значение. Нет? Вам нужно больше? Вы полагали, что мы в наше время знаем всё о человеческом теле, благодаря нашей удивительной науке? Конечно, мы знаем многое, но есть некоторые невероятно простые вопросы, на которые пока что нет достаточно убедительных ответов. Есть догадки, теории, гипотезы, но когда доходит до дела, они ничего не объясняют.
Что такое боль?
Боль — неприятный, но универсальный человеческий опыт. Это одна из первых вещей, с которыми мы сталкиваемся в жизни, когда мы рождаемся, а также этот опыт, вероятно, будет и одним из последних в нашей жизни.
Но что именно представляет собой боль? Как она работает? Неужели вы чувствуете то же самое, что и ваш сосед? Если вы оба чувствуете это одинаково, не нечестно ли это, поскольку он заслуживает гораздо худшего? Если вы затрудняетесь ответить на эти вопросы, не переживайте — наука тоже не может. Все эти яйцеголовые учёные, которые разрабатывают лекарства от боли и назначают их вам, даже не могут договориться о том, что же такое боль.
Возможно, лучший способ это продемонстрировать — посмотреть на фибромиалгию, заболевание, которое лучше всего охарактеризовать как «У меня болит всё». Нет никаких физических тестов, способных подтвердить наличие этого заболевания у вас — ни сканирование мозга, ни анализ крови, ни спиритический сеанс не могут подтвердить ваше состояние. Как же врачи диагностируют его? Ну, вы заполняете анкету. У вас бывают боли в разных частях тела, которые врачи не могут объяснить? Да? Бум: у вас фибромиалгия. Или, возможно, одержимость демонами. Или инопланетянами.
Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) одобрило препараты для лечения фибромиалгии, потому что они, кажется, помогают, но никто не знает, почему, и вообще есть ли она. Но эпоха научной фантастики уже на подходе: наверняка есть какое-нибудь высокотехнологичное сканирование мозга, по которому врачи могут определить, когда у вас что-то болит.
Действительно, врачи говорят, что у пациентов с фибромеалгией есть отличия в сканировании мозга, но они неодинаковы у разных пациентов — ни один врач не может заглянуть вам в череп и окончательно сказать, есть у вас это заболевание или нет. На самом деле ни один врач не может сказать, насколько сильно у вас что-то болит, потому что они только недавно начали делать первые шаги в том, как обнаружить боль в мозговой деятельности человека.
Согласно Тору Вейджеру, доценту психологии и неврологии Колорадского университета в Боулдере и возможному персонажу «Звёздных войн»: «Сейчас нет никаких клинически приемлемых способов измерить боль и другие эмоции, кроме как спросить человека, как он себя чувствует».
Так как вы себя чувствуете сегодня? Помимо некоторого раздражения относительно неизбежной неопределённости, присущей медицине, вашему телу и всей вселенной, мы имеем в виду.
Почему работает анестезия?
Анестезиология — поистине чудо современной науки, но это более чем просто страшно, когда вы думаете о ней: с помощью нескольких случайный химических веществ анестезиологи выключают части вашего мозга. Слишком много — и вы никогда не проснётесь. Недостаточно — и вы будто переживёте прошлую жизнь в качестве солдата Первой Мировой войны на операции, проведённой с помощью ножовки. Но что делают эти химические вещества? Как они взаимодействуют с вашим телом именно таким образом, чтобы достигнуть тот необходимый тонкий баланс? Ну, вот самая страшная часть: наука этого не знает.
В принципе, анестезия разрабатывалась на протяжении последних сотен лет медицинскими работниками, которые говорили: «Вот, накачай этого парня вот этим и посмотри, что будет. Всё ещё кричит? Хорошо, попробуй что-нибудь из этого». Метод проб и ошибок дал нам ясную картину того, что мы можем использовать для достижения желаемого эффекта — что угодно, от сложных стероидов до полных лёгких ксенона. Но на вопрос, почему эти вещества отправляют ваше сознание в спящий режим без полного его отключения и надписи «умер» с вашим именем, нет ясного ответа.
Основная причина того, почему трудно понять, как анестезия влияет на сознание, заключается в том, что наука на самом деле не знает, что такое «сознание» и как оно работает. Нет окончательного теста, который показал бы, что человек в данный момент что-то осознаёт — лучшее, что могут сделать анестезиологи, это посмотреть на наличие определённых мозговых волн, физических реакций и… подождите-ка… чувствительность к боли. Но, как мы уже обсуждали, у науки нет способа определить, чувствуете ли вы боль, так что это полностью зависит от вас — показать им, что вы недостаточно анестезированы.
И если вы сделаете это неправильно, не волнуйтесь: у вас будет несколько часов, чтобы подумать о том, как ещё вы могли ответить, в то время как вы будете заперты внутри вашего тела, будете мысленно кричать, когда незнакомцы в масках будут разбирать вас на части. Никакого давления, однако.
Почему мы смеёмся?
Некоторые полагают, что смех — это сигнал о том, что предполагаемая угроза на самом деле не представляет реальную опасность, другие считают, что это реакция на результат, отличающийся от ожидаемого. А третьи думают, что это потому, что Джим Керри разговаривает со своей пятой точкой, а этого, как правило, никто не делает.
Все они, по крайней мере, в какой-то степени правы, потому что никто не знает наверняка, почему мы смеёмся. Мы знаем, однако, что смех больше любой другой эмоциональной реакции влияет на все области нашего мозга, включая моторные. Ещё более удивительным, однако, является тот факт, что большая часть нашего смеха вообще не имеет отношения к комическим ситуациям. Исследования показали, что менее 20% смеха происходит в результате чего-то смешного. Гораздо чаще мы смеёмся, чтобы акцентировать безобидные высказывания, заполнить паузы в разговоре или потому, что наш сложный коварный план, наконец, начал приносить плоды.
Есть одна вещь, которую мы (наверное), знаем — как смех возник: он возник в ситуации, когда приматы задыхались во время тяжёлых сессий щекотки. Это, конечно, подводит к неизбежному вопросу: «Но почему нам щекотно?», что приводит к неизбежному ответу «Чёрт его знает».
Почему мы хорошо относимся друг к другу?
Если бы в дни наших охотников-собирателей, когда главное было — выжить, вы нашли посреди леса многоуровневый слоёный торт, последним, о чём бы вы подумали, это поделиться с другими, потому что это противоречило бы вашему собственному инстинкту выживания. Это ваш торт, и вы били по лицу бы всех, кто попытался бы дотянуться до него своими воровскими пальцами.
Оригинальные самоотверженные акты доброты были абсолютно невыгодны: чтобы передать свои гены, люди искали способных к выживанию партнёров, в то время как альтруизм ставил штамп эволюционного тупика, такого как жабры, хвосты и прочие отростки
Так как же альтруизм выжил? Вы уже догадались: неизвестно.
Учёные пытаются раскрыть секрет альтруизма большую часть последнего века. В 1960-е годы Джордж Прайс даже разработал сложное математическое уравнение в попытке выяснить, как альтруизм мог выжить, когда он, кажется, так невыгоден для выживания. Прайс был настолько поглощён своими исследованиями, что приглашал нуждающихся незнакомцев пожить в его квартире, пока он зацикливался на своей теореме, сидя в своём кабинете. В конечном итоге, когда он понял, что ему больше нечего дать другим, он убил себя ножницами.
Почему некоторые из нас — левши?
Около 90% населения нашей планеты правши, остальные 10%, соответственно, — левши. Этот перекос является уникальным и наблюдается только у людей, в то время как другие существа в животном мире в значительной степени разделены поровну, если вообще показывают какое-либо предпочтение.
Почему мы такие разные? В конце концов, с мозгом у левшей всё в порядке — их речью управляет левое полушарие, как и у правшей. Кроме того, у правшей часто доминирует левая нога, и наоборот, что свидетельствует о том, что предпочтение не распространяется на остальные части тела. Учёные пытались найти ответ с тех пор, когда левши, казалось бы, отделились от приличного общества, но до сих пор это остаётся загадкой.
Мы знаем, что леворукость — это генетическая черта, значит, гены, ответственные за неё, должны обладать неким преимуществом, чтобы распространиться дальше. Однако, неясно, что за преимущество это могло бы быть. Поскольку общий процент левшей довольно низок, можно смело предположить, что мы видим последних представителей, обладающих этим признаком, который постепенно выводится из генофонда, но это совершенно не так: исследования доисторических человеческих поселений показали, что процент левшей остался практически таким же, каким был на протяжении всей истории человечества.
Выходя за рамки леворукости, тот факт, что у нас вообще есть доминирующая рука, также во многом остаётся загадкой. В то время как мы делаем акцент на этом, парни в белых халатах ломают голову над общей асимметрией анатомии человека: наше сердце с одной стороны, наши лёгкие по-разному расположены одно относительно другого, левое висит ниже, чем правое. В то время как это явление наблюдается и у человекообразных обезьян, человеческий мозг наиболее примечательный в этом плане: наш мозг дико асимметричен, и некоторые учёные считают, что эта асимметрия может быть определяющим признаком, который делает нас людьми.
Это, а также наша способность говорить с нашими пятыми точками.
©
После пары сотен тысяч лет прыгания по этому большому синему шару в наших старых дряхлых мясных оболочках мы довольно много выяснили о том, что же такое «быть человеком». Мы знаем, с какой стороны нужно принимать пищу, и с какой она потом выходит, а это, по большому счёту, всё, что имеет значение. Нет? Вам нужно больше? Вы полагали, что мы в наше время знаем всё о человеческом теле, благодаря нашей удивительной науке? Конечно, мы знаем многое, но есть некоторые невероятно простые вопросы, на которые пока что нет достаточно убедительных ответов. Есть догадки, теории, гипотезы, но когда доходит до дела, они ничего не объясняют.
Что такое боль?
Боль — неприятный, но универсальный человеческий опыт. Это одна из первых вещей, с которыми мы сталкиваемся в жизни, когда мы рождаемся, а также этот опыт, вероятно, будет и одним из последних в нашей жизни.
Но что именно представляет собой боль? Как она работает? Неужели вы чувствуете то же самое, что и ваш сосед? Если вы оба чувствуете это одинаково, не нечестно ли это, поскольку он заслуживает гораздо худшего? Если вы затрудняетесь ответить на эти вопросы, не переживайте — наука тоже не может. Все эти яйцеголовые учёные, которые разрабатывают лекарства от боли и назначают их вам, даже не могут договориться о том, что же такое боль.
Возможно, лучший способ это продемонстрировать — посмотреть на фибромиалгию, заболевание, которое лучше всего охарактеризовать как «У меня болит всё». Нет никаких физических тестов, способных подтвердить наличие этого заболевания у вас — ни сканирование мозга, ни анализ крови, ни спиритический сеанс не могут подтвердить ваше состояние. Как же врачи диагностируют его? Ну, вы заполняете анкету. У вас бывают боли в разных частях тела, которые врачи не могут объяснить? Да? Бум: у вас фибромиалгия. Или, возможно, одержимость демонами. Или инопланетянами.
Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) одобрило препараты для лечения фибромиалгии, потому что они, кажется, помогают, но никто не знает, почему, и вообще есть ли она. Но эпоха научной фантастики уже на подходе: наверняка есть какое-нибудь высокотехнологичное сканирование мозга, по которому врачи могут определить, когда у вас что-то болит.
Действительно, врачи говорят, что у пациентов с фибромеалгией есть отличия в сканировании мозга, но они неодинаковы у разных пациентов — ни один врач не может заглянуть вам в череп и окончательно сказать, есть у вас это заболевание или нет. На самом деле ни один врач не может сказать, насколько сильно у вас что-то болит, потому что они только недавно начали делать первые шаги в том, как обнаружить боль в мозговой деятельности человека.
Согласно Тору Вейджеру, доценту психологии и неврологии Колорадского университета в Боулдере и возможному персонажу «Звёздных войн»: «Сейчас нет никаких клинически приемлемых способов измерить боль и другие эмоции, кроме как спросить человека, как он себя чувствует».
Так как вы себя чувствуете сегодня? Помимо некоторого раздражения относительно неизбежной неопределённости, присущей медицине, вашему телу и всей вселенной, мы имеем в виду.
Почему работает анестезия?
Анестезиология — поистине чудо современной науки, но это более чем просто страшно, когда вы думаете о ней: с помощью нескольких случайный химических веществ анестезиологи выключают части вашего мозга. Слишком много — и вы никогда не проснётесь. Недостаточно — и вы будто переживёте прошлую жизнь в качестве солдата Первой Мировой войны на операции, проведённой с помощью ножовки. Но что делают эти химические вещества? Как они взаимодействуют с вашим телом именно таким образом, чтобы достигнуть тот необходимый тонкий баланс? Ну, вот самая страшная часть: наука этого не знает.
В принципе, анестезия разрабатывалась на протяжении последних сотен лет медицинскими работниками, которые говорили: «Вот, накачай этого парня вот этим и посмотри, что будет. Всё ещё кричит? Хорошо, попробуй что-нибудь из этого». Метод проб и ошибок дал нам ясную картину того, что мы можем использовать для достижения желаемого эффекта — что угодно, от сложных стероидов до полных лёгких ксенона. Но на вопрос, почему эти вещества отправляют ваше сознание в спящий режим без полного его отключения и надписи «умер» с вашим именем, нет ясного ответа.
Основная причина того, почему трудно понять, как анестезия влияет на сознание, заключается в том, что наука на самом деле не знает, что такое «сознание» и как оно работает. Нет окончательного теста, который показал бы, что человек в данный момент что-то осознаёт — лучшее, что могут сделать анестезиологи, это посмотреть на наличие определённых мозговых волн, физических реакций и… подождите-ка… чувствительность к боли. Но, как мы уже обсуждали, у науки нет способа определить, чувствуете ли вы боль, так что это полностью зависит от вас — показать им, что вы недостаточно анестезированы.
И если вы сделаете это неправильно, не волнуйтесь: у вас будет несколько часов, чтобы подумать о том, как ещё вы могли ответить, в то время как вы будете заперты внутри вашего тела, будете мысленно кричать, когда незнакомцы в масках будут разбирать вас на части. Никакого давления, однако.
Почему мы смеёмся?
Некоторые полагают, что смех — это сигнал о том, что предполагаемая угроза на самом деле не представляет реальную опасность, другие считают, что это реакция на результат, отличающийся от ожидаемого. А третьи думают, что это потому, что Джим Керри разговаривает со своей пятой точкой, а этого, как правило, никто не делает.
Все они, по крайней мере, в какой-то степени правы, потому что никто не знает наверняка, почему мы смеёмся. Мы знаем, однако, что смех больше любой другой эмоциональной реакции влияет на все области нашего мозга, включая моторные. Ещё более удивительным, однако, является тот факт, что большая часть нашего смеха вообще не имеет отношения к комическим ситуациям. Исследования показали, что менее 20% смеха происходит в результате чего-то смешного. Гораздо чаще мы смеёмся, чтобы акцентировать безобидные высказывания, заполнить паузы в разговоре или потому, что наш сложный коварный план, наконец, начал приносить плоды.
Есть одна вещь, которую мы (наверное), знаем — как смех возник: он возник в ситуации, когда приматы задыхались во время тяжёлых сессий щекотки. Это, конечно, подводит к неизбежному вопросу: «Но почему нам щекотно?», что приводит к неизбежному ответу «Чёрт его знает».
Почему мы хорошо относимся друг к другу?
Если бы в дни наших охотников-собирателей, когда главное было — выжить, вы нашли посреди леса многоуровневый слоёный торт, последним, о чём бы вы подумали, это поделиться с другими, потому что это противоречило бы вашему собственному инстинкту выживания. Это ваш торт, и вы били по лицу бы всех, кто попытался бы дотянуться до него своими воровскими пальцами.
Оригинальные самоотверженные акты доброты были абсолютно невыгодны: чтобы передать свои гены, люди искали способных к выживанию партнёров, в то время как альтруизм ставил штамп эволюционного тупика, такого как жабры, хвосты и прочие отростки
Так как же альтруизм выжил? Вы уже догадались: неизвестно.
Учёные пытаются раскрыть секрет альтруизма большую часть последнего века. В 1960-е годы Джордж Прайс даже разработал сложное математическое уравнение в попытке выяснить, как альтруизм мог выжить, когда он, кажется, так невыгоден для выживания. Прайс был настолько поглощён своими исследованиями, что приглашал нуждающихся незнакомцев пожить в его квартире, пока он зацикливался на своей теореме, сидя в своём кабинете. В конечном итоге, когда он понял, что ему больше нечего дать другим, он убил себя ножницами.
Почему некоторые из нас — левши?
Около 90% населения нашей планеты правши, остальные 10%, соответственно, — левши. Этот перекос является уникальным и наблюдается только у людей, в то время как другие существа в животном мире в значительной степени разделены поровну, если вообще показывают какое-либо предпочтение.
Почему мы такие разные? В конце концов, с мозгом у левшей всё в порядке — их речью управляет левое полушарие, как и у правшей. Кроме того, у правшей часто доминирует левая нога, и наоборот, что свидетельствует о том, что предпочтение не распространяется на остальные части тела. Учёные пытались найти ответ с тех пор, когда левши, казалось бы, отделились от приличного общества, но до сих пор это остаётся загадкой.
Мы знаем, что леворукость — это генетическая черта, значит, гены, ответственные за неё, должны обладать неким преимуществом, чтобы распространиться дальше. Однако, неясно, что за преимущество это могло бы быть. Поскольку общий процент левшей довольно низок, можно смело предположить, что мы видим последних представителей, обладающих этим признаком, который постепенно выводится из генофонда, но это совершенно не так: исследования доисторических человеческих поселений показали, что процент левшей остался практически таким же, каким был на протяжении всей истории человечества.
Выходя за рамки леворукости, тот факт, что у нас вообще есть доминирующая рука, также во многом остаётся загадкой. В то время как мы делаем акцент на этом, парни в белых халатах ломают голову над общей асимметрией анатомии человека: наше сердце с одной стороны, наши лёгкие по-разному расположены одно относительно другого, левое висит ниже, чем правое. В то время как это явление наблюдается и у человекообразных обезьян, человеческий мозг наиболее примечательный в этом плане: наш мозг дико асимметричен, и некоторые учёные считают, что эта асимметрия может быть определяющим признаком, который делает нас людьми.
Это, а также наша способность говорить с нашими пятыми точками.
©
