Сергей Анчуткин



Много в мире людей,
Да и жизней различных не меньше…
У одних жизнь — как миг,
Пролетит — не успеешь моргнуть…
Для других же им век отведенный — Сама бесконечность,
И они успевают не раз
За край света шагнуть.
Но особая жизнь
У творцов красоты — у поэтов.
Они ярко пылают,
Слепя своим жаром Богов,
Но увы — лишь секунду
Мы свет видим их силуэтов:
Выгорают дотла,
И лишь эхом их слышится зов.
И в тот час, когда чует
Поэт, что конец уже близко,
Сохранив ту искру,
Что по-прежнему тлеет в груди,
Он уносится в ночь,
Уходя словно гордая птица,
Чтоб по лунной тропе
К горизонту с волнами прийти…
Брызги моря в лицо,
Пьяный ветер бьет в спину крылами,
И уже все равно:
Зная, что не умеет летать,
Он взлетает, и в миг
Тот короткий, когда он над нами,
Предрассветному небу
«Прощай...» успевает сказать…
Миг проходит,
Вновь вечность сжимает объятья,
И сорвавшись с вершины
Своей бесконечной любви,
Вновь летит — только вниз,
Улыбаясь в ответ на проклятья.
Этот Мир он уже покидает,
Зови — не зови…
Так уходит поэт,
Не дождавшись мгновенья рассвета,
Одиноким лучом среди тьмы
Успевая блеснуть…
Может звезды,
Что падают с темного неба все лето — То творцы, что так быстро
И жарко проходят свой путь…

Патри



Вот стол. И стул. И килограмм кизила гретого.

Вернее он проварен для варенья. Спешно, с сахаром.

Ты вновь сутулишься, а я так и стою, одетая,

У стен, которые меня так обнимают нежно лапами.

Попробуй молча и не говори минуты три,

За три минуты я почувствую твой запах и рецепторы.

Мы ничего не сделали того, чего б смогли.

Но и не почувствовали мы себя вновь виноватыми.

Что выбрать нам? – да ты ответил сам.

Кизил – он кислый, сколько б сахара в нем не было.

А там – варенье из айвы и Хармс.

Куда пойти? Ведь полностью раздеты мы.

Лия Алтухова



В такт тихо били на стене часы,
секундами отсчитывая фальшь.
Поставила я сердце на весы
без права на тоску и на реванш.

Колодой карт раскинула судьбу.
Ну где же ты, мой пиковый валет?
Когда-нибудь оденусь и уйду
встречать с тобой неласковый рассвет.

Часы пробили без минуты три,
наполнив чашу сердца пустотой.
Когда-нибудь мы все же догорим,
не связанные Богом и судьбой.

А дождь шептал о чем-то о своем
на лишь ему понятном языке.
Печатью одиночество вдвоем
Девяткой пик
легло на сердце мне.

Феликс Комаров



Ты все свершил? Тогда умри!
Зачем влачить года как гири?
Свободным духом воспари!
Звездой гори на звездном пире!

Герой уходит в никуда
Как птица, растворяясь в небе,
Презрев и зной, и холода,
И рая свет, и тьму эреба.

Свободный, чистый и нагой,
Не зная боли и печали,
Не видя неба над собой,
Не видя тех, кто в смерть упали…

Его от горя не знобит,
Его от счастья не возносит,
Бредет сквозь время вечный жид,
Быть человеком Бога просит.

Архат, Бессмертный, Агасфер…
Из круга в круг, слепой сансары,
Меняя оболочки тел…
Не избежать бессмертья кары.

Пока кричит от боли мир,
Пусть иллюзорной, но смертельной
Не воспарить в пустой эфир…
Один лишь путь: зерном на жернов.

Перемолоть себя в муку
И накормить собою нищих…
Так радуйся, народ, ликуй,
Бог — есть питье твое и пища!

Бог есть пристанище, оплот…
И нет отдельного от Бога!
И кто? Куда? Зачем уйдет?
Когда от Бога и до Бога
Нет ни дороги, ни моста…
И смотрит нежно, ясно, строго
Святого Духа простота.

Ингурен



Проходят годы, ты что-то делаешь, успешно или не очень, чему-то плачешь, чему-то улыбаешься… Но крылья твои безжизненно висят за спиной.
И наступает миг, когда ты понимаешь, — всё. Конец, край, абзац и предел.
И тогда ты поднимаешься на скалу.
Вдыхаешь полную грудь восхитительно сладкого воздуха.
Смотришь на необъятное невообразимое небо.
Крылья твои вздрагивают и расправляются!
Ты чувствуешь четко и ясно — вот сейчас. Сейчас! Именно сейчас можно взять и просто полететь — вот небо, вот ты, вот крылья!
Ты снова вдыхаешь, наслаждаясь великолепным видом — у тебя целый мир под ногами!
И тогда…
чаще всего ты просто спускаешься вниз. Со своими вновь повисшими крыльями.
Ты какое-то время сохраняешь это ощущение, помнишь, что ты умеешь летать! Но просто продолжаешь что-то делать, успешно или не очень, чему-то плакать, чему-то улыбаться…
Ты можешь возвращаться на скалу много раз… и понимая, что у тебя целый мир под ногами — спускаться обратно. Выбирать ходить по нему, а не летать над ним…

А может быть, когда-нибудь ты все-таки поймешь — что чудеса в жизни происходят не тогда, когда подошел к обрыву, постоял и ушел. А тогда, когда ты шагнул в пропасть.

Однажды ты снова поднимешься на скалу. Подойдешь к обрыву. Крылья твои встрепенутся, — и вновь повиснут безжизненно. Потому что ты уже давно не веришь, что мог бы летать. Потому что уже слишком много страхов, боли и неверия сковывают тебя. И потому что ты так ни разу и не попробовал.
И когда тебе уже нечего будет терять. Когда ты будешь понимать, что ничего не осталось там, за спиной, что могло бы помочь тебе временно забыть о своей жгучей потребности ЛЕТАТЬ. Ничего, что могло бы увести тебя от нее в сторону.
Ты стоишь на скале.
Твои крылья недвижимы.
Но назад пути нет.
Ты окидываешь взглядом небо — как в последний раз.
Ты вдыхаешь полную грудь воздуха — как последний раз.
Легкими шагами разбегаешься —
и прыгаешь.

Ты летишь в пропасть
И веришь
Что твои крылья
Сейчас
Распахнутся

Сергей Анчуткин



Мне тогда было совсем ещё мало ле…
Я бегал босыми пя… по земле,
И было так очеви… (или ясн...) мне,
Что есть колду… на метле,
Лесович… в дупле…
Представьте себе такого вот малыша:
Он совсем не умеет ходить — только бежа…
Или сидеть не дви..., глядя глазами в даль
Ну что я мог делать, когда был маль...?
Летал.

Патри



наступила осень с листьями напополам,
как шептались в будуарах: ни вам, ни нам.
словно кошка, пробежавшая по углам, потерялась.
я проснулась в ознобе, тебя нет кругом,
ни под углом, ни под шерстью мятого пледа,
ни под столом. ни после обеда. осталась без ужина.
я вообще похудела без тебя совсем,
жду ноября, вдыхая тлен, громкую музыку
и ещё рябину.
без тебя не хочу ни ждать, ни писать, ни чертежи рисовать,
ни болеть, ни верить, что простужена. ничего, просто спать.
но не спится. только кружится там у Него.
чего Он хочет?
чтобы я окончательно сошла с ума? умерла? разложилась на капли
моей глупой веры?
уложилась в наволочку, прошлась слезой
по моим клочьям, которым дом – отсутствие меры?..
я спрошу у Него Там, не сердись, всё ли с тобой в порядке,
ведь я – лишь бриз, касающийся твоей пятки.
Ты сейчас с мечтой, я – люблю. просто наблюдать за тобой могу.
как в разведке.
словно в клетке.

Лия Алтухова



Встреча былых подруг. В баре. Пьют виски.
— Я у него одна!
-Ты оптимистка…
Пару недель спустя. Тот же бар. Водка.
— Как у вас?
— Он женат. Я — идиотка…

Феликс Комаров



Как- то уживается черное и белое.
Как -то открывается хилое и смелое.
В этом тигле личности пузырьками бегают.
Молвят околичности ничего не ведают.
Только лишь намеками, робкими зароками,
Черными уроками да большими сроками.
От суммы и посоха- до дворца как посуху.
От дворца царевого- до венца тернового.
От крестом распятого- до себя богатого.
Вся душа заплатами, рыцарскими латами.
Сердце оборонено, горе постороннему,
Ножики заточены будут раскурочены.
Облики непрочные, масочки порочные…
От себя до дьявола, от себя до ангела.
Рушатся все правила, ничего не правильно.
Зацепиться не за что, пропадать- так с песнями,
Принимать- так с нежностью, танцевать- так с лешими,
Воскресать- так облаком, умирать- так дождиком…
И прожить- не волоком, а под ручку с Боженькой.

Первыми чай в Европу притаранили португезы в подарок своему монарху. Португалия на тот момент по морям в новые земли ходила активно — и то, на кой ляд рубиться в Европе, вбухивая дикие бабки в войны с непредсказуемым финалом, когда можно торговать и иметь гарантированный гешефт. А если подвернется по ходу какая Бразилия или там чего помельче, то и присовокупить к короне можно не без пользы. Но с чайными церемониями у пиренейцев отчего-то не заладилось. То ли винодельческие традиции оказались сильнее, то ли не те сорта завезли — неведомо.
Через полтора века состоялась попытка номер 2, предпринятая голландцами. И она оказалась значительно успешней. А потом уж подключились англичане. Не без помощи упомянутых португальцев, кстати говоря, потому как моду на чаепитие при дворе привезла с собой Екатерина Брагансская, дочь Жуана IV португальского. Поскольку вышла она замуж не абы за кого, а за Карла II, к ее мнению прислушались. Можно сказать, Катерина одержала победу над алкоголем, который местное дворянство обиходно употребляло до появления чая.
К XVIII веку чай широко распространяется в массах. 1717 — открыт первый «Чайный дом». На первых порах была введена очень высокая пошлина на чай, потому стали выявляться факты контрабанды. Люди начинают отдавать предпочтение черному чаю, потому как его сложнее было подделать, да и стоил дешевле.
Изначально чай закупался исключительно в Китае, но позже из-за политических проблем с Китаем, англичане начинают развивать производство чая в Индии и Цейлоне. Делались попытки также выводить чай в Африке, однако, не считая Кенийского среднегорного, остальной африканский — на уровне печально известного Краснодарского. Ядреный и дико невкусный.
С 1870 года компания Twinnings создала всемирно известные купажи чая, которые пользуются популярностью до сих пор, это «English Breakfash», «Irish Breakfast», «Prince of Wales». Кроме того, англичане пили не просто чай, а именно сладкий чай ( с тростниковым сахаром).

Как и в Китае и Японии, чай довольно тесно вошел в английскую культуру. Распространялся от аристократии к среднему классу. Многие европейские традиции чаепития ведут свое начало именно от английских традиций. Хотя, не везде в Европе чай так хорошо прижился. В Скандинавии и в Центральной Европе больше отдают предпочтение кофе…
В соседней с нами Польшей чай изначально употреблялся как лекарство, и хотя большинство стран переняло китайское название чая или что-то созвучное с ним, но в Польше чай называется herbata ( на белорусском — гарбата), что указывает на то, что он, прежде всего, воспринимался как травяной настой.
Ну, а у нас сегодня — сами в знаете. Пьем много, но без церемоний