506
0,1
2015-07-05
Милениум
Вроде пятница уже? Сразу предупреждаю — букв немало.
Часть первая. Дорога.
Пять машин, забитые студентами мужского и женского пола, неспешно ехали по пригородному шоссе, заняв все три полосы – борт к борту. Попеременно у машин оказавшихся на соседних рядах, открывались окна, и из салона в салон передавалась коньячно-колбасные ингредиенты для поддержания боевого духа присутствующих в авто аборигенов.
Несчастные оказавшиеся за рулем, завистливо глотали сопли, наблюдая начало праздника – им пить было нельзя, отчего они злились и никому не давали их обогнать. Праздновать ехали на лоно природы – подмосковную дачу принадлежащую родителям одного из тинэйджеров.
Расположенная в тридцати километрах от столицы и окруженная с трех сторон лесом, дача имела общую площадь в полгектара, три жилых дома, открытый бассейн, два сарая, гараж, баню и хлев. Батя, обитающий на даче постоянно, заблаговременно растопил баньку, в один из домов свалил кучу перин для тех, кто не выдержит трудностей празднования и провел массу других подготовительных мероприятий.
Единственное, что он был не в состоянии сделать, это расчистить сугробы на дороге от шоссе до дачи. Бросать машины на шоссе нельзя – неизвестно что с ними случится за три-четыре дня новогодних гуляний, поэтому быстро созрел план: доехать до ближайшего колхоза и там отыскать трактор. Дать хозяину на бутылку и попросить волоком дотащить до дачи.
Вскоре трактор стоял рядом с нами и мы начали увлеченно вязать узлы от машины к машине соединяя их тросами.
Й-о-хо-о! Тронулись! Руль крутить бесполезно, на тормоза жать тем более, машины ползут на пузе по снежным барханам с невиданной для японских и немецких седанов грацией и величавостью.
Тракторист как и всякий нормальный русский мужик, к новому году начал готовиться заранее, за недельку до оного. При появлении гоп-компании московских студентов он как раз заканчивал первый забег к счастливому забвению и ополовинил трехлитровую банку сивушно-синего самогона. Студентов это ничуть не смутило – на ногах стоит и ладно, пусть даже икает и глазами странно косит, запихнули его в трактор и все вместе прикатили к машинам. Мужику раз десять объяснили, где и когда надо делать повороты, с какой скоростью ехать и что ему будет, если он какое-либо из указаний нарушит. Загадочна русская душа…
Тракторист, некоторое время ехавший с положенной ему скоростью и мы тащившиеся за ним ровно с такой же, вдруг прибавил газу и авто начали переваливаться на сугробах с удвоенным рвением – под днищем что-то трещало, иногда раздавался страшный каждому автолюбителю глухой звук удара – ну подумаешь – коряга в сугробах попалась.
А красота-то какая вокруг! Корабельные сосны покачивают колючими лапами одетыми в варежки белоснежного снега и заставляют судорожно сжиматься сердце в ожидании, что такая «варежка» весом килограмм в сто может свалиться на крышу; желтое, как китаец, солнце за выхлопом мощного дизеля трактора, заставляло щурить глаза и судорожно дышать этой, столь приятной любому жителю мегаполиса, гарью.
Увеличение скорости каравана не осталось незамеченным: особо сильно нервничали те, кто был впереди – сразу за трактором. Им доставались самые большие кочки, которые они сглаживали для следующих машин днищами своих.
Вот и поворот! Нам направо – впереди колхозное поле. Я сказал направо! Куда попер сука!?
Переваливаемся на поле. Во второй, или третьей машине, на ходу открывается дверь и кто-то выпрыгивает в нетронутый снег, поднимается и жутко косолапя, словно панда с похмелья, пытается догнать трактор. Куда там. Трактор идет хорошо, километров двадцать в час. Только на лыжах и догонишь. Чувак быстро понимает всю тщетность своих надежд и пытается сесть в одну из мимо тянущихся машин. Фак ю! Лучше до бати моего беги, да вместе с ним сюда рысью. И пусть ружье не забудет!
Сразу за полем, метрах в пятистах овраг, а в нем река. В нее свиноферма местная, свиное говно сбрасывает. Вот речка и не замерзает в любое время года. Неприятно конечно, да где наша не пропадала – форсируем как нефиг делать – видали какой локомотив? Ему ежели что и поболе речка не страшна. Еще метров через триста канал имени Москвы – по нему корабли ходят. Это уже айс. Что делать-то?
О! Мы здесь уже проезжали? Точняк! Вон наша водка валяется – мы ее на прошлом круге выкинули. Трактор нас по кругу катает. Колхозник уснул наверно, притомился убогий.
Так, ты и ты – стойте по правую сторону, я и он – по левую. Как только мимо пойдет – рывок, за подножку хватаете и на крышу, забираетесь. А там мы ему мозги прочистим!
Хренак! Рвануло так, что рука, казалось из плеча выскочила. Ноги по снегу волочатся, а руки хрен отпустишь, сразу под колесо попадешь. Еще рывок!
Вот он родной.
– А ну вставай чмо деревенское!
– А! Чо? Ты кто?
– Член в пальто! Рули давай, а то сейчас в речку свалимся!
– Куда рулить-то?
– Фак. Давай направо, потом прямо. Да аккуратней…
Часть вторая. Подготовительная.
– Слушай па, а у тебя еще одно топорище есть? Поломалось чо-то.
– Так я ж дал уже два!
– Так поломались па… Они наверно из плохой древесины были… Из гнилой.
– Это руки у вас из гнилой древесины…
– Па ты смотри сколько мы дров накололи!
– На ночь вам пожалуй хватит, а дальше мерзнуть придется.
– Па ты бензопилу нам дай – мы быстро все распилим!
– Ага, вам дай. Вы или бензопилу поломаете, или отпилите чего не то.
– Да не па. У нас вона Сашка пилить умеет.
– Заводи давай, – батя стоял рядом с Шуриком. Между ними лежала пила.
– Ммм, эта… А как?
– Во молодежь пошла!? Ты же типа умеешь?
– Ну да умею, – неуверенно Саша, – только у нас на даче японская, там на кнопочку жмак, и все.
– Все с вами понятно… Так. Эту хреновину – стартер называется, сюда вставляешь, потом резко дергаешь, одновременно нажимаешь рычаг. Это ручка газа. Как только пила затарахтит, газ отпускаешь и пилишь что те надо. Понял?
– Понял – не дурак, – бормочет про себя: «хреновину сюда эту нажать, эту дернуть...»
– Э-э, ты себе так первым делом ногу отпилишь. Ты отодвинь ее подальше и по новой.
– Па, эта-а… Пила не работает чо-то. У тебя еще одной нету?
– Ага. Пилу тоже сломали?
– Да не, только цепь порвали… У тебя цепь есть?
– Я вот думаю – и в кого вы такие уродились?
– Па – в тебя… а может мы на циркулярке дрова попилим? Она работает у тебя?
– Пока работает, но вас к ней не пущу. Сварочным аппаратом попилить не хочешь? Рекомендую – очень удобно.
– Па, ну ладно те… Я те новую пилу куплю – японскую, на батарейках.
– Держи цепь. Поменяешь сам?
– А то! Я ж программист! Ты только инструкцию дай.
– Па, дай канат.
– Зачем?
– Да Андрюха в колодец упал.
– Куда!?
– Ну… У тебя в колодце ведра не было…
– Было… еще утром воду набирал.
– Па, ну типа, оно сначала было, а потом не стало.
– Оторвали что-ли?
– Да не па – оно само упало. Ну и Андрюха полез…
– Там же пятнадцать метров!
– Ага, высоко. Мы его тросом обвязали, он и полез.
– И чего? Пусть таким же макаром и поднимается.
– Па, трос тоже порвался… мы ему уже и водки туда пару бутылок кинули для сугреву. Беспокоимся… что то он затих там.
– Па, там Сашка в прорубь свалился…
– В какую про… в пруду что ли?
– Неа… в бассейне.
– А откуда там прорубь?
– Так он сделал.
– Чем!? Там сантиметров двадцать льда.
– Сначала топором. После того как утопил – бензопилой.
– Бензопилу тоже утопил?
– Пока нет… в руках держит. Не знает, как заглушить. Мы его потому и вытащить не можем.
– Что, так и держит? Фреди Крюгер долбанный. Пусть держит пока бензин не кончиться.
– Па, он потихоньку к бортику продвигается. Как бы он тебе борт не отпилил.
– Вот угораздило с вами связаться…
– Па, у тебя печка засорилась, надо трубу чистить
– С чего ты взял?
– Да мы второй час огонь пытаемся в ней развести, уже и бензином ее поливали – не горит зараза – труба засорилась. Па, а чем трубу чистят?
– Епт! А шашку динамитную вы туда не пробовали совать? А то могу дать. Поможет точно.
– Па, ну ты эта, ты нам скажи как ее разжечь, а мы уж со всем нашим стараньем.
– Пошли уж, пионеры.
– Па, ты там что то про шашку динамитную говорил? А у тебя есть? Дай парочку, а?
– Вам зачем?
– Рыбу пойдем завтра утром ловить. На канал.
– Первого января!?
– Ну да. Говорят очень помогает от похмелья с удочкой посидеть.
– Так то с удочкой. Динамита не дам! Удочки стоят в сарае.
– Па… ну хотя бы пару шашек. Нам же надо прорубь сделать.
– Сделаете бензопилой. Вон Шурик уже опытный, чуть бассейн мне не распилил. Динамиту не дам. Боюсь мне потом дамбу придется восстанавливать.
– Па, там дядька какой-то орал, тебя звал.
– Ага, где он?
– Ну эта, в сугробе вон лежит.
– А что в сугробе-то?
– Да орал сильно, вот и лежит.
– Что орал-то?
– Да мы, когда парковались, забор ему малость покорежили, а потом трактор у него на участке разворачивался. Вот он и орал… Дык мы ему забор на место прислонили.
– Чувствую я, добром этот новый год не кончится.
– Да лана те бать. Все пучком будет.
Часть третья. Торжественная.
Стол был заставлен так, что некуда было положить приборы. Салаты и селедка под шубой. Шампанское и водка. Коньяки и виски. Мандарины и бананы. Полный комплект!
– В этот знаменательную ночь… окончания одной эпохи и начала нового тысячелетия… я хочу пожелать нам всем быть терпимее к ошибкам других. Быть любимыми и люб…
Малость покачиваясь, батя стоял в тулупе, ушанке и валенках в дверях дома и толкал тост. Уже минут двадцать.
– Па, как насчет динамита?
– Нет, я сказал!
– Па, ты там про терпимость что-то парил… мы тогда на санках пойдем кататься.
– Ага… санки на чердаке найдешь.
– Ты только ключи от снегохода дай…
– Вы ж на санках вроде? Вы катаетесь, а я пойду к соседу схожу.
– Только много не пей. Па, мы продвинутая молодежь. Прицепим сани к снегоходу и будем кататься.
– Управление в нетрезвом состоянии тр… трас… трнспр… нда… бери уж… они на каминной полке. Только не угробьтесь.
Парой часов спустя, вся компания снова была в сборе. Отец стоял в дверях дома с фужером полным водки, под глазом наливался фиолетовым здоровенный бланш.
– Па. Прости. Снегоход утонул. Батя!!! Что у тебя с лицом? Кто тебя обидел? Мы ща с братвой подорвемся, всех положим!
– Чепуха… не обращай внимания. Асфальтовая болезнь.
– Па… где ты асфальт в лесу нашел? До него пару километров топать. Быстро говори, кто тебя обидел?
– Отстань! – он еле стоял на ногах, глаза закрывались и было видно что человек очень устал, – Ну повздорили малость… какая пьянка без драки?
– Ну лана… па… ты не расслышал наверно. Мы снегоход утопили.
– Как!? Все живы?
– Катьке искупаться пришлось… но мы быстро ее выловили и согрели. Вон она лежит никакущая. Но снегоходу каюк. Может летом достанем?
– Вот ведь… жалко. Хорошая была машинка.
– Бать… я те новый куплю. Японский.
– На батарейках?
– Иди спать па. Хочешь – будет на батарейках.
Шурик покачивался под порывами легкого ветерка в унисон соснам. Глаза закрыты – полная алкогольная нирвана.
– А давай из него снежную бабу лепить? – Андрюха за счет вдвое большей массы был в лучшей кондиции.
– Это как?
– Смотри и помогай.
Андрей начал катать снежный шар. Пятью минутами позже рядом с покачивающимся Шуриком высился метрового диаметра снежный ком.
– Теперь ковыряем отверстие под ноги и ставим его внутрь. Сверху насаживаем еще один. На голову еще. Я в доме противогаз видел, тащи.
Еще пятнадцатью минутами позже Шурик был упакован в противогаз, ушанку и облеплен со всех сторон снегом. На месте носа-морковки торчала обрезанная гофра противогаза, в руках закреплены пара десятков петард, на голове стояла упаковка залпового салюта «Смерч» на манер короны.
– Чего это у вашей бабы бугрится? Не красиво, — очухавшаяся после зимнего моржевания Катька выползла из дома и мигом оценив скульптуру, попробовала убрать неровность посреди снежной бабы. – Ой! Отвалилось. Не поняла… это что?
Она указала на бугристость упакованную в спортивные штаны и торчащую аккурат в области паха Шурика – снежной бабы.
– Гы. Эротический сон снится наверно. Вот и встал.
– Как!? У бабы? Вы кого туда запихали?
– Не боись… тут все свои. Но сон ему обломать надо. А то баба неправильная получается. Придумал! Давай хоровод водить, авось опадет! Зови всех сюда!
Хоровод водили под единственно всем знакомую «В лесу родилась елочка» долго и упорно. Заплетались ноги и руки, хоровод падал и превращался в змейку, но бугристость в районе паха снежной бабы не опадала, а только крепла под истошными воплями про зайку.
– Поджигай!
Пашка с зиппой наперевес, подпалил запал на «смерче» и колосьях петард в руках бабы.
Первый залп осыпал снежные шапки сосен и разбудил воронье. Второй залп был ощутимо сильнее и бугристость на бабе опала. От третьего залпа снежная баба задрожала и начала махать руками. Четвертый и пятый прогремели одновременно. Сквозь дым и искры на хоровод выскочило чудовище в опаленной ушанке и безумными глазами просвечивающими сквозь стекла противогаза. Никто кроме меня и Андрея не был готов к встрече с бегающей снежной бабой.
Павел не растерялся, подскочил к ожившему снежному монстру и огрел сзади только что подобранным дрыном. Шурик осел поломанной в период таянья сосулькой. Девки наконец-то перестали визжать и выглядывали из-за сосен.
– Шурка очнись! – Андрюха тормошил облепленного снегом товарища. В ответ тот дергался всем телом и непослушными руками пытался стащить противогаз.
– Ты ему на гофру наступил… снимай противогаз, пока не задохнулся.
– Шурка… прости! – когда Андрюха увидел безумно-стеклянный взгляд, иссиня-белые губы и проплешину на месте шикарной шевелюры из его глаз покатили слезы. – Братуха… пойдем со мной… выпьем.
Они удалились по направлению к дому. Шурка при каждом шаге странно подпрыгивал на месте и икал на всю округу.
– Из кого еще будем лепить снежную бабу? – нарушил воцарившееся молчание Павел, играючи перекидывая дрын из одной руки в другую.
– …подхожу к бассейну, а там девки плавают, одна краше другой. И все голые! И тут я – король! В плавках. У меня с детства мечта такая – бабы голые вокруг и я – в плавках.
– Это комплексы у тебя братуха… изживать надо, – Андрей приобнял за плечо Шурика.
Тот ощутимо вздрогнул и снова икнул всем организмом. Погладил прикрытую «пидоркой» проплешину оставленную «смерчем» и продолжил:
– Начинают они себя мазать ароматическими маслами, в самые сокровенные места пальчиками лезут. Я все ближе подхожу… и вот что странно: на улице солнце палит, девки голые гуляют, в бассейне купаются, а мне все холодней и холодней становится. Ложусь на шезлонг, ко мне подходит одна. По рукам начинает гладить. Другая рядышком приседает, на грудь пузырек масла выливает и мазать начинает. Третья – шею и плечи массирует. Четвертая – плавки мои снимает. А там такой стояк, а они слезать не хотят! Я пытаюсь помочь, весь дрожу уже, но девки руки мои отпускать не хотят… смеются. Вдруг сверху как бахнет! Но девки держат крепко. Сверху еще раз! И еще! И горячо! Я руки вырываю…. Сверху бахать продолжает. И дышать тяжело. Дальше не помню что было. Очнулся в снегу. Такой вот сон…
Андрюха размазывал сопли вперемешку со слезами по лицу и скрежетал зубами.
– Эх… такой кайфовый сон обломали. Но кто ж знал! Ничего братушка… я те такой травки привезу, еще лучше глюки поймаешь.
За общим столом творился просто невообразимый бедлам. Бутылки и тарелки валялись вперемешку с обглоданными куриными ногами. Полупустые пакеты сока и пластиковые баклажки колы облеплены салатами и корками апельсинов. Венчал разгром со всех сторон обкусанный торт. Интересно, это какому идиоту пришла мысль покупать торт на празднование Нового Года?
Все. Спать пора. Завтра продолжим.
Часть четвертая. Похмельная.
Тонкие струйки пота финишировали в районе пупка и собирались там небольшим озерком. Плохо когда морская болезнь начинается от взгляда на собственный пупок. Чтобы не провоцировать пораженный ударной дозой алкоголя разум пупочными волнами, я резким движением тела вылил озеро на пол. В голове сразу отдалось все, что выпил за последние сутки.
Лучше всего лечить похмелье в русской бане. Температура за сотню – это для экстремалов, а у меня другая цель: отдышаться запахом сосны и вишни, выгнать весь неусвоенный алкоголь и снова стать человеком. Щедро вылитые на камни пара ковшов воды, снизили температуру до комфортных шестидесяти, в кадке с кипятком распаривался настоящий березовый веник и мысли текли философские, о вреде юного алкоголизма и пользе послеобеденного траха.
О! Собеседник! На полок выбралась погреться мышка-полевка. Тебя то мне и не хватало для полной душевной гармонии. Я схватил ее за хвост, стащил с печки алюминиевый тазик, поставил рядышком и кинул в него мышку. Чтобы не съеблась, пока я буду вещать.
– Понимаешь, серая… все дело в паре, – мышка быстро бегала по тазику и странно верещала. Я уставился на звездное небо в маленьком окошке парной и продолжил, – От влажности пара и его насыщенности ароматами зависит польза или вред, которые получит человек в бане. Фо экзампл: широко популярные среди обывателей эвкалиптовые или сандаловые ароматизаторы для бани, глубоко противны и вредны для организма русского человека. А все потому, что ни то, ни другое, не растет в естественных условиях на просторах нашей Родины. Другое дело – ромашка и хмель. Первым испокон веков лечили понос и простуду, вторым душевную тоску и запор. В парилке температуру и влажность пара можно и нужно регулировать, – тут в воздухе явственно запахло жаренными колбасками и я прервал монолог с целью выяснить откуда. Фу! Какой отвратный запах!
О боже! Моя мышка, мой собеседник! Она покрылась золотистой корочкой и бездыханно лежала на дне тазика. Бедная моя, серенькая… Ну как я мог знать, что тазик раскалился на печке и не успел остыть пока я его переносил на полок? Это все похмелье виновато.
Я приготовился прочитать заупокойную по бедной твари, как вдруг, скрипнула внешняя дверь баньки и раздалось шуршание скидываемой одежды. О! Новый собеседник! Поминки отложим, продолжим процесс изгнания похмельного духа.
Тусклая лампочка под потолком парной погасла и внутренняя дверь отворилась. Мои глаза, давно привыкшие к сумраку, обнаружили в дверях целующихся Юльку и Андрея. Голых и увлеченных друг другом.
– Как здесь вкусно пахнет, — прошептала Юлька оторвавшись от кавалера. Я взглянул на мышку и меня ощутимо передернуло.
– Лучше всех пахнешь ты, — разворачивая Юльку спиной к себе и укладывая грудями на полок, деловито ответил Андрюха и резко пристроился сзади.
– Ммм… Да! – от активных движений партнера, груди Юльки так и норовили провалится в щели меж досок полока. Мужские бедра звонка шлепали об откляченную девичью попу.
Непотребство какое! Я думал, это собеседники! А они…! А у меня тут!
– Нехорошо ибацца во время кремации, — нейтральным голосом, в перерыве между фрикциями, вставил я.
– Ааа! Шит! Кто тут!
– Это я. И мышка-норушка. Кто к нам в теремок? Только мышка погибла. И я ее оплакивал. А тут вы.
– Предупреждать надо, — буркнул Андрей прикрывая вздыбленную плоть шайкой-лейкой.
– Стучаться надо… Юлька прикройся что ли… смущаешь естество. А мне похороны еще проводить и…
– Ты погоди с обрядами вуду… дай мы закончим начатое, – прервал Андрюха. Шайка на его чреслах держалась уже без помощи рук. – Давай вали… минут через десять заходи. Тогда и будем оплакивать твою мышку, – с этими словами он вытолкал меня из парилки.
В доме царила идиллия: половина втыкала телевизор, другая – водку. Иногда роли менялись, некоторые уходили на заслуженный отдых и их сменяли уже проспавшиеся. Ротация кадров в действии, маза фака! Скоро притопали благостно-удовлетворенные Юлька с Андрюхой и веселье закрутилось с новой силой.
Я брыканул ногой, но отставать от меня не хотели. Ледяная вода на лицо и за шиворот разбудила во мне зверя, я поднялся с единственным стремлением – ебнуть кого-нибудь. Нехера будить пьяного русского медведя.
– …ять! Да вставай же ты! Баня горит!
Сознание вернулось быстро.
– Внутри есть кто? – губы не слушались, язык деревянный.
– …е знаю. Из под крыши дым валит, — слова Пашки доносились сквозь вату.
Я поднялся на колени и принялся пересчитывать вповалку лежащий народ. Должно быть двадцать одно. Мы еще прикалывались по этому поводу. Восемнадцать. Я и Павел – двадцать. Одного не хватает. Пиндец.
– Пашка! Ноги в руки, и на машину. В трех километрах по шоссе – пост гаишников. Сообщи о возгорании, пусть вызывают пожарников. Давай братуха, сами не потушим.
Он пулей вылетел из дома, как был – в тапках и бушлате на голое тело. Я пнул Андрея и Шурика.
– Пацаны, тревога! Поднимайте всех!
И побежал в дом к бате. По дороге оглядел баню – так и есть: открытого огня не видать, но дымина валит зачетный. В пузе варился алкоголь, ноги выписывали узоры, сознания рисовало кренделя. Бля! В бане – мышка! Черт, о чем это я? Какая мышка, человека не хватает! Все равно, жалко мышку.
– Папа…. Вставай батя! Ну же! – я тормошил его изо всех сил. – Баня горит!
– А! – на слове «баня» в голове отца видимо включился тумблер. – Внутри есть кто?
– Да… мышка точно есть! Это она, сука баню подожгла!
– Какая мышка? – батя явно не врубился.
– А-а, забудь. Я с ней потом разберусь. Одного человека не хватает! Не знаю кого…
Батя без слов накинул на трусы телогрейку, прыгнул в валенки и с места взял спринт. Рванул внешнюю дверь бани, я за плечом. Рванул вторую – дверь душевой. Все в дыму, ни черта не видно.
Я что-то почувствовал. Сверху подсказали. Потому что был готов. Сам не понимал к чему, но готов. Отец рванул дверь в парилку, в тот же момент я схватил его за шкирку и прикрывая отворотом бушлата от ринувшегося пламени, вместе с отцом вылетел наружу. Как на пружинах отец вскочил на ноги, подлетел ко второй двери, до которой с гулом доставал огонь из парилки и поднатужившись ее закрыл. Следом закрыл наружную.
– Я успел посмотреть. Внутри никого нет, – отец протер прожаренные брови. – За пожарными послал?
– Да. Пашка поехал.
– У нас двадцать минут. Потом прогорит крыша, за ней займется елка, — отец показал на гордость дачи – пятидесятилетнюю голубую ель, которую посадил вместе со своим отцом в пятилетнем возрасте. Ель стояла в пяти метрах от свесов крыши бани. – Если займется ель, трындец большому дому. Зови всех. Кто посильнее пусть берут лопаты – закидывают снегом стены сруба. Ребята и девчата послабее – ведра, кастрюли, шайки, лейки – все что может держать воду, и поливать сверху бревна. Полынью я сейчас сделаю.
Пацаны и девчонки уже высочили из дома и испуганно стояли в стороне. Я прикрикнул на старших, те раздали команды, каждый оказался при деле. Прискакал отец с топором в руках и начал рубить электросеть к бане. Посыпались искры.
И все подорвались. Никто и никогда так больше не вкалывал. От пруда выстроилась живая цепь из ведер, с четырех сторон бани стояли парни и закидывали чуть ли не на пятиметровую высоту лопаты снега, в стороне тарахтела бензопила – отец наскоро мастерил что-то.
– Осталось пять минут. Максимум.
Тяжело дыша, батя стоял рядом и смотрел на начавшие выбиваться из под крыши язычки пламени. Он накинул на верхушку ели канатную петлю, отозвал пару пацанов, отдал им концы.
– Начнем пилить – тяните на себя. Концов хватит, вас не зашибет.
Взглянул в мою сторону непонятными глазами, передал пилу.
– Я сам не смогу… когда скомандую – пили елку.
Схватил рогатину, уперся в первые ветки на двухметровой высоте. Прошло еще пару минут. Никто уже не поливал и не закидывал – бесполезно.
Батя перекрестился, поклонился елке и скомандовал:
– Пили! Живо! Давай!
Я дернул стартер. Вдали сверкнуло голубым отсветом. Дернул еще раз. Отсветы все ближе. Еще раз! Не заводится. Еще! Мигалки!
Уррррааааа! Пожарники приехали!
Часть пятая. Печальная.
– Минус три топора. Два ведра. Бензопила. Минус снегоход. И баня. В плюсе похмелье и фингал. Не сходится что то. Хреновый из меня бухгалтер, да сынок?
– Бать… да ладно те. Баня – признаю. Перебор. Но остальное… ведь скажите ребят! Здорово погуляли?
– Ага…
– Зачотище!
– Исчо! Требую продолжения!
– Есть ошибки конечно… но автору – зачет однозначно!
– Ладно… по машинам подонки! Па… ну ты понял да? За мной не заржавеет. И баню отстрою и снегоход куплю. Без обид?
– Да какие обиды… о чем ты! Только ты это… пойми меня правильно… ты сын мне единственный и все такое. Но новый год на даче, ты праздновал первый и последний раз.
Отец оглядел оставшиеся в живых и хорошо прокопченные три дома и сарай… опаленную с одного бока голубую ель… развороченный бассейн и вычерпанный пруд… и тяжело вздохнул.
В свои права вступали новые эпоха и тысячелетие.
* * *
Автобиографично на 90%.
В процессе празднования не погибло ни одной мышки.
Молодой я тогда был. Опездол. Снегоход я отцу купил. Японский. Правда без батареек.
Баню так и не построил. А сам он уже не потянет. Старенький стал.
Прости бать…
© Кагарыч
Глубокий поклон Кливии в очередной раз исправляющей мои косяки. В оправдание ей могу сказать — удалить «пупочные волны» я не соглашался ни под каким соусом -))
Источник: www.yaplakal.com/
Часть первая. Дорога.
Пять машин, забитые студентами мужского и женского пола, неспешно ехали по пригородному шоссе, заняв все три полосы – борт к борту. Попеременно у машин оказавшихся на соседних рядах, открывались окна, и из салона в салон передавалась коньячно-колбасные ингредиенты для поддержания боевого духа присутствующих в авто аборигенов.
Несчастные оказавшиеся за рулем, завистливо глотали сопли, наблюдая начало праздника – им пить было нельзя, отчего они злились и никому не давали их обогнать. Праздновать ехали на лоно природы – подмосковную дачу принадлежащую родителям одного из тинэйджеров.
Расположенная в тридцати километрах от столицы и окруженная с трех сторон лесом, дача имела общую площадь в полгектара, три жилых дома, открытый бассейн, два сарая, гараж, баню и хлев. Батя, обитающий на даче постоянно, заблаговременно растопил баньку, в один из домов свалил кучу перин для тех, кто не выдержит трудностей празднования и провел массу других подготовительных мероприятий.
Единственное, что он был не в состоянии сделать, это расчистить сугробы на дороге от шоссе до дачи. Бросать машины на шоссе нельзя – неизвестно что с ними случится за три-четыре дня новогодних гуляний, поэтому быстро созрел план: доехать до ближайшего колхоза и там отыскать трактор. Дать хозяину на бутылку и попросить волоком дотащить до дачи.
Вскоре трактор стоял рядом с нами и мы начали увлеченно вязать узлы от машины к машине соединяя их тросами.
Й-о-хо-о! Тронулись! Руль крутить бесполезно, на тормоза жать тем более, машины ползут на пузе по снежным барханам с невиданной для японских и немецких седанов грацией и величавостью.
Тракторист как и всякий нормальный русский мужик, к новому году начал готовиться заранее, за недельку до оного. При появлении гоп-компании московских студентов он как раз заканчивал первый забег к счастливому забвению и ополовинил трехлитровую банку сивушно-синего самогона. Студентов это ничуть не смутило – на ногах стоит и ладно, пусть даже икает и глазами странно косит, запихнули его в трактор и все вместе прикатили к машинам. Мужику раз десять объяснили, где и когда надо делать повороты, с какой скоростью ехать и что ему будет, если он какое-либо из указаний нарушит. Загадочна русская душа…
Тракторист, некоторое время ехавший с положенной ему скоростью и мы тащившиеся за ним ровно с такой же, вдруг прибавил газу и авто начали переваливаться на сугробах с удвоенным рвением – под днищем что-то трещало, иногда раздавался страшный каждому автолюбителю глухой звук удара – ну подумаешь – коряга в сугробах попалась.
А красота-то какая вокруг! Корабельные сосны покачивают колючими лапами одетыми в варежки белоснежного снега и заставляют судорожно сжиматься сердце в ожидании, что такая «варежка» весом килограмм в сто может свалиться на крышу; желтое, как китаец, солнце за выхлопом мощного дизеля трактора, заставляло щурить глаза и судорожно дышать этой, столь приятной любому жителю мегаполиса, гарью.
Увеличение скорости каравана не осталось незамеченным: особо сильно нервничали те, кто был впереди – сразу за трактором. Им доставались самые большие кочки, которые они сглаживали для следующих машин днищами своих.
Вот и поворот! Нам направо – впереди колхозное поле. Я сказал направо! Куда попер сука!?
Переваливаемся на поле. Во второй, или третьей машине, на ходу открывается дверь и кто-то выпрыгивает в нетронутый снег, поднимается и жутко косолапя, словно панда с похмелья, пытается догнать трактор. Куда там. Трактор идет хорошо, километров двадцать в час. Только на лыжах и догонишь. Чувак быстро понимает всю тщетность своих надежд и пытается сесть в одну из мимо тянущихся машин. Фак ю! Лучше до бати моего беги, да вместе с ним сюда рысью. И пусть ружье не забудет!
Сразу за полем, метрах в пятистах овраг, а в нем река. В нее свиноферма местная, свиное говно сбрасывает. Вот речка и не замерзает в любое время года. Неприятно конечно, да где наша не пропадала – форсируем как нефиг делать – видали какой локомотив? Ему ежели что и поболе речка не страшна. Еще метров через триста канал имени Москвы – по нему корабли ходят. Это уже айс. Что делать-то?
О! Мы здесь уже проезжали? Точняк! Вон наша водка валяется – мы ее на прошлом круге выкинули. Трактор нас по кругу катает. Колхозник уснул наверно, притомился убогий.
Так, ты и ты – стойте по правую сторону, я и он – по левую. Как только мимо пойдет – рывок, за подножку хватаете и на крышу, забираетесь. А там мы ему мозги прочистим!
Хренак! Рвануло так, что рука, казалось из плеча выскочила. Ноги по снегу волочатся, а руки хрен отпустишь, сразу под колесо попадешь. Еще рывок!
Вот он родной.
– А ну вставай чмо деревенское!
– А! Чо? Ты кто?
– Член в пальто! Рули давай, а то сейчас в речку свалимся!
– Куда рулить-то?
– Фак. Давай направо, потом прямо. Да аккуратней…
Часть вторая. Подготовительная.
– Слушай па, а у тебя еще одно топорище есть? Поломалось чо-то.
– Так я ж дал уже два!
– Так поломались па… Они наверно из плохой древесины были… Из гнилой.
– Это руки у вас из гнилой древесины…
– Па ты смотри сколько мы дров накололи!
– На ночь вам пожалуй хватит, а дальше мерзнуть придется.
– Па ты бензопилу нам дай – мы быстро все распилим!
– Ага, вам дай. Вы или бензопилу поломаете, или отпилите чего не то.
– Да не па. У нас вона Сашка пилить умеет.
– Заводи давай, – батя стоял рядом с Шуриком. Между ними лежала пила.
– Ммм, эта… А как?
– Во молодежь пошла!? Ты же типа умеешь?
– Ну да умею, – неуверенно Саша, – только у нас на даче японская, там на кнопочку жмак, и все.
– Все с вами понятно… Так. Эту хреновину – стартер называется, сюда вставляешь, потом резко дергаешь, одновременно нажимаешь рычаг. Это ручка газа. Как только пила затарахтит, газ отпускаешь и пилишь что те надо. Понял?
– Понял – не дурак, – бормочет про себя: «хреновину сюда эту нажать, эту дернуть...»
– Э-э, ты себе так первым делом ногу отпилишь. Ты отодвинь ее подальше и по новой.
– Па, эта-а… Пила не работает чо-то. У тебя еще одной нету?
– Ага. Пилу тоже сломали?
– Да не, только цепь порвали… У тебя цепь есть?
– Я вот думаю – и в кого вы такие уродились?
– Па – в тебя… а может мы на циркулярке дрова попилим? Она работает у тебя?
– Пока работает, но вас к ней не пущу. Сварочным аппаратом попилить не хочешь? Рекомендую – очень удобно.
– Па, ну ладно те… Я те новую пилу куплю – японскую, на батарейках.
– Держи цепь. Поменяешь сам?
– А то! Я ж программист! Ты только инструкцию дай.
– Па, дай канат.
– Зачем?
– Да Андрюха в колодец упал.
– Куда!?
– Ну… У тебя в колодце ведра не было…
– Было… еще утром воду набирал.
– Па, ну типа, оно сначала было, а потом не стало.
– Оторвали что-ли?
– Да не па – оно само упало. Ну и Андрюха полез…
– Там же пятнадцать метров!
– Ага, высоко. Мы его тросом обвязали, он и полез.
– И чего? Пусть таким же макаром и поднимается.
– Па, трос тоже порвался… мы ему уже и водки туда пару бутылок кинули для сугреву. Беспокоимся… что то он затих там.
– Па, там Сашка в прорубь свалился…
– В какую про… в пруду что ли?
– Неа… в бассейне.
– А откуда там прорубь?
– Так он сделал.
– Чем!? Там сантиметров двадцать льда.
– Сначала топором. После того как утопил – бензопилой.
– Бензопилу тоже утопил?
– Пока нет… в руках держит. Не знает, как заглушить. Мы его потому и вытащить не можем.
– Что, так и держит? Фреди Крюгер долбанный. Пусть держит пока бензин не кончиться.
– Па, он потихоньку к бортику продвигается. Как бы он тебе борт не отпилил.
– Вот угораздило с вами связаться…
– Па, у тебя печка засорилась, надо трубу чистить
– С чего ты взял?
– Да мы второй час огонь пытаемся в ней развести, уже и бензином ее поливали – не горит зараза – труба засорилась. Па, а чем трубу чистят?
– Епт! А шашку динамитную вы туда не пробовали совать? А то могу дать. Поможет точно.
– Па, ну ты эта, ты нам скажи как ее разжечь, а мы уж со всем нашим стараньем.
– Пошли уж, пионеры.
– Па, ты там что то про шашку динамитную говорил? А у тебя есть? Дай парочку, а?
– Вам зачем?
– Рыбу пойдем завтра утром ловить. На канал.
– Первого января!?
– Ну да. Говорят очень помогает от похмелья с удочкой посидеть.
– Так то с удочкой. Динамита не дам! Удочки стоят в сарае.
– Па… ну хотя бы пару шашек. Нам же надо прорубь сделать.
– Сделаете бензопилой. Вон Шурик уже опытный, чуть бассейн мне не распилил. Динамиту не дам. Боюсь мне потом дамбу придется восстанавливать.
– Па, там дядька какой-то орал, тебя звал.
– Ага, где он?
– Ну эта, в сугробе вон лежит.
– А что в сугробе-то?
– Да орал сильно, вот и лежит.
– Что орал-то?
– Да мы, когда парковались, забор ему малость покорежили, а потом трактор у него на участке разворачивался. Вот он и орал… Дык мы ему забор на место прислонили.
– Чувствую я, добром этот новый год не кончится.
– Да лана те бать. Все пучком будет.
Часть третья. Торжественная.
Стол был заставлен так, что некуда было положить приборы. Салаты и селедка под шубой. Шампанское и водка. Коньяки и виски. Мандарины и бананы. Полный комплект!
– В этот знаменательную ночь… окончания одной эпохи и начала нового тысячелетия… я хочу пожелать нам всем быть терпимее к ошибкам других. Быть любимыми и люб…
Малость покачиваясь, батя стоял в тулупе, ушанке и валенках в дверях дома и толкал тост. Уже минут двадцать.
– Па, как насчет динамита?
– Нет, я сказал!
– Па, ты там про терпимость что-то парил… мы тогда на санках пойдем кататься.
– Ага… санки на чердаке найдешь.
– Ты только ключи от снегохода дай…
– Вы ж на санках вроде? Вы катаетесь, а я пойду к соседу схожу.
– Только много не пей. Па, мы продвинутая молодежь. Прицепим сани к снегоходу и будем кататься.
– Управление в нетрезвом состоянии тр… трас… трнспр… нда… бери уж… они на каминной полке. Только не угробьтесь.
Парой часов спустя, вся компания снова была в сборе. Отец стоял в дверях дома с фужером полным водки, под глазом наливался фиолетовым здоровенный бланш.
– Па. Прости. Снегоход утонул. Батя!!! Что у тебя с лицом? Кто тебя обидел? Мы ща с братвой подорвемся, всех положим!
– Чепуха… не обращай внимания. Асфальтовая болезнь.
– Па… где ты асфальт в лесу нашел? До него пару километров топать. Быстро говори, кто тебя обидел?
– Отстань! – он еле стоял на ногах, глаза закрывались и было видно что человек очень устал, – Ну повздорили малость… какая пьянка без драки?
– Ну лана… па… ты не расслышал наверно. Мы снегоход утопили.
– Как!? Все живы?
– Катьке искупаться пришлось… но мы быстро ее выловили и согрели. Вон она лежит никакущая. Но снегоходу каюк. Может летом достанем?
– Вот ведь… жалко. Хорошая была машинка.
– Бать… я те новый куплю. Японский.
– На батарейках?
– Иди спать па. Хочешь – будет на батарейках.
Шурик покачивался под порывами легкого ветерка в унисон соснам. Глаза закрыты – полная алкогольная нирвана.
– А давай из него снежную бабу лепить? – Андрюха за счет вдвое большей массы был в лучшей кондиции.
– Это как?
– Смотри и помогай.
Андрей начал катать снежный шар. Пятью минутами позже рядом с покачивающимся Шуриком высился метрового диаметра снежный ком.
– Теперь ковыряем отверстие под ноги и ставим его внутрь. Сверху насаживаем еще один. На голову еще. Я в доме противогаз видел, тащи.
Еще пятнадцатью минутами позже Шурик был упакован в противогаз, ушанку и облеплен со всех сторон снегом. На месте носа-морковки торчала обрезанная гофра противогаза, в руках закреплены пара десятков петард, на голове стояла упаковка залпового салюта «Смерч» на манер короны.
– Чего это у вашей бабы бугрится? Не красиво, — очухавшаяся после зимнего моржевания Катька выползла из дома и мигом оценив скульптуру, попробовала убрать неровность посреди снежной бабы. – Ой! Отвалилось. Не поняла… это что?
Она указала на бугристость упакованную в спортивные штаны и торчащую аккурат в области паха Шурика – снежной бабы.
– Гы. Эротический сон снится наверно. Вот и встал.
– Как!? У бабы? Вы кого туда запихали?
– Не боись… тут все свои. Но сон ему обломать надо. А то баба неправильная получается. Придумал! Давай хоровод водить, авось опадет! Зови всех сюда!
Хоровод водили под единственно всем знакомую «В лесу родилась елочка» долго и упорно. Заплетались ноги и руки, хоровод падал и превращался в змейку, но бугристость в районе паха снежной бабы не опадала, а только крепла под истошными воплями про зайку.
– Поджигай!
Пашка с зиппой наперевес, подпалил запал на «смерче» и колосьях петард в руках бабы.
Первый залп осыпал снежные шапки сосен и разбудил воронье. Второй залп был ощутимо сильнее и бугристость на бабе опала. От третьего залпа снежная баба задрожала и начала махать руками. Четвертый и пятый прогремели одновременно. Сквозь дым и искры на хоровод выскочило чудовище в опаленной ушанке и безумными глазами просвечивающими сквозь стекла противогаза. Никто кроме меня и Андрея не был готов к встрече с бегающей снежной бабой.
Павел не растерялся, подскочил к ожившему снежному монстру и огрел сзади только что подобранным дрыном. Шурик осел поломанной в период таянья сосулькой. Девки наконец-то перестали визжать и выглядывали из-за сосен.
– Шурка очнись! – Андрюха тормошил облепленного снегом товарища. В ответ тот дергался всем телом и непослушными руками пытался стащить противогаз.
– Ты ему на гофру наступил… снимай противогаз, пока не задохнулся.
– Шурка… прости! – когда Андрюха увидел безумно-стеклянный взгляд, иссиня-белые губы и проплешину на месте шикарной шевелюры из его глаз покатили слезы. – Братуха… пойдем со мной… выпьем.
Они удалились по направлению к дому. Шурка при каждом шаге странно подпрыгивал на месте и икал на всю округу.
– Из кого еще будем лепить снежную бабу? – нарушил воцарившееся молчание Павел, играючи перекидывая дрын из одной руки в другую.
– …подхожу к бассейну, а там девки плавают, одна краше другой. И все голые! И тут я – король! В плавках. У меня с детства мечта такая – бабы голые вокруг и я – в плавках.
– Это комплексы у тебя братуха… изживать надо, – Андрей приобнял за плечо Шурика.
Тот ощутимо вздрогнул и снова икнул всем организмом. Погладил прикрытую «пидоркой» проплешину оставленную «смерчем» и продолжил:
– Начинают они себя мазать ароматическими маслами, в самые сокровенные места пальчиками лезут. Я все ближе подхожу… и вот что странно: на улице солнце палит, девки голые гуляют, в бассейне купаются, а мне все холодней и холодней становится. Ложусь на шезлонг, ко мне подходит одна. По рукам начинает гладить. Другая рядышком приседает, на грудь пузырек масла выливает и мазать начинает. Третья – шею и плечи массирует. Четвертая – плавки мои снимает. А там такой стояк, а они слезать не хотят! Я пытаюсь помочь, весь дрожу уже, но девки руки мои отпускать не хотят… смеются. Вдруг сверху как бахнет! Но девки держат крепко. Сверху еще раз! И еще! И горячо! Я руки вырываю…. Сверху бахать продолжает. И дышать тяжело. Дальше не помню что было. Очнулся в снегу. Такой вот сон…
Андрюха размазывал сопли вперемешку со слезами по лицу и скрежетал зубами.
– Эх… такой кайфовый сон обломали. Но кто ж знал! Ничего братушка… я те такой травки привезу, еще лучше глюки поймаешь.
За общим столом творился просто невообразимый бедлам. Бутылки и тарелки валялись вперемешку с обглоданными куриными ногами. Полупустые пакеты сока и пластиковые баклажки колы облеплены салатами и корками апельсинов. Венчал разгром со всех сторон обкусанный торт. Интересно, это какому идиоту пришла мысль покупать торт на празднование Нового Года?
Все. Спать пора. Завтра продолжим.
Часть четвертая. Похмельная.
Тонкие струйки пота финишировали в районе пупка и собирались там небольшим озерком. Плохо когда морская болезнь начинается от взгляда на собственный пупок. Чтобы не провоцировать пораженный ударной дозой алкоголя разум пупочными волнами, я резким движением тела вылил озеро на пол. В голове сразу отдалось все, что выпил за последние сутки.
Лучше всего лечить похмелье в русской бане. Температура за сотню – это для экстремалов, а у меня другая цель: отдышаться запахом сосны и вишни, выгнать весь неусвоенный алкоголь и снова стать человеком. Щедро вылитые на камни пара ковшов воды, снизили температуру до комфортных шестидесяти, в кадке с кипятком распаривался настоящий березовый веник и мысли текли философские, о вреде юного алкоголизма и пользе послеобеденного траха.
О! Собеседник! На полок выбралась погреться мышка-полевка. Тебя то мне и не хватало для полной душевной гармонии. Я схватил ее за хвост, стащил с печки алюминиевый тазик, поставил рядышком и кинул в него мышку. Чтобы не съеблась, пока я буду вещать.
– Понимаешь, серая… все дело в паре, – мышка быстро бегала по тазику и странно верещала. Я уставился на звездное небо в маленьком окошке парной и продолжил, – От влажности пара и его насыщенности ароматами зависит польза или вред, которые получит человек в бане. Фо экзампл: широко популярные среди обывателей эвкалиптовые или сандаловые ароматизаторы для бани, глубоко противны и вредны для организма русского человека. А все потому, что ни то, ни другое, не растет в естественных условиях на просторах нашей Родины. Другое дело – ромашка и хмель. Первым испокон веков лечили понос и простуду, вторым душевную тоску и запор. В парилке температуру и влажность пара можно и нужно регулировать, – тут в воздухе явственно запахло жаренными колбасками и я прервал монолог с целью выяснить откуда. Фу! Какой отвратный запах!
О боже! Моя мышка, мой собеседник! Она покрылась золотистой корочкой и бездыханно лежала на дне тазика. Бедная моя, серенькая… Ну как я мог знать, что тазик раскалился на печке и не успел остыть пока я его переносил на полок? Это все похмелье виновато.
Я приготовился прочитать заупокойную по бедной твари, как вдруг, скрипнула внешняя дверь баньки и раздалось шуршание скидываемой одежды. О! Новый собеседник! Поминки отложим, продолжим процесс изгнания похмельного духа.
Тусклая лампочка под потолком парной погасла и внутренняя дверь отворилась. Мои глаза, давно привыкшие к сумраку, обнаружили в дверях целующихся Юльку и Андрея. Голых и увлеченных друг другом.
– Как здесь вкусно пахнет, — прошептала Юлька оторвавшись от кавалера. Я взглянул на мышку и меня ощутимо передернуло.
– Лучше всех пахнешь ты, — разворачивая Юльку спиной к себе и укладывая грудями на полок, деловито ответил Андрюха и резко пристроился сзади.
– Ммм… Да! – от активных движений партнера, груди Юльки так и норовили провалится в щели меж досок полока. Мужские бедра звонка шлепали об откляченную девичью попу.
Непотребство какое! Я думал, это собеседники! А они…! А у меня тут!
– Нехорошо ибацца во время кремации, — нейтральным голосом, в перерыве между фрикциями, вставил я.
– Ааа! Шит! Кто тут!
– Это я. И мышка-норушка. Кто к нам в теремок? Только мышка погибла. И я ее оплакивал. А тут вы.
– Предупреждать надо, — буркнул Андрей прикрывая вздыбленную плоть шайкой-лейкой.
– Стучаться надо… Юлька прикройся что ли… смущаешь естество. А мне похороны еще проводить и…
– Ты погоди с обрядами вуду… дай мы закончим начатое, – прервал Андрюха. Шайка на его чреслах держалась уже без помощи рук. – Давай вали… минут через десять заходи. Тогда и будем оплакивать твою мышку, – с этими словами он вытолкал меня из парилки.
В доме царила идиллия: половина втыкала телевизор, другая – водку. Иногда роли менялись, некоторые уходили на заслуженный отдых и их сменяли уже проспавшиеся. Ротация кадров в действии, маза фака! Скоро притопали благостно-удовлетворенные Юлька с Андрюхой и веселье закрутилось с новой силой.
Я брыканул ногой, но отставать от меня не хотели. Ледяная вода на лицо и за шиворот разбудила во мне зверя, я поднялся с единственным стремлением – ебнуть кого-нибудь. Нехера будить пьяного русского медведя.
– …ять! Да вставай же ты! Баня горит!
Сознание вернулось быстро.
– Внутри есть кто? – губы не слушались, язык деревянный.
– …е знаю. Из под крыши дым валит, — слова Пашки доносились сквозь вату.
Я поднялся на колени и принялся пересчитывать вповалку лежащий народ. Должно быть двадцать одно. Мы еще прикалывались по этому поводу. Восемнадцать. Я и Павел – двадцать. Одного не хватает. Пиндец.
– Пашка! Ноги в руки, и на машину. В трех километрах по шоссе – пост гаишников. Сообщи о возгорании, пусть вызывают пожарников. Давай братуха, сами не потушим.
Он пулей вылетел из дома, как был – в тапках и бушлате на голое тело. Я пнул Андрея и Шурика.
– Пацаны, тревога! Поднимайте всех!
И побежал в дом к бате. По дороге оглядел баню – так и есть: открытого огня не видать, но дымина валит зачетный. В пузе варился алкоголь, ноги выписывали узоры, сознания рисовало кренделя. Бля! В бане – мышка! Черт, о чем это я? Какая мышка, человека не хватает! Все равно, жалко мышку.
– Папа…. Вставай батя! Ну же! – я тормошил его изо всех сил. – Баня горит!
– А! – на слове «баня» в голове отца видимо включился тумблер. – Внутри есть кто?
– Да… мышка точно есть! Это она, сука баню подожгла!
– Какая мышка? – батя явно не врубился.
– А-а, забудь. Я с ней потом разберусь. Одного человека не хватает! Не знаю кого…
Батя без слов накинул на трусы телогрейку, прыгнул в валенки и с места взял спринт. Рванул внешнюю дверь бани, я за плечом. Рванул вторую – дверь душевой. Все в дыму, ни черта не видно.
Я что-то почувствовал. Сверху подсказали. Потому что был готов. Сам не понимал к чему, но готов. Отец рванул дверь в парилку, в тот же момент я схватил его за шкирку и прикрывая отворотом бушлата от ринувшегося пламени, вместе с отцом вылетел наружу. Как на пружинах отец вскочил на ноги, подлетел ко второй двери, до которой с гулом доставал огонь из парилки и поднатужившись ее закрыл. Следом закрыл наружную.
– Я успел посмотреть. Внутри никого нет, – отец протер прожаренные брови. – За пожарными послал?
– Да. Пашка поехал.
– У нас двадцать минут. Потом прогорит крыша, за ней займется елка, — отец показал на гордость дачи – пятидесятилетнюю голубую ель, которую посадил вместе со своим отцом в пятилетнем возрасте. Ель стояла в пяти метрах от свесов крыши бани. – Если займется ель, трындец большому дому. Зови всех. Кто посильнее пусть берут лопаты – закидывают снегом стены сруба. Ребята и девчата послабее – ведра, кастрюли, шайки, лейки – все что может держать воду, и поливать сверху бревна. Полынью я сейчас сделаю.
Пацаны и девчонки уже высочили из дома и испуганно стояли в стороне. Я прикрикнул на старших, те раздали команды, каждый оказался при деле. Прискакал отец с топором в руках и начал рубить электросеть к бане. Посыпались искры.
И все подорвались. Никто и никогда так больше не вкалывал. От пруда выстроилась живая цепь из ведер, с четырех сторон бани стояли парни и закидывали чуть ли не на пятиметровую высоту лопаты снега, в стороне тарахтела бензопила – отец наскоро мастерил что-то.
– Осталось пять минут. Максимум.
Тяжело дыша, батя стоял рядом и смотрел на начавшие выбиваться из под крыши язычки пламени. Он накинул на верхушку ели канатную петлю, отозвал пару пацанов, отдал им концы.
– Начнем пилить – тяните на себя. Концов хватит, вас не зашибет.
Взглянул в мою сторону непонятными глазами, передал пилу.
– Я сам не смогу… когда скомандую – пили елку.
Схватил рогатину, уперся в первые ветки на двухметровой высоте. Прошло еще пару минут. Никто уже не поливал и не закидывал – бесполезно.
Батя перекрестился, поклонился елке и скомандовал:
– Пили! Живо! Давай!
Я дернул стартер. Вдали сверкнуло голубым отсветом. Дернул еще раз. Отсветы все ближе. Еще раз! Не заводится. Еще! Мигалки!
Уррррааааа! Пожарники приехали!
Часть пятая. Печальная.
– Минус три топора. Два ведра. Бензопила. Минус снегоход. И баня. В плюсе похмелье и фингал. Не сходится что то. Хреновый из меня бухгалтер, да сынок?
– Бать… да ладно те. Баня – признаю. Перебор. Но остальное… ведь скажите ребят! Здорово погуляли?
– Ага…
– Зачотище!
– Исчо! Требую продолжения!
– Есть ошибки конечно… но автору – зачет однозначно!
– Ладно… по машинам подонки! Па… ну ты понял да? За мной не заржавеет. И баню отстрою и снегоход куплю. Без обид?
– Да какие обиды… о чем ты! Только ты это… пойми меня правильно… ты сын мне единственный и все такое. Но новый год на даче, ты праздновал первый и последний раз.
Отец оглядел оставшиеся в живых и хорошо прокопченные три дома и сарай… опаленную с одного бока голубую ель… развороченный бассейн и вычерпанный пруд… и тяжело вздохнул.
В свои права вступали новые эпоха и тысячелетие.
* * *
Автобиографично на 90%.
В процессе празднования не погибло ни одной мышки.
Молодой я тогда был. Опездол. Снегоход я отцу купил. Японский. Правда без батареек.
Баню так и не построил. А сам он уже не потянет. Старенький стал.
Прости бать…
© Кагарыч
Глубокий поклон Кливии в очередной раз исправляющей мои косяки. В оправдание ей могу сказать — удалить «пупочные волны» я не соглашался ни под каким соусом -))
Источник: www.yaplakal.com/