Вензели времени

Раскрытый холодильник выдохнул морозную затхлость и пустоту. Максим внимательно осмотрел полки, подвигал ящики в тщетной надежде обнаружить невидимом уголке какой-нибудь съедобный продукт. Непонятно, и зачем так убиваться на работе, если дома даже пожрать нечего? И хоть бы работа была настолько любима, чтобы отдаваться ей без остатка. А так ведь менеджер по управлению офисным планктоном – тьфу! – ни уму, ни сердцу. Даже не скажешь, что он корячится ради того, чтобы прокормить семью. Нет больше семьи. Впрочем, сам виноват. Надо было раньше думать. И «бывшей», кстати, тоже. Она как никто знала – эта свадьба была глупой местью её подруге, в которую Максим на тот момент был влюблен. Довольно скоро стало ясно, что ни одна из подруг не стоила такой жертвы. А теперь сын растет без отца. Уж два месяца его не видел. Или три? Всё не хватает времени – оно будто просачивается сквозь пальцы и уходит в зыбучие пески…
Максим посмотрел в темный прямоугольник окна – за последние полчаса погода не поменялась. Потоки мокрого снега косо перечеркивали тусклые уличные фонари. Нет уж, спасибо! Он только оттуда, еще отогреться не успел. Возвращаться в эту мерзость, чтобы добежать до магазина или кафе, у него не наберется энтузиазма. Максим еще раз печально окинул взглядом пустой холодильник. В нижней дверной нише тихо затаилась початая бутылка водки. Вообще-то, он не по этому делу – привычка, выработанная спортивным режимом. Вот бутылка и прижилась здесь, никому не нужная, еще с нового года. Эх, сейчас бы хоть какой кривой огурчик, и 100 грамм, вполне возможно, пошли бы на пользу!
Максима осенило: еще с семейных времен что-то съестное могло заваляться в кладовке. Теща, убежденная дачница, фанатично снабжала дочку с внуком экологически чистой продукцией со своего участка в немыслимых количествах. Этого добра за год невозможно было переесть, поэтому жена периодически, втайне от матери, устраивала в кладовке большие чистки. С тех пор, как она ушла, забрав сына, в кладовку никто не заглядывал. А там вполне могут обнаружиться целые залежи чудесной закуси.
Не так, чтобы Максим боялся темноты или тесноты — нет. Просто кладовку он не любил. Пыльно, душно, ничего не поймешь, что где искать, да еще и лампочка давным-давно перегорела, а он всё забывает купить и вкрутить новую.
Болезненно-бледное пятно света крошечного галогенового фонарика беспорядочно шарило по темным бокам банок. Ну, и которые тут с солениями, а какие с варениями? Максим наступил на что-то ногой. Посветил на пол. Ай, да Пашка, ай, да сынок! Пять лет пацану, а он уже прятал от родителей рогатку! Максим почувствовал, как его прямо-таки раздувает от гордости: какого сына отковал, настоящий мужик! Сейчас таких уже не делают! Но тут же сник — испортит теща мальчишку. Он поднял рогатку и задумчиво покрутил её в руках. А это что за каракуля тут вырезана? «М»? Или «W»? Пашка буквы только начал осваивать, но при любом повороте к нему этот вензель не может иметь отношения. Нашел, может?..
Внезапно Максим заметил, что прямо из стены перед ним пробивается плоска света. Странно. То, что звукоизоляция в панельном доме никакая – это ясно. Сколько раз бывало – сосед чихнет, пожелаешь ему здоровья, а он из-за стенки отвечает: «Спасибо». Но чтобы вот так – сквозная трещина – такого еще не было. Максим попытался её ощупать. Внезапно стена под его рукой с пронзительным деревянным скрипом подалась вперед.
От удивления Максим даже забыл выругаться. В голове суматошно заметалось: «Это не я!», «Это я?», «Халтурщики-строители!», «Сосед придурок!». Страшное слово «РЕМОНТ» — больно ударило в черепную коробку и забилось там пойманной птицей.
Еще можно было отступить, прикинуться, что он ничего не видел. Но Максим, покрепче зажав в кулаке рогатку, шагнул в дыру. Надо было выяснить отношений с жильцами за сломанной стеной. Только бы хозяева были дома…

Хозяев квартиры Максим не увидел. Его взгляд провалился в синюю бездну открытого неба. Сочные цветущие травы нежно колыхались под ногами, звенели кузнечиками и прочими букашками. Теплый ветерок накидывал здоровые фитонциды хвойного леса. В обрамлении зарослей череды широко и обстоятельно текла река.
Но даже больше, чем водная артерия на 12 этаже типовой городской многоэтажки, Максима поразил проплывающий по ней надувной матрас. Уж очень нелепо выглядел этот атрибут курортного отдыха с горячего юга в идиллическом деревенском пейзаже. Мальчишки, резвившиеся на песчаной отмели, тоже заметили матрас и теперь что-то шумно обсуждали, глядя в его сторону.
— Пацаны, не надо! – прошептал Максим. Живший в нем мальчишка сразу понял стратегический замысел ребят, а рациональный ум взрослого человека мгновенно оценил все риски их плана.
Максим с детства знал такие реки – внешне живописные, но ужасно коварные своими омутами, водоворотами и быстринами. Да и к самим надувным матрасам он испытывал глубокую личную неприязнь. Для своего первого отпуска на море он купил такое плавсредство и не замедлил его опробовать. На невинный ветерок, тянувший с берега, он не обратил внимания. А зря! Мелкая рябь укачала незадачливого купальщика и, загипнотизированный, он не заметил, как его отнесло в море. Сначала Максим пытался выгрести вместе с имуществом. Но когда увидел, что расстояние от берега только увеличивается, понял – вдвоём им не спастись. Ветер, заметно окрепший на просторе, радостно подхватил освободившийся от пловца матрас и, подкидывая и переворачивая его, потащил добычу в море. Кстати, тот матрас был точно такой же гаденькой расцветки: ядовито-желтые цветочки по темно-синему фону.
А тем временем события на реке разворачивались, как и следовало ожидать, самым трагическим образом. Один из пацанов выплыл на середину, чтобы перехватить трофей. Быстрое течение затянуло мальчишку и не выпускало из стремнины. Обгоняя собственные ноги, Максим мчался к реке. Далеко впереди него по берегу за попавшим в отчаянное положение другом табуном неслась вся компания пацанов. Но помочь они могли только ценными советами:
— Держись!
— Греби сильнее!
— Плыви сюда!
Максиму удалось догнать эту сумасшедшую кавалькаду, когда река, будто бы увидев мощную группу поддержки, вдруг решила выпустить несостоявшуюся жертву из своих объятий:
«Не очень-то и надо было…» — лениво промурлыкала река и подмигнула кислотными розочками надувного матраса, прежде чем навсегда укрыть его своей за излучиной.
— Ты… Это… — Максим задыхался после бешенной гонки. Он вдруг заметил, что до сих пор сжимает в руке рогатку с анаграммой, и зачем-то протянул её парню. — На вот лучше. И никогда так больше не делай…
Глаза только что счастливо спасшегося скользнули по подарку и вдруг виновато забегали:
— Это н-не моё! Чес-слово, д-дядь! – зубы мальчишки выбивали дробь от холода и пережитого стресса.
Максим вгляделся в его загорелое лицо, мокрые прядки выгоревших белобрысых волос. Он вдруг понял, что прекрасно знает это лицо по своим детским фотографиям. И длинные сатиновые трусы в полосочку, которые сшила бабуля, ему никогда не забыть. И анаграмму на рогатке он тоже вспомнил.
— Точно, дядь, это не его! – дружно загалдели пацаны вокруг.
Санька-Соболь, Дыда, Хряпа, Серый, Дядя Ваня, Толян-Гусь, малый шкет – чей-то братан, имени которого уже не вспомнить. Вокруг Максима столпились дружки его детства. И самое ужасное, что он сам маленький смотрел на себя большого, и глупо улыбался посиневшими губами.
Максим почувствовал, как пережитый только что страх сменился апатией. Зря он так разволновался – этому пацану ничего не угрожало. Потому что он – галлюцинация, а галлюцинация не может утонуть в несуществующей реке. И эта милая деревня на берегу – деревня его детства — она была именно такой до того, как её проглотил много лет назад разросшийся город. И старая заброшенная баня за околицей, между лесом и рекой, имевшая в деревне исключительно дурную славу — всё это миражи, непонятным образом выплывшие из глубин памяти. Вот сейчас он войдет в черную, обросшую лишайниками дверь, из которой так нелепо появился в этом странном, давно исчезнувшем мире, и снова окажется в своей холостяцкой квартире, ляжет в холодную постель, накроется с головой теплым одеялом и до утра успеет посмотреть еще много удивительно ярких снов.
На пороге бани валялся оброненный галогеновый фонарик. Несуразная в окружении патриархальных декораций копеечная китайская безделица, сейчас он показался Максиму соломинкой здравого смысла, тайным сообщником, надеждой на спасение. Почувствовав в себе уверенность, Максим вошел в дверь. Однако, внутри он увидел только старую баню – прогнивший щербатый пол, какой-то мусор, паутина. На проломленном полке стоял портфель. Его Максим узнал сразу.
Он тогда учился в институте на физвосе. Да, был в его биографии такой факт. Детская мечта – стать тренером по футболу. После окончания факультета физвоспитания Максим даже успел некоторое время поработать по специальности. Жаль только, что в новой стране работа с детьми оплачивалась лишь моральным удовлетворением, никак не обеспеченным денежным эквивалентом. Максим открыл портфель. Он хорошо помнил, как это случилось: по дороге домой в автобусе он поставил портфель за сидение над задним колесом, а когда собрался выходить, оказалось, что портфель спёрли. С пересдачей лаб тогда пришлось попариться. И конспект работ В.И. Ленина ночами переписывал до отвала рук. А он — вот он лежит! А это как понимать?
Между конспектами Максим увидел пакет молока и белый батон в целлофановом кульке. Видимо, тогда после пар он успел заскочить в магазин. Батон соблазнительно пах свежим хлебом, а молочный пакет покрылся холодными капельками конденсата, будто только с витрины. Но такого не может быть!
Он открыл пакет и осторожно понюхал содержимое, попробовал на язык, отхлебнул. И едва не разрыдался: молоко, самое настоящее молоко, свежее и даже еще холодненькое. Для галлюцинации всё происходящее было слишком реалистичным. Разве бывают такие галлюцинации, которые поражают все органы чувств, вплоть до вкусовых рецепторов? Про такое ему никогда не приходилось слышать. Это полная аномальщина и запредельщина! Как он оказался здесь, среди давно исчезнувших пейзажей и пропавших из его жизни людей? Он будто провалился в дыру во времени! Обычным зимним вечером, из собственной кладовки, от тещиных запасов, без всякой помощи любознательных и воровитых пришельцев из космоса. Эдакий Бермудский треугольник в отдельно взятой городской квартире. Но что означают эти потерянные в разное время вещи? Они тоже просачиваются сюда по каким-то временнЫм щелям?
А не означает ли всё это, что для своего времени он пропал без вести? Как пропадают непонятно куда сотни тысяч людей каждый год. Но он не готов исчезнуть здесь навсегда! Он еще не всё успел сделать в жизни! Где же выход? Где выход???
Максим бросился ощупывать шершавые занозистые стены старой бани…

Лето перевалило за свою вершину. Уже и минул Ильин день. «Илья пророк в речку нассал» — говорили старики, а это означало, что купальный сезон нынешнего года для детворы завершен, и дело идет к осени.
Максим почти обвыкся в неспешной деревенской жизни. Это оказалось не слишком сложно: ведь он здесь вырос и был с детства приучен к труду на земле. Он снял комнату у бабки Мыкитишны. Сначала за работу в огороде и по хозяйству – в деревне всегда найдется применение умелым мужским рукам, а потом пристроился подрабатывать на МТС, ремонтировать колхозную технику. Единственное, к чему он так и не смог привыкнуть — смотреть, как отец приводит его маленького в мастерские и обучает тому, что нынче стало его работой. Особенно волнительно было, когда отец, сейчас его ровесник, почтительно приветствовал Максима:
— Здорово, Петрович!
В такие моменты Максим просто захлебывался от распиравших его противоречивых чувств: удивления, гордости, тайного знания, сентиментальности.
Случайных встреч с мамой он побаивался. Как ни пытался делать отстраненный равнодушный вид, это у него не слишком получалось. Она замечала его волнение и, стараясь не выдать своей заинтересованности, украдкой вглядывалась в его лицо. И будто бы чувствовала что-то, только не могла догадаться, что именно.
Выхваченный из сумасшедшей и бестолковой круговерти своей жизни, Максим вдруг получил возможность оглядеться и спокойно, без суеты, подумать. Слой за слоем сдирая напластования бытовых забот, пустых обязательств, амбиций, зависти, тщеславия, невнятных стимулов и прочих химер цивилизации, он понемногу расчищал потерянный путь к себе.
Максим уже почти привык находить самые невероятные вещи, которые считал потерявшимися или терял, не замечая. Они будто просачивались по щелочкам, дырочкам, лазейкам во времени за своим потерянным хозяином. Здесь могло найтись всё, что угодно, от пустышек и погремушек до служебного дырокола. Сколько же нужного хлама он перетерял за свою жизнь! Носовые платки, расчески, оторванные пуговицы, шариковые ручки и прочая мелкая канцелярия, ключи от неизвестно каких замков, важные бумаги, вернее, когда-то важные, а теперь просто бумаги с сучковато-дубовыми, лишенными человеческого смысла, казенными фразами. Некоторые вещи вскоре снова исчезали. Видимо, достаточно помучив хозяина, они находились там, где их искали. Только гора разноцветных одиночных носков под кроватью неуклонно росла. Иногда они попадали сюда чистыми, а несколько раз даже мокрыми и в мыльной пене.
Максим очень радовался, когда находил монеты старого образца. За эту мелочь здесь можно было много чего купить. Мятые рубли и трешки были настоящим состоянием. Однажды попался новенький червонец. К счастью, продавщица в сельском Коопторге не обратила внимания, что для неё год выпуска купюры еще не наступил. А вот 400 бледно-зеленых денег с портретами заморских президентов, которые Максим когда-то держал в заначке, и думал, что жена их нашла, но не призналась, совсем не обрадовали. Валюту пришлось завернуть вместе с камнем в газету «Известия» и утопить в нужнике. От греха подальше.
Он всё надеялся обнаружить какие-нибудь хорошие книги, ведь они всегда терялись с печальной регулярностью. Но кроме «Материалов XXVIIсъезда КПСС» так ничего и не нашлось. Видимо, настоящая литература не пропадает во времени, а «теряется» только посредством смены хозяев.
Зная особенность вещей, появляться в самый неподходящий момент в самом неожиданном месте, Максим старательно следил за тем, чтобы собирать их, пока какой-нибудь компромат не попался на глаза любопытным односельчанам. Однако, иногда Мыкитишна находила галстук в сенях или несвежее белье на заборе. К счастью для Максима, она истолковала это по-своему:
— Жениться бы тебе, — вздыхала хозяйка. – Вон у нас учительница незамужняя – интеллигентная женщина, аккуратная, работящая. Будешь накормлен, обстиран, присмотрен…
Ха! Эта чувырла со странной кликухой Шурале однажды уже успела попортить его детскую кровушку. Как же – первая учительница. Вспомнить только те повести о его способах познания жизни и сопутствующих мелких шалостях, которые она каждую неделю оставляла в дневнике! И теперь на ней жениться? Увольте! Да и вообще, наученный печальным опытом своего дурацкого брака, отныне отношения с женщинами он решил строить по-другому: никаких глупостей, кроме легкого, ни к чему не обязывающего флирта. А уж если идти в ЗАГС, то лишь по взаимному твердому убеждению, что это единственно правильный путь для обоих.
Но это будет не сейчас и не здесь. А сейчас что-то мешало Максиму строить теплые отношения с бывшими односельчанами — на дне его сознания продолжало жить убеждение, что все эти чудесные добрые люди на самом деле ненастоящие. Они — фантомы его памяти.

А потерянные вещи продолжали свой странный круговорот во времени. Максим уже привык относиться к ним как к артефактам своего прошлого. Хотя и понимал некоторое несоответствие – для его настоящего большинство из них далекое или не очень будущее.
Но в тот день случилось нечто невероятное: Максим извлек из-под подушки паспорт. Странность была в том, что на своей памяти он никогда не терял документов. Но всё было правильно: с первой страницы на Максима напряженно смотрел 25-летний он сам. Имя, подпись – всё совпадало. Ужас начинался на следующей странице – имя и подпись были те же, но фотография… Максим внимательно вгляделся в спокойное, чуть усталое лицо зрелого мужчины: знакомые черты слегка оплыли, подернулись сеточкой морщинок у глаз, линия волос надо лбом заметно сдвинулась назад. Это был он, но и не он. Он – но сорокапятилетний!
Руки Максима покрылись горячим липким потом и сильно дрожали – это не ворожение на замызганных картах у какой-нибудь мутной гадалки, которой хочешь — верь, а не хочешь – посмейся и разотри. Он уже понял, что держит в руках свою судьбу не в предположительном, а свершившемся и задокументированном виде. Будущее, которое уже состоялось и обжалованию не подлежит. Он развернул страницу семейного положения. Буквы подпрыгивали, крутились, плыли по водяным знакам бумаги. Не без труда ему удалось рассмотреть лишний штамп. «Заключен брак с Ферусовой Елизаветой Сергеевной». Кто это? Такого имени ему никогда не приходилось слышать. На странице детей под именем сына мокро расплылось в глазах: «Дарья Максимовна». Дочка Дашенька! У него будет… Есть? Нет, будет дочка и любимая жена! У него есть будущее! В том мире, который он уже почти отчаялся снова увидеть! Это знак! Надо спешить! Там уже ждут!
Старая баня привычно встретила его полутьмой, прохладой, пыльным запустением, призраками собственного туманного прошлого. До Максима ей не было никакого дела.
Это было даже не отчаяние, а удивление. И обида. Захотелось по-детски расплакаться как тогда, когда он не нашел под ёлкой заказанный Деду Морозу футбольный мяч.
И вдруг он увидел его, тот самый мяч, но теперь старый, затертый, давно потерявший даже намек на цвет. Тогда дед Мороз «заблудился» и «передал» обещанный подарок ко дню рождения. Максим подцепил его носком и несколько раз точно подкинул. Надо же! Последнее время футбол видел только по телевизору, а тело всё помнит! Он поднял мяч на колено, подбил и принял на голову, еще, еще… Сбросил в ноги, увлекшись, изобразил несколько виртуозных финтов. И только тогда заметил, что на него восторженно смотрит белобрысый паренёк.
Внезапно мир вспыхнул в его измученном сознании, покачнулся и стал медленно разворачиваться вокруг своей оси. Повернувшись на 180 градусов, прочно стал на свое место. Максим невероятно четко вспомнил этот момент…

…Он поджидал приятелей у футбольного поля, когда увидел нового механика с МТС. Какие только слухи о нем не ходили по деревне! Действительно, очень странный мужик – явно городской, не понятно, откуда взялся и почему здесь прижился. Деревенские решили, что алиментщик. Но поскольку тот показал себя как человек безвредный и работящий, приняли его и даже прониклись уважением. Особенно, когда он открыл футбольную секцию для деревенской пацанвы. Ребята обожали своего тренера, а Макс его просто боготворил! Все мальчишки ревниво замечали, что Максу достается больше других тренерского внимания. Еще ему невероятно льстило, что тренер был его полным тезкой. Наверное, из-за желания во всём быть похожим на Максима Петровича, он решил, что тоже станет тренером по футболу. Еще тогда, когда не построены были рядом с их деревней огромные бетонные шестнадцатиэтажки, и всех деревенских не переселили в разросшийся город. Потом, когда деревни не стало, их чудесную реку впихнули в искусственные берега, а на месте футбольного поля построили безликий гастроном, Максим стал ездить на автобусе в городскую юношескую секцию, и даже некоторое время играл за молодежную сборную города. А когда пришло время выбора специальности, ни на минуту не сомневаясь, он выбрал факультет физвоспитания местного педагогического института. Но всё это было потом. А в тот день, наблюдая за мастерски чеканящим его мяч Петровичем, он с восторгом выдохнул:
— Дядь, научи и меня так!

Максим зажмурился – с пришедшим пониманием непросто было справиться сразу. Да, надо было попасть во временной капкан, чтобы увидеть себя со стороны и найти потерянное призвание.
Спешить стало некуда – всему своё время. Здесь ему предстояла большая работа.
— Собирай пацанов, завтра в 18:00 первая тренировка.

©antimona

Источник: www.yaplakal.com/