Спасибо тебе, Малыш!

Я проснулся от того, что кто-то тормошил меня за плечо.
— Серег, вставай, приехали! – то ли грустным, то ли веселым голосом сказал Сема.
Открыв глаза и потянувшись, я посмотрел в окно вагона. На улице лил июньский дождь, омывая серый асфальт перрона. Был вечер, чему я и не удивился, так как, просидев всю ночь до утра, и выжрав втихаря литр водки на троих, которую Сема как-то пронес в вещмешке, мы спорили о нашем предстоящем долге перед Родиной.
— Подъееееем!!! – раздался пронзительный рев на весь вагон, который разбудил бы даже мертвого. Это был капитан Реев – наш ротный, мужик размерами 2х2 с кулаком с мою голову. В вагоне началась возня, и послышались недовольные стоны еще вчерашних призывников весна-2005, а ныне солдат. Заколотило в висках и нахлынуло похмелье, а вместе с ним и грусть.
— Товарищи солдаты! Хватаем свои шмотки и выходим на перрон строиться! – продолжил офицер, не меняя интонации.
Выйдя на перрон, мы кое-как построились. После уже более-менее привычного «Становись! Равняйсь! Смирно!» ротный провел перекличку. Затем просканировав нас довольными глазами, произнес:
— Ну что вы такие грустные, а? У вас же все веселье только начинается!
После этих слов по довольному виду Реева и двух сержантов, нас сопровождавших, стало ясно, что действительно в ближайшее время, а может и все 2 года, нужно ждать именно «веселья».
— Лось, строй взвод и веди на площадь перед ж/д! Там Михалыч нас уже ждет. Грузи. И смотри, чтоб каждая жопа уселась! А я ща подойду. Вперед! – скомандовал офицер и ушел.
Сержант, чуть ли не подавившись слюной от собственной власти, начал давать команды:
— Ну че, душары! В три колонны становиииись! Бегоооом… Руки, блядь, в локтях согнули и к себе прижали! Тело чуть вперед! Воооот… молодцы! Мааарш!
И мы побежали. Побежали навстречу своему счастью.
На площади перед вокзалом рядом со «спящими» такси стоял тентованный Урал с многозначащей надписью «ЛЮДИ». Мы довольно быстро загрузились в кузов. Всю дорогу мы молчали.
По приезду в часть мы также по команде повыпрыгивали с Урала и построились на плацу. Вокруг плаца на нас смотрели советским взглядом стенды с патриотическими лозунгами и призывами.
— Щас вещи заносите в роту, старшина распределит каждому по койке и тумбочке! Получите у него мыльно-рыльное и другие прибамбасы если у кого нет. Через 20 минут вы должны быть построены здесь на плацу. Кто не успеет — тот останется без ужина. После ужина будем учиться подшиваться и брить кантик на затылке. Лось, проводи молодняк! Время пошло! Разойдись! – уже уставшим голосом проговорил Реев и пошел докладывать в штаб о нашем прибытии.
Зайдя в роту, мы должны были ожидать, как нам многим рассказывали наши отслужившие друзья на гражданке, летящих в нас табуреток, душек от кроватей и прочих предметов армейского быта, но ничего этого не последовало. Вышло к нам 5 дедов, и они начали тщательно поедать нас довольными глазами. Тогда казалось, что дай им волю, то они нас буквально бы и съели.
— Вы даже не представляете как мы вас ждали! – потирая ладони, сказал один из них с погонами старшего сержанта.
«Взаимно…» — с грустью подумал я, но не подал этому виду.
Через 20 минут, как и было приказано, мы стояли в три колонны и ожидали вечерний прием пищи, но Реева все не было. Еще минут через 5 вышел дневальный и сказал сержанту Лосеву, что наш ротный задержится, и поэтому вести на трапезу поручено ему, на что Лось тут же обрадовался и после команды «бегом-марш» мы последовали в столовую.
В столовой мы разучили еще несколько приемов армейской камасутры, то есть то садились, то вставали и, наконец, более-менее быстро научились есть бесшумно.
Далее вечер продолжался в еще более интересных действиях: пришивании «селедки» к воротнику кителя, после этого брили канты на затылках. В 22:00 прозвучала команда «Отбой» и мы наивные разлеглись, по койкам.
— Я не понял! Это че такое? – с фальшивым удивлением произнес Лось. – Подъееем!!!
И мы подорвались с кроватей и построились на «взлетке» по форме №1.
— Бляяя! А одевать я вас буду, чтоль? – удивление сержанта уже не было фальшивым. И мы начали одеваться.
После того, как все оделись, снова последовала команда «Отбой». После долгих таких манипуляций, а именно после раза 15-го, несмотря на оторванные пуговицы и ручьи пота, мы поняли что такое карусель «Подъем-Отбой» и уже отлично укладывались в 45 секунд на «Подъем» и 30 – на «Отбой». А все это время старослужащие наблюдали за этим цирком и гоготали.
Вскоре деды над нами сжалились и где-то в районе часа ночи прозвучал окончательный «Отбой». Но сон не приходил. Я долго лежал на своем втором ярусе и размышлял о смысле жизни, а также о том, что неплохо было бы сейчас выпить бутылочку пива и сходить к Светке, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности. А потом я уснул.
Утром, в 6:00, прозвучал уже наш «любимый» «Подъем» и мы за 40 секунд успели одеться и построиться. Скорей всего с этого момента я окончательно понял, что я в армии. После утренней зарядки, умывания/бритья в ледяной воде, завтрака, на котором я впервые в жизни попробовал горошницу, и перекура мы построились на развод. Подходили офицеры и прапорщики, и также строились, но только перпендикулярно нам, получался большой строй буквой «Г». По центру перед всеми стоял замполит полковник Сбруев и ожидал прихода командира части полковника Ливанова. После прихода комчасти, строевых шагов и доклада, что все у нас в части зашибись, Ливанов, боевой офицер, Герой России, не смотря на полковничье пузо, с отличной выправкой, осмотрел строй и произнес:
— Опять он опаздывает!
Я подумал, что опоздавшему офицеру или прапору полковник сейчас устроит разбор полетов. Но со стороны дороги к плацу, похрамывая на левую заднюю лапу, спокойно шел старый пес. На его шее был черный ошейник, на котором, поблескивая, висел медальон.
— Ну давай уже вставай в строй! – командирским басом с дружественной интонацией произнес Ливанов.
Пес послушно подошел к строю офицеров и прапорщиков, сел за белую линию и внимательно смотрел на комчасти.
— Здравствуйте, товарищи солдаты! – повернувшись к нам, громко сказал боевой офицер.
— Здравия желаем, товарищ полковник! – хором произнесли мы в ответ уже отрепетированную фразу.
— Здравствуйте, товарищи офицеры и прапорщики!
— Здравия желаем, товарищ полковник! – ответили те, к которым обращался Ливанов. И только в конце этой фразы послышался громкий и четкий лай пса.
Я был очень удивлен увиденному. Настолько собака была надрессирована, что даже отвечает приветствием своего командира. Да и вообще, что делает собака в строю?
После того, как полковник произнес речь, о том, что кем-то он не доволен, а кто-то очень даже молодец, и после команды «Разойдись» офицеры и прапорщики пошли по своим рабочим местам и пес ушел с ними. А у нас начался КМБ.
Строевая, учение устава, стрельбы и прочие неотъемлемые вещи в армейской службе давались нам более-менее. Никогда бы не подумал, что смогу простоять 20 минут с вытянутой ногой над маленьким заборчиком, не касаясь его. Прошло 2 месяца. Каждый день развод без того пса по кличке Малыш не начинался, он то опаздывал, то приходил первым. За это время мы с ним подружились. Он сидел с нами в курилке, иногда немного бегал с нами на зарядке, ходил с нами на работы, мылся с нами в бане каждую субботу. Еще мы иногда тырили для него хлеб в столовой, за что нам влетало от ротного и сержантов. Он был самым частым гостем в столовой. Наша повариха тетя Галя часто баловала его то тушенкой, то костями говядины. Его любили все и уважали. Проходя мимо него офицеры прикладывали руку к фуражке, а солдаты проходили строевым шагом также отдавая воинское приветствие. На его шее, на ошейнике, висела медаль «За Отвагу»…
Как-то раз вечером перед отбоем мы сидели в курилке после подшиваний, умываний и прочих бытовых дел. К нам подошел сам Ливанов.
— Смирно! – заорал Сема увидев полковника.
— Вольно! – произнес офицер. – Курите ребята?
— Так точно, товарищ полковник!
— Ну, я посижу тут с вами, вы не против?
— Никак нет! – изумленно ответили мы хором.
— Ну, хорошо.
От полковника неплохо разило спиртным, но выглядел он не слишком пьяным.
Спустя некоторое время прибежал Малыш. И увидев Ливанова, завиляв хвостом и скуля, начал на него негромко лаять.
— Не нравится ему, что я выпил! – улыбнувшись, сказал полковник. – Ну, дай ты мне хоть седня расслабиться! Комиссия уехала, а завтра суббота!
— Товарищ полковник, разрешите вопрос! – неуверенно произнес Сема.
— Разрешаю, если не интимный! – Ливанов попытался сделать серьезное лицо, но глаза его выдавали.
— Никак нет… Расскажите, пожалуйста, как Малыш сюда в часть попал!
— О! – воскликнул боевой офицер. – Это было давно! 10 лет он уже здесь со мной… с нами. Все началось с того, что в ночь с 31 декабря 94-го на 1 января 95-го мы брали Грозный…
В глазах Ливанова я увидел грусть.
— Пробирались мы долго до центра города. Кругом стрельба, взрывы, ночь, темень… Ничего не видно, да и карт у нас толком не было, да и все равно они бы не понадобились, чечены все таблички с названиями улиц с домов посбивали. Я еще тогда майором был, ротным… — Полковник вздохнул и закурил. – Пол роты моей полегло, осталось у меня человек 40 и мы с Санычем, замком моим… Ну с замполитом нашим. Транспорт весь сожгли. И попали мы в окружение. Со всех сторон по нам долбят и орут в рупоры, чтоб сдавались и переходили на их сторону. А мы залезли в какое-то строение и сидим там. Радист в бэшке сгорел, связи нет. Куда выбираться – хрен его знает. И тут смотрю откуда-то выбегает эта лопоухая морда! – Ливанов потеребил уже успокоившегося и лежащего у ног офицера пса за ухо. – Подбежал ко мне, обнюхал и давай меня за рукав бушлата куда-то тянуть и тявкать! Завет, думаю, куда-то. Ну, думаю, была не была. Даю команду выбираться. Выбежали мы из строения. Вот щас приведет, думаю, нас к Дудаеву и не поминайте лихом. Пробежали метров 200, и тут снаряд прилетает точнеханько туда, где мы сидели. Я тогда и понял, что он наш маленький ангел-спаситель, тогда и прозвали его Малышом. И повел он нас перебежками через какие-то гаражи, подъезды. Добегаем до какого-то здания, а возле него наши танки стоят, и люди по-русски бормочут. Подбегаю один проверить, и так и есть – наши окопались. Вот так он нас и спас, вышли из окружения. Потом за мной постоянно бегал, оберегал. Бывало, рожки с патронами в зубах при обстрелах подтащит или раненых найдет и нас туда зовет. Короче, боевой он пес, настоящий воин… Вот мы ему за это и медаль сварганили. А в августе 95-го возле нас граната осколочная рванула. Осколки попали мне в бедро, а ему в левую лапу заднюю. Но все зажило, пронесло… Видать, братья мы с ним по несчастью. Потом еще были командировки, но там ничего интересного. Главное, что живы остались с ним. Теперь вот с нами служит.
После этого Малыша мы зауважали еще больше.
Шло время. Мы с Семой получили сержантов. Обе зимы Малыш жил с нами в роте. Частенько после отбоя мы ели жареную картошку, принесенную Кастрюлей, нашим поваром, на призыв младшим нас. И Малыш с нами наворачивал картофель за обе щеки!
Потом пришла весна. До дембеля оставалось 2 с половиной месяца, когда заболел Малыш. Ничего не ел, а если ел, то все выходило обратно.
Ветеринар после осмотра сказал, что проблема с желудком.
— Долго он не протянет… Возраст… — Грустным голосом констатировал Сергей Иванович, ветеринар со стажем и давний друг Ливанова.
— Ничего! Мы еще с тобой повоюем! – Обняв Малыша по-дружески, сказал полковник.
Все 2 месяца Малыша возили к ветеринару, ставили уколы. За это время он сильно похудел. И питался редко и очень мало. Все за него переживали.
Потом пришел приказ. Нет, ПРИКАЗ!!!
И нас, 20 человек, включая меня, первой волной отправляют на дембель. Разукрашивать форму не стали, так как помнили слова Ливанова, когда он провожал такого разукрашенного белыми нитками и аксельбантами Лося: «Пиздец! Новогодняя елка увольняется?».
После инструктажа от Сбруева, а именно: «Не забывайте, блядь, что вы воины Российской Армии еще двое суток. И если хоть один из вас попадет в ментовку или в комендатуру, то он будет оказывать мне интимные услуги еще полгода!». Потом он пожал нам руки и послал нахер.
Мы, радостные, отглаженные, подшитые, отмытые, отбритые и сияющие от счастья стояли на плацу и прощались со всеми. После слов типа «Служи, как я служил!», пошли прощаться с Малышом. Он с грустными глазами лежал в ленинской на своем любимом месте и разглядывал рыбок в аквариуме. Мы его погладили, пожелали выздоровления, попрощались и выдвинулись к КПП.
Зашли на КПП, начали прощаться с нарядом, как зазвонил телефон дежурного. После разговора дежурный положил дрожащими руками трубку и произнес:
— Ма… Малыш…
— Что Малыш? – криком спросили мы.
— Умер Малыш…
Мы, скинув свои вещи на КПП, бросились к роте. Подбегая к крыльцу, мы увидели как Реев выносит Малыша на руках. К горлу подошел ком.
Тут же подбежал Ливанов и взял у Реева Малыша и бережно положил его на плащ-палатку, которую бойцы только вынесли и постелили на плацу.
— Так, Стропов возьми еще троих и лопаты! Будем хоронить… — приказал капитан сержанту, затем повернувшись к полковнику спросил: — Товарищ полковник, где хоронить будем?
— Отставить, капитан… Хоронить будут офицеры! – холодным голосом сквозь слезы произнес Ливанов.
И тут закапал дождь. Тот самый холодный июньский вечерний дождь, который перешел в ливень. Казалось, весь мир оплакивает Малыша.
Могилу рыли Ливанов, Сбруев и еще два офицера, которые позже приехали на волгах.
Вся часть, за исключением наряда наблюдала за погребением. Плакали все. Тетя Галя плакала навзрыд. После того, как Малыша закопали, отряд из 5 офицеров дали троекратный залп с калашей в небо.
Полковник Ливанов, боевой Офицер, Герой России, склонился над могилой и тихо произнес:
— Спасибо тебе, Малыш!..

@мое





Источник: www.yaplakal.com/