657
0.2
2014-03-09
Что для тебя счастье?
Мысли обычных людей о том, что такое счастье.
Андрей Кедров, сотрудник Московской службы спасения, рабочий стаж 10 лет:
«Смотреть на мир глазами спасателя легко. Нормальный человек стоит на остановке и читает газету. Я оцениваю состояние асфальта, скорость переходящего через дорогу старика, думаю: «Маме нельзя так сильно сжимать руку ребенка, потому что в три года суставы слабенькие, лучше его взять за шиворот, а лучше вообще на руки»; смотрю на козырек, который перегружен снегом, на трещину в стекле остановки… И так всю жизнь.
Ты будто постоянно в состоянии ниндзя, который сажает целыми днями рис, а ночью, в полнолуние, тренируется для одной-единственной схватки с другим мастером, в которой, скорее всего, погибнут оба. Главное — успеть. Помнишь каждый случай. Твоя судьба случайным образом переплетается с судьбой другого человека — девочки, сползавшей в состоянии наркотического опьянения с балкона седьмого этажа, которую мы успели перехватить на шестом; подростка Саши, собиравшегося прыгнуть с Крымского моста, которого я три часа убалтывал; пятилетнего Женю, который запер дверь и чуть не поджег дом….
Мы вытаскивали людей из ДТП, из «Норд-Оста», аквапарка, Бауманского рынка. И всегда человек осознает, что он спасся не сразу — стресс не может выключиться, как рубильник. В момент спасения счастливы мы, они — спустя время. Лучший день у меня — это восемь выездов. В городе-то — двенадцать миллионов. И за десять лет ситуации не изменились. Меняются только декорации. ДТП меньше не стало. Такие же дети выросли, которые так же запирают дверь изнутри. И такие же родители, которые плачут, когда их детей спасают».
Наталья Асташкина, начальник Дворца бракосочетаний №1 им. Грибоедова, рабочий стаж 30 лет:
«Я мечтала стать артисткой, собралась поступать в Щукинское. Но один молодой человек сказал, что у меня неподходящая фигура, поэтому я так и не решилась. Зато когда я «стою» в зале — это наше профессиональное выражение, — я, хоть устаю, но получаю огромное удовольствие. Это то же самое, что театр. Законы жанра, они одинаковы. Когда я вижу, что меня слушают, я хочу еще больше сказать, но не пафосно так, а по-простому: «Вы очаровательная пара, улыбайтесь». Здесь я артистка. Мне говорят: «Наташа, у тебя такая веселая работа», я отвечаю: «Ребята, создавать счастье каждый день — очень тяжело, поверьте мне».
Может, у тебя дети экзамены сдают, или с мужем поругалась — а ты каждый день должна улыбаться. Но если вошел сюда — работай. В зале мы не имеем права давать парам какие-то оценки — здесь только выражение удовольствия. Но, конечно, замечаешь, какие у людей отношения. Я не говорю, что по паре видно, сколько они будут вместе жить, но подмечаешь всякое — моду в отношениях, например. В начале девяностых все новые русские на одно лицо были. Так и приходили в ЗАГС — в тренировочных штанах, кожаных куртках.
Сейчас, когда входят те, кого называют олигархами. Это обратная сторона медали: они в возрасте, богатые, но возникает ощущение, что они все женятся на одной и той же девушке — высокая, с длинными ногами, белокурая. В таких парах счастье, конечно, исходит от женщин. Мол, заполучила. Но нас удивить легко. И в шортах приходили, и в шлепанцах; одни как-то пришли с собакой на руках! Церемонию вела не я — я бы такой брак отказалась регистрировать.
А вообще, даже если пара разденется догола и войдет в зал — я не растеряюсь, найду что им сказать. Но вот когда люди входят сюда и говорят: нам нужно развестись, у меня первая реакция — обида. Куда, вообще, вы пришли? С таким даже не надо подходить к нашему Дворцу. У нас тут только счастье».
Любовь Ишутина, оператор кассы тотализатора на Московском ипподроме, рабочий стаж 14 лет:
«Я работаю в секторе «А» — самом дорогом. Здесь ставят по двадцать тысяч рублей в заезд. Игроки ходят подолгу — по тридцать-пятьдесят лет, если не разорились. Игроки — люди суеверные, у каждого свои ритуалы: некоторые вообще целый день не разговаривают, заранее покупают программку и, пока ставки не сделают, рта не откроют, чтобы не спугнуть удачу. Некоторые, если выиграют, подойдут к «платильщице» и скажут тихонько: «Заверни». У многих определенная форма одежды. Одеваются неброско: плащик, кепка — это, как работа, чего наряжаться?
Ну и опять же, чтобы удачу не напугать. А те, что занимают высокие посты, в КГБ например, одеваются скромно, чтобы не привлекать внимание. Наездники — практики, игроки — теоретики. Стоят с секундомерами, просматривают отчеты, знают, как зовут наездников, улыбаются чему-то. Некоторые за годы уже очень многое проиграли, но особую горечь не испытывают.
Для них главное — соревнование с удачей: можешь все рассчитать, а лошадь не выиграет, а в другой раз неожиданно почувствуешь поддержку сверху! Летом был случай: мужчина перепутал заезд, поставил не на ту лошадь, а такую ставку никто больше не сделал — и он выиграл огромную сумму. Лошадь, правда, шампанским на радостях не поил, да и не пускают к лошадям теперь.
Хотя люди ходят и известные — Арканов с Ширвиндтом, например. Кстати, этот Арканов в интервью постоянно говорит, что у нас в туалетах ручки откручены, потому что игроки вешаются. Ну откуда он это взял? Непонятно. Глупость какая-то».
Илья Березин, директор автомобильного направления компании Mercury, рабочий стаж 16 лет:
«Покупатель автомобиля Bentley приехал оформлять бумаги, сел напротив меня. У нас всегда наготове представительский набор спиртных напитков, и пока я два часа оформлял документы, он выпивал. Минут через пятнадцать его телохранители съездили в «Детский мир» за гитарой, и покупатель начал петь — у него оказался отличный голос. На тот момент у него было немало красивых автомобилей — в салон он приехал не на Волге, а на Lamborghini.
Но когда мы наконец поехали на сервис выдавать ему машину, он в прямом смысле зарыдал у меня на плече. Лет двадцать пять назад Ferrari или Bentley были тем, что ни увидеть, ни пощупать нельзя, а только робко мечтать — как о полете на Марс. Сегодня из рациональных соображений такой автомобиль человеку не нужен — это точно не первая и не вторая машины. Здесь люди покупают свои эмоции, приобретают несбыточное, а я проводник между человеком и его мечтой».
Александр Прыжкин, сотрудник Брянской колонии, рабочий стаж 3 года:
«Я провожаю людей, освобождающихся из тюрьмы. Каждый день вижу настоящих счастливчиков. Выходит и на пути к поезду или остановке чувствует себя, как будто в космос летит. Особенно радуются те, кто просидел лет пять. Сразу рвутся куда-то, постоянно оглядываются, хотят быстрее увидеть побольше, прикасаются к деревьям, земле, смеются.
Покупаешь им билет, они радостно садятся в поезд и уезжают, зная, что больше нет решеток. Если человек мне приятен, то я, открывая ворота, бываю по-настоящему счастлив. А если нет — испытываю радость, что от него избавился. Один парень недавно на радостях электронные часы хотел мне отдать, благодарил — мол, я ему «ворота свободы» открыл, уговаривал. Я не взял, конечно. У него же ничего кроме этих часов нет.
Я раньше работал в милиции, а потом сюда попросился. Собирать материалы на людей для суда — не из тех дел, которые приносят море удовольствия. Приятного в этом мало. А охранять осужденных — другое: не я их сюда определил, зато я их провожаю на свободу».
Александр Бейлин, врач-акушер, главный врач в родильном доме при 67-й больнице, рабочий стаж 57 лет:
«Дима родился в барокамере с весом кило семьсот. Его мать страдала пороком сердца — решившись на роды, рисковала жизнью. Роды проводились в барокамере с избыточным атмосферным давлением — до четырех атмосфер. Когда у матери началось сильное кровотечение, и мы уже боялись ее потерять, вокруг барокамеры в страшном волнении ходили отец Димы и директор Института кардиохирургии Лео Антонович Бокерия.
А потом отцу показали ребенка через иллюминатор и сказали, что мать жива. Можете представить лицо отца? Сейчас Диме 25 лет, заходит иногда в гости. Я с коллегами около двадцати лет принимал роды у женщин, никогда не надеявшихся родить. Мы первыми начали принимать роды в барокамере с повышенным давлением, а в результате нашей работы с кардиохирургами операции на сердце во время беременности стали реальными. Первые роды я принял в 1949 году, но чувство обыденности не приходит — как на фронте. А когда рожает женщина, которая могла только мечтать об этом, и ты становишься соучастником чуда, все вдруг меняется к лучшему».
Юрген, бармен, рабочий стаж 13 лет:
«С нашим советско-российским пьянством ощущение счастья вызывает любое событие — от сданного экзамена до свадьбы. Пришла ко мне одна девушка на грани самоубийства. Жизнь не заладилась, все говно, солнце не светит. Села за стойку бара, мы пообщались часа полтора, и я ей пообещал, что в течение двух месяцев, когда она будет входить в бар, все ей будут кричать: «Мама пришла!» Стала приходить, раскрепостилась.
И посетители ей действительно кричали: «Мама пришла!» — полюбили. Человек ожил. Почему так? Я нашу профессию сравниваю с розеткой. Ты в бар пришел — как сотовый телефон воткнул в розетку — подзарядился эмоциями. Бармен, в первую очередь, должен быть психологом, знать, как у кого маму, папу, подругу зовут, кого оштрафовали, кто что пьет.
Я и в конкурсах побеждал, и в Книгу рекордов Гиннесса попал — в 2001-м мы с товарищем 60 часов за барной стойкой проработали одной рукой, а вторая была прикована цепочкой. Но победа в конкурсах — это не главное. Самое важное, чтобы бармен был как пастор: человек пришел, исповедался, и ему стало легче».
Владимир Ераносян, ведущий розыгрышей в казино, рабочий стаж 3 года:
«На днях один игрок выиграл 50 тысяч долларов и на радостях раздал чаевых на сумму вдвое большую. А в соседнем зале кто-то проиграл 100 долларов и чуть не плакал, накричал на всех. Другой выиграл внедорожник — наверное, шестнадцатую машину в гараже, а радовался, как ребенок!
Но правильнее всех играет парень, который просто радуется происходящему — смотрит шоу, общается с людьми, радуется тому, что здоров, что сидит в дорогом московском казино. Такой ниже ватерлинии не опустится, не продуется в прах. Он почти не выигрывает, но, похоже, ему этого и не надо: это один из основных постулатов счастья — быть благодарным».
esquire.ru
Андрей Кедров, сотрудник Московской службы спасения, рабочий стаж 10 лет:
«Смотреть на мир глазами спасателя легко. Нормальный человек стоит на остановке и читает газету. Я оцениваю состояние асфальта, скорость переходящего через дорогу старика, думаю: «Маме нельзя так сильно сжимать руку ребенка, потому что в три года суставы слабенькие, лучше его взять за шиворот, а лучше вообще на руки»; смотрю на козырек, который перегружен снегом, на трещину в стекле остановки… И так всю жизнь.
Ты будто постоянно в состоянии ниндзя, который сажает целыми днями рис, а ночью, в полнолуние, тренируется для одной-единственной схватки с другим мастером, в которой, скорее всего, погибнут оба. Главное — успеть. Помнишь каждый случай. Твоя судьба случайным образом переплетается с судьбой другого человека — девочки, сползавшей в состоянии наркотического опьянения с балкона седьмого этажа, которую мы успели перехватить на шестом; подростка Саши, собиравшегося прыгнуть с Крымского моста, которого я три часа убалтывал; пятилетнего Женю, который запер дверь и чуть не поджег дом….
Мы вытаскивали людей из ДТП, из «Норд-Оста», аквапарка, Бауманского рынка. И всегда человек осознает, что он спасся не сразу — стресс не может выключиться, как рубильник. В момент спасения счастливы мы, они — спустя время. Лучший день у меня — это восемь выездов. В городе-то — двенадцать миллионов. И за десять лет ситуации не изменились. Меняются только декорации. ДТП меньше не стало. Такие же дети выросли, которые так же запирают дверь изнутри. И такие же родители, которые плачут, когда их детей спасают».
Наталья Асташкина, начальник Дворца бракосочетаний №1 им. Грибоедова, рабочий стаж 30 лет:
«Я мечтала стать артисткой, собралась поступать в Щукинское. Но один молодой человек сказал, что у меня неподходящая фигура, поэтому я так и не решилась. Зато когда я «стою» в зале — это наше профессиональное выражение, — я, хоть устаю, но получаю огромное удовольствие. Это то же самое, что театр. Законы жанра, они одинаковы. Когда я вижу, что меня слушают, я хочу еще больше сказать, но не пафосно так, а по-простому: «Вы очаровательная пара, улыбайтесь». Здесь я артистка. Мне говорят: «Наташа, у тебя такая веселая работа», я отвечаю: «Ребята, создавать счастье каждый день — очень тяжело, поверьте мне».
Может, у тебя дети экзамены сдают, или с мужем поругалась — а ты каждый день должна улыбаться. Но если вошел сюда — работай. В зале мы не имеем права давать парам какие-то оценки — здесь только выражение удовольствия. Но, конечно, замечаешь, какие у людей отношения. Я не говорю, что по паре видно, сколько они будут вместе жить, но подмечаешь всякое — моду в отношениях, например. В начале девяностых все новые русские на одно лицо были. Так и приходили в ЗАГС — в тренировочных штанах, кожаных куртках.
Сейчас, когда входят те, кого называют олигархами. Это обратная сторона медали: они в возрасте, богатые, но возникает ощущение, что они все женятся на одной и той же девушке — высокая, с длинными ногами, белокурая. В таких парах счастье, конечно, исходит от женщин. Мол, заполучила. Но нас удивить легко. И в шортах приходили, и в шлепанцах; одни как-то пришли с собакой на руках! Церемонию вела не я — я бы такой брак отказалась регистрировать.
А вообще, даже если пара разденется догола и войдет в зал — я не растеряюсь, найду что им сказать. Но вот когда люди входят сюда и говорят: нам нужно развестись, у меня первая реакция — обида. Куда, вообще, вы пришли? С таким даже не надо подходить к нашему Дворцу. У нас тут только счастье».
Любовь Ишутина, оператор кассы тотализатора на Московском ипподроме, рабочий стаж 14 лет:
«Я работаю в секторе «А» — самом дорогом. Здесь ставят по двадцать тысяч рублей в заезд. Игроки ходят подолгу — по тридцать-пятьдесят лет, если не разорились. Игроки — люди суеверные, у каждого свои ритуалы: некоторые вообще целый день не разговаривают, заранее покупают программку и, пока ставки не сделают, рта не откроют, чтобы не спугнуть удачу. Некоторые, если выиграют, подойдут к «платильщице» и скажут тихонько: «Заверни». У многих определенная форма одежды. Одеваются неброско: плащик, кепка — это, как работа, чего наряжаться?
Ну и опять же, чтобы удачу не напугать. А те, что занимают высокие посты, в КГБ например, одеваются скромно, чтобы не привлекать внимание. Наездники — практики, игроки — теоретики. Стоят с секундомерами, просматривают отчеты, знают, как зовут наездников, улыбаются чему-то. Некоторые за годы уже очень многое проиграли, но особую горечь не испытывают.
Для них главное — соревнование с удачей: можешь все рассчитать, а лошадь не выиграет, а в другой раз неожиданно почувствуешь поддержку сверху! Летом был случай: мужчина перепутал заезд, поставил не на ту лошадь, а такую ставку никто больше не сделал — и он выиграл огромную сумму. Лошадь, правда, шампанским на радостях не поил, да и не пускают к лошадям теперь.
Хотя люди ходят и известные — Арканов с Ширвиндтом, например. Кстати, этот Арканов в интервью постоянно говорит, что у нас в туалетах ручки откручены, потому что игроки вешаются. Ну откуда он это взял? Непонятно. Глупость какая-то».
Илья Березин, директор автомобильного направления компании Mercury, рабочий стаж 16 лет:
«Покупатель автомобиля Bentley приехал оформлять бумаги, сел напротив меня. У нас всегда наготове представительский набор спиртных напитков, и пока я два часа оформлял документы, он выпивал. Минут через пятнадцать его телохранители съездили в «Детский мир» за гитарой, и покупатель начал петь — у него оказался отличный голос. На тот момент у него было немало красивых автомобилей — в салон он приехал не на Волге, а на Lamborghini.
Но когда мы наконец поехали на сервис выдавать ему машину, он в прямом смысле зарыдал у меня на плече. Лет двадцать пять назад Ferrari или Bentley были тем, что ни увидеть, ни пощупать нельзя, а только робко мечтать — как о полете на Марс. Сегодня из рациональных соображений такой автомобиль человеку не нужен — это точно не первая и не вторая машины. Здесь люди покупают свои эмоции, приобретают несбыточное, а я проводник между человеком и его мечтой».
Александр Прыжкин, сотрудник Брянской колонии, рабочий стаж 3 года:
«Я провожаю людей, освобождающихся из тюрьмы. Каждый день вижу настоящих счастливчиков. Выходит и на пути к поезду или остановке чувствует себя, как будто в космос летит. Особенно радуются те, кто просидел лет пять. Сразу рвутся куда-то, постоянно оглядываются, хотят быстрее увидеть побольше, прикасаются к деревьям, земле, смеются.
Покупаешь им билет, они радостно садятся в поезд и уезжают, зная, что больше нет решеток. Если человек мне приятен, то я, открывая ворота, бываю по-настоящему счастлив. А если нет — испытываю радость, что от него избавился. Один парень недавно на радостях электронные часы хотел мне отдать, благодарил — мол, я ему «ворота свободы» открыл, уговаривал. Я не взял, конечно. У него же ничего кроме этих часов нет.
Я раньше работал в милиции, а потом сюда попросился. Собирать материалы на людей для суда — не из тех дел, которые приносят море удовольствия. Приятного в этом мало. А охранять осужденных — другое: не я их сюда определил, зато я их провожаю на свободу».
Александр Бейлин, врач-акушер, главный врач в родильном доме при 67-й больнице, рабочий стаж 57 лет:
«Дима родился в барокамере с весом кило семьсот. Его мать страдала пороком сердца — решившись на роды, рисковала жизнью. Роды проводились в барокамере с избыточным атмосферным давлением — до четырех атмосфер. Когда у матери началось сильное кровотечение, и мы уже боялись ее потерять, вокруг барокамеры в страшном волнении ходили отец Димы и директор Института кардиохирургии Лео Антонович Бокерия.
А потом отцу показали ребенка через иллюминатор и сказали, что мать жива. Можете представить лицо отца? Сейчас Диме 25 лет, заходит иногда в гости. Я с коллегами около двадцати лет принимал роды у женщин, никогда не надеявшихся родить. Мы первыми начали принимать роды в барокамере с повышенным давлением, а в результате нашей работы с кардиохирургами операции на сердце во время беременности стали реальными. Первые роды я принял в 1949 году, но чувство обыденности не приходит — как на фронте. А когда рожает женщина, которая могла только мечтать об этом, и ты становишься соучастником чуда, все вдруг меняется к лучшему».
Юрген, бармен, рабочий стаж 13 лет:
«С нашим советско-российским пьянством ощущение счастья вызывает любое событие — от сданного экзамена до свадьбы. Пришла ко мне одна девушка на грани самоубийства. Жизнь не заладилась, все говно, солнце не светит. Села за стойку бара, мы пообщались часа полтора, и я ей пообещал, что в течение двух месяцев, когда она будет входить в бар, все ей будут кричать: «Мама пришла!» Стала приходить, раскрепостилась.
И посетители ей действительно кричали: «Мама пришла!» — полюбили. Человек ожил. Почему так? Я нашу профессию сравниваю с розеткой. Ты в бар пришел — как сотовый телефон воткнул в розетку — подзарядился эмоциями. Бармен, в первую очередь, должен быть психологом, знать, как у кого маму, папу, подругу зовут, кого оштрафовали, кто что пьет.
Я и в конкурсах побеждал, и в Книгу рекордов Гиннесса попал — в 2001-м мы с товарищем 60 часов за барной стойкой проработали одной рукой, а вторая была прикована цепочкой. Но победа в конкурсах — это не главное. Самое важное, чтобы бармен был как пастор: человек пришел, исповедался, и ему стало легче».
Владимир Ераносян, ведущий розыгрышей в казино, рабочий стаж 3 года:
«На днях один игрок выиграл 50 тысяч долларов и на радостях раздал чаевых на сумму вдвое большую. А в соседнем зале кто-то проиграл 100 долларов и чуть не плакал, накричал на всех. Другой выиграл внедорожник — наверное, шестнадцатую машину в гараже, а радовался, как ребенок!
Но правильнее всех играет парень, который просто радуется происходящему — смотрит шоу, общается с людьми, радуется тому, что здоров, что сидит в дорогом московском казино. Такой ниже ватерлинии не опустится, не продуется в прах. Он почти не выигрывает, но, похоже, ему этого и не надо: это один из основных постулатов счастья — быть благодарным».
esquire.ru
Bashny.Net. Перепечатка возможна при указании активной ссылки на данную страницу.
