Феликс Комаров



Ты, как дым в моих руках,
Кружишься воронкой…
Пьет тебя тягучий страх…
Пьет из вены тонкой.
Ты кричишь, а звука нет…
Дым, как сон беззвучен,
И струится в венах мет
Обещаньем лучшим.
Не наркотик, а душа — Вся причина ломки…
Слишком память хороша — Вот и ищешь корки.
Как бездомный по дворам,
Ищешь в пищу Бога,
Но находишь только хлам
И любви немного.
А любовь — она как дым
Обжигает веки,
И бредут в ненужный Рим
Дымочеловеки.
Исчезает в небе дым,
Не ухватишь взглядом…
Мы рука в руке сидим,
Смотрим звездопады…

Александр Олешко



Ты мой дом. Мой дом ты

Разбитое стекло не режет больше
И капли поднимаются к луне
Я выдержал все дни без радости
Радости что ты дарила мне

Тебя увижу - давит сердце
Поешь ты только о любви
На наше счастье много перца
Все в прошлом, а сейчас живи

Ты - мой дом
Ты - мой дом
Место, где (мне) хорошо
Ты - мой дом
Мой дом - ты

Смотрю в окно: приходит дождь
Испачканы твои одежки
Сегодня снова звезды в ночь
Твои портреты - неба точки

Александр Олешко



Беги, моя река 
Кричите облака
Я больше не могу 
стрелять в себя

Не пью уже до дна
Истлела под ногой земля
И пороха мне не достать
прискорбно

Одену я тебя
Мой друг, моя душа
Маска я рад, 
я рад Что ты покорна

Изменится судьба 
Найду себя, но маска
Маска скажет: ты не тот
Ты белый ворон

Сдирая с треском все, что приросло
Уверенность, нахрап, улыбки - 40 штук
Я выверну себя, как полотно
Хочу достать себя, пока не труп

Беги, моя река
Не пью уже до дна
Одену я тебя
Изменится судьба

Кричите облака
Истлела под ногой земля
Мой друг моя душа
Найду себя, но маска

Я больше не могу
И пороха мне не достать
Стрелять в себя 
Прискорбно

Я рад что ты покорна
Я белый ворон

1824 — Америка создает Бюро по делам индейцев. Создавалось, как обычно с целями благими — помочь выжить североамериканским племенам в условиях экспансии индустриального общества, поскольку, так или иначе, а земли индейцев эксплуатировались и продолжают эксплуатироваться сейчас. За это коренным американцам полагались отчисления на счета, рулить которыми и было призвано созданное Бюро. Однако, как и везде, где замешаны большие деньги (а суммарные счета за довольно скоро перевалили за миллиард и продолжали стремительно расти), возникла масса вопросов. Точнее, вопрос-то был один: «Где деньги, Зин?». Отчетность не предоставлялась. Гораздо позже, в 1980-х, расследование выявило, что расходная часть весьма своеобразна — 90% на собственно управление как таковое, причем подтверждающих документов нет.Расследования длятся и по сей день, представители многих племен — в том числе навахо и апачи Белых Гор вчиняют отдельные иски, но пока конца этому не видно…

1834 — «Положение о гражданских мундирах», разработанное канцелярией Николая I и утвержденное императором. Что за зверь? По сути своей — дресс-код, причем один из первых. Для различных ведомств предусматривались темно-синие либо темно-зеленые мундиры, сенаторам полагались красные. Всего разновидностей было 10 (а сколько сейчас министерств в России, кстати?). Ранги регламентировались количеством шитья на мундирах. Таким образом, всяк мог понять, что за птица перед тобой. Помните, в «Кин-дза-дза»: «Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели! А когда нет цели — нет будущего!». Может, стоит вернуть?

1869 — Европа узнала о существовании панд. Жан-Пьеру Арману Давиду, французскому натуралисту и, по совместительтву миссионеру, преподнесли в подарок шкуру

1878 — была продемонстрирована работа фонографа Эдисона. Состоялось сие на заседании Французской академии. Представлял изобретение сотрудник Эдисона Тивадар Пушкаш, которого пригласил выступить Теодор де Монсель. Не обошлось без казуса. Когда раздалось звучание, профессор Жан Буйяр взял в оборот бедолагу Монселя: «Негодяй! Вы думаете, мы позволим чревовещателю надувать нас?! Как вы могли поверить мошеннику, внушающему, что презренный металл может воспроизводить благородные звуки человеческой речи?».

Анна Танцюра



Безумство непроявленности плёнок
Отсутствие тебя в моей руке…
И маленький, растерянный котёнок
И пауки на пьяном потолке…

И декаданс незыблемых мгновений
И взгляды в небо, полное весны
И ты так близко, сероглазый гений
И нежно, тихо в ночь приходят сны…

Ты – это край бездонной крыши,
Я – декорация разгаданных имён
С тобою рядом я всё выше, выше…
И ты в меня безудержно влюблён

Забвений сны вдыхаю осторожно
Несмело провожаю поезда
Твои следы — уж слишком это сложно
Но ты со мною рядом навсегда…

Феликс Комаров



Все что скажешь, будет ложь.
Это тоже.
И итожишь
Отражения из кош.
В языке живут спряженья,
Лживых истин разветвленья.
Было, будет, просто быть,
Вьют связующую нить,
Из влекущих миражей,
Облекая призрак шей.
Не ошейник, а петля
Для
Рулевого у руля.
Но и он лишь призрак лжи.
Ей служу, и ты служи.
Нам не выбраться из зги.
Боже ложный помоги.
Боже истинный без слов,
Собирает свой улов.

Ингурен



Смерть моя всегда со мной,
под правым ребром,
вяжет линию жизни хитрым узлом
улыбается щурясь — ох, не с добром — но и не со злом,
тем, кто видя ее, негодует.
моей смерти, ей лучше видать,
где последний судьбы излом,
и меня это напрочь уже не волнует

Бессмертные смотрят недоуменно на нас со смертью,
пытаясь нащупать из смыслов нить:
что же это у вас растакое?
и зачем вообще это жить?
а, вы, наверное, не во имя, а вопреки?
… взглянули б они в зеркало сами,
а не рассматривали себя чужими глазами — но там же она, корявая, кривляется, зазывает,
именем вечности показывает нежные розовые дули
на их стальные грозные кулаки.
и совсем ни о чем не мечтает

Смерть моя, душенька, делает меня
необдуманно нищей:
в сердце простреленном
да в карманах дырявых
один ветер свищет
в таком климате не остаются
ни собаки ни кошки, ни даже мыши
живу я в доме одноэтажном
без подвала и крыши
и практически без стен
их рука детская на асфальте мелом нарисовала,
и меня внутри — условной фигуркой,
состоящей из перемен

Пaтpu



Ли, детка… в этом мире так плохо все, до сволочей.

Так устало и нудно от заумных, плешивых речей,

Кто-то здохнет от «пригубить», а кто-то -«до дна»,

Кто-то в жизни не распробует и вина.

Ты так странно красива на фоне этих корпусов

и фасадов дешевых квартир.

Ты так смотришь на всё – вроде всё и всему «миру мир»,

Я смотрю на тебя, и как будто не тридцать мне, а пятьсот,

И как будто давно проиграла уже я свой лот.

Ли, детка…ты под утро удивительно хороша,

Не иначе как сшита из жемчуга и свежего мха,

Из природного, настоящего и вроде бы навсегда…

Только мне двадцать девять и я сосчитаю до ста.

Сто утраченных жизней, из которых одна – «моя».

Сто петлей, из которых связать могла только небо,

Без ярости, без огня,

Чтобы гнев проливался лишь через грозу и дождь,

Чтобы ты спокойно смотрела своими зрачками в ночь.

Ли, детка…береги себя, не забудь.

Не потеряйся случайно в толпе, обрети свой путь.

Так как я уже свой обрела, пригубила сполна.

Мне не хватит даже выпитого мною вина.

Патри



«Всех баб на тебя не хватит» — сказал Палач.

Ну а он всё отнекивался и любил.

Разве он виноват был в том, что внутри

одиночество рвало ранами до крови?

Разве мог он когда-то предугадать,

что не сможет заесть его стопкой тел?

Все — хорошие, всех сумел, — разделил с ними ужины, не объел…

Все красивые, кроткий нрав,

кто взбрыкнет – сразу под контроль.

Ему Женщин ведь подавай, — чтобы бабочки, а не моль.

Не разменивался на «прости»,

даже милостыни не давал:

не достойны быть на пути

те, кто видят во всём провал.

Обещал он себе всегда невиновным быть,

словно Бог.

Бог ни в чем ведь не виноват,

лишь людишки всё портят впрок.

Походил по земле, поиграл,

надышался чужой весной.

Вот Палач. Перед ним он встал.

Сам на сам. Под гитарный «бой».

«Вот скажи ты мне, мой Палач,

Как бы Ты жизнь мою прожил?

Если пусто мне там внутри.

А в молитвах лишь «отпусти»?

Если свят да весел лишь я с утра,

А под вечер волки воют всё от тоски.

Если можно — когда нельзя,

И лишь в Них мне себя спасти?

Если ветер не знает схем,

ни систем, механизмов, слов,

если думал: одну «доем» — сразу следующую, вместо снов.

Если честен я был во всем,

и не предал, и не солгал…

как бы ты поступил, Палач,

если б в жизни не упрекал?»

Но Палач руками развел,

говорит: «Ведь не мне судить.

Вот топор. Выбирай ты сам –

что ненужное отрубить».

Он молчал. Он устал совсем

от себя, от своих частей…

Говорит: «А руби с плеча.

Что понравится – отдай Ей».

Александр Олешко



Дружочек мой, я умираю
Я умираю каждый раз, когда 
Мечту ты покидаешь и 
Цель не видишь, как сейчас

Я умираю, бросьте пепел в гроб
Моих несовершенных дел
И пусть развевает ветер всех 
Девушек, которых я хотел

Я умираю: слушай 
Трусливый твой житейский путь
Меня как будто струною душит
Бесценных дней жалею суть

Ты думаешь, что жизнь это 
Коробка наслаждений
Работа, дом, бильярд, футбол
Убей меня, сейчас я жить так не готов

Послушай друг, давай договоримся:
Ты вытащишь стальные яйца из трусов
И начинай же жить, как ты стремишься
А не как уготовлено отцом

Я помогу наполнить жизнь огнями
Мы будем зажигать сердца людей
Тебе придется жить, как знамя 
Задуманных и доведенных до ума идей

Кто я такой - тебе сказать?
Я умираю. Дух я твой, твою же мать.