618
0.2
2015-07-04
Битва за Берлин
В распоряжении редакции Новой газеты оказались малоизвестные, а некоторые, скорее всего, и не публиковавшиеся снимки, сделанные в Берлине в апреле и самом начале мая 1945 года советскими военными корреспондентами.
Фамилии авторов нам пока неизвестны. Далее нам крупно повезло. Редакция разыскала человека, чьи (предположительно!) катюши воевали в Берлине. Иванихин Марк Павлович пришел в редакцию и несколько часов рассматривал и комментировал уникальные фотографии. У товарища полковника руки не дрожали, но он сказал: «Как будто снова там». А затем, взяв снимок катюши, сказал: «Мои!.. Моего полка!»
Редакция была потрясена этим достоверным опознанием ровно через 65 лет.
Так случилось!
Перед вами — уникальный специальный репортаж фронтовых корреспондентов и Марка Иванихина via novgaz.ru.
Марк Иванихин:
— …Это пехота наступает, а где, я, конечно, не могу сказать. Видите, вещмешки, обмоточки — пехота в обмотках была. Даже в 45-м. А вот артиллерия была в сапогах. Причем гвардейским минометчикам выдавали сапоги кожаные, остальным — кирзачи.
…
…
Марк Иванихин:
— Узнаю. Это машины 79-го Гвардейского минометного полка. Вот видите — буква «Г» и гвардейский знак?.. Куда бьют, не знаю. Я, например, стрелял по Ангальскому вокзалу, по имперской канцелярии, по Рейхстагу, просто по домам. Это точно 79-й полк, абсолютно точно. Чья батарея, не могу сказать (у нас в полку их было шесть). Может, и моя, но боюсь утверждать, потому что не помню номеров своих машин.
Марк Иванихин:
— Это Рейхстаг. Я расписался на какой-то колонне справа: «Я к вам пришел в Берлин из Москвы, чтобы вы к нам в Москву с войной не приходили. Марк Иванихин, гвардии капитан». Выцарапал осколком снаряда. Ну как я мог не расписаться!
Я стрелял по Рейхстагу, правда, не прямой наводкой. Наверное, и мои дырки тут есть, а может, и нет, я не знаю.
Марк Иванихин:
— Это самоходка. Потому и «Боевая подруга», а не «Боевой друг» — потому как самоходка. Запишите себе и знайте: танки были без дульных тормозов, а у самоходки (видите, на стволе?) — дульный тормоз…
Марк Иванихин:
— Это предместье Берлина, не сам Берлин. Немцы в таких укрепленных домах сильно оборонялись. Как только наша пехота приближалась, они открывали шквальный огонь. С нашими передовыми отрядами шли 122-миллиметровые гаубицы, 57- и 76-миллиметровые пушки. Ну, они бабахнут, сделают в стене дырку, и все. И тогда мы выгоняли катюшу на прямую наводку, метров на 70. А чтобы понизить направляющие — они стояли высоко, — мы возили с собой две железнодорожные шпалы. Бросали эти шпалы на землю, «Студебеккер» наезжал на них задними колесами, и направляющие становились горизонтально. И мы шлепали по укрепленному зданию — 16 снарядов с разницей в несколько секунд… Ничего от этого дома не оставалось. А пожилая женщина, я понимаю, из убежища возвраща- ется в свой разрушенный дом.
Марк Иванихин:
— К сожалению, наши солдаты велосипеды отбирали, это я вам скажу абсолютно точно, — отбирали велосипеды, чтобы покататься. Он из деревни глухой, который никогда и не видел велосипеда, и у него не было никогда велосипеда, и вдруг он увидел велосипед. Тут нечего скрывать, это было, что отбирали велосипеды, поездят и бросят, потому что, если это пехота, то еще куда-то переедет, а если это не пехота, то поездит артиллерия, например, поездит немного и бросит… Это отбирают у немки велосипед. К сожалению, такое было, абсолютно точно…
Но вот главное. Обратите внимание!
Мужчины не заступаются. Видите, эта молодежь стоит — уже они просто переоделись. Успели переодеться в гражданское. Это не местные солдаты, офицеры, они успели уже переодеться в гражданское. Почему? Потому что все они воевали, стреляли, все они были взяты в армию, даже старики были и дети взяты. Это я вам точно скажу про этих мужчин, молчащих и одетых в гражданское…
Марк Иванихин:
— Я здесь был, это и есть вход в рейхсканцелярию. Я спускался вниз, но недалеко, было противно — там много трупов лежало. Вот здесь, как войдешь, — справа, трупы Геббельса, его жены Магды и их детей. Родители их отравили. Труп Гитлера тоже видел, он лежал дальше, метрах в 50, он и Ева Браун, обугленные, рядом собака.
В коридоре слева и справа — кабинеты. В них было много немецких офицеров-самоубийц. Они массово стрелялись. Еще — много разбитых бутылок из-под водки и вина. Я все это видел.
Это сдается командующий обороны Берлина генерал Вейдлинг.
Он покидает командный бункер…
—… А справа от выхода из бункера я видел лежащих в ряд шестерых детей Геббельса и его жену, прямо в нескольких метрах.
Фото: memorialis.ru
Марк Иванихин:
— А это наши офицеры зашли в полицейский участок. Сказать, что это особисты, нельзя. У них же не было специальной формы. Они носили обмундирование тех частей, в которых служили.
В нашем полку было три особиста. Они с нами прошли от Сталинграда до Берлина, поэтому мы были в очень хороших отношениях. Но вот был случай на Курской дуге. Мой сержант Донченко чистил ручной пулемет и случайно прострелил себе плечо. Приезжает особист Пеканин, говорит: «Марк, пиши рапорт: Донченко расстрелять за самострел». Я говорю: «Донченко прошел со мной от Сталинграда до Курской дуги. Я писать такой рапорт не буду. То, что произошло, случайность». Потом командир полка меня вызывает: «Пиши рапорт. Расстреляем Донченко перед строем». Я говорю: «Не будете стрелять, потому что я такой рапорт писать не буду». И Донченко довоевал до конца, после войны у него 4 сына родились.
А еще: знаете наши ППШ, у них очень паршивые предохранители. Командир отделения связи Месхин спрыгнул с машины, автомат на плече, стволом вниз, слетел с предохранителя, и пули попали Месхину в ногу.
Мне особисты опять: «Расстрелять за самострел». Опять не дал. И он тоже довоевал до конца, и тоже дети у него потом родились.
Бог ты мой, как я мог отдать своих солдат, с которыми шел под столькими обстрелами и бомбежками?
Почему мне голову за упрямство не свернули, не знаю. Но пару орденов все-таки недодали. Я получил четыре, а могли дать все восемь. Зато я, слава богу, знаю, что невинных людей не отдал под расстрел. Да еще и выпил с ними шампанского в Берлине.
Ну тогда еще одно лирическое отступление. 1 мая бои в городе почти сошли на нет, и мы решили отметить это дело. Расположились на первом этаже уцелевшего дома. Видимо, здесь жил какой-то очень богатый немец — серебряная посуда, фарфор, хрусталь… И громадный стол. У нас была туша быка, несколько поросят, консервы, водка, а еще шампанское и вина — в подвале дома. Я говорю: «Всем помыться и переодеться» (мы же еще в зимнем обмундировании были). А старшине — он до войны работал поваром в ресторане — приказываю приготовить праздничный ужин. Накрыли стол на всю батарею, на всех 60 человек. А тут посыльный от командира полка: Иванихина — на офицерскую вечеринку. «Нет, — говорю. — Я прошел с солдатами от Сталинграда до Берлина и праздновать буду с ними».
Один мой боец, Быстров, очень хорошо играл на аккордеоне, аккордеонов брошенных была куча… В общем, мы такой вечер отгрохали… У меня были солдаты из Сибири, которые первый раз паровоз увидели, когда их на фронт повезли, а тут такое… И — шампанское… Причем из настоящего хрусталя, он звенит. Хорошо посидели…
Марк Иванихин:
— А это, конечно, Бранденбургские ворота. Думаю, что эта машина — «Опель зекс», шестой, значит. У меня как у командира дивизиона такой был, но уже после войны.
…Я вам еще одну историю расскажу. Наверное, 28—29 апреля ко мне прибегают солдаты и говорят: «Товарищ капитан, мы нашли такую обалденную машину, посмотрите». Я пошел посмотреть. Стоит сарай, в сарае автомобиль. Четырехместный фаэтон, внутри красной кожей отделан, длиннющий капот, двенадцатицилиндровый мотор, справа три фанфары серебряные, слева три фанфары серебряные… Машина стоит на колодках. Я говорю: «Ищите колеса». Колеса нашли, надели, бензин залили. Ну как я мог не проехаться на этой машине?! Мне 22 года, я капитан. Проехал круг, думаю: «Не по чину».
Звоню командиру полка: «Товарищ полковник, вот такая есть машина». Он говорит: «Пускай стоит, сейчас пришлю зампотеха». Прислал зампотеха, майора Маковского, он машину куда-то отогнал. И след ее потерялся.
Уже после войны я видел немецкую хронику, там Гитлер разъезжал на такой машине, называлась «Штерн».
А еще мне попался «Хорьх» желтый, я на нем поездил сутки. Командир полка увидел и говорит: «Марк, ты ездишь на «Хорьхе», а я, комполка, на каком-то «Студебеккере». И забрал у меня этот «Хорьх». Но сам на нем проездил не больше суток, у него машину забрал командующий артиллерией армии. Но и ему не повезло: «Хорьх» перешел командующему артиллерией группы войск. А дальше — не знаю… Но я все-таки целый день на нем ездил.
Марк Иванихин:
— Это беженцы немецкие домой возвращаются. Видите, вылезают из укрытия в подвалах, им сказали, наверное, что где-то кухня есть, накормят. Наши солдаты сердобольные…
Сделаю отступление лирическое. Я всю войну воевал на катюшах, а за ними охотились немецкие самолеты. Я, например, пять раз менял материальную часть — ее разбивали. И солдаты мне однажды сказали: «Дойдем до Германии, первый же дом, где живет летчик, сожжем и всех расстреляем». И вот входим в один из городков, солдаты спрашивают у немок: «Где здесь дом летчика?» Они показывают — вот. Солдаты туда зашли, а в доме фрау и четыре маленьких ребенка. Ничего им, конечно, не сделали, так постояли, выдохнули злость.
Марк Иванихин:
— А это берлинцы получают похлебку нашу. Женщины, дети. Ну и мужчины тоже… А теперь позвольте лирическое отступление. Приводят ко мне солдаты мальчишку в военной форме — немецкой, зовут Петер. Его ведь заставили воевать, это же понятно, а войне конец. Ну я и говорю: «Пускай на кухне чистит картошку». Он в нашем расположении некоторое время побыл, потом его переодели в гражданское и отпустили. Я ему еще бумагу написал по-русски, что он у нас работал.
Марк Иванихин:
— Стояли такие девочки. Этой, наверное, лет двадцать, а мне тогда было 22 года. Конечно, смотрели мы на них с… большим уважением. Они очень здорово регулировали: белый флажок — можно ехать, красный — стоп. При обстрелах они убегали в укрытие, потом возвращались.
Проект «Новой газеты»
Фотографии — Фотохроника ИТАР-ТАСС
Редакция благодарит Федеральное агентство по рыболовству за помощь в подготовке материала
Записал Виталий Ярошевский
Источник: www.yaplakal.com/
Фамилии авторов нам пока неизвестны. Далее нам крупно повезло. Редакция разыскала человека, чьи (предположительно!) катюши воевали в Берлине. Иванихин Марк Павлович пришел в редакцию и несколько часов рассматривал и комментировал уникальные фотографии. У товарища полковника руки не дрожали, но он сказал: «Как будто снова там». А затем, взяв снимок катюши, сказал: «Мои!.. Моего полка!»
Редакция была потрясена этим достоверным опознанием ровно через 65 лет.
Так случилось!
Перед вами — уникальный специальный репортаж фронтовых корреспондентов и Марка Иванихина via novgaz.ru.
Марк Иванихин:
— …Это пехота наступает, а где, я, конечно, не могу сказать. Видите, вещмешки, обмоточки — пехота в обмотках была. Даже в 45-м. А вот артиллерия была в сапогах. Причем гвардейским минометчикам выдавали сапоги кожаные, остальным — кирзачи.
…
…
Марк Иванихин:
— Узнаю. Это машины 79-го Гвардейского минометного полка. Вот видите — буква «Г» и гвардейский знак?.. Куда бьют, не знаю. Я, например, стрелял по Ангальскому вокзалу, по имперской канцелярии, по Рейхстагу, просто по домам. Это точно 79-й полк, абсолютно точно. Чья батарея, не могу сказать (у нас в полку их было шесть). Может, и моя, но боюсь утверждать, потому что не помню номеров своих машин.
Марк Иванихин:
— Это Рейхстаг. Я расписался на какой-то колонне справа: «Я к вам пришел в Берлин из Москвы, чтобы вы к нам в Москву с войной не приходили. Марк Иванихин, гвардии капитан». Выцарапал осколком снаряда. Ну как я мог не расписаться!
Я стрелял по Рейхстагу, правда, не прямой наводкой. Наверное, и мои дырки тут есть, а может, и нет, я не знаю.
Марк Иванихин:
— Это самоходка. Потому и «Боевая подруга», а не «Боевой друг» — потому как самоходка. Запишите себе и знайте: танки были без дульных тормозов, а у самоходки (видите, на стволе?) — дульный тормоз…
Марк Иванихин:
— Это предместье Берлина, не сам Берлин. Немцы в таких укрепленных домах сильно оборонялись. Как только наша пехота приближалась, они открывали шквальный огонь. С нашими передовыми отрядами шли 122-миллиметровые гаубицы, 57- и 76-миллиметровые пушки. Ну, они бабахнут, сделают в стене дырку, и все. И тогда мы выгоняли катюшу на прямую наводку, метров на 70. А чтобы понизить направляющие — они стояли высоко, — мы возили с собой две железнодорожные шпалы. Бросали эти шпалы на землю, «Студебеккер» наезжал на них задними колесами, и направляющие становились горизонтально. И мы шлепали по укрепленному зданию — 16 снарядов с разницей в несколько секунд… Ничего от этого дома не оставалось. А пожилая женщина, я понимаю, из убежища возвраща- ется в свой разрушенный дом.
Марк Иванихин:
— К сожалению, наши солдаты велосипеды отбирали, это я вам скажу абсолютно точно, — отбирали велосипеды, чтобы покататься. Он из деревни глухой, который никогда и не видел велосипеда, и у него не было никогда велосипеда, и вдруг он увидел велосипед. Тут нечего скрывать, это было, что отбирали велосипеды, поездят и бросят, потому что, если это пехота, то еще куда-то переедет, а если это не пехота, то поездит артиллерия, например, поездит немного и бросит… Это отбирают у немки велосипед. К сожалению, такое было, абсолютно точно…
Но вот главное. Обратите внимание!
Мужчины не заступаются. Видите, эта молодежь стоит — уже они просто переоделись. Успели переодеться в гражданское. Это не местные солдаты, офицеры, они успели уже переодеться в гражданское. Почему? Потому что все они воевали, стреляли, все они были взяты в армию, даже старики были и дети взяты. Это я вам точно скажу про этих мужчин, молчащих и одетых в гражданское…
Марк Иванихин:
— Я здесь был, это и есть вход в рейхсканцелярию. Я спускался вниз, но недалеко, было противно — там много трупов лежало. Вот здесь, как войдешь, — справа, трупы Геббельса, его жены Магды и их детей. Родители их отравили. Труп Гитлера тоже видел, он лежал дальше, метрах в 50, он и Ева Браун, обугленные, рядом собака.
В коридоре слева и справа — кабинеты. В них было много немецких офицеров-самоубийц. Они массово стрелялись. Еще — много разбитых бутылок из-под водки и вина. Я все это видел.
Это сдается командующий обороны Берлина генерал Вейдлинг.
Он покидает командный бункер…
—… А справа от выхода из бункера я видел лежащих в ряд шестерых детей Геббельса и его жену, прямо в нескольких метрах.
Фото: memorialis.ru
Марк Иванихин:
— А это наши офицеры зашли в полицейский участок. Сказать, что это особисты, нельзя. У них же не было специальной формы. Они носили обмундирование тех частей, в которых служили.
В нашем полку было три особиста. Они с нами прошли от Сталинграда до Берлина, поэтому мы были в очень хороших отношениях. Но вот был случай на Курской дуге. Мой сержант Донченко чистил ручной пулемет и случайно прострелил себе плечо. Приезжает особист Пеканин, говорит: «Марк, пиши рапорт: Донченко расстрелять за самострел». Я говорю: «Донченко прошел со мной от Сталинграда до Курской дуги. Я писать такой рапорт не буду. То, что произошло, случайность». Потом командир полка меня вызывает: «Пиши рапорт. Расстреляем Донченко перед строем». Я говорю: «Не будете стрелять, потому что я такой рапорт писать не буду». И Донченко довоевал до конца, после войны у него 4 сына родились.
А еще: знаете наши ППШ, у них очень паршивые предохранители. Командир отделения связи Месхин спрыгнул с машины, автомат на плече, стволом вниз, слетел с предохранителя, и пули попали Месхину в ногу.
Мне особисты опять: «Расстрелять за самострел». Опять не дал. И он тоже довоевал до конца, и тоже дети у него потом родились.
Бог ты мой, как я мог отдать своих солдат, с которыми шел под столькими обстрелами и бомбежками?
Почему мне голову за упрямство не свернули, не знаю. Но пару орденов все-таки недодали. Я получил четыре, а могли дать все восемь. Зато я, слава богу, знаю, что невинных людей не отдал под расстрел. Да еще и выпил с ними шампанского в Берлине.
Ну тогда еще одно лирическое отступление. 1 мая бои в городе почти сошли на нет, и мы решили отметить это дело. Расположились на первом этаже уцелевшего дома. Видимо, здесь жил какой-то очень богатый немец — серебряная посуда, фарфор, хрусталь… И громадный стол. У нас была туша быка, несколько поросят, консервы, водка, а еще шампанское и вина — в подвале дома. Я говорю: «Всем помыться и переодеться» (мы же еще в зимнем обмундировании были). А старшине — он до войны работал поваром в ресторане — приказываю приготовить праздничный ужин. Накрыли стол на всю батарею, на всех 60 человек. А тут посыльный от командира полка: Иванихина — на офицерскую вечеринку. «Нет, — говорю. — Я прошел с солдатами от Сталинграда до Берлина и праздновать буду с ними».
Один мой боец, Быстров, очень хорошо играл на аккордеоне, аккордеонов брошенных была куча… В общем, мы такой вечер отгрохали… У меня были солдаты из Сибири, которые первый раз паровоз увидели, когда их на фронт повезли, а тут такое… И — шампанское… Причем из настоящего хрусталя, он звенит. Хорошо посидели…
Марк Иванихин:
— А это, конечно, Бранденбургские ворота. Думаю, что эта машина — «Опель зекс», шестой, значит. У меня как у командира дивизиона такой был, но уже после войны.
…Я вам еще одну историю расскажу. Наверное, 28—29 апреля ко мне прибегают солдаты и говорят: «Товарищ капитан, мы нашли такую обалденную машину, посмотрите». Я пошел посмотреть. Стоит сарай, в сарае автомобиль. Четырехместный фаэтон, внутри красной кожей отделан, длиннющий капот, двенадцатицилиндровый мотор, справа три фанфары серебряные, слева три фанфары серебряные… Машина стоит на колодках. Я говорю: «Ищите колеса». Колеса нашли, надели, бензин залили. Ну как я мог не проехаться на этой машине?! Мне 22 года, я капитан. Проехал круг, думаю: «Не по чину».
Звоню командиру полка: «Товарищ полковник, вот такая есть машина». Он говорит: «Пускай стоит, сейчас пришлю зампотеха». Прислал зампотеха, майора Маковского, он машину куда-то отогнал. И след ее потерялся.
Уже после войны я видел немецкую хронику, там Гитлер разъезжал на такой машине, называлась «Штерн».
А еще мне попался «Хорьх» желтый, я на нем поездил сутки. Командир полка увидел и говорит: «Марк, ты ездишь на «Хорьхе», а я, комполка, на каком-то «Студебеккере». И забрал у меня этот «Хорьх». Но сам на нем проездил не больше суток, у него машину забрал командующий артиллерией армии. Но и ему не повезло: «Хорьх» перешел командующему артиллерией группы войск. А дальше — не знаю… Но я все-таки целый день на нем ездил.
Марк Иванихин:
— Это беженцы немецкие домой возвращаются. Видите, вылезают из укрытия в подвалах, им сказали, наверное, что где-то кухня есть, накормят. Наши солдаты сердобольные…
Сделаю отступление лирическое. Я всю войну воевал на катюшах, а за ними охотились немецкие самолеты. Я, например, пять раз менял материальную часть — ее разбивали. И солдаты мне однажды сказали: «Дойдем до Германии, первый же дом, где живет летчик, сожжем и всех расстреляем». И вот входим в один из городков, солдаты спрашивают у немок: «Где здесь дом летчика?» Они показывают — вот. Солдаты туда зашли, а в доме фрау и четыре маленьких ребенка. Ничего им, конечно, не сделали, так постояли, выдохнули злость.
Марк Иванихин:
— А это берлинцы получают похлебку нашу. Женщины, дети. Ну и мужчины тоже… А теперь позвольте лирическое отступление. Приводят ко мне солдаты мальчишку в военной форме — немецкой, зовут Петер. Его ведь заставили воевать, это же понятно, а войне конец. Ну я и говорю: «Пускай на кухне чистит картошку». Он в нашем расположении некоторое время побыл, потом его переодели в гражданское и отпустили. Я ему еще бумагу написал по-русски, что он у нас работал.
Марк Иванихин:
— Стояли такие девочки. Этой, наверное, лет двадцать, а мне тогда было 22 года. Конечно, смотрели мы на них с… большим уважением. Они очень здорово регулировали: белый флажок — можно ехать, красный — стоп. При обстрелах они убегали в укрытие, потом возвращались.
Проект «Новой газеты»
Фотографии — Фотохроника ИТАР-ТАСС
Редакция благодарит Федеральное агентство по рыболовству за помощь в подготовке материала
Записал Виталий Ярошевский
Источник: www.yaplakal.com/
Bashny.Net. Перепечатка возможна при указании активной ссылки на данную страницу.
