Притчи о мудреце Ху и Страшном человеке

… Говорят, пришел раз Мудрец Ху к Страшному Человеку и, в дом его войдя, обмел порог своею бородою, а после душеспасительную притчу поведал. Страшный же Человек Мудрецу Ху на лысину плюнул и премерзко ухмыльнулся. «Как понять мне действия твои?» — воскликнул Мудрец Ху, на что ответил ему Страшный Человек: «Ты хотел порог дома моего бородой своей обмести и притчу об Истине поведать — я не мешал тебе в этом. Мне же более всего хотелось на лысину твою плюнуть. Так и ты мне в этом не мешай.»

… Рассказывают, что Учитель Ху в доме своем держал с десяток хомячков и частенько, на них указуя, так говорил своим ученикам: «Столь долог срок живого существа, сколь это кармой его предопределено. А в жилище моем столь святость велика, что очищается карма бедных зверьков, и на четвертый или пятый день они уже в следующее, лучшее перерождение уходят… И ведь что интересно, стоит мне им воды или еды дать, как, в грех чревоугодия впав и карму свою тем утяжелив, долго еще живут они в животном обличье своем, в лучшее перерождение не уходя!»… Учитель Ху частенько говаривал: «Ничто не возвышает человека над толпой так, как делает это виселица...»

… Однажды пришел к Мудрому Старику Страшный Человек. «Когда я вижу ребенка — разрываю его на части и громадную радость при этом ощущаю! — вскричал он, рыча и исходя пеной, — когда я достаю рукой до чужой головы — бью рукой, если же ногой — бью ногой, ибо страшен в гневе… Если же кто-то раздражает меня, то я просто убиваю его и чувствую громадное облегчение!!!». Тогда Мудрый Старик достал из-под циновки пищаль и метким выстрелом сразил наповал Страшного Человека, страшными его мозгами циновку испачкав при том изрядно. Однако пару минут прождавши, чувства громадного облегчения не испытал, посему счел гостя в оном вопросе неправым и от учения своего, добро и всепрощение проповедующего, не отступился.

… Говорят, Некий Правитель, из всех достоинств своих лишь зоб, зуб и скверный характер имевший, так речами Учителя Ху, о мудреце, в пустыне жившем, саранчой питавшемся и через это к святости и аскетизму пришедшем, вдохновился, что повелел тут же повсюду саранчу развести, коя саранча вскоре и поля окрестные в пустыню превратила и поселян к аскетизму привела.

… Говорят, испытал однажды Страшный Человек муки совести. И не выдержали они пыток…

… Говорят, всю неделю Страшный Человек подрабатывал палачом, а по выходным — жестоко бил баклуши.

… Рассказывают, что спорили много китайские мудрецы, кто в премудростях всех прочих превзошел, они, или же Учитель Ху. Да так они шумно ежедневные да еженощные споры свои высокоученые вершили, что шумом этим правителя местного до крайности довели, и приказал он их всех, и Учителя Ху в придачу, в тюрьму кинуть, до утра продержать там, а по утру с первыми лучами солнца казни лютой предать, как испокон веков в Китае касаемо мудрецов заведено было. Шибко опечалились в тюрьме мудрецы, только затеяли головами о стены биться, как глядят, а Учитель Ху хакама свои на соломе разостлал, да и спать преспокойно улегся. «Видно, знает хитрец отсюда выход какой, да нам-то нипочем не скажет,» — смекнули мудрецы, сели, да стали думать, о плане Старика гадая. К утру уж они и крышу у бамбуковых опор разобрали, и веревку закинули, и стражников обошли, уже и за ограду выйти спешат… «А что ж, — думают, — Мудрец Ху рассвета дожидается? Видно, не все поняли мы в хитростях его, не во всем уподобились мудрецу! Уподобимся же.». Вернулись, на соломе хакама свои расстелили и в сон здоровый да крепкий впали, Учитель же Ху к рассвету пробудился, глядит — веревка прямо к носу его свисает. Полез он по ней наверх, да на крышу вылез, да лазом прокопанным прополз, а там, глядит — родная его деревенька. И отправился Мудрец домой, досыпать, хоть и солнце взошло, и сну, вроде как, было уже не время… Вот так на всякий случай жизни у Старца Ху хитроумная стратагема припасена была!

… Говорят, когда шел на город враг, вырвал Учитель Ху из груди своей сердце, и столь добродетелен он был, что жар сердца его осветил дорогу в чаще лесной, где люди спешили укрыться. Когда же Страшный Человек вырвал из своей груди сердце, столь густой мрак в окрестностях образовался, что заблудился враг на подступах к городу. Так каждый из них пользу людям сообразно нутру своему принес.

… Говорят, очень любил Учитель Ху рассказывать детям сказки. «В стародавние времена, — говаривал он, — жило в нашей округе множество лис-оборотней, и шкодили они изрядно. Более всего любили они принять людской облик, да и морочить человека. Вот бежал раз мимо крестьянского дома лисовин, чует — курами пахнет, да под сарай-то не подкопаться. Оборотился он студентом, во двор заходит, так мол и так, дозвольте в сарае у вас переночевать. Хозяин ему дверь отпер, да и пустил к курам. Только зашел студент в сарай, сразу из студента в лиса перекинулся. Ну да и куры-то тут же из кур в самураев оборотились…

… Говорят, худшим из пороков считал Страшный Человек неблагодарность людскую, посему старался жить так, чтобы благодарить его было не за что.

… Так рассказывают люди от обращении Страшного Человека к Истине. Говорят, явилось однажды к Страшному Человеку Доброе Божество и сказало: „О, утомил ты все сущее препакостностью своей. Не отринешь ли зла и не перестанешь ли творить дурное?“ И ответил, подумав, Страшный Человек: „Воистину, так и поступлю, но прежде исполни три моих просьбы, из них первая — докажи мне, что я существую“. И ударило Доброе Божество охальника камнем пребольно по самому по черепу, и взвыл Страшный Человек, и сказал так: „Видимо, и впрямь я существую, ежели мне так тягостно ныне. Теперь исполни вот что — докажи мне, что и ты существуешь“ И ударило Доброе Божество охальника камнем пребольно по самому по черепу, и взвыл Страшный Человек, и сказал так: „Видимо, и ты существуешь, раз пребольно ударить камнем пребольшим норовишь, теперь же докажи мне, что ты не существуешь, и это последнее мое слово!“. И что же? Ударило Доброе Божество охальника камнем пребольно по самому по черепу, да и помер он, и перестало в тот же миг для него Доброе Божество существовать. Посему, и от своих слов не стал Страшный Человек отступаться, и пакостей с тех пор не творил.

… Страшный Человек говаривал так: „Глядя на улыбающегося человека всегда думай, а сможешь ли ты потом по этим зубам опознать весь череп?“

… Говорят, что пришел однажды к Учителю Ху человек и, горестными воплями слова свои перемежая, так сказал: „Зело ропщу я на соседа моего, ибо лучшую из кур моих, отраду моего сердца, алмаз, коему оправа — курятник, похитил он, похитив же — тотчас пожрал“. И так ответил ему отшельник: „Напрасно ропщешь ты, ибо, похитив у тебя курицу, дал тебе сосед повод к тому, чтобы обитель мою скромную посетить и слово мое мудрое услышать, лицезрение же мудреца и беседа с ним не есть ли самое ценное из всего наиценнейшего, посему поди прочь, о глупец!“ И с поклоном удалился невежда.

… Говорят, поджег однажды Мудрец Ху дом свой, и спросили его люди: „Почему сделал ты так, о Мудрец?!“ И ответил им отшельник: „Из великой любви к вам, о люди. Так-то, глядя на праведную жизнь мою, скорбели вы, мол, укором служит нам совершенный путь многомудрого, ныне же можете вздохнуть свободно и сказать себе, мол, мудрец-то, мудрец, а дом свой поджег… И успокоится ваша желчь, и отдохнет сердце.“:

Рассказывают, что уродились однажды в Славной Державе, в коей жил в то время Мудрец Ху, бананы, и уродились сверх меры. Должно было съесть их, а то, что должно, то неизбежно. И, подгоняемые плетьми, ели бананы преступники в тюрьмах, от поедания оных отвлекаясь лишь на время тревожного сна, а поутру вновь с тоской возвращались к повинности сей; и военачальники на пиру у Правителя удостаивались чести вкусить спелых бананов, и ели их, пока могли, и после того ели тоже — потому как великая честь это, полакомиться бананами на пиру у Правителя, и почет, и награда. И дети малые лакомились бананами — потому что сладкое всегда должно доставаться детям; и старики ели бананы, чай, отработали свое, заработали право угоститься; и женщины ели бананы — милый каприз, свойственный женщинам; и мужчины ели бананы, потому как глава семьи, угощающейся бананами, первым и пробует их — таково его право; и Правитель ел бананы, потому как желал их есть, желания же Правителя всегда должны исполняться… А Мудрец Ху? — спросите вы. А Мудрец Ху ел бананы просто так…

… Однажды, когда поехал Отшельник Ху в горы, дабы проведать свою обезьяну, столовавшуюся в ту пору у одного из учеников мудреца, двинулась навстречу ему и гора, из уважения к мудрецу желавшая сократить путь его. Мудрец же, увидев сие, развернулся и поехал прочь. Тогда спросили его люди, почему он поступил так, и ответил вещий старик: „Нет нужды мне посещать обезьяну, кою даже гора в учтивости превзошла“.

… Говорят, что был у Мудреца Ху дома ручной хомячок, а у Страшного Человека ручной пулемет. Говорят, что Мудрец Ху по вечерам выходил из дому и свистом вызывал дикого ужа, а Страшный Человек выходил по вечерам из дому и свистом вызывал дикий ужас у соседей. Говорят, когда сгустилась тьма, то сказал людям Мудрец Ху: „Завтра все же наступит! А пока...“ — и знаками показал, что в молчании следует в благочестивые раздумья погрузиться. А Страшный Человек сказал: „Завтра все же наступит Апокалипсис“ — и знаками тоже много чего показал.

Рассказывают, что шел раз Мудрец Ху по пустыне, и увидел средь дюн и барханов ракшаса, коий брел по пескам в печали, на израненную ногу свою едва наступая. И сказал Мудрец Ху: „Сие прежде всего — страдающее существо, а уж после — злобный ракшас. Долг мой помочь ему“. И тотчас исцелился ракшас. Тогда сказал Мудрец Ху: „Сие — злобный ракшас, а мой долг противостоять злу!“. Миг, и посохом своим преломил Мудрец вновь ногу ракшасу, затем же воскликнул: „Не пристало мне без сострадания смотреть на горести оного существа, ибо прежде всего сострадание, даже и к презлобному ракшасу!“ И в мгновение исцелил его. Едва лишь изготовился благодарный ракшас к бегству, как проломил ему Мудрец посохом на этот раз уже череп, ибо злобен по сути своей ракшас, многокроткий же Мудрец Ху делом жизни своей почитал борьбу со злом… Вновь пал ракшас на песок. И в этот раз исцелил бы его Мудрец, ибо не мог он пройти мимо страдающего существа, но, вглядевшись попристальней, понял, что уж не страдает ракшас, и страдать впредь не будет… И, возрадовавшись, пошел себе Мудрец далее…

Говорят, когда просили ученики Мудреца Ху рассказать им о просветлении и сансаре, так говорил он: „Известно, что лягушка, будучи помещена в кувшин с молоком, утонуть не спешит, но, барахтаясь и выбраться из кувшина стремясь, вскоре масло из молока сбивает и, опираясь на него, из кувшина выпрыгнуть спешит. Добравшись до лужи и подкрепившись червем, только вздумает затянуть она весеннюю песнь, как вновь ловит ее смекалистый кувшиновладелец, и в погреб несет, в погребе же уже стоят пять кувшинов со свежим молоком… Так вот из года в год приобретали лягушки опыт, и мышцы ног своих развивали чрезмерно, и гордились качеством масла — но вот решили вдруг разорвать круговорот сей. И, лапой о лапу не ударив, все как одна опустились на дно кувшинов и сдохли, сдохнув же — стухли… И, испробовав молоко из этих кувшинов, вскоре от злых колик умер и молокозаводчик тот. И корова его вскоре последовала за ним — недолговечны коровы, запертые в сарае на амбарный замок… И прекратились на том страдания лягушек. И начались страдания соседей молокозаводчика, живущих близ сарая с усопшей коровой… Мда… Такая вот история. А о сансаре и просветлении расскажу я вам в следующий раз“.

… Рассказывают, что когда ворвались в дом Мудреца Ху люди, с целью убить мудреца, так сказал им мудрец: „Примять травинку — не великий грех, но грех вытоптавшего обширный луг сравним уже с грехом того, кто зайца на оном лугу уничтожит. Истребивший жестоко тысячу зайцев согрешил так же, как и поднявший руку на человека. А убийство мудреца равносильно убийству тысячи человек! Ныне пришли вы сюда, дабы жизнь мою прервать… Так, ежели вас тысяча наберется, перебейте друг друга, да и дело с концом.“

… Говорят, призвал однажды жестокий правитель к себе Мудреца Ху и спросил его, что надобно еще сделать, чтобы вконец горестны стали ночи подданных и злосчастны дни. „Сделать это просто, вели лишь, чтобы всякий как можно чаще недобрыми словами имя твое поминал“ — ответил мудрец. Удивился жестокий правитель и объяснить причину сего повелел, на что ответил ему мудрец: „Поскольку силой заставишь ты подданных своих говорить сие, будут они, так восклицая, исполнять ненавистную твою волю, и это повергнет их в скорбь. Когда же захотят они втайне хулой помянуть твое имя и облегчить груз горести своих сердец, и свое помыслить власти супротив, не смогут они сделать так. И задумаются они, и не смогут объяснить поступка твоего, и ужас придет в их сердца, ибо не будут знать они, что ждать от тебя дальше“.

… Говорят, Мудрец Ху собрал однажды своих учеников и так сказал им: „Поведаю я вам историю о том, как шел лисовин по пустыне и узрел мышиную нору. Тотчас же сунул он туда лапу, намереваясь раскопать оную нору, но тут другую нору чуть в стороне заприметил, когда же и туда он лапу запустил, углядел и третью нору… А вскоре всеми четырьмя лапами в четырех ходах мышиных застрял посередь пустыни жадный лисовин, в песок провалился, да так и погиб. Чему же учит нас притча?“. „Мир сей подобен пустыне и, привязываясь к благам его, страстями, и более всех прочих жадностью терзаемый, человек гибнет!“ — вскричали ученики. „Может, и так, — ответил им отшельник, — но я все думаю, что если бы лис шел по пустыне на лыжах, не смог бы он просунуть лапы в норы, и беды бы не приключилось...“