417
0.1
2016-09-21
Злокачественное образование
Образование — процесс и результат усвоения систематезированных знаний, умений и навыков, необходимое условие подготовки человека к жизни и труду.
Так может быть, надо определится к какой жизни готовить и к какому труду?
Преподаватель, активист и основатель нескольких школ Майкл Стронг объясняет, почему современная система образования никуда не годится, а спасти ее может смерть университетов.
Из Лекции Майкла Стронга о смерти университетов в рамках совместного проекта Esquire и In Liberty «Альтернативы»
Американские родители тратят на образование своих детей больше денег, чем стоит хороший спортивный автомобиль. Это огромная сумма. В то же время вы легко найдете миллион обзоров спортивных автомобилей — их ходовых качеств, комфорта, внешнего вида, даже психологического состояния за рулем, — но никогда не увидите сравнимого анализа разных школ и университетов. В лучшем случае, это будет рейтинг, построенный на двух-трех примитивных параметрах. Родители не ищут своим детям школы так, как они ищут товары. Разнообразие предложений на рынке очень невелико. Система образования меняется куда медленнее, чем что бы то ни было еще: прогресс в этой области отстает от всех прочих. Мы всерьез пользуемся представлениями и технологиями XIX века. Человечество должно начать относиться к образованию, как к нормальной рыночной услуге. Сейчас это очевидно не так.
Чего мы хотим от образования? Вряд ли наша цель состоит в том, чтобы научить каждого школьника на земле химии. Большинству из них это ни за чем не нужно. Скорее, смысл образования в том, чтобы взять молодого человека и подготовить его к жизни. Ни в коем случае не говорить ему, что делать, а просто дать ему навыки — включая и академические, — которые позволят ему быть успешным, счастливым и востребованным в нынешнем, а не прошлом, столетии.
Чтобы реализоваться, человеку нужно блистать в чем-то — не более того. Существующая система образования плохо оценивает, что именно получается у людей лучше всего. Когда я учился в Гарварде, у меня был однокурсник с самым низким на потоке результатом единого школьного экзамена. Зато в возрасте 18 лет он умудрился стать мэром своего родного городка в Мичигане. Если в 18 лет ты способен выиграть выборы, то совершенно неважно, как хорошо ты сдал экзамены. Каждый из семи миллиардов людей на земле обладает собственными талантами и должен получать собственное образование, учитывающее это.
Получая образование, человек должен понять, что у него выходит лучше всего, и найти какой-то спрос на свою деятельность. На пересечении этих двух представлений он может быть успешен. Если он готов, скажем, блистать в математике, но не хочет думать, кому могут понадобиться его таланты, он будет жить хуже, чем мог бы. Если он — что случается реже, — будет понимать спрос, но не станет вырабатывать необходимые навыки, он тоже не сможет преуспеть. Один из самых важных навыков в XXI веке — это нахождение новых рыночных ниш. Каждый человек должен быть хотя бы немножко предпринимателем.
Мое любимое определение предпринимателя звучит примерно так: тот, кто не спит по ночам, думая, что в мире устроено плохо и как это починить. Само решение может оказаться непростым, у вас может не хватать необходимых навыков, но, по меньшей мере, вам не придется конкурировать со всем остальным человечеством, которое не озабочено решением вашей проблемы.
Есть и общие навыки, необходимые для того, чтобы не потеряться в новом мире. Хорошая письменная и устная речь, как и базовое представление о математике, совершенно необходимы, но ими дело не исчерпывается. Я думаю, например, что просто знакомство с как можно большим числом разных идей само по себе очень полезно. В школах, которые делал я, ученики читали множество текстов и научных статей самых разных направлений — от биологии до политической науки и от экономики до художественной литературы. В большинстве школ — и университетов — это совсем не так. Даже если инженер решит прослушать курс истории, это будет очень узкий и очень специализированный курс истории. Он не получит таким образом никакого представления о разнообразии идей.
Кроме того, люди должны уделять больше времени разнообразной футуристике. Футуристы совсем не всегда оказываются правы, но они хотя бы пытаются систематически думать о том, что нас ждет в дальнейшем. Для предпринимателя это совершенно необходимый навык. Мы должны бежать туда, где через несколько мгновений окажется шайба, должны видеть, что нас ждет за углом. Любой человек, который видит вперед и обладает необходимыми навыками, окажется победителем.
Так должно быть устроено образование, но на деле оно выглядит совсем по-другому. В обычном вузе, в которых учится 90% людей, есть стандартная программа и стандартные тесты, при помощи которых проверяется работа студента в конце семестра. Успех его меряется исключительно тем, насколько он способен усвоить чужие идеи. Нормальная система образования должна была бы смотреть на то, что у студента получается хорошо, и помогать ему в их развитии.
Американский преподаватель и реформатор, Джон Тейлор Гатто, говорил, что система образования в Штатах — это 13 лет обучения пассивности. Образовательная среда, добавлял он, сама по себе является образованием. В течение многих лет каждого студента учат сидеть на стуле, не шуметь, включать мозги со звонком — и выключать их со звонком, слушаться старших — эта система порождает пассивных существ, жизнь которых должна направляться другими людьми.
Реформа системы образования совсем не означает отказа от знаний. Любой студент может прослушать курс по интегральному исчислению — сейчас это несложно сделать и в интернете. Вопрос только в том, сделал ли он это потому, что ему это зачем-нибудь нужно и у него есть нормальная мотивация, или потому, что математика входит в стандартную университетскую программу. Наша задача — переключиться со внешней мотивации и внешних стандартов на внутреннюю мотивацию и внутренние стандарты.
Если мы хотим, чтобы люди получали образование, которое им поможет в жизни, то и преподаватели должны быть другими. Учителя должны быть в большей степени хорошими персональными тренерами, и уже во вторую — проводниками дидактической информации, как сейчас. Преподавание вообще ближе к перформансу, танцу, актерской игре, чем к написанию научных статей и диссертаций. Однако большинство преподавателей в университетах получили свои места как раз за способность написать научное исследование. И пусть даже у них была возможность прочесть пару курсов в начале карьеры, этого мало, чтобы развить в себе необходимые навыки.
Собственно знания можно получать и за пределами кампуса. Существует, например, Coursera — сайт, на котором у вас есть возможность прослушать тысячи университетских курсов. Это фантастический инструмент, если воспринимать его именно так — как инструмент, а не как целый университет. Обилие ресурсов в интернете, позволяющих людям учиться самостоятельно, дает нам возможность свести обучение к развитию персональных навыков. Учитель нужен не для того, чтобы пересказать студенту учебник и проверить, крепко ли он усвоен.
Традиционные университеты отживают свое. В технологическом секторе — и не только в нем — мы видим множество талантливых людей, которые полностью пренебрегли традиционным образованием. В предпринимательском мире их дюжины — не только Гейтс и Джобс, но и основатель Whole Foods Джон Макки, и основатель Virgin Ричард Бренсон. Сотни программистов без нормального образования работают в лучших компаниях мира и получают по 100 тысяч долларов в год. Это происходит потому, что в технологическом секторе не обращают слишком большого внимания на дипломы и лицензии — там смотрят только на производительность труда. Google не слишком интересно, какую школу ты закончил. В предпринимательском мире это всегда так.
Кто-то скажет, что университеты выполняют функцию социального лифта и помогают людям из третьего мира делать карьеру и выбирать себе профессию. Но даже эта их функция уходит в прошлое. Представьте себе молодого талантливого человека из индийской провинции. Он может пойти традиционным путем — сдавать экзамены, пробиваться в приличный американский университет, а затем ждать предложений о работе от лучших компаний. Но есть и другой путь. Он может, например, разрабатывать программы с открытым кодом, которые, вроде бы, не слишком прибыльны сами по себе. Но на деле крупные компании именно так и ищут таланты: в модных и популярных некоммерческих проектах. Их офисы набиты людьми, сделавшими себе имя в любительских — по формальным меркам — сообществах. Совершенно неясно, каким образом можно сделать карьеру быстрее.
Есть и области, которые отлично себя чувствуют в традиционной университетской системе, например, теоретическая математика. В математике, физике, в некоторых других профессиях университеты действительно позволяют развивать необходимые таланты и умеют оценивать их наличие. Но надо быть честными и признать, что этот набор областей — ничтожно мал по сравнению со всем многообразием человеческой деятельности. Образовательные учреждения должны быть либо столь же разнообразны, сколь и современный им мир, либо постепенно уйти в прошлое.
Я не утопист и понимаю, что большие, богатые и успешные университеты вроде Гарварда завтра не закроются. Но я не хочу занимать и другую крайнюю позицию. Не забывайте, что ни размер, ни прошлые заслуги, ни нынешний спрос на них, сами по себе не позволяют предсказывать будущее. IBM в начале 1970-х была одной из крупнейших компаний мира, но это не помешало двум сумасшедшим людям создать Apple. На всех рынках маленькие игроки зачастую вытесняют больших, и нас это уже не удивляет. Почему с университетами это должно быть иначе? Я не сомневаюсь, что Гарвард будет существовать еще долго, но у него не будет такой власти, как теперь. Единственное, что сдерживает стремительное развитие застывшей системы образования — это чрезмерная регуляция и постыдная система лицензий, которая не дает развиваться ни государственным, ни частным школам.
Существует удивительный — и очень раздражающий — парадокс. Большинство людей, которые верят в прогрессивные образовательные методики, не верят в рыночную экономику, а большинство людей, которые верят в рынки, отказываются допускать, что возможны принципиально иные, лучшие системы образования. Сторонники левых взглядов много думают про образовательные инновации, — но они все еще верят, что их можно создать в государственных или зарегулированных частных школах. Правые не имеют ничего против конкуренции, но слишком часто высказываются в том духе, что нам нужны «единые стандарты» или что-то подобное, когда мы выбираем школы для своих детей.
Я люблю приводить пример Джеймса Дайсона, который перевернул на нашей памяти человеческие представления о пылесосах. У него был диплом инженера и опыт работы, но чтобы создать свой выдающийся продукт он протестировал несколько тысяч прототипов. Несколько тысяч! По мере работы он контактировал со всеми основными производителями бытовых приборов, и никто не поверил в успех его предприятия. Своим успехом он обязан не признанным экспертам, которые не распознали его таланта и упрямства, а бесчисленным экспериментам.
В мире технологий нет профессиональных лицензий. Каждый человек, который хочет участвовать в создании новых продуктов, легко находит такую возможность, не спрашивая совета у государства или даже экспертного сообщества. Технологии благодаря этому развиваются невиданными темпами. И не потому, что лицензированные профессионалы плохи — они хороши, просто на свободном рынке инженерам с докторскими степенями помогают десятки тысяч любителей.
Стоит ли говорить, что образование гораздо важнее, чем пылесосы, и гораздо сложнее устроено. Чтобы экспериментировать, нам нужны качественные компоненты, которые — в случае с пылесосом — достать несравненно легче. В мире просто нет достаточного количества разнообразно обученных учителей. Это всего лишь значит, что нам предстоит потратить еще больше времени и провести еще больше экспериментов — пока мы не получим систему хоть сколько-нибудь успевающую за переменами в мире вокруг нас.
Я понимаю, что моя метафора довольно жалкая — но от этого она не менее верна. До тех пор, пока образование не пройдет через многие тысячи проб и ошибок, пока мы не построим тысячи прототипов и не займемся их развитием и маркетингом — не оглядываясь на экспертов — мы будем иметь то, что имеем сейчас. Образование сложно устроено, но это рыночный товар, который ждет не дождется нормальной конкуренции идей и предприятий.
Источник: karpachoff.com/
Так может быть, надо определится к какой жизни готовить и к какому труду?
Преподаватель, активист и основатель нескольких школ Майкл Стронг объясняет, почему современная система образования никуда не годится, а спасти ее может смерть университетов.
Из Лекции Майкла Стронга о смерти университетов в рамках совместного проекта Esquire и In Liberty «Альтернативы»
Американские родители тратят на образование своих детей больше денег, чем стоит хороший спортивный автомобиль. Это огромная сумма. В то же время вы легко найдете миллион обзоров спортивных автомобилей — их ходовых качеств, комфорта, внешнего вида, даже психологического состояния за рулем, — но никогда не увидите сравнимого анализа разных школ и университетов. В лучшем случае, это будет рейтинг, построенный на двух-трех примитивных параметрах. Родители не ищут своим детям школы так, как они ищут товары. Разнообразие предложений на рынке очень невелико. Система образования меняется куда медленнее, чем что бы то ни было еще: прогресс в этой области отстает от всех прочих. Мы всерьез пользуемся представлениями и технологиями XIX века. Человечество должно начать относиться к образованию, как к нормальной рыночной услуге. Сейчас это очевидно не так.
Чего мы хотим от образования? Вряд ли наша цель состоит в том, чтобы научить каждого школьника на земле химии. Большинству из них это ни за чем не нужно. Скорее, смысл образования в том, чтобы взять молодого человека и подготовить его к жизни. Ни в коем случае не говорить ему, что делать, а просто дать ему навыки — включая и академические, — которые позволят ему быть успешным, счастливым и востребованным в нынешнем, а не прошлом, столетии.
Чтобы реализоваться, человеку нужно блистать в чем-то — не более того. Существующая система образования плохо оценивает, что именно получается у людей лучше всего. Когда я учился в Гарварде, у меня был однокурсник с самым низким на потоке результатом единого школьного экзамена. Зато в возрасте 18 лет он умудрился стать мэром своего родного городка в Мичигане. Если в 18 лет ты способен выиграть выборы, то совершенно неважно, как хорошо ты сдал экзамены. Каждый из семи миллиардов людей на земле обладает собственными талантами и должен получать собственное образование, учитывающее это.
Получая образование, человек должен понять, что у него выходит лучше всего, и найти какой-то спрос на свою деятельность. На пересечении этих двух представлений он может быть успешен. Если он готов, скажем, блистать в математике, но не хочет думать, кому могут понадобиться его таланты, он будет жить хуже, чем мог бы. Если он — что случается реже, — будет понимать спрос, но не станет вырабатывать необходимые навыки, он тоже не сможет преуспеть. Один из самых важных навыков в XXI веке — это нахождение новых рыночных ниш. Каждый человек должен быть хотя бы немножко предпринимателем.
Мое любимое определение предпринимателя звучит примерно так: тот, кто не спит по ночам, думая, что в мире устроено плохо и как это починить. Само решение может оказаться непростым, у вас может не хватать необходимых навыков, но, по меньшей мере, вам не придется конкурировать со всем остальным человечеством, которое не озабочено решением вашей проблемы.
Есть и общие навыки, необходимые для того, чтобы не потеряться в новом мире. Хорошая письменная и устная речь, как и базовое представление о математике, совершенно необходимы, но ими дело не исчерпывается. Я думаю, например, что просто знакомство с как можно большим числом разных идей само по себе очень полезно. В школах, которые делал я, ученики читали множество текстов и научных статей самых разных направлений — от биологии до политической науки и от экономики до художественной литературы. В большинстве школ — и университетов — это совсем не так. Даже если инженер решит прослушать курс истории, это будет очень узкий и очень специализированный курс истории. Он не получит таким образом никакого представления о разнообразии идей.
Кроме того, люди должны уделять больше времени разнообразной футуристике. Футуристы совсем не всегда оказываются правы, но они хотя бы пытаются систематически думать о том, что нас ждет в дальнейшем. Для предпринимателя это совершенно необходимый навык. Мы должны бежать туда, где через несколько мгновений окажется шайба, должны видеть, что нас ждет за углом. Любой человек, который видит вперед и обладает необходимыми навыками, окажется победителем.
Так должно быть устроено образование, но на деле оно выглядит совсем по-другому. В обычном вузе, в которых учится 90% людей, есть стандартная программа и стандартные тесты, при помощи которых проверяется работа студента в конце семестра. Успех его меряется исключительно тем, насколько он способен усвоить чужие идеи. Нормальная система образования должна была бы смотреть на то, что у студента получается хорошо, и помогать ему в их развитии.
Американский преподаватель и реформатор, Джон Тейлор Гатто, говорил, что система образования в Штатах — это 13 лет обучения пассивности. Образовательная среда, добавлял он, сама по себе является образованием. В течение многих лет каждого студента учат сидеть на стуле, не шуметь, включать мозги со звонком — и выключать их со звонком, слушаться старших — эта система порождает пассивных существ, жизнь которых должна направляться другими людьми.
Реформа системы образования совсем не означает отказа от знаний. Любой студент может прослушать курс по интегральному исчислению — сейчас это несложно сделать и в интернете. Вопрос только в том, сделал ли он это потому, что ему это зачем-нибудь нужно и у него есть нормальная мотивация, или потому, что математика входит в стандартную университетскую программу. Наша задача — переключиться со внешней мотивации и внешних стандартов на внутреннюю мотивацию и внутренние стандарты.
Если мы хотим, чтобы люди получали образование, которое им поможет в жизни, то и преподаватели должны быть другими. Учителя должны быть в большей степени хорошими персональными тренерами, и уже во вторую — проводниками дидактической информации, как сейчас. Преподавание вообще ближе к перформансу, танцу, актерской игре, чем к написанию научных статей и диссертаций. Однако большинство преподавателей в университетах получили свои места как раз за способность написать научное исследование. И пусть даже у них была возможность прочесть пару курсов в начале карьеры, этого мало, чтобы развить в себе необходимые навыки.
Собственно знания можно получать и за пределами кампуса. Существует, например, Coursera — сайт, на котором у вас есть возможность прослушать тысячи университетских курсов. Это фантастический инструмент, если воспринимать его именно так — как инструмент, а не как целый университет. Обилие ресурсов в интернете, позволяющих людям учиться самостоятельно, дает нам возможность свести обучение к развитию персональных навыков. Учитель нужен не для того, чтобы пересказать студенту учебник и проверить, крепко ли он усвоен.
Традиционные университеты отживают свое. В технологическом секторе — и не только в нем — мы видим множество талантливых людей, которые полностью пренебрегли традиционным образованием. В предпринимательском мире их дюжины — не только Гейтс и Джобс, но и основатель Whole Foods Джон Макки, и основатель Virgin Ричард Бренсон. Сотни программистов без нормального образования работают в лучших компаниях мира и получают по 100 тысяч долларов в год. Это происходит потому, что в технологическом секторе не обращают слишком большого внимания на дипломы и лицензии — там смотрят только на производительность труда. Google не слишком интересно, какую школу ты закончил. В предпринимательском мире это всегда так.
Кто-то скажет, что университеты выполняют функцию социального лифта и помогают людям из третьего мира делать карьеру и выбирать себе профессию. Но даже эта их функция уходит в прошлое. Представьте себе молодого талантливого человека из индийской провинции. Он может пойти традиционным путем — сдавать экзамены, пробиваться в приличный американский университет, а затем ждать предложений о работе от лучших компаний. Но есть и другой путь. Он может, например, разрабатывать программы с открытым кодом, которые, вроде бы, не слишком прибыльны сами по себе. Но на деле крупные компании именно так и ищут таланты: в модных и популярных некоммерческих проектах. Их офисы набиты людьми, сделавшими себе имя в любительских — по формальным меркам — сообществах. Совершенно неясно, каким образом можно сделать карьеру быстрее.
Есть и области, которые отлично себя чувствуют в традиционной университетской системе, например, теоретическая математика. В математике, физике, в некоторых других профессиях университеты действительно позволяют развивать необходимые таланты и умеют оценивать их наличие. Но надо быть честными и признать, что этот набор областей — ничтожно мал по сравнению со всем многообразием человеческой деятельности. Образовательные учреждения должны быть либо столь же разнообразны, сколь и современный им мир, либо постепенно уйти в прошлое.
Я не утопист и понимаю, что большие, богатые и успешные университеты вроде Гарварда завтра не закроются. Но я не хочу занимать и другую крайнюю позицию. Не забывайте, что ни размер, ни прошлые заслуги, ни нынешний спрос на них, сами по себе не позволяют предсказывать будущее. IBM в начале 1970-х была одной из крупнейших компаний мира, но это не помешало двум сумасшедшим людям создать Apple. На всех рынках маленькие игроки зачастую вытесняют больших, и нас это уже не удивляет. Почему с университетами это должно быть иначе? Я не сомневаюсь, что Гарвард будет существовать еще долго, но у него не будет такой власти, как теперь. Единственное, что сдерживает стремительное развитие застывшей системы образования — это чрезмерная регуляция и постыдная система лицензий, которая не дает развиваться ни государственным, ни частным школам.
Существует удивительный — и очень раздражающий — парадокс. Большинство людей, которые верят в прогрессивные образовательные методики, не верят в рыночную экономику, а большинство людей, которые верят в рынки, отказываются допускать, что возможны принципиально иные, лучшие системы образования. Сторонники левых взглядов много думают про образовательные инновации, — но они все еще верят, что их можно создать в государственных или зарегулированных частных школах. Правые не имеют ничего против конкуренции, но слишком часто высказываются в том духе, что нам нужны «единые стандарты» или что-то подобное, когда мы выбираем школы для своих детей.
Я люблю приводить пример Джеймса Дайсона, который перевернул на нашей памяти человеческие представления о пылесосах. У него был диплом инженера и опыт работы, но чтобы создать свой выдающийся продукт он протестировал несколько тысяч прототипов. Несколько тысяч! По мере работы он контактировал со всеми основными производителями бытовых приборов, и никто не поверил в успех его предприятия. Своим успехом он обязан не признанным экспертам, которые не распознали его таланта и упрямства, а бесчисленным экспериментам.
В мире технологий нет профессиональных лицензий. Каждый человек, который хочет участвовать в создании новых продуктов, легко находит такую возможность, не спрашивая совета у государства или даже экспертного сообщества. Технологии благодаря этому развиваются невиданными темпами. И не потому, что лицензированные профессионалы плохи — они хороши, просто на свободном рынке инженерам с докторскими степенями помогают десятки тысяч любителей.
Стоит ли говорить, что образование гораздо важнее, чем пылесосы, и гораздо сложнее устроено. Чтобы экспериментировать, нам нужны качественные компоненты, которые — в случае с пылесосом — достать несравненно легче. В мире просто нет достаточного количества разнообразно обученных учителей. Это всего лишь значит, что нам предстоит потратить еще больше времени и провести еще больше экспериментов — пока мы не получим систему хоть сколько-нибудь успевающую за переменами в мире вокруг нас.
Я понимаю, что моя метафора довольно жалкая — но от этого она не менее верна. До тех пор, пока образование не пройдет через многие тысячи проб и ошибок, пока мы не построим тысячи прототипов и не займемся их развитием и маркетингом — не оглядываясь на экспертов — мы будем иметь то, что имеем сейчас. Образование сложно устроено, но это рыночный товар, который ждет не дождется нормальной конкуренции идей и предприятий.
Источник: karpachoff.com/
Bashny.Net. Перепечатка возможна при указании активной ссылки на данную страницу.
