Вот мы в наше время…, или Взросление в состоянии off

Чем время, которое досталось для взросления нашим детям, отличается от того времени, когда взрослели мы? Какие тут вызовы, какие возможности, какие опасности? Что можно сделать, чтобы ребенок не попал в «виртуальное никуда» или в «социальное никуда»? Как родительская успешность может детям мешать и как может помогать? Как не создать ощущение, что «мне этого не достичь, я не хочу быть подмастерьем у отца»? Рассказывает Екатерина Бурмистрова, психолог, автор книг.

Последний год-другой ко мне за психологической помощью всё чаще обращаются либо ученики последних классов школы, либо студенты младших курсов института, которые испытывают определенные трудности взросления.

Гормональная буря у них прошла, конфликты осознания себя уже завершились, ребенок уже совсем не выглядит ребенком, формально они считаются взрослыми, но в то же время происходит что-то, что привлекает внимание самих детей и беспокоит родителей.

Сейчас на сцену выходит поколение, которому 18+, это люди, рожденные в период 1995-2000 годов, может быть, плюс-минус, потому что психологический возраст никогда не совпадает с календарным.

Тревоги родителей часто связаны с тем, что тип взросления этих детей не похож на тот, который был у них, чья ранняя юность пришлась на конец 80-х – середину 90-х.

 

Отложенное взросление

 

Последние 15 лет для России были относительно стабильными в экономическом и социально-политическом плане, и многим семьям удалось создать для своих взрослеющих детей достаточно защищенную, подстрахованную ситуацию. Можно только радоваться, что им не пришлось рано ощущать на себе груз экономических проблем.

Этим детям было всего достаточно, и чаще всего финансовая тревога не давила на родителей настолько, чтобы быть транслированной детям. Всё было хорошо, благосостояние росло так же, как рос ВВП.

Эти дети сформировались во времена, когда семьи могли позволить себе по несколько раз в год поехать отдохнуть; когда у родителей не было необходимости высчитывать, к каким репетиторам отправить ребенка; когда покупка кроссовок или джинсов не являлась событием, а можно было позволить себе купить джинсы любых цветов.

Были, конечно, и не очень обеспеченные семьи, но всё равно родители всячески защищали это поколение детей от ситуации дефицита и нехватки чего бы то ни было, любых ресурсов. Порой мама, надрываясь, обеспечивала единственному отпрыску в неполной семье такое же состояние покоя и такое же ощущение, что всё хорошо, как и у других. У этих детей ничего не горело ни за спиной, ни под ногами, можно так сказать.

 

Эти дети не торопятся взрослеть, они не рвутся в самостоятельную жизнь при всём при том, что им был дан хороший старт, может быть, даже трамплин.

 

Причем это тотальная вещь, она происходит в разных семьях у детей с разными психологическими типами с разной скоростью взросления, в разных ролевых раскладах в семьях – это могут быть как старшие, так и младшие дети.

И когда ребенку уже не 18 лет, а 20, у многих родителей возникает тревога, они начинают понимать, что это существо, хотя и выглядит как взрослое, говорит как взрослое, имеет требования как взрослое, имеет права взрослого, но по-прежнему не имеет взрослой ответственности. Эта деточка, например, «утром просит денег на контрацепцию, а потом плачет, что ей не купили мороженое, как младшему брату». Эта цитата не из моей практики, я ее из светской прессы поймала, но, по сути, эта карикатура – довольно реалистичное описание ситуации.

 

Высшее образование потеряло и эксклюзивность, и престижность

 

Мне кажется, сильно повлияла западноевропейская ситуация – социальная и социологическая, хотя там средний возраст взросления другой – там люди позже образуют браки, позже заводят детей, но довольно рано отделяются от родителей и высшее образование в большинстве случаев получают, уже не живя вместе с семьей. А у нас, как ни странно, квартирный вопрос никуда не делся, как Булгаков его описал, такой он примерно и есть. И живя в доме родителей, ребенок получает высшее образование, оставаясь ребенком в родительском доме.

К тому же высшее образование перестало быть чем-то специфическим, эксклюзивным, престижным. Раньше был один вуз, в который можно было один раз подать документы, именно в него готовились поступать. Сейчас ситуация абсолютно другая – в какой-нибудь институт ребенок непременно поступит, и если не поступит на бюджет, поступит на платный.

 

Это поколение из средней школы переходит в высшую школу, потом в институт, переваливаясь с бочка на бочок, даже не сильно напрягшись.

 

По сути, в этом формате для очень многих людей, которые не меняют место проживания, не уезжают в другой город, институт является продолжением школы. Ребенок по-прежнему живет с родителями, он по-прежнему на полном содержании, и обычно его даже не особенно побуждают работать, но нет и инициативы – зачем подрабатывать, когда родители дают деньги на кофе?

 

Есть что-то кроме избыточности и достаточности

 

На мой взгляд, на ситуацию с детьми влияет отсутствие внятных перспектив развития и роста, отсутствие горизонтов и ясного понимания, чего же достигнешь, если будешь хорошо учиться в высшей школе. Дело в том, что когда поколение родителей училось и начинало работать в 90-е, было понятно, что в стране бардак, неустроенность, преступность, но было ощущение, что если ты постараешься, то твоя жизнь будет другой. И цели были другие – купить кроссовки или новую куртку тогда было ого-го! Уж не говоря про то, что можно было заработать и купить себе автомобиль и даже скопить на первоначальный взнос на жилье. К тому же была возможность прорастания личной инициативы. Конечно, были знакомства и кумовства, как обычно, но были и социальные лифты.

В России за последние 15-20 лет благополучия довольно четко сложилось иерархически простроенное общество, и если твой папа занял какую-то позицию в фирме, то ты имеешь шанс попасть в дочернюю компанию фирмы на тот же уровень. Ты можешь это сделать только по принадлежности к какому-либо сообществу, семье, структуре. Но если ты не имеешь таких родственников, у тебя вообще очень скромные перспективы продвижения.

Был один социальный лифт – это крупные западные компании, где можно было честно и много работать и достигнуть не чего-то заоблачного, но какого-то понятного благополучия. А сейчас и этого становится меньше.

То, что сейчас говорю я, то, что можно прочитать в каких-то социологических или экономических статьях, понятно взрослым, но это совсем не то, что понимает 18-ти или 20-летний человек. Они это не понимают головой, они это чуют, как такой запах, что рыпаться незачем. С одной стороны, родителями обеспечен комфортный уровень существования, с другой стороны, не горит, не искрит, не зажигается. Фактически единственное устройство, которое запускает движение с повышенной скоростью – это желание выскочить из этой структуры и уехать на Запад.

Но всегда есть исключения, даже сейчас среди молодых есть люди очень амбициозные, очень целеустремленные, которые выигрывают какие-то конкурсы, олимпиады, поступают в престижные вузы. Есть, как ни странно, прагматичные люди, их тоже немало – это люди, которые нацелились на сферу оборонки и ФСБ. Когда я первый раз увидела, что в одну из математических школ пришел невзрачный человек в хорошем костюме и начал рассказывать о перспективах поступления на определенное отделение конкретного вуза, куда приглашали талантливых математиков и информатиков, я очень удивилась. Кто-то выбирает этот сектор, где можно создать себе некоторую стабильность.

Общая ситуация – болотистое, непонятное будущее. Да, ты закончишь хороший вуз. Что тебе это даст? Даст ли что-то? Сможешь ли ты воплотить свой диплом? Неопределенно. И молодые люди зависают в апатии, уходят в виртуальный мир.

   

Базовая инфантилизация

 

Нет специальных мест, где легко заработать молодым, это не простроено. Практика подработки для студентов фактически отсутствует. Более того, родители думают: зачем он будет работать, если можно позволить доучиться до конца. Да вообще эти дети и не готовы работать за 250 рублей в час: «Столько стоит чашка кофе в «Кофе-хаусе». Зачем я пойду работать?» И родители рассуждают: «Зачем я буду ребенка отправлять работать, если у меня даже уборщица получает больше?»

Первый фактор – стабильность. Нет желания рваться. Молодой человек всегда откроет холодильник и достанет еду, причем не самую невкусную. Он всегда получит карманные деньги на проезд и на обед в институте. Он даже получит деньги на репетитора, если завалит что-то. Ему оплатят отдых и точно купят куртку, без вопросов. Если поскандалить, то можно вытрясти деньги и на подарок другу. А что еще надо?

Второй фактор – базовая инфантилизация. Родители, «поколение с ключом на шее», со второго класса грели себе обед, а с первого класса сами шли домой. А эти дети первый раз пошли сами по улице лет в 14-15, до этого их возили. Один из учителей московской школы рассказал мне историю, как девятиклассники поехали на метро на экскурсию. Одна девочка жмется к учительнице: «Вы никому не говорите, но я первый раз в метро». И таких детей немало.

И вот эта инфантильность, неумение простроить график, сложить свое время, выстроить цепочку дел – конечно, тоже аукается. Взросление в среднем задержано на пять-семь лет. Не пошел ребенок сам домой из школы в семь лет, а пошел в 14 – вот и прибавляйте семь лет ко всем остальным достижениям. Эта инфантилизация связана и со страхом, и с тем, что часть мам не работает и очень долго может заниматься выпасом ребенка в послешкольное время, и это поддерживается всеми школами. Любая школа может назначить встречу с родителями в любой будний день в абстрактный час, потому что предполагается, что при ребенке-школьнике всегда есть неработающий взрослый.

 

Эти дети выросли без значительного количества домашних обязанностей. Поколение родителей должно было иногда к приходу своих работающих пап и мам сварить суп, помыть посуду. Но не те, которым сейчас 17, 18, 20 – они привыкли, что им поставили, накрыли, их собрали, их повезли, довезли. Их задача – только впитывать знания.

Тревога у родителей возникает в момент первой сессии, когда оказывается как-то странно ходить с ребенком в институт, хотя некоторые ходят. Но если ребенок не в состоянии сам подать документы в институт, так он и учиться будет не в состоянии.

Я коллекционирую истории о том, как молодые люди приходят устраиваться на работу с мамой. Например, была объявлена вакансия бухгалтера, выходит из кабинета эйчар (HR), а там двое на стульчике, спрашивает: «Это кто с вами?» – «Это моя мама. Она пришла со мной посмотреть, правильно ли я буду подписывать трудовой договор». Одна знакомая нанимает уборщицу, приходят двое. «Это кто, простите?» – «Это моя мама». Случаи эти не единичные. Я спрашиваю: «Берете?» – «Нет, – говорят, – сразу отказываем».

 

Что будет с детьми у состоявшихся родителей?

 

Многие студенты бросают институты, но хуже, когда человек отучился пять лет, а потом сказал: «Мамочка, вот тебе диплом, и больше я к этому не подойду вообще». Если ребенок очень готовится, он старается, он напрягается, ему нужны баллы ЕГЭ, которые не соответствуют его реальному уровню – еще тогда это какую-то ценность имеет. Когда поступление просто так и на платный, и куда пойдет потом – непонятно, это вообще не ценность. Это часто вообще не выбор ребенка, потому что вуз выбирали родители. Когда и где начнется взрослость в этой ситуации?

Но, допустим, люди заканчивают вуз, они не бросили, и такие же вялые, ни горячие, ни холодные пришли на работу. Опять же – это цитата, это не я придумала: «Москвичи – апатичные дебилы», потому что москвичей ничто не «жарит», они пришли работать вот такие, не включившиеся.

Такое было во все времена, но процент был другой, в нашем поколении этих подстрахованных с квартирами было просто меньше. А сейчас деточки из Омска, Тюмени, из другого нефтяного региона, и у них есть квартиры в Москве и деньги, которые папочка или мамочка переводят на карточку. У меня офис рядом с университетом, там череда банков и кафе, и я наблюдаю, как студенты снимают сначала деньги в банке, потом идут в кафе. Понятно, что есть и другие студенты, которые не будут есть в «Шоколаднице», а едят в столовке.

 

Ребенок выбирает профессию

 

На какую профессию мы сейчас можем настраивать ребенка? Вопрос профориентации стоит острейшим образом.

Благородная профессия – учитель. Кстати, возможно, людям, которые ориентированы на сохранение русской культуры и русской идентичности, действительно придется идти в учителя. Но всем понятно, что учительская зарплата вряд ли будет сопоставима со вложением в профессию.

Прекрасная профессия – доктор. Но всякий ли родитель рискнет настраивать ребенка на медицину, зная ситуацию в здравоохранении?

Значит, кто не менеджер, тот экономист или юрист.

Нет действительно внятных, простроенных дотаций на те направления в государстве, которые могли бы быть интересными и полезными. Никто не пойдет учиться на агронома при недотируемом сельском хозяйстве. И никто не пойдет в науку, к сожалению, только те, кто хотят уехать из страны. В итоге на молодых людей влияет ряд факторов – и фактор семейный, и фактор макросоциальный, и фактор того, что из себя представляет сейчас структура высшего образования, и, конечно же, личная ответственность, которая каким-то образом не созрела.

За границей всё по-другому, там понятно про оплаченное образование и про рейтинг, что если ты учишься в медицинском на фармакологическом факультете, ты понятно куда попадешь и на какую зарплату. Понятная сумма усилий приводит к понятному результату, не зависящему только от благосостояния семьи.

Я не говорю, что на Западе какой-то рай неземной, но там работающее образование, дотированное здравоохранение. И там нет этого российского снобизма. Машинист поезда – это престижная, хорошо оплачиваемая профессия, например.

Как-то мы поехали в Белоруссию несколько лет назад, а там рабочие ремонтируют дорогу, и дети говорят: «Мама, почему эти рабочие белые? Мы никогда такого не видели».

У нас же кто работает дворниками и разнорабочими?

В Германии мы сидим в гостях, вдруг пришел молодой человек приятной наружности, интеллигентного вида. Говорю: «Это кто?» – «Это трубочист, он пришел нам трубу чистить». 

 

Что делать? Что дальше?

 

Способность принимать самостоятельные решения формируется в младшей школе, поэтому самостоятельность должна быть отдана ребенку в том возрасте, когда он об этом задумывается, он должен быть где-то без родителей. Часто эти студенты нигде не бывали без родителей, они ни в какие лагеря не ездили, я уже не говорю про походы и экспедиции.

Нужно расширять зону бытовой самостоятельности и зону самостоятельных выборов, а зону материального комфорта снижать. Надо создавать ситуации для подростка лет 14, когда он сможет или заработать какую-то денежку, или принести какую-то социальную пользу – пойти волонтерить, например.

Он должен почувствовать, что он что-то может, что он является агентом действия, а не субъектом, которого перевозят из пункта А в пункт Б на самое хорошее занятие.

Мне кажется, что еще очень важно не решать за ребенка. Вот ваш ребенок хочет пойти на актерский, бывает такая безумная идея, она посещает не только девочек, но и мальчиков, что-то такое специфичное, что-то абсолютно иррациональное. Рацио родителей – этот выбор ребенка жестко раскритиковать и поставить в какие-то рамки, а это порождает синдром первой сессии и раннее бросание вуза. Пусть пробует! Да, возможно, это будет ошибкой. Но ЕГЭ действует четыре года, ЕГЭ можно пересдать, а, как правило, второй выбор, выбор собственный уже гораздо более зрелый, и это выбор самого ребенка.

Одно дело, если мы выбрали хорошую школу и «поступили» туда ребенка, это родители решают за несовершеннолетнего. А если мы совершеннолетнего человека помещаем туда, куда мы считаем правильным, то ценой этого нашего выбора является пятилетняя апатия в институте. То есть надо расширять свободу выбора и даже рискованного выбора.

Мне кажется, еще просто необходимо ребенку где-нибудь поработать хотя бы месяц, причем желательно не у самого доброго дяди – это очень ставит мозги на место, когда ты оказываешься в ситуации, когда действительно есть обязанности, ты должен что-то сделать, когда с тебя спрашивают работу в срок. При возможности, несмотря на нежелание, отселять студентов с кем-то вдвоем на третьем, четвертом курсе, хотя бы в качестве эксперимента.





Нужно проводить разговоры о перспективах: «Когда тебе будет 16, ты должен будешь зарабатывать хотя бы что-то на подарки маме, на цветы маме. Когда тебе будет 18, мы тебе будем давать на еду, на одежду, но мы не будем давать на кафе или на какие-то развлечения. Когда тебе будет 20, тебе нужно будет самому заработать на свой отдых». Это как пример. У меня фокус на деньгах, но может быть фокус на каких-то достижениях.

Эта рыхлая, не выпихивающая структура семьи в нашей социальной ситуации может создавать такие прецеденты, что люди до 40 лет живут с мамой.

Бывает, что эти люди потом и семью не строят, потому что семья – это ответственность. Зачем ему ответственность? Мы будем жить для себя, попутешествуем. Зачем ответственность, если всю жизнь холили только его?

 

Ребенок с большой буквы

 

Сейчас возник специальный родительский сленг по поводу поступления в вуз: «Мы сдали ЕГЭ. Наш репетитор. Мы поступили». Кто в итоге поступил? И вот ребенок дополз до первой сессии, и оказывается, что он не может ее сдать, потому что в вузах система контроля совершенно другая, система преподавания другая, частых оценок нет, к сессии накапливаются «хвосты» – человек сталкивается с тем, что ответственность нести он не может, распределять нагрузку он не может, при неудаче он пасует.

И этот синдром первокурсника связан с разочарованием. Часть этого разочарования в системе высшего образования – очень часто институт рисуется каким-то небесным чертогом, где всё прекрасно, страшно интересно, чудесные преподы, прекрасные люди, вкусная еда. А оказывается, что всё наоборот или почти наоборот. Синдром разочарования накладывается на ситуацию с неорганизованностью и неспособностью справляться самостоятельно – и вот синдром первокурсника почти запрограммирован в нынешней ситуации со школьником.

Существует еще такой важный момент: часто родителям не хочется, чтобы ребенок взрослел. Это еще один фактор, семейный, затрагивающий межпоколенческие отношения.

Пока ребенок – Ребенок с большой буквы, родителям есть чем заниматься. И неработающей маме очень страшно, что сейчас этот объект перестанет нуждаться в заботе, и с чем она останется?

Человек в юном возрасте как бутон. Но бутоны могут не раскрыться, если нет благоприятных условий, а не раскрыться бутону нехорошо. Он не может им оставаться вечно, он станет увядающим бутоном.

Родители думают, вспоминая себя, свое взросление, что в какой-то момент у ребенка всё сложится, что пока он маленький. Термоядерные родители активно ждут термоядерности и от детей, а ведь у родителей с определенной харизмой и энергией дети часто гораздо менее энергичные, и они очень редко вступают в конкуренцию со взрослым поколением. Если им не нужна активная ориентировка по жизни, реактивный двигатель не включится.

Возможно, что-то и может включиться со временем, но психология развития личности говорит о том, что если функция не нужна, она не запускается, то есть она в состоянии off.опубликовано 

Автор: Екатерина Бурмистрова

Подготовила: Тамара Амелина

  P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление — мы вместе изменяем мир! © Присоединяйтесь к нам в Facebook , ВКонтакте, Одноклассниках

Источник: www.pravmir.ru/vot-myi-v-nashe-vremya-ili-vzroslenie-v-sostoyanii-off/